О всех созданиях, лучших и умных

К моменту возвращения на Бейкер-стрит Шерлок чувствует себя как расстроенная струна рояля, по которой кто-то беспощадно долбил. Сидя в такси рядом с Джоном, он не выпускал из рук мобильник, ежеминутно поглядывая на экран в ожидании внезапного апокалипсиса, и неважно, что телефон молчал. Обеспокоенный, мучимый неизвестностью, отказываясь бросать на Джона прямые взгляды, вынужденный отрешенно смотреть в окно, Шерлок наблюдал за доктором боковым зрением. Уличные огни, отраженные от оконного стекла, плясали по лицу Джона, будто обезумевшие злые духи. Это было фантастически неприятно. Джон молчал, замкнувшись в себе, всю поездку в такси, словно рак-отшельник, частично укрывшийся в твердую раковину. Он затих примерно через десять минут после событий в комнате Олдейкерa, после короткого отдыха, после того, как они оделись и спокойно ушли из гостиницы, и Шерлок не мог понять причин этого молчания. Хотелось потыкать в тишину, словно в воспаленную десну языком, до тех пор, пока не понял бы, что она означает. Молчание беспокоило чрезвычайно, но Шерлок не относился к людям, заполняющим паузы бессмысленной болтовней, разве что в состоянии крайнего нервного возбуждения. Так что вместо этого он изучал своего... коллегу? любовника? и уместен ли термин, если только один из партнеров испытывает оргазм?.. пока они ехали по ночным улицам, окутанным мутным туманом, словно завуалированной угрозой. — У тебя есть пятерка? — первые за двадцать минут слова Джона, которые он произносит, рассчитываясь с таксистом перед 221Б. Шерлок молча бросает ему двадцатку и первым выбирается из такси, ключи уже в ладони. Открывает двери. Тремор отступил вскоре после того, как Джон поклялся, что слышал, оставив после себя безмолвие, напомнившее Шерлоку ощущения от просмотра фотографий городов, разрушенных ураганом. Развитие событий не только озадачивает, но откровенно раздражает. Шерлок очень методичный человек, и секс никогда не оказывал на него такого воздействия. И, невзирая на глубину чувств, пережитых, наблюдая, как Джон с наслаждением мастурбирует в теплом гнезде из одеял, невзирая на последовавшее обрушение внутренних баррикад, он удивлен: ощущение гнетущей тоски, потребности развеять сомнения и страхи и желания повторить только что законченный эксперимент устрашающе сильно. Секс должен быть незначительным, незапоминающимся, неприятным эпизодом, вовсе не монументальным, прекрасным, сумбурным и душераздирающим, как некоторые из обожаемых Шерлоком композиций Чарльза Айвза. Секс должен оставлять ощущение временного отвращения, не фундаментальных перемен. Он знал, что с Джоном всё будет иначе, так и оказалось. Было восхитительно иначе. Он только не рассчитывал — потому что идиот, полагает Шерлок с брезгливым отвращением, — на то, что биологический акт из иной категории окажет воздействие на его мозг ранее недокументированным способом. Звуки шагов Джонa, уверенных и быстрых, приближаются. Подавив дрожь, Шерлок поворачивается в его сторону, дверь полуоткрыта. В половине помещений дворца разума не видно ни зги, словно выгорели все предохранители, а другие залиты светом как на карнавале, кричаще и ослепительно. Он не готов к Мориарти в таком состоянии. Он ни к чему не готов в таком состоянии. — Я схожу в магазин за сэндвичами, у нас нет еды, и уже слишком поздно, чтобы заказывать доставку, — спокойно говорит Джон, подходя к Шерлоку на лестнице, пока такси уезжает. — Тебе что-нибудь взять? Шерлок качает головой. Нет. — Послушай, ты и вправду должен иногда питаться, ты живешь на адреналине. Шерлок пожимает плечами. Джон морщит брови в сочувствующее, хотя и раздраженное выражение: — В чем дело? — Ни в чем. Это не я впал в безмолвную хандру на двадцать две минуты, — холодно замечает Шерлок. Джон поднимает брови: — Ну да, сам ты всё это время рта не закрывал. Я и слова вставить не мог. Расслабься, Шерлок, мы оба измотанные и голодные, даже если ты об этом не знаешь, и скоро придет чёртово следующее... — Джон указывает на телефон, который все еще в руке Шерлока, — СМС. Если только нам не повезет, и Майкрофт не найдет ублюдка раньше. Я куплю тебе что-нибудь готовое. — Я не буду есть. — Я всё равно куплю. — Как пожелаешь. Короткая яркая улыбка оживляет лицо Джона и столь же быстро исчезает.* — Что? — Ничего. Вернусь через минуту, звони, если буду нужен. [ *Прим.перев.: «Как пожелаешь» в оригинале Аs you wish. Реакция Джона становится понятна, если вспомнить фильм The Princess Bride (Принцесса-невеста). …В вымышленной стране Флорин на маленькой ферме живет прекрасная девушка по имени Лютик, её любимые занятия — кататься на лошади и донимать заданиями молодого батрака Уэстли. На все её приказы он отвечает только Аs you wish. Лютик со временем понимает, что говоря Аs you wish, он подразумевает I love you, и отвечает взаимностью, после чего с ними случается немало приключений… Упомянутые сцены из фильма можно увидеть здесь: http://www.youtube.com/watch?v=gbX1U1tx9aw ] Медленно поднимаясь по семнадцати ступенькам к квартире Б, Шерлок ведет кончиками пальцев по текстурированным обоям. Войдя, сняв пальто, шарф и пиджак и проверив квартиру на предмет следов незваных гостей, Шерлок даже успевает сделать несколько шагов в сторону своего кресла... это теперь мое кресло как никогда раньше, потому что другое кресло неожиданно стало креслом Джонa, как если бы мебель принадлежала мне благодаря контрасту с другой мебелью, принадлежащей ему, словно предметы обстановки были единой средой от его кресла к его кухонной раковине к нашему коридору к нашей спальне к моему дивану к моему креслу, заткнись, господи, послушай, что ты несешь, просто ЗАТКНИСЬ... ...перед тем как оседает маленькой кучкой перед камином. В квартире не включен ни один светильник, и плевать он на них хотел. Шерлок апатично поворачивает голову в сторону ванной комнаты, где всё ещё лежит морфий. Потом — в сторону стеллажа с книгами, где спрятан кокаин. Тебе нельзя, думает он и сдерживает жалобный писк. Теперь, после первой загадки, Шерлок начинает понимать, что каждую секунду отныне должен быть готов уйти с головой в Работу, иметь дело с сотрудниками Ярда, которые будут помогать ему и мешать, проще говоря, нельзя даже думать о том, чтобы уколоться. В обычных обстоятельствах, будь он поглощен лишь одним сложным делом, продержаться без наркотиков несколько недель проблемы не представляло бы. Раскалывая нидерландско-суматранскую компанию, он не употреблял два месяца. Но осознание того, что ему нельзя принимать наркотики в бездеятельных перерывах между всплесками безумной активности, добивает его, и слабое неявное желание уйти от реальности, всегда пульсирующее в подсознании, постепенно становится пронзительным жалобным воем неутоленной нужды. В собственной коже слишком тесно. Череп жмёт. Закрывая глаза, всё, что он видит, это лицо Джона, пальцы Джона, касающиеся припухших губ Шерлока. У тебя ломка, отстраненно думает Шерлок. Интересно. Почему так рано? Но она всегда приходит. Неминуемо. Скоро мыши заполнят подвал, и придется снова защищать лабораторию от плесени. Шерлок порой задумывается, почему, когда у него ломка, мыши всегда заполняют закрытый подземный бункер горечи и сожалений, укрепленный как Форт Нокс, и каким образом у плесени получается наползать на идеально стерильные стальные стены лаборатории дворца разума, но давно смирился с тем, что эти вопросы останутся без ответа. Когда у него ломка, приходят мыши и плесень, вот и всё. Игра продолжается, ты знаешь. Следующий вызов бросят в любой момент. Прорвемся. Как? беспомощно думает он, растирая обеими руками голову. Джон взбегает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки в очевидной спешке. Дверь, скрипнув, распахивается. — Шерлок? Шерлок! Какого дьявола... Господи, Шерлок, зажги хоть какой-нибудь свет, как чёртов знак, бога ради, даже если он тебе не нужен. Сыщик не отвечает. Морщится от внезапного потока электрического света, потом из-за неприятного шуршания пластика о пластик, когда Джон, поставив пакет на стол, извлекает содержимое. — У тебя там все в порядке? — Хмм, — отвечает Шерлок. Джон подходит с двумя треугольными упаковками в руках, включив перед этим одну из ламп. Она уютно-яркая, словно бы 221Б была пещерой, где они защищены от волков и ведьм. Шерлок знает, что всё иначе, но так думать было бы очень здорово. Легким движением Джон садится на ковре по-турецки перед свернувшимся в калачик Шерлоком и протягивает руки, в каждой из них по сэндвичу: — С яичным салатом или с сыром и помидорами? Скривившись, Шерлок вздыхает. — Выбирай. Опершись головой на руку, Шерлок показывает на сыр с помидорами. Открыв упаковку, он откусывает маленький кусочек, просто чтобы Джон заткнулся, после чего кладет еду на пол. Чувства в настоящий момент обострены так, что всё имеет вкус соли и пластика, и он с усилием заставляет себя проглотить холодный комок. — Итак... — начинает Джон, жуя. Его голос нерешителен, но тверд. Начинается, размышляет Шерлок, надавив на край помидора пальцем. Сока нет, только мясистая ткань. — Ты был прав, я... я думал. В такси. Ты тоже, но... Да, ты был прав... в любом случае... Не собираюсь помогать тебе вымучивать из себя то, что ты не хочешь говорить, а я не желаю слышать, думает Шерлок, демонстрируя доктору равнодушное выражение, хотя сердце трепещет. Джон слегка откашливается. — Ладно, карты на стол. Я... хм. Ну, мы уже говорили о том… ну, ты помнишь, кому где спать, и, в общем, так и не договорились, но сегодня ты займешь кровать, потому что выглядишь так, словно готов отрубиться прямо здесь, и тебе нужно выспаться, пока есть возможность, а я лягу на диване. Рот Шерлока приоткрывается. Грозовые тучи, стянутые вокруг дворца разума, опасно потрескивают, раздвоенные языки молний беснуются и шипят. Он снова пытается сглотнуть кусочек, отказавшийся быть проглоченным в первый раз. Джон механически продолжает жевать, в развороте его плеч есть что-то неподатливое. Я уже решил, говорит его поза, только попробуй оспорить. Молчание длится, по меньшей мере, полминуты. — Что ж, если хочешь, — холодно говорит Шерлок. — Да, я… — явно испытывая облегчение, Джон приглаживает ладонью волосы. — То есть... никаких возражений? — Что ты спишь здесь, а я в своей комнате? Я никогда бы не посмел поставить под сомнения твои решения в таком личном вопросе. Все мы сами себе хозяева, о вкусах не спорят, в конце концов. — Ого, а я-то думал, ты устроишь концерт. — Джон вздыхает. — Даже не знаю, с чего тебе это могло прийти в голову. Джон смахивает крошки с ладоней. — Прости, не имел в виду, что ты щепетилен. Ну, тогда... большое спасибо за понимание. О, как это больно. Вытягиваясь на спине рядом с несъеденным сэндвичем, Шерлок кладет руки за голову и подтягивает одно колено. Мозг трещит по извилинам, белые молнии зигзагами мечутся по синапсам. Джон, несомненно, это понял, нет ничего удивительного в том, что он предпочитает выспаться, а не терпеть рядом дёргающегося наркомана, которому нельзя даже принять лекарство, хотя ему нужно, это лишь химикаты, химикаты, лечащие в известных дозах определенные симптомы. Кроме того, Джон уже получил, что хотел, значит, непосредственное присутствие Шерлока совсем не обязательно. — Не могу сказать, что меня это удивляет, — говорит Шерлок с, как он полагает, олимпийским спокойствием. Джон сжимает губы в задумчивости. — Ешь свой сэндвич. Знаю, что дрянь, но уже слишком поздно, и всё закрыто. Прости, что ты сказал? Ты вычислил, что это случится? Ну, тоже не могу сказать, что меня это удивляет, если честно. И… надеюсь, так нам обоим будет легче. Шерлок снова сглатывает. Хлеб, застрявший в пересохшем горле, душит, сводит с ума. На сердце давит большая железная плита. Джим Мориарти когда-то прислал ему изображение гравюры семнадцатого века про пытку раздавливанием. Вот каково это, когда ребра начинают сгибаться, трещать и уступать. Ворс ковра невыносимо впивается ему в руки, но вес головы удерживает их на месте. — Легче? — повторяет Шерлок скучающим тоном. — Наверное, да. Большинство людей, с которыми я трахался, изначально не были в моей постели, ну а те, которые там все же оказывались, занимали слишком много места. Легче. Соглашусь, удачное определение. Рот Джонa подергивается. Перебросив вес тела на другую ногу, он склоняется над лицом Шерлока. Шерлок закрывает глаза, чтобы не видеть искаженного ломкой выражения беспокойства. — Что ты... — Куда легче, соглашусь, кончить и не утруждаться остальным, что с того, что мне, похоже, нравится всё остальное, которого у меня никогда не было. Это был необычный опыт, остальное, но не вопрос, если ублажать тебя — то, в чём я хорош, тебе не следует терпеть ненужный дискомфорт. Тем более, учитывая, как ты опасался причинить его мне, так любезно, несмотря на мои недостатки. В конце концов, плёвое дело. Мне нравится быть полезным, и я спал один всю жизнь, не считая редких случаев, чаще неприятных, чем наоборот. Теперь, когда мы достигли понимания, позволь заметить, я нахожу вполне справедливым, что ты будешь обращаться ко мне, если — и когда — ты меня захочешь. Всё отлично, Джон. Не стоило так опасаться поднимать эту тему. После этой недолгой речи наступает тишина. Шерлок смутно понимает, что тяжело дышит, и удивляется, почему. Кто-то рядом тоже тяжело дышит, и этот кто-то, методом исключения, должен быть Джон. Через несколько секунд, когда Шерлок полагает, что способен это сделать, он рискует бросить взгляд на доктора. Рот у Джонa приоткрыт, грудная клетка тяжело поднимается и опадает. Пальцы левой ладони стиснуты в кулак, они трутся друг о друга непрестанно и куда интенсивнее, чем его обычный разогрев мышц. Происходит что-то ужасное, осознает Шерлок, несмотря на тяжелые цепи, сковавшие его мозг. Ты опять его обидел. Шерлок озадаченно моргает. Всё болит. Как ты мог его обидеть, если он тебя не хочет, и ты с этим согласился? Шерлок тянется рукой к колену Джонa, и тот шарахается прочь, как уличный кот. — Не трогай меня, — шипит Джон. Отдернув руку, словно обжегшись на одной из своих горелок, Шерлок взирает на Джонa широко открытыми глазами, не желающими точно фокусироваться. Размытый силуэт его соседа напоминает припавшее к земле создание: зверь, неожиданно ввязавшийся в кровопролитный бой, взгляд дикий, светлые волосы взъерошены. Джон сдвигается и теперь стоит на коленях, перенеся вес тела на икры. С заметным усилием пытается успокоиться, прижав одну, а потом и другую ладонь ко рту, делает глубокий вдох через нос, затем опускает руки на бедра. — Позволь мне кое-что уточнить, — его голос похож скрежет ножа по стеклу. — Джон... — Заткни пасть, Шерлок Холмс, сейчас высказываюсь я. Сжав зубы, Шерлок кивает. Джон вонзает в него взгляд, как холодное оружие. — Ты сказал, твои... — поморщившись, Джон продолжает. — Ты сказал, что не хочешь разговаривать о прежних сексуальных связях, но они имели место ради практической выгоды, не ради чувств. При этом либидо у тебя как у Ягуара, и речь идет здесь об автомобиле, не о большом коте. Красивый, как дьявол, идеально работает при надлежащем уходе, но тяга к размножению отсутствует. Следовательно, твои оргазмы не были частью сделки. Я не хочу об этом знать, если ты не хочешь мне рассказывать, — хрипло настаивает Джон, выставив ладони. — Но позволь предположить, что ты занимался сексом не ради секса. Это так? Шерлок кивает. Кусочек сэндвича, наконец, уполз вниз, пересохшее горло саднит и исцарапано, словно наждаком. Он хочет, чтобы Джон накрыл ладонью его горло, Джон, с теплыми руками, которые теперь двигались гневно и резко, когда опускались на бедра. — Нужно было сразу всё прекратить, еще когда я осознал, что для тебя секс совсем не то же самое, что для меня, — продолжает Джон омертвевшим тоном. Смотрит на Шерлока, словно его вид причиняет ему боль, отчего у Шерлока немедленно возникает желание расстегнуть кожу и сбросить её, как любимое пальто. — Ладно. Значит, минуту назад ты сказал мне — я примерно процитирую: «Джон, раз ты кончил мне в глотку, а как личность я тебе не интересен, теперь, когда ты получил, что хотел, то есть секс с проникновением, я не против превратить отношения в бесконечный ряд обменов, как школьники, меняющие яблоки на апельсины, открывая выданный им дома ланч. Все оргазмы во время секса, который мне не интересен, твои, а взамен заваривай мне чай, и неважно, что сначала я надеялся добиться взаимной привязанности». Можешь продолжать прямо отсюда. На мгновение Шерлок теряет дар речи. — Я не... — Ты не? Действительно, ты не? — требует Джон. — Потому что, признаться, было бы весьма оскорбительно, если ты решил бы, что мне можно прекращать притворяться хорошим, теперь, когда ты проглотил мою сперму. — Это не... — Ты сказал, секс со мной... со мной, Шерлок, не с одним из ублюдков, с которыми ты трахался... был ради близости. Для меня он тоже был ради этого. Поэтому скажи мне, и, должен признать, твой ответ весьма меня интересует… что это было, там, в гостинице, когда ты хотел мне кое-что сказать, неприятная работа, вроде, я не знаю, чистки сортира? Это была услуга? — Нет, я не... — В этом разговоре очень мало оттенков серого, если ты знаешь, о чем я. Либо ты жалеешь о том, что сказал мне что-то, либо нет. Но если ты жалеешь, на земле не хватит мыла, чтобы я смог снова ощутить себя чистым. — Не жалею. — О, супер. Потому что у меня было отдаленное впечатление, что ты меня тоже хотел. — Я и хочу... Запястья Шерлока ударяют в пол еще до того, как он осознает, что отчаянно тянется к Джону. Втянув воздух, он поднимает голову и снова роняет. Ветеран войны нависает над ним, оседлав его грудь. Джон осторожно, сознательно ослабляет железную хватку на запястьях Шерлока и сплетает вместе их пальцы, прижимая ладони Шерлока к ковру. Так интимнее, но всё также невозможно вырваться. Замешательство в Шерлоке легко расступается перед рассекающим трепетом: он наполовину в ужасе, что стал причиной этой трансформации, наполовину в восхищении от самого изменения. — Мне показалось, или я сказал не трогать меня? — рычит Джон. Шерлок кивает, воздух украден из легких. Пробует двигать ладонями. Бесполезная трата усилий. Джон криво усмехается. — Но ты меня трогаешь, — выдыхает Шерлок заинтригованно. — Если ты против, я перестану. Немедленно. Если бы ты выглядел хоть немного против, я бы уже прекратил, но ты спокоен. И похоже, ты слышишь меня лучше, если какая-то часть тебя находится в моем захвате. Возражения? Качая головой, Шерлок переплетает пальцы Джонa со своими, насколько возможно. — Потрясающе. Я не принимал анальгетики несколько часов, кстати говоря, так что прости за короткий запал. Но я еще не закончил выяснять отношения, поэтому слушай дальше, ясно? — Ясно, — удается шепнуть Шерлоку. — Супер. Теперь моя любимая часть. — Джон резко моргает, глубоко вдыхает, усиливая хват на пальцах Шерлока. — Два дня назад я вернулся из больницы после того, как ты угрожал убить русского контрабандиста ради меня, и, разобрав пистолет, проснулся в твоих объятиях. Это было... неважно, чем это для меня было. Следующей ночью ты был в ауте, надышавшись хлороформа, и, после того, как я положил тебя спать, я разобрал пистолет и спрятал часть в микроволновой печи, и на следующее утро, открыв глаза и обнаружив тебя в моих руках, я был счастлив, ясно, Шерлок? — Голос Джонa делается хриплым. — Замечаешь ли ты здесь какой-нибудь долбаный лейтмотив? Закрыв глаза, Шерлок позволяет волне стыда накрыть его с головой. Кивает. — Может быть, ты хочешь рассказать мне, какая переменная изменила сегодняшнее утро? Шерлок мотает головой: — Продолжай, — шелестит он. — Ты заслуживаешь. — Что ж, если хочешь, я не против. Начиная с сегодняшнего утра на свободе находится человек, который хочет причинить тебе боль, а потом убить, и я не буду разбирать пистолет, даже если это означает, что я буду спать на лестнице или вверх ногами, как сраная летучая мышь, — рычит Джон. — Я держу обещания, и отныне при мне всегда будет заряженный пистолет, конец разговора. Это не обсуждается. Мы на войне. Ты что же, думаешь, я хочу, чтобы ты, вернувшись из сортира в пять утра, получил пулю в лицо за беспокойство? — Ты не выстрелишь, — настаивает Шерлок, взгляд прикован к притягательному пульсу на шее Джонa. — Я могу, — шипит тот. — Этого достаточно. — Но ты не такой. — Ты меня не знаешь, — выплевывает Джон сквозь зубы. — Потому мы и ведем эту чудную беседу. Поэтому ты не веришь, что я останусь, и не веришь в моё хорошее отношение, поэтому я вначале думал, что ты либо безумен, либо моя выдумка... мы друг друга едва знаем, Шерлок. Дерьмо, я едва знаю сам себя. Я, мать твою, даже не знаю, кем был три недели назад, до поимки Эбернетти, теперь толком даже и не помню ничего, кроме смутной пустой агонии, когда просыпался по утрам, но хочешь знать, какие отношения у нас были с пистолетом, Шерлок? Я изучал его вкус. Регулярно. Я однажды пытался убить женщину, спасшую мне жизнь, и охренительно долго мне нечем было заняться, кроме как переживать это, и мне снились еще более чудные воспоминания каждую ночь, а потом все дни были как пустые сны, один за другим. — Почему ты злишься, говоря об этом, ведь все изменилось? — Потому что один спесивый ублюдок, беглый зэк, пытается у меня это отобрать. — В глазах Джонa горит жажда убийства. — А хуже всего то, что, если бы мы спали вместе, я легко мог бы сделать за него всю работу. Я не рискну тобой. Не буду рисковать тобой. — Сожалею, что неверно понял твои намерения, — выдавливает Шерлок. — Но этот инцидент с медсестрой... это было то, что ты сделал, не то, кто ты по своей сути, и, кроме того, речь здесь шла не о тебе, только обо мне. — Как это? — Джон поднимает брови. — Ну, просто никто еще никогда не хотел... — Шерлок делает выразительный жест, насколько возможно, поскольку Джон все еще удерживает его пальцы. Был Патрик, боже, ты помнишь Патрика, что возил наркоту в бардачке, когда хотел поразвлечься, и засветился как зимний рассвет, наткнувшись на тебя, идущего по Монтегю-стрит в один снежный сочельник. Ты сказал, что не хочешь его видеть, а он сказал, это праздники, ты будешь гулять, тебе понадобится больше, чем ты думаешь, а когда ты сказал нет, спасибо, он сказал, что ему одиноко, и ты тоже выглядишь одиноким, почему бы двум одиноким людям не послушать вместе музыку у камина, и ты сел в машину, и когда все закончилось, он дал тебе наркотики, в которых ты не нуждался, а ты попросил подбросить тебя домой, и он рассмеялся, словно это была лучшая шутка в мире, а потом выпихнул тебя на улицу и выехал из переулка, где парковался. К тому времени наступила ночь и настоящее Рождество, и все улицы были пусты. — Отношений? — уточняет Джон, когда Шерлок молчит слишком долго. — Никто не хотел того, что ты сейчас назвал... всем остальным? — Меня. — Шерлок прикусывает губу, призывая лицо к порядку. — Никто никогда не хотел меня. Смесь ярости и боли на лице Джонa смягчается, тает в мягкое сострадание, чего Шерлок абсолютно не способен выносить, поэтому спешно заполняет тишину. — Точнее, один, когда я был моложе, но я его не хотел, а он не очень понимал, почему это проблема... так что все закончилось достаточно эффектно. Я говорил, что меня ты не используешь. Это правда. Я хочу тебя, быть с тобой, просто... — Шерлок пристыженно умолкает, когда голос у него срывается, и испускает измученный вздох.— Я еще никогда не занимался сексом, который бы что-то значил, и пусть я не был возбужден, думаю, что уровень дофамина, не говоря уж об окситоцине и вазопрессине... нужно продолжить исследование... какой-то гормональный сбой повлек неправильную интерпретацию твоих мотивов. — Я, хм… думаю, дилетанты назвали бы это недоразумением, — мягко говорит Джон, похоже, слегка развеселившись, невзирая на всю свою серьезность. — Менее точно, но да. Ты, вообще-то, врач. Пожалуйста, не прекращай со мной спать, — шепчет Шерлок. Левая рука Джона отпускает захват, чтобы нежно погладить его щеку. — Шерлок, это... — Не говори мне, что я сумасшедший, я уже знаю, — вздыхает Шерлок, подставляясь под ласку. — Не знаю только вид помешательства, но оно все равно в мягкой форме. Я знаю лишь то, что грядут мыши и плесень, а наркотики мне нельзя, и что ты меня не обидишь. Словно кто-то нажал выключатель: солдат исчезает, и правая ладонь Джонa также оставляет пост и проводит по краю глаза Шерлока, пока Джон озабоченно изучает его зрачки. — Нет, ты не прав, никто не прав, дело совсем не в этом, — злится Шерлок, стиснув зубы. — Я могу отличить сокола от цапли*, ради бога, просто... мой разум — невероятно сложная система, основанная на визуализации. Метод локи, слышал про него? Мой мозг оперирует на очень многих уровнях, вместо того, чтобы вести простую, линейную мысль или внутренний монолог, и задачи распределены по комнатам. Подвал сейчас старается забыть, что я сказал тебе о парне из прошлого, библиотека обрабатывает письма Мориарти, а лаборатория анализирует цветовые диаграммы, чтобы наиточнейшим образом индексировать цвет твоих глаз. Это не симптом, это система. [ *Прим.перев.: «Я безумен только при норд-весте; если же ветер с юга, я еще могу отличить сокола от цапли». Гамлет, акт II, сцена II, пер. А.Кронберг ] Свет в комнате потерял эффект нимба, теперь окутывая Джонa скорее теплым потоком, нежели сияющим гало. Джон снова перекидывает ногу над коленями Шерлока и садится сбоку, с опорой на левую ладонь, возвышаясь над детективом. К огромному облегчению Шерлока, правая ладонь ложится ему на шею, чтобы нежно гладить кожу над воротничком. Лицо доктора отражает слишком много эмоций, чтобы можно было определить все: злой любящий очарованный испуганный грозный решительный радостный заблуждавшийся. — Если твою крышу сносит только при норд-весте, каким-то чудом ты не удалил Шекспира. — Ты не можешь меня бросить, просто чтобы уединиться с пистолетом, — умоляет Шерлок, не беспокоясь, насколько отчаянно это звучит. — Мне недолго осталось жить. — Нет, мать твою, долго, — обещает Джон с силой, опираясь на локоть и расчесывая пальцами кудри Шерлока, нежно распрямляя. — В этом-то и суть. — Нет, суть в том, что я рискнул. Я боялся быть с тобой, боялся, что с тобой может случиться, но все равно уступил, — кричит Шерлок. — Вот в чём долбаная суть. Я верю тебе, прости, по какой-то неизвестной причине я тебе нравлюсь, и моя квартира удобна, и я почти уверенно могу сказать, что вылечил твою хромоту тем, что я опасен, так что, наверное, ты вправду останешься, хотя бы из практических соображений, и я верю, что ты останешься, но... я рискую тобой уже тем, что я с тобой. Ты не понимаешь. Я рискую тобой прямо сейчас, после Фрисландии, потому что Джим Мориарти где-то там, в бесконечных изменениях времени и пространства, выжидает. Спи со мной. Рискни мной тоже. Это справедливо. Некоторое время Джон переваривает эти слова. Облизывает языком нижнюю губу, раздумывая. Его взгляд блуждает, темный, как пучины космоса. — Почему твои руки в этом положении? Шерлок таращится на него в удивлении. Его руки точно там, где должны быть, тыльные стороны ладоней прижаты к ковру. — Ты сказал не трогай меня, и я не трогаю. — Боже, — вздыхает Джон. Устало потирает глаза. — Ты прав. Прав, абсолютно прав. Но я с тобой не из практических соображений, Шерлок, а из сентиментальных. — Сантименты — лишь химический дефект, — шепчет Шерлок. — Как можно доверять дефекту? — А ты доверяешь своему довольно схожему... химическому дефекту? Кивая, Шерлок старается улыбнуться, что выходит достаточно жалостно. — Ох, мать твою, иди сюда, ты, гениальное создание. Небольшое перераспределение конечностей, и они уже прижаты друг к другу, с головы до ног, рука Шерлока пробралась за спину Джону, пока доктор прижимает губы к его брови, а ладони доктора блуждают по волосам и груди Шерлока. Шерлок задумывается, так ли чувствует себя заряжаемая батарейка, и приходит к выводу, что вполне возможно. Может, мыши и плесень в этот раз и вовсе не придут, подождут конца следующего хода. А может, даже если и придут, ему разрешат остаться так, с лицом, спрятанным в шею Джона. Шерлок прижимается ближе, вдыхая. — Прости, — шепчет Джон, ногти едва ощутимо почёсывают шею Шерлока, нос зарывается в его волосы. Детектив слегка качает головой: — Я экстраполировал из ошибочного и, объективно говоря, оскорбительного массива данных. Джон утвердительно что-то бурчит и целует макушку Шерлока. Они остаются лежать некоторое время, обмениваясь молекулами. Где-то, думает Шерлок, вероятнее всего, под левым бедром Джонa, лежит раздавленный пожилой сэндвич с сыром и помидоркой. Всё это весьма удовлетворительно. Сгинь, постылый фасованный сэндвич. Сгинь, дистанция с Джоном Уотсоном. Сгинь, Джим Мориарти, и больше нас не тревожь.* *[ Прим.перев.: Сгинь и больше меня не тревожь! = Begone, and trouble me no more! — слова Фродо, обращенные к Горлуму. Шерлок может это знать, если Джон успел устроить обещанный киномарафон. ] — Как возможно, что никто тебя не хотел, — наконец шепчет Джон. — Это деградация на уровне, который я не встречал со времен внедрения в талибскую секту террористов. Махровое безумие. Эти люди, кем бы они ни были, вызывают во мне желание что-нибудь... свернуть. Пока не хрустнет. Если ты знаешь, о чем я. Шерлок медлит с ответом. Однако это того стоит, чтобы попробовать еще раз. Джон сказал, что Шерлок был прав, абсолютно прав, в конце концов. — Значит, ты будешь со мной спать? — отваживается он. * * * Всё выходит не совсем так, как предполагал Шерлок. Во-первых, теперь есть правила. 1) Разбуди Джонa, прежде чем встанешь с кровати, причина не важна, и заговори с ним, когда возвращаешься в спальню. 2) Физический контакт должен быть естественным — другими словами, никаких выходок. 3) Не трогай пистолет. 4) Если Джону снится кошмар, отодвинься подальше и разговаривай тихо и спокойно, подняв руки. 5) Не трогай пистолет. Во-вторых, Шерлок не может расслабиться. Луна сочится липкими голубыми лучами, стекающими по краям штор, и он не смыкает глаз. Когда Джон повернулся на спину, Шерлок взял его теплое, покрытое светлыми волосками предплечье и безрезультатно свернулся вокруг него. Потом, зная, что Джон не будет возражать, разделся (догола, как обычно, когда спит) и осторожно сжался в комок вокруг ноги Джонa. Дохлый номер. Близость бывшего солдата и его тихое одобрительное мурлыканье успокаивают точно так, как Шерлок себе и представлял, но мозг все еще тикает гудит звенит жужжит скрипит пульсирует от количества мыслей, запредельного для человеческих возможностей. Трижды Шерлок, которому вообще не нужен сон, который ненавидит спать, — потому что сон как смерть, только раньше, чем надо, — почти засыпает, и его тело, конвульсивно дернувшись, просыпается, словно на тарзанке сокращается растянувшийся рывковый трос. После третьего раза возникает желание расплакаться. После четвертого раза Джон — все еще в пижамных штанах и белой футболке с V-образным вырезом — протягивает руку, чтобы погладить окаменевший бицепс Шерлока. — Попробуешь кое-что для меня? — тихо спрашивает Джон в полутьме. — Я слышу мышей, — шепчет Шерлок. Это так. Они пищат в ушах каждый раз, когда он начинает дремать. Джон включает ночник, и Шерлок видит пистолет — холодный, блестящий, надёжный, — там же, на прикроватной тумбе. Джон садится, засовывает за спину три подушки и широко раздвигает ноги. Между ними видна простыня, до сих пор скрытая под одеялом. Шерлок неожиданно чувствует себя еще более голым, но не имеет ничего против. Это мило, словно пить из одного стакана. Джон хлопает по матрасу у себя между ног. Шерлок изучает его. — Ложись спиной ко мне, — инструктирует Джон, зевая. — Притворимся, что, если я пускаю кого-то в свою промежность, то везунчик теплый и вовсе не чья-то мишень. Иди сюда. Шерлок осторожно подползает ближе и ложится спиной на грудь Джонa. Издав довольное урчание, Джон выключает свет и поднимает руки. Левой ладонью он закрывает глаза Шерлока в почти полной темноте. Правая ладонь закрывает рот Шерлока. — Так лучше? — спрашивает Джон. — Оставить? Шерлок размышляет. Это не тусклый свет из окна мешал ему уснуть, но знание, что он существует, осознание расстояния между созвездиями. Слишком огромное, чтобы переварить, оно не позволяло ему спать. Это не слова у него на языке мешали ему уснуть, но болезненные спазмы из-за того, что он должен их высказать; такие слова, как думаю, он меня ненавидел, хотя трахал меня и если ты не простишь то, что я о тебе подумал, я умру, и ты никогда не причинишь мне боли, даже под дулом твоего же пистолета. Затем, — с головой на груди Джонa, с неподвижными ладонями Джонa на лице Шерлока — он кивает. Всё хорошо. Ну, по меньшей мере, в сенсорном смысле, всё — Джон. — Как пожелаешь, — шепчет ему на ухо Джон. — Разве я не сказал это раньше? — спрашивает Шерлок, потянув запястье Джонa, чтобы освободить рот. — Почему ты улыбался? Джон широко ухмыляется ему в висок, снова закрывая губы Шерлока. — Улыбнулся, потому что захотел оладьи на завтрак. Помолчи теперь. Спокойной ночи. Шерлок погружается в темноту глубже, чем полагал возможным этим вечером, когда балансировал на высоковольтных проводах, ожидая смерти на каждом шагу. Более того, не просыпается ни разу — или не помнит этого — до тех пор, когда в восемь пятьдесят утра его телефон не издает тиньк. Осторожно выбравшись из объятий Джонa, который все еще здесь, приклеен к его спине и бурчит что-то успокаивающее, Шерлок открывает сообщение. Этот снимок уже из другой газеты — в этот раз из The Sun, двухлетней давности. В шапке написано: СВАДЬБЕ ДЖУЛИИ СТОУНЕР, НАСЛЕДНИЦЕ НЕДВИЖИМОСТИ STOKE MORAN, ПОМЕШАЛА ЕЕ ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ.