О всех созданиях, лучших и умных

Джон замирает в дверях, приоткрыв припухшие от поцелуев губы, и прислоняется к косяку, скрестив руки, с лицом, выражающим смесь раскаяния и восхищения. Он держит небольшое влажное полотенце. Вытягивает губы вперед, затем на миг сжимает их в узкую линию. — Боже мой, — бормочет он. — Я... вау. Хм. Надо было взять в Ярде сигнальную ленту, чтобы оградить эту кровать. Шерлок, чьи веки прикрыты, пока он нежится в трепетном пульсирующем послевкусии, приоткрывает один глаз и смотрит на себя. Он распластан на кровати — лежит на спине, чуть согнутое колено смотрит в сторону, рука за головой, в пальцах плавятся кости. Впалый живот часто поднимается и опадает. Торс испещрен стыдливо-красными отметинами засосов, царапинами жадных ногтей — они не кровоточат, но пылают, как алые полосы заката в августе; крошечные временные Джоно-татуировки от шеи до пояса, некоторые поблескивают от пота и спермы. Ему не нужно видеть, чтобы точно знать, что волосы на фоне дорогой наволочки (плотностью в две тысячи нитей) — зрелище печальное и душераздирающее, потому что кожа на голове гудит, как зона военных действий после боя. Он выглядит потрёпанно, словно провел десять схваток со сторожевым псом и все проиграл. Выглядит взятым, пусть даже таковым не является. Выгляжу совершенно потрясающе, думает Шерлок, ухмыляясь про себя. Приблизившись к кровати, Джон колеблется. На его лице проступает выражение сожаления. Задавим это в зародыше, полагает Шерлок. Подняв длинную правую ладонь, он проводит пальцами по влажной груди. Потом потягивается. Мелкая дрожь еще не прошла. Это не... не то чтобы... не может не... Джон не должен думать, что... Это смущает, но, похоже, Шерлок не может контролировать эти почти незаметные сотрясения. Не тогда, когда рядом разбрасываются Некоторыми Важными Словами. О, к черту, и раньше тоже, после того сокрушительного минета в паршивой гостинице Олдэйкера. — Ты сказал, что любишь меня, — тянет Шерлок самым своим низким голосом. Почти кающееся выражение немедленно исчезает с лица Джона. Он улыбается и в этот раз не скалит зубы от ярости. Шерлоку нравится эта улыбка Джона, казавшаяся в начале такой теплой, улыбка, скрывающая, как он теперь знает, потенциальную опасность, но и при этом похожая на непринужденную симпатию. — О, так тебе нравится, как ты теперь выглядишь? — урчит Джон. — Ммм, — уклончиво мычит Шерлок. — Может, это потому что ты самый опрятный парень в Лондоне. Вроде я уже об этом говорил. А сейчас ты выглядишь как аватара секса. — Только в Лондоне? — Ладно, возможно, во всем мире. Вполне возможно... да, во всей Великобритании, по меньшей мере. Шерлок благодарно помаргивает. Тянется за полотенцем, но Джон садится и сам начинает его вытирать. Он всегда это делает, осознает Шерлок и задумывается, собственно, почему. Полотенце теплое, но не горячее. Теплота немного жжёт царапины на коже. Это очень приятно, особенно по сравнению с ноющей болью пулевой раны. Шерлок прячет тихое шипение царапин в коробку в спальне дворца разума. Джон бросает полотенце на пол, рядом с ворохом одежды, протягивает руку и ведёт пальцем по розовому отпечатку зубов на выпирающей ключице Шерлока. — Ты опять выглядишь, будто у тебя коротнуло проводку. К такому нельзя привыкнуть. — Ты сказал, что любишь меня, — обвиняет Шерлок, пожимая плечами. В этом, действительно, не его вина, в конце концов. Джон начал всю эту неловкую, кошмарную тему насчет привязанности, и если из-за этого у Шерлока плавятся провода, то Джон, естественно, сам виноват. Не совсем так, осознает Шерлок, вспоминая сумасшедшую, пульсирующую любовь с первого взгляда, десятки СМС и поужинаем, затасканное до тошноты, но ведь Джон настаивал, разве нет, даже после Фрисландии, морфия и предложения уйти. А теперь — хотя Шерлок и подозревает, что технически должен ощущать себя как пожарный гидрант, свежеобоссаный уличной дворняжкой... Шерлок выглядит как жертва насилия, но чувствует себя как главный приз. — Завис на этом, да? — сухо говорит Джон, но его глаза улыбаются. Еще одна легкая дрожь, похожая на укус пчелы, пробегает по позвоночнику Шерлока, и, повернувшись на бок, он сворачивается в клубочек, баюкая руками голову и всё ещё улыбаясь. Джон немедленно забирается на покрывало и, разместив пару подушек между собой и спинкой кровати, укладывается так, чтобы голова Шерлока оказалась на его бедре, и пальцы Джонa мягко мягко мягко погружаются в волосы Шерлока. Это невероятно успокаивает. Шерлоку хотелось бы ответить что-нибудь Джону в благодарность, что-то вроде: Я сделал бы всё для тебя, всё, подарил бы тебе луну, пожелай ты её, пусть я знаю множество более интересных небесных тел: может, ты предпочел бы ей тёмную туманность? а может, даже Я первым влюбился в тебя, чтоб ты знал, я же соображаю куда быстрее, я же гений, я знал с момента, когда увидел тебя, пока ты считал меня сумасшедшим, я уже тогда любил тебя, я так хотел, чтобы ты был рядом, близко, насколько позволишь, лишь бы поближе остальных, если хочешь знать, я обожал тебя уже тогда, а ты думал, что всё ещё одинок, и считал меня блаженным психом а может, даже... Я тоже тебя люблю. Но он понятия не имеет, как подступиться к этому... как высказать это вслух. А мысль, что можно изгадить такой момент, как он когда-то изгадил поцелуй, как он способен изгадить любую деликатную тему, наполняет его ужасом на клеточном уровне. Так что Шерлок лишь хмыкает и позволяет укладывать себе волосы в некое подобие порядка. Кончики пальцев Джонa давят на скальп, отпечатки пальцев Джонa остаются на коже, ногти Джонa одновременно раздражают и успокаивают нервные окончания. — Лучше? — Лучше, — соглашается Шерлок. — Супер. Знаешь, приятель, иногда ты меня беспокоишь, — мягко говорит Джон. — В смысле? — Ты... ну, ты уникален в своем роде, и к тебе не прилагается руководство пользователя. Шерлок потягивается, невзирая на протесты плеча, и зевает. — Почему тебя это беспокоит? Во вселенной нет абсолютно одинаковых существ. Несомненно, большинству людей интереснее считать меня фриком... — Эй, прекрати это, — встревает Джон. — ...но ты не согласен с этой оценкой, так что не знаю, что ты имеешь в виду. Джон обдумывает высказывание довольно долго, и Шерлок благодарен ему за это. — Просто... тебе же нравится, что мы сейчас делаем, так? Брови Шерлока изгибаются: — Соблюдаем вежливость по отношению друг к другу в периоды отсутствия копуляции? — едко спрашивает он. — Нет, боже, я не имел в виду ничего настолько... бездушного. Мне же это тоже нравится. Твою мать, да я обожаю наше сейчас. Но тебе следует знать, что мы можем заниматься этим — только этим — когда ты захочешь, — говорит Джон тихо. — Я хорошо понимаю, что кидался на тебя сейчас как Годзилла, прости, пожалуйста, был немного не в себе тогда, но если ты... ну, знаешь… если захочешь просто побыть вместе без секса, то в любое время, ну, то есть я всецело за, ясно? Я бисексуал, а не сексоголик. У нас было до черта секса, в том числе и в несколько волнительных обстоятельствах. У тебя не должно быть впечатления, что для близости с тобой мне необходим оргазм. Фыркнув, Шерлок убирает ладонь, лежащую на колене Джонa, и прячет под собственный торс. Это наказание. За идиотизм. — Если бы мне не нравился секс с тобой, у нас бы не было с тобой секса. Не тупи. — Боже, Шерлок, я знаю. Знаю. Но... тебе как бы нужно такое продолжение, да? — Нет, — раздраженно говорит Шерлок. — Мне ничего не нужно. Все отлично. И на что конкретно ты ссылаешься, используя слово “такое”? — О близости, — пробует Джон, выведенный из себя настолько, что слегка ослабляет хватку. — Боже. Почему бы тебе не получать удовольствия от близости с... ну, кем бы я для тебя ни был. Ты же человек. — Есть те, кто думает иначе, — напоминает Шерлок несколько другим тоном. — Что ж, тогда ты самый взвинченный робот из всех, кого я знаю; но рад, что довелось близко узнать твой заводной механизм, — выдает Джон. Невольно сжимая плечи, Шерлок фыркает: — Взвинченный? — Для робота, да. Черт возьми. То есть не дай бог упомянуть, что тебе нравится близость. — Черт возьми, если по мне можно сделать вывод, что меня нужно тискать. — Я тебя не тискаю. Забота о партнере после секса — не тисканье. Хмурясь, Шерлок поворачивается на спину, чтобы смотреть на доктора. Тот выглядит очень... да, забота о партнере, заботливость, он выглядит заботливым. Выглядит таким заботливым, что это малоприятно. Кончики ушей Шерлока горят от стыда и неловкости. — Мне этого не требуется, — шипит Шерлок. Джон поднимает слегка дрожащую руку Шерлока, целует кончики пальцев, возвращает ее на место, приглаживает Шерлоку локон у виска. Не говорит ничего. Шерлок чувствует, как нечто вроде чайника его терпения начинает пронзительно свистеть. — Я не ранимый. — Знаю. Я не говорил... — Я что, просил тебя остаться? Кончил дело, проваливай, мне плевать. Нет, действительно, почему бы тебе не свалить? — Шерлок понимает, что ведет себя отвратительно, но отвратительное поведение — его особый талант. Все остальные так и делали, в конце концов. — Это было бы не слишком-то весело, мм, ни для одного из нас, — протестует Джон, улыбаясь. — Забота о партнере после секса? Звучит, словно ты меня, по меньшей мере, связывал. Чего ты еще не делал. — О, неееет... — Джон закатывает глаза к потолку. — Хотя ты выглядел так, словно хотел этого. Тебя это заводит? Если хочешь, не сдерживайся. Я выдержу. — Шерлок, заткнись, я уже понял, тебе не нравится слышать это... эту формулировку, — говорит Джон, поглаживая большим пальцем за ухом Шерлока. — Прости. Не имел в виду ничего плохого. У тебя великолепный мозг, приятель, он как усилитель входных сигналов, даже если ты не возбужден, в смысле, сенсорных сигналов, так что, кажется, я тебя понял. Вот я о чем. В любом случае теперь понимаю лучше, чем раньше. Я сравнительно обычный человек, ну, в плане восприимчивости, и раз на меня ты производишь совершенно неизгладимое... то, значит, для самого тебя все это… сокрушительно. Так? Особенно учитывая, что я сейчас кидался на тебя, ну... скажем, агрессивно. Очень агрессивно. Знаешь, когда-то у меня была девушка, которая... — Девушка? — рычит Шерлок, отпрянув в сторону. — Я напоминаю тебе бывшую девушку ? — Эй, эй, спокойно, — Джон выставляет ладони, выражение почти-веселья проглядывает сквозь беспокойство, из-за чего демонстративная капитуляция раздражает куда сильнее. — Она просто... сильно реагировала на интимные прикосновения, как и ты, и, кажется, получала не меньше удовольствия от объятий после секса, чем от самого секса. Это правда, пальцы Джонa в волосах нравятся Шерлоку сильнее всего в мире, не считая губ Джонa на его собственных, голоса Джонa в его ушах и рук Джонa вокруг него, и правда, что по телу все еще пробегает мелкая дрожь, это все правда, но Шерлок приходит к выводу, что ситуация становится невыносимой. — Это возмутительное сравнение. Мы даже не занимались сексом, — протестует он. — Твою мать! — смеясь, восклицает Джон. — Только не это снова. Не хочу это обсуждать, больше никогда, ты понимаешь? У нас был секс! Боже. — Хорошо, предположим, что так, хотя это не так. Она слетала с катушек, когда кончала? А может, когда ты кончал? Дрожала и плакала, когда ты говорил, что любишь ее? — спрашивает Шерлок. — Я напоминаю тебе о ней, какая она была слабая, какая жалкая после секса — это... — Нет, — твердо говорит Джон, поднимаясь и на четвереньках перемещаясь к сидящему Шерлоку. — Она была трогательно прекрасной, пусть ей и далеко до тебя, даже очень далеко, и очень спокойной, и очень чувствительной к нежности и прикосновениям. И я понятия не имею, как бы она выглядела, скажи я, что люблю ее, потому что, ну, не любил, вот и не говорил, хотя мы и встречались, ну не знаю, месяцев десять... Но тебя я люблю. Шерлок моргает, изучая совершенное, усталое лицо Джонa. Чувствует, как комок горечи под диафрагмой начинает растворяться, сладить, и в итоге делается более похож на глоток идеального кофе, чем на ядовитую таблетку. — О, — говорит он, уже спокойно. Губы Джонa дергаются, но он быстро сдерживает выражение. — Я не хотел тебя обидеть. Но тебе не обязательно притворяться, что не хочешь близости. Не нужно. Можно мне перефразировать то, что я сказал ранее? Что ты легко заводишься? — Пожалуй, — уступает Шерлок. — Ты... — мурлыкает Джон, наклоняя голову в сторону рта Шерлока, — чистокровный скакун. — О, боже, — говорит Шерлок в искреннем ужасе. Джон свирепо улыбается, и Шерлок понимает, что хоть и не согласился ни с чем на тему любви, Джон все равно побеждает. Он разгромил наголову и Шерлока, и его тщетные попытки дистанцироваться. Шерлок, больше всего ценящий силу и разум, вынужден неохотно признать, что это вызывает восхищение. Тем временем Джон надвигается вперед, и Шерлок обнаруживает, что подает назад, отклоняется, падает на кровать локтем, потом спиной, и все это время Джон неумолимо наступает, до тех пор, пока Шерлок, уронив голову на покрывало, не оказывается лежащим по диагонали на постели, толком не понимая, как это произошло. Джон ведёт носом по его горлу. — Ты — крупная и чертовски красивая чистокровка, — повторяет Джон, — и если бы я ездил на тебе верхом, а после скачки даже не вытер бы, — это нельзя назвать надлежащим уходом за чистокровкой, не так ли? — Эта отталкивающая пародия на метафору настолько скабрезна, что почти порнографична, — возражает Шерлок, пытаясь глумиться. Почти выходит. Губы Джонa пощипывают его шею, отчего дыхание абсолютно не сбивается. — Кроме того, она ребяческая. Тебе вполне по силам карьера писателя дерьмовых романов, где на обложке обычно ставят байроновских персонажей с обнаженной грудной клеткой и развевающейся копной волос — такого типа омерзительный бред. Джон не впечатлен. А его рот... ох. — Ну что я могу сказать? Ты очень вдохновляешь. — Заткнись. — Ты вообще представляешь, сколько написано бестселлеров о жеребцах-чемпионах? — Пожалуйста, заткнись, — стонет Шерлок, сдерживая желание податься навстречу чуткому языку Джонa и улыбнуться этой смехотворной попытке польстить. — Но, знаешь, ты прав. Я не самый плохой писатель, в универе вполне получалось. И могу поспорить, что с такой музой, как ты, я мог бы сочинять весьма затейливые сюжеты, — рассуждает Джон и делает паузу, глядя на Шерлока с порочным блеском в глазах. — Я стираю весь диалог прямо на лету, пока ты говоришь, — лжет Шерлок, пытаясь не засмеяться. — Нет, попытка не пытка, может, заработаю побольше, чем в клинике. Еще несколько фунтов в месяц не помешали бы. Приключенческие романы, конечно, главные герои — Шерлок Холмс и его партнер, врач. Шерлок трагично вздыхает, положив ладони на бедра Джонa, словно пытаясь удержать его на дистанции, пока тот старается прижаться ближе. Шерлоку вполне понятно, что никого надуть ему не удастся. — Мемуары, территория нарциссов и дураков. Как абсолютно отвратительно. — О, да, отвратительно, — саркастически говорит Джон. Потирая голову, он усмехается, и по лицу разбегаются морщинки. — Ты бы это возненавидел, ты же не выносишь обожание. Почти так же сильно, как не выносишь прикосновения. Когда доберусь до блога, обязательно об этом упомяну. — Ты такой пустозвон, сам осознаешь, насколько это правда? — насмехается Шерлок, точнее, пытается. — Как ты вообще функционируешь? Ты бы, наверное, мог вплести любовную историю даже в пятый постулат Евклида. — При этом глядя на тебя? Конечно, — радостно отвечает Джон. — Буэ... — передергивается Шерлок, но уголки его рта предательски тянутся вверх. — Нам стоит поработать над твоими навыками ведения постельных бесед, кстати говоря. — Это не я здесь швыряюсь оскорблениями, перед тем как начать сравнивать тебя с женщинами и тупыми животными! — шипит Шерлок. — Я открою тебе секрет, мой друг, — шепчет Джон, перемещаясь с длинной шеи Шерлока к его лицу. — Вот здесь?.. Здесь то место, где я отключаю от сети твою ЦНС?.. — Может, ты уже прекратишь меня штурмовать? — Это, здесь, когда я в постели с человеком-светлячком и могу к нему прикасаться?.. Это же мое любимое место. — Правда? — выдыхает Шерлок. — Правда, — клянется Джон, и это правда. Его тон слишком тих и слишком прост, чтобы было иначе. — Что ж, ты сказал, что любишь меня, — шепчет Шерлок и позволяет себе короткую, совершенно искреннюю улыбку. В глазах Джонa вспыхивает голодный блеск. Он наклоняется еще дальше, и если Шерлок сейчас совсем чуть-чуть приподнимет голову, то они поцелуются, уже почти там, теплое дыхание, так близко, но в этот миг периферическим зрением он замечает, как включается экран телевизора. Джон сперва морщит брови, приподнимается и тянется к пульту на прикроватном столике. Потом замирает. Застывают морщины на лбу. Аккуратные маленькие челюсти сжимаются. Слегка наклонив голову, оценивает ситуацию, пока морщинки каменеют вокруг глаз. Это непостижимо. — Приветик, рыбка! Мои поздравления, рекордно быстрое решение про грека-переводчика, должно войти в каноны. Ну ты и спринтер! — восклицает голос Джима Мориарти. — Дай пять! Нет, правда, заслужил! Выше нос! К своей немедленной досаде, Шерлок вздрагивает, как дикий кот, и резко оборачивается к экрану. Джон ловит его за плечо, удерживая на месте. Потом извлекает заряженный пистолет из ящика прикроватного столика и кладет сверху, сняв предохранитель. Джим Мориарти в пустом белом помещении маниакально таращится в камеру. После выхода из тюрьмы он изменился. Его волосы еще не отросли, и татуированная змея с яблоком, где вырезано IOU, всё так же неприятно скалится на узкой шее, но вместо тюремной робы на нем теперь шитый на заказ пиджак морского покроя с двумя пуговицами, белая рубашка с круглым воротничком и узкий галстук, мелкий узор на котором едва различим. Завидев его, Шерлок опять испытывает неминуемый всепроникающий ужас — здесь, в “Диогене”, в их спальне, незваный, с плотоядным взглядом, такой реальный. Беглый преступник все еще показывает камере ладонь, словно действительно ожидает встречного хлопка от Шерлока. — Нет? — Мориарти усмехается уголком рта. — Ты пытаешься ранить мои чувства? Я был адски горд за тебя. И чем, бога ради, ты занимаешься тем временем со своим щенком, дорогуша, разве практиковать такое в приличных местах не запрещено? Шерлок покидает кровать за долю секунды, невозможно, он не может нас видеть, невозможно, и, забыв о наготе, осматривает углы, ручки ящиков стола, облицовку камина. Пульс зашкаливает. — Сука, ты же не хочешь сказать, что... — рычит Джон, стоя у края кровати и так же сканируя взглядом комнату. Шерлок качает головой. Он был осторожен, так осторожен. Всегда был осторожен. — Вау, это было мило, — посмеиваясь, говорит Мориарти. — Нет, я вас не вижу. Но я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы предвидеть, что ты не дашь мне пять и что ты празднуешь загадку тем или иным извращенным способом. Привет, Джон. В обычный день я бы предложил тебе убрать сивые лапы прочь от моей собственности, но он пострадал сегодня. Ты починил его для меня? Я очень рассчитываю, что ты починишь его для меня. Он очень ценен. Лицо Джонa отражает нечто экстраординарное, когда он втягивает воздух с выражением отвращения, словно охотящаяся на крысу собака. — Шерлок, булочка моя, как ты себя чувствуешь? — Надув губы, Джим Мориарти нависает над камерой. Стучит пальцем в линзу объектива, отчего кажется, что стучит он в экран телевизора, и колени Шерлока, к сожалению, превращаются в желе. — Этот агент твоего брата, Мелас, кажется, он застрелил Уилсона Кемпа, да? Я не хотел, чтобы ты пострадал, красавец. Это моя гребаная работа. Если бы Кемп не умер, я бы лично пришел к нему и придушил бы его собственными кишками. Всё для тебя, сокровище. И я снял бы это на видео, и показывал бы тебе в зацикленной записи — как подарок. Так и надо уебку, что Мелас его пришил. Как смеет наемный червь портить мою собственность? Жаль, что он страдал недолго, но, увы, не всегда можно обрести все, что хочется. А я хочу, чтобы ты был идеален. Для меня. — Ты что... — Уже пишу твоему брату, да, — отвечает Джон, возникший рядом с Шерлоком, одетый в один из клубных халатов. Второй он подает Шерлоку, пока печатает, и детектив запоздало понимает, что весь покрылся мурашками. Он надевает халат и быстро затягивает пояс. — Но ты и так идеален, разве нет? — тянет Мориарти, демонстративно разглаживая воротничок нового пиджака. — Пусть помятый и поцарапаный. Поправляйся быстрее, крольчонок, дело подходит к развязке. Я немножко намекнул тебе на то, чем я занимаюсь там, в большом ужасном мире. Но теперь у меня новая идея, я гениален, тебе обязательно понравится, когда ты ко мне переедешь, потому что она будет специально для тебя. Так что мы пока больше не играем, ладно? Прости, котенок. Я планирую для тебя самое лучшее пятое семечко, но сейчас просто вытяни ноги и выдыхай. Пока у тебя еще есть ноги. — Эта струя поноса когда-либо утихнет? — бормочет Джон, широко расставив ноги, пока его пальцы летают над мобильником. Сделав несколько шагов в сторону экрана, Шерлок задумчиво поджимает губы. Белая комната. Без мебели. Но даже это наводит на размышления. Откуда у Мориарти идеально белая комната? Похоже на гипсокартон, покрытый грунтовкой. — Это займет у меня... неудобно признаться, но с надежными кадрами такая напряженка в наши времена... может, дня три, — объявляет Мориарти, поглядывая на новые стильные часы на запястье. — Так скучно. Я знаю, что ты будешь ждать меня, изнемогая. — Нежным, почти благоговейным движением Мориарти протягивает руку и снова касается объектива. — Но уже скоро мы будем вместе. Есть между нами что-то особенное, правда? Такое ощущение, что мне не хватало тебя всю жизнь. Игнорируя бегущий по коже мороз, Шерлок сосредоточенно глядит на экран. — Было действительно неприятно, — воркует Джим. — Словно часть меня была ампутирована. Я помогу тебе понять, каково это, Шерлок. Обещаю. — Дни ублюдка сочтены, — ровно говорит Джон. Шерлок отмахивается, требуя тишины, и придвигается ближе к телевизору. За Джимом расположен странный квадратный объект, замеченный Шерлоком сразу, но Мориарти заслонял его почти все время. Угловые контуры беспокоили, наводили на мысли о бомбе или переносной панели управления. Теперь объект видно хорошо, и это... Невозможно. Точно нет. Шерлок моргает, вспоминая конец девяностых. Моргает снова, восстанавливая в памяти элементы одного из нескольких нетривиальных эпизодов, когда ему довелось посетить обиталище Шинвелла Джонсона: три породистых собачки, убитая авторская мебель, трупное зловоние марихуаны, изжога от дешевого пива. Грациозно повернувшись, Джим Мориарти наклоняется и нажимает грубую пластиковую кнопку Play на черном радиомагнитофоне, достаточно старом, чтобы быть антиквариатом. Какое-то время лента лишь шипит. Потом включается классический ритм R&B (пусть Шерлок и не слушает все жанры музыки, но собирает характерные признаки подвидов и знает, что нужен талант, чтобы распознать талант независимо от конвейера), пение ритмичное, гармоничное, изящное по своей легкости исполнения; из-под быстрых риффов пробивается импровизированный реп; вокалистка (кем бы ни была), очевидно, искусная и одаренная. Джим поднимает магнитофон на плечо и, закрыв глаза, начинает двигаться в пульсирующем ритме. Тогда одновременно происходят три вещи. Во-первых, телефон Джонa, все еще лежащий на его ладони, странным образом пискнув, отключается. Во-вторых, аналогичным образом поступает и телефон Шерлока, лежащий на прикроватном столике. Ужасный писк отражается в голове эхом, словно Шерлок устроен внутри как большой каньон, а не обычный гений, и он понимает: нас обоих сейчас убьют. Тебе не удалось его спасти. Ты даже не начал пытаться. В-третьих, начинается песня: You’re just too good to be true Can’t take my eyes off of you You’d be like heaven to touch I wanna hold you so much... Джим Мориарти улыбается, покачиваясь в такт музыке и не открывая глаз, мягко удерживает на плече магнитофон. Движения его бедер и ног — легкие, раскованные и точные, — в других обстоятельствах выглядели бы естественно и привлекательно, но в данных — это совершенный гротеск. Одновременно с этим Шерлок и Джон, лишившиеся дара речи, понимают, что из их телефонов доносятся те же звуки, что из телевизора. Когда снова начинается пение, Джон резко швыряет мобильник на постель. At long last love has arrived And I thank god I’m alive... — Что происходит? — взрывается Джон. — Я не... — начинает Шерлок. Комнату заливает мнимо-невинный свет цвета слоновой кости. Оба резко разворачиваются в сторону окна. Три длинных шага, и Шерлок рывком распахивает шторы. На величественное здание напротив “Диогена” проецируется его собственное лицо. Кадр сделан в момент, когда он начинает смеяться, бледен и растрепан, и ему восемнадцать, и он (еще не выглядит таким загнанным, как в более поздний период) только что раскрыл свое первое дело с серийным убийцей, и (что грустно с точки зрения PR), поддавшись на провокации журналистов, высказал личное мнение о преступнике. Шерлок ощущает тепло Джонa у локтя даже когда открывает створку окна, и в комнату сквозит осенняя прохлада. — Ебать меня ручной гранатой, — говорит Джон в недоверчивом ужасе. Автомобили на улице замедляются. Много автомобилей. Все автомобили. Pardon the way that I stare There’s nothing else to compare The sight of you leaves me weak There are no words left to speak... Люди на тротуарах останавливаются. Шерлок слышит слабый металлический звук музыки и смотрит, как водители распахивают дверцы и выскакивают из машин, прижимая к ушам ладони; как бегуны резко срывают с себя наушники; как пешеходы останавливаются, извлекают мобильные телефоны и глядят на них в изумлении. Звук постепенно нарастает. I need you baby And if it’s quite all right I’ll need you baby To warm the lonely nights... Каждое электронное устройство в неизвестной величины радиусе вокруг “Диогена” играет мелодию, под которую — Шерлок видит это, когда оборачивается, — по-прежнему танцует Джим Мориарти... подобно порхающей фее, но с улыбкой фанатика и горящими безумием глазами, теперь — к счастью — закрытыми. — Проектор установлен где-то в самом клубе, — рычит Джон, отходя от Шерлока. — Должен быть. Ты остаешься здесь, я... — Ты что, действительно веришь, что там есть что искать?! — ревет Шерлок, хватая его запястье. — Действительно веришь, что найдешь что-то кроме проектора с таймером, выставленным на заданное время? Полагаешь, исполнители все еще там? Теперь ты понимаешь, Джон? Ты понимаешь? Джон останавливается и медленно выдыхает. Касается руки Шерлока на своем запястье, мягко ее гладит. Шерлок осознает, что его хватка, должно быть, болезненна, наверняка оставит следы, и поэтому расслабляет ее, насколько может. — Я никуда не собираюсь, — говорит Джон. Его тон трезв и серьезен, как смертное ложе. — Никогда. Поэтому Шерлок отворачивается и смотрит вниз на улицу, на толпу людей с их iPod’ами, автомагнитолами, мобильниками, а за его спиной по-прежнему надрывается телевизор, а Джон подходит ближе и прижимается к его спине. Oh pretty baby Don’t let me down, I pray Oh pretty baby Now that I’ve found you stay And let me love you... -------------------------- Песня I can’t get my eyes off of you. Кто ее только не исполнял. https://ru.wikipedia.org/wiki/Can%E2%80%99t_Take_My_Eyes_Off_You https://en.wikipedia.org/wiki/Can%27t_Take_My_Eyes_Off_You