Анклав магической любви

      Она шла вдоль берега озера, озираясь на молодую листву зелёных деревьев. Тополь ронял свой пух и застилал взор будто крупные хлопья снега, срывающиеся с неба. Но сейчас было ясно, солнце светило прямо в глаза, но мягко и нежно, совершенно не ослепляя. — Моргана, почему ты не смотришь на меня? — с недовольством спросила Кара, сидя на траве и наслаждаясь погодой.       Она обернулась и увидела как всегда напыщенную и резкую друидку, которая никак не изменилась. Кара была облачена лишь в белую камизу, словно собиралась спать, а не купаться в озере. — А на меня почему не смотришь? — с таким же недовольством проговорила Сифа, выныривая из воды.       Моргана остановилась на берегу и не могла вымолвить ни слова. Она смотрела на озеро, на его прозрачную гладь, но в то же время её привлек необычный серебристый блеск на дне, отчего она подошла ближе к воде.       Всё озеро было усыпано оружием: мечами, стрелами, булавами, кусками кольчуги, отчего ведьма отшатнулась назад. — Ну что ты! — усмехнулся Децим, подойдя к ней со спины. — Вода такая тёплая, что грех не искупаться. — Грех — это не про Старую религию, — ответила ему Кара, приподнимаясь с земли. — Моргана, — томно произнёс римлянин, касаясь её плеча и медленно переходя на спину. — Твоя жизнь — уже давно не в твоих руках. Как жаль, что случилось то, чего ты так боялась. Искупайся.       Она всё ещё не могла говорить, будто бы никогда не умела и всю жизнь была немой. Ведьма наклонилась к воде и собиралась прикоснуться к ней. — Стой! Не надо! — крикнула ей Сифа. — Прошу, остановись! Этот путь приведет тебя к смерти, миледи! — Не слушай его, Моргана. Он лжец. Никого не слушай! — поддакивала Кара.       Но она не остановилась и коснулась воды, и та тут же заалела, а друидки начали истошно кричать…       Ведьма открыла глаза и дрожала от волнения, пытаясь нащупать руками в постели своего возлюбленного, чтобы взять его за руку и крепко сдать, избавляя себя от флёра страха. Но Мордреда не было. Не было уже достаточно долго, отчего Моргана начала чувствовать себя хуже без него. Одиночество словно было катализатором к возвращению к прошлому страху. Она протёрла глаза и привстала, стараясь отдышаться после кошмара. Её уже посещал похожий сон про Сифу и странное озеро, но теперь он претерпел изменения, и это очень сильно смутило Моргану. Она совершенно не могла понять, что именно соизволила сказать ей Триединая Богиня, кроме того, что Децим жаждал её убить…       Февральская слякоть начинала всё ещё уступать облачной, но уже тихой погоде, не мучившей жителей острова большим количеством грязи. Моргана напрасно понадеялась увидеть солнечные лучи, хотя бы крохотные, сквозь сплошное серое и обезличенное небо.       Природа скорбела, продолжая играть аллюзию на их замковую жизнь.       От гнетущего чувства после пробуждения ведьме пришлось избавиться ради дел и работы, и она спокойно привела себя в порядок и вышла из покоев. Февральские дни с одной стороны радовали приближением тепла и солнца, а с другой непрестанно напоминали о близости войны, чей аромат смерти и боли уже завис в воздухе.       Ещё месяц назад Руадан полагал, что бытовая радость за беременность и счастье дочери способна заткнуть ему ноздри запахом счастья и благополучия, хоть и такого маленького в рамках их тяжёлой борьбы, но с тех пор, как смерть настигла и Сифу, он пал духом и даже не старался выжить. — Ты всё ещё пьешь, — холодно обратилась к нему Моргана, войдя в рабочую комнату.       Она собиралась забрать несколько учётных книг для проверки, но, увидев на столе несколько пустых кувшин, бросила на Руадана одновременно презрительный и сочувствующий взгляд. — Да, миледи, — он одарил ее в ответ пустотой в глазах. — Эдвин может дать тебе другое лекарство. Возможно, что оно будет действовать лучше, чем эль или вино. — Это ни к чему, — хрипло ответил пожилой друид. — Я беспокоюсь о тебе. — Это не имеет никакого смысла. — Ты — друид, ты — часть нашего общества. Я вижу, что ты до сих пор скорбишь и страдаешь по дочери, но этот путь сгубит и тебя самого. Напрасно сгубит, Руадан. — Значит, и жизнь моя прожита напрасно. — Если бы мы все так думали, когда оставались одни в этом мире, то он бы давно рухнул. — Ты не можешь меня понять, — с приглушенной грубостью ответил пожилой друид. — Ты молода, и у тебя нет детей, чья жизнь и благополучие были бы ценнее собственного вдоха. Я совершил ошибку и расплатился за неё, потратив на это все сорок лет моей жизни. — Тебе необходимо избавиться от вины. Ты нужен своему народу. — Какому народу, леди Моргана? Я жил ради дочери. — Пойдём, — властно сказала она, протягивая ему руку. — Проведёшь время не за бессмысленным чтением и пьянством.       Она пристально смотрела на него, подзывая пойти вместе с ней. Моргана сама не совсем понимала, чем именно она собиралась помочь несчастному советнику, но это была ее прямая обязанность, и пережив уже несколько смертей, ведьма уже совершенно не могла позволить свершиться и третьей. Руадан поднялся, украдкой взглянув на вчерашние пустые кувшины, и последовал за своей королевой.       Несмотря на холод, Моргана вывела его на тренировочное поле и приказала стражнику принести два меча. — Зачем? — с нескрываемым удивлением спросил друид. — Ты должен помнить, что ты в первую очередь воин. — И с кем я буду сражаться? С саксонским стражником? — Со мной, — она хитро улыбнулась, оборачиваясь к стражнику за мечом. — Миледи, это не лучшая идея. — Лучше будет пить, пока не впадёшь в беспамятство?       Руадану пришлось повиноваться ее добровольному приказу и он принял меч, что принёс ему стражник. В его жизни бой бы частым спутником, обеспечивающим ему иногда и просто возможность жить, но и дары, украденные у поверженных врагов. Руадан не стыдился своего прошлого, ведь у него была цель — благополучие дочери, но теперь он и понятия не имел зачем держал сейчас этот меч, и к чему леди Моргана затеяла тренировочное сражение.       Она атаковала первой, двигаясь непривычно расторопно, но пластично, будто бы каждое ее движение перетекало в следующее без остановки и резких рывков. Ведьма так редко тренировалась, но была удивлена собственной лёгкости в нападении. Руадан не спешил атаковать в ответ, лишь блокировал ее нещадные удары. Он следил за её безжалостным взглядом, и понимал, что она не собиралась останавливаться, пока он ей не ответит. Друид всё же принял этот вызов.       Сражение всегда возвращало к вкусу жизни, смешиваясь с кровью на губах и сладостью смерти противника. Руадан не мог забыть это противоречивое чувство. В силу своего возраста он уже не был подвижным, но опыт и хитрость оказались важнее скорости, и без магических уловок ему удалось выбить меч из руки Морганы и повалить ее на холодную и мокрую землю. — Ты этого хотела? — достаточно уважительно спросил он, подавая ей руку. — Да, — улыбнувшись ответила ведьма, принимая его помощь. — Ты ловок и ты нужен нашему народу, нужен нашим воинам, нужен самому себе. Ты не имеешь права бросить всё из-за скорби. — Я не могу… — Нет, ты можешь, — властно перебила она. — Ты можешь сражаться, ты можешь жить дальше. Мы отомстим за Сифу, найдем этого римского ублюдка, где бы он ни был. Но для этого тебе нужно сражаться, и если лишь надежда на эту месть будет подогревать в тебе жизнь — это уже имеет значение.       Руадан кивнул, не желая спорить со своей королевой, на подобную дискуссию у него не оставалось ни моральных, ни физических сил. Он молча ушел, искоса поглядывая, как леди Моргана подозвала к себе саксонского стражника, чтобы потренироваться теперь уже и с ним.       Она подыграла Руадану, чтобы он вкусил победу, словно старый и забытый плод сладкого яблока, и он ощутил этот обман, когда уже скрылся в стенах замка. Ведьма не могла позволить себе ее прошлую невнимательность, даже подобная мысль грезилась ей страшным кошмаром, и чтобы сохранить и вернуть к жизни Руадана — нужно было действовать. Моргана непрестанно твердила себе, что она королева и её сердечный долг — заботиться о каждом подданном, одним из которых и был Руадан.       После сражения с саксонским воином, она устало взглянула на холодное серое небо, отпуская проигравшего ей мужчину обратно на службу. Её раздумья спутались, и она лишь вздыхала, чтобы попытаться вернуть себе возможность разобраться во всем, но почему-то во время тренировки она вновь вспомнила Эмриса, чей образ, как бы она не старалась этого скрывать, всё ещё пугал её.       Образ ренегата, глубоко засевшего в логове собственного врага, обманом обращённого в господина — это всё метафоры, покрывающие обыкновенную фанатичную натуру.       Но Мерлин никогда так не считал, никогда не обрамлял своё колдовское имя в жатву предательству. Он был жнецом того же страдания, что и все маги, и незримые цепи на нём были точно такие же…       И вновь помогая одеться своему королю, не забывая вылить каплю духов на его запястье, он с благоговением на него взирал, трепетая от своей предстоящей речи. — Недавно я познакомился с одним человеком, милорд. Я подумал, что он может помочь нам. — Что за человек? — не оборачиваясь на слугу сказал Артур. — Бывший приближенный леди Морганы. — Как ты с ним познакомился? — уже с интересом спросил он, глядя на Мерлина. — Он сам меня нашел, когда находился в глубокой скорби. Он желает встречи, чтобы рассказать всю свою историю. Я ему доверяю, — нервно вздохнул Эмрис. — И поэтому пригласил в замок. Он знает больше нас о планах леди Морганы. — Приведи этого человека и Гвейна с Леоном. — Слушаюсь, милорд.       Мерлин поспешил удалиться из покоев короля, чтобы разыскать Децима. Он попросил его оставаться во внутреннем дворе замка, где простирался сад, но зимой он был скучен для длительной прогулки. Римлянин ждал и ходил из стороны в сторону, оглядываясь на закопанные розы и остатки снега, уже давно превратившегося в ледовую кашу.       Когда колдун, наконец, нашел его, Децим облегчённо выдохнул, тотчас собирая свои мысли и переживания в единое целое, чтобы и король ему доверился, а не отправил на плаху за подозрение в шпионаже.       Его невольно терзали мысли о собственном импульсивном предательстве друга, но это был странный отголосок совести, с трудом пробивающийся сквозь морок необъятной мести и зависти, которую римлянину было трудно признать и он списывал её на несправедливость, нещадно теребя в руках свой крестик, что носил на шее. Христианство — вот его извечное оправдание.       Вера действительно подпитывала и успокаивала его, пока он шел вслед за Мерлином по замковым коридорам. Камелот внутри был достаточно богатым, гораздо более светлым и просторным, чем Ишмирская крепость. Дециму нравилась на ощупь белокаменная кладка, и он то и дело, пока они шли к королю, проводил ладонью по стенам. Но это всё были лишь его попытки заглушить невольный страх. Колдуна он боялся существенно меньше, если и не боялся вовсе, а брат леди Морганы по всем ее рассказам был сущим кошмаром и продолжателем войны и ненависти, что заложил еще Утер Пендрагон. — Поклонись королю, выкажи уважение, — проговорил Мерлин, перед тем как отворить дверь. — Да, я сделаю как до́лжно.       Слуга одобрительно кивнул и пропустил римлянина в небольшую комнату, вероятно, служащую для скромных бесед. Артур сидел, облокотившись на спинку стула, и с любопытством наблюдал за вошедшим. Сэр Гвейн нахмурился, увидев в римлянине знакомые черты, но никак не мог вспомнить, где видел его раньше, а сэр Леон встряхнул свою память, когда именно этот молодой человек искал Мерлина в таверне около двух недель назад. — Приветствую, милорд, — трепетно произнёс Децим, опускаясь перед Артуром на колени. — Для меня это честь, что я говорю с королём. — Встань, — сказал Артур и жестом указал наверх. — Как твое имя? — Децим Таринский. — Я его знаю, сир, — вмешался Гвейн, вмиг осознав и вспомнив, где он встречал римлянина.       Артур с удивлением обернулся к своему рыцарю и другу, внимательно смеряя его взглядом и проделал то же, вернув свои глаза на Децима. — Это правда, — без страха произнес он. — Мы встречались год назад.       И он осмелился поведать королю и его приближенным рыцарям ту же историю, что и Мерлину, более тщательно смакуя детали и лучше сдерживая свои слезы и глубокое потрясение.       Артур периодически хмурил брови, выслушивая рассказ Децима, в глубине сердца пораженный этим откровением и прозрачными фактами, что были так очевидны при сопоставлении, но совершенно не бросались в глаза. Идея Морганы заслать шпиона не была новой, но от этого и казалась крайне ненадёжной: Артур вспомнил своего бывшего советника и предателя Агравейна; а с Мордредом — такая непринужденность и лёгкость, что действительно сложно заподозрить римского художника в службе врагу. До омерзения противно было осознавать подобную оплошность и невнимательность, но теперь уже было поздно… — Я сочувствую твоей утрате и понимаю твою скорбь, — с выдержанным спокойствием произнес Артур, скрывая свой растерянный взгляд от римлянина. — Искренне благодарю, милорд. Леди Моргана не остановиться в своих безумствах, она погрязла в мести. И так слишком… — Децим искусственно перехватил дыхание. — Слишком много крови на её руках. Моя совесть, моя память и любовь к убитой жене не позволяют мне оставаться в стороне и просто сбежать. Я хочу помочь Камелоту выиграть войну. — Мы будем признательны твоим сведениям, — коротко ответил король, обдумывая полученную информацию.       Мерлин слегка улыбнулся, довольный их встречей и отвёл взгляд на окно с закатными розоватыми облаками, что украшали небо в февральскую слякоть. Децим, услышав одобрение Артура, ещё раз поклонился ему, наслаждаясь результатами этой беседы. — Спасибо, Ваше Величество! — благоговейно произнес римлянин.       И только сэр Гвейн смотрел на него с лёгким презрением, не скрывая его не от короля, не от самого Децима. Рыцарь немного щурился, всматриваясь в римлянина, бесцеремонно давая оценку каждому его слову, жесту и будто бы даже вдоху.       Как только встреча была окончена, сэр Леон и Мерлин покинули комнату вместе с Децимом, провожая его из замка, Гвейн грузными шагами подошёл к окну, отдавая свой взгляд потускневшему внутреннему двору и мельтешащим слугам. — Сколько у нас воинов? — Две тысячи, — ответил король. — Нужно выяснить сколько у Морганы. — Ты веришь этому римлянину? — Гвейн обернулся, желая посмотреть Артуру в глаза.       Задумчивые и немного поникшие. Будучи в тяжёлых размышлениях, король нервно сжимал губы, глядя в пустоту. — Я верю в его скорбь и отчаяние. Именно эти чувства способны заставить человека сделать всё ради мести, — рассуждал он. — Моргана пыталась убить Гвиневру. Она убила моего нерожденного ребенка. Своего невинного племянника. Думаешь, что она бы простила своей соратнице предательство и смену веры? Для моей сестры уже не осталось ничего, о чем бы она переживала, кроме собственной непоколебимой власти. — Значит, мы выслушаем его завтрашний доклад о войсках Морганы? — Да. Она должна ответить за убийство моего ребёнка.       Гвейн кивнул королю и оставил его наедине с размышлениями. Артур проследил за уходом своего друга и потер лицо руками, невольно вспоминая детство и юность, проведенные с Морганой, но быстро перебил эти напрасно хорошие образы осознанием реальности. Они уже воевали несколько лет назад, и он по глупости или доброте не отдал приказа преследовать её, когда камелотцы вернули себе замок и уничтожили армию Гелиоса. Артур сам даровал ей жизнь, а не казнил её как предательницу, и теперь пришло время сокрушаться…       Одновременно с этим, он и ждал подробного разговора с Децимом.       Сэр Гвейн решил самостоятельно найти римлянина за пару часов до назначенного времени встречи. Его интуиция ныла и негодовала от присутствия Децима и тем более общения с ним, хоть и рационально он не мог объяснить беспокойство, разве что очередными мыслями о новой шпионской игре Морганы, но было это слишком рискованно и отчаянно, и Децим не выглядел как человек, готовый отдать свою жизнь за чужеземные убеждения и иную веру. — Я тебя отлично помню, — обратился рыцарь к римлянину, увидев его на рыночной площади. — Я тебя тоже, — ровно ответил он, смиренно поднимая голову перед Гвейном. — Читал о тебе в письмах Мордреда или же, если привычнее: Адаманта. — Как именно умерла твоя жена? — Мы вместе с ней хотели сбежать, но она забеременела, и состояние ее здоровья несколько сдвинуло наши планы. Я хотел спасти Сифу от этой магической круговой поруки мести. Я дал ей свою веру, она приняла Христа, но они были против. Были настойчиво против… И как только узнали о нашем плане побега — заманили Сифу на прогулку и убили её. Я успел… — Ты пересказываешь одно и то же, — резко перебил его Гвейн. — Что именно они сделали? — Задушили несчастную и беременную женщину.       Рыцарь тяжело вздохнул, оглядываясь на Децима, и не увидел в его глазах печали, не услышал искреннего и глубокого страдания в его голосе… И отсутствие чувственной скорби, хоть ее малейшей капли очень сильно смущало рыцаря. Что-то было совершенно не так с рассказом Децима, что-то определенно было ложью, но что конкретно: Гвейн никак не мог понять. Но король Артур решил выслушать этого странного человека, решил испытать своё доверие ради какой-нибудь информации об Ишмире, ведь ничего кроме общих известий и сплетен добыть было крайне сложно.       И ведя Децима по замковому коридору, Гвейн то и дело кидал на него слегка презрительные взгляды, пока они шли к Артуру. Когда они вновь вошли в ту комнату, где говорили вчера, по всему телу Децима пробежали мурашки. Он продолжал завоевание доверие короля, он всё же не был изгнан…       Артур смотрел на него с властным ожиданием, что свойственно королю или любому вельможе, когда гонец стоит перед ним и собирается поведать информацию. Сэр Гвейн, как и всю их сегодняшнюю беседу, не был радушен, а Мерлин не выражал практически никаких эмоций, кроме банального ожидания. — У леди Морганы есть несколько доверенных лиц: мой бывший зять друид Руадан, такой же фанатик Старой религии, который отрекся от дочери. Он командует и тренирует часть бриттских, то есть местных, воинов леди Морганы. Другая часть — это саксы, которым она платит ишмирским золотом. Другие ее приближенные: Эдвин Мюрден — маг-некромант, что не имеет отношения к армии, но обладает магией, что непредсказуемо; и Мордред или же Адамант, мой бывший друг, что предал меня и мою жену ради власти, что дала ему Моргана. Он для нее важнее всех, — докладывал Децим. — Запасы золота у в Ишмире действительно огромные и на одном только золоте можно прожить полсотни лет, ничего самостоятельно не производя, но в этом и есть проблема. Пока у них есть источник, у них будет возможность иметь ещё больше наёмников. Сейчас вся их армия равна не больше, чем полторы тысячи человек. — Если мы нападём первыми, зная о их угрозе, то проиграем. Взять в осаду замок, коим владеют маги — невозможно и опасно для нас, — пытался рассуждать Артур, выслушав Децима. — Значит, пока что единственный выход — ждать, когда они нападут и отрезать их от Ишмира и его золотых источников, — неуверенно продолжил сэр Гвейн. — Вероятнее всего. Жаль, что времени, чтобы подослать убийцу и раззадорить их изнутри, у нас нет. — Боюсь, что вам и убить никого больше не удастся, — с сожалением сказал Децим. — Они станут ещё более кровожадными из-за одной только попытки. Как это уже и было, после чего Моргана и отдала приказ отравить беременную королеву. — Было? — с интересом спросил Артур. — Мы никак не участвовали в её жизни до ее покушения на Гвиневру. — Боюсь, что тогда это сделал кто-то из ваших союзников, — спокойно ответил Децим, искоса поглядывая на Эмриса.       Мерлин нахмурился и скрыл свои глаза в дебрях королевского плаща и бутыли с брагой, что стояла на столе и соблазняла его сделать глоток.       Римлянину не выгодно раскрывать личность слуги, но и не насладиться игрой и азартом от переживаний великого колдуна, он не мог. У него было больше власти, чем у человека, которого до смерти боялась леди Моргана. — Для подготовки к защите точно есть ещё около месяца. Они не нападут раньше середины марта, — продолжал говорить Децим. — Ни у кого нет возможности сражаться в холоде с талым снегом и проливными дождями. — Это верно, — задумчиво ответил Артур.