11. Кошмары на завтрак
Как упавшие с яблони плоды покатились первые дни июля, знаменуя скорое празднование солнцестояния и воробьиных ночей. Первая неделя пробежала так быстро, что очнувшись в её конце, Антон понял, что не видел Арсения долгие семь дней. Отвозить Ба в хоспис приходилось чаще. Порой он ночевал в городе, ожидая, что следующим утром врач разрешит поехать обратно в Верхи, увезти Ба из душной жары многоэтажек и раскалённых дорог. Новые препараты, уколы, капельницы. И вот — Евгения Александровна назначила пребывание в стационаре. Бабуля настояла, чтобы Антон уехал в Верхи и ждал вестей оттуда, встречая Купалу. В ночи он доехал до прохлады леса и рухнул в постель. Утро шестого июля наступило внезапно и истомно. Рука комкала простынь. Рассветное солнце напекало комнату апельсиновыми лучами. Антон дышал часто, слегка сведя во сне брови, но не от кошмара: раннее утро дарило безнаказанное стыдное удовольствие, от которого потом липко просыпаться и не хочется смотреть на себя в зеркало. Раскрасневшиеся губы на члене. Хитрые гусиные лапки в уголках голубых глаз. Антон толкается в разгорячённый рот, держа тёмные волосы крепкой хваткой, и низ живота крутит в недостижимой разрядке — как и всегда во сне. Он почти не осознаёт, что происходящее за гранью реальности. В это просто не хочется верить, только погружаться — во всех смыслах — глубже в странное течение времени, где Арс развалился меж его ног и делает своим языком такое, что впору уже действительно кончить. Ему отдалённо стыдно, но лишь на фоне. Первостепенно — толкаться раз за разом, насаживать податливую голову. Сцена сменяется. Губы Арса мокрые от предъэякулята и слюны, но Антону всё равно. Он притягивает мужчину на себя, млея от поцелуя, позволяет тому устроиться на своих бёдрах. Руки бредут по крепким ногам к заднице — господи, до чего упругой — и сминают жадно мышцы. Арс мурчит, как котёнок, стонет негромко, реагируя на грубые прикосновения, и вдруг отстраняется, влажно разрывая их губы. Веки его снова темнеют: тонкими червями пульсируют капилляры. Он бледен, как луна. И за припухшими губами виднеются края острых зубов. Антон проснулся рывком и схватил душный воздух. На стенах его старой спальни, где он ночевал ещё в детстве, сияли полосы встающего солнца. Пыль медленно ползла в нагретом воздухе. Кровать, притащенная из гостевой комнаты — на своей детской он бы совсем не поместился — лающе скрипнула от веса обвалившегося обратно на подушку тела. Успокаивая бьющий в ушах пульс, он зарылся пальцами в короткие волосы и сонно глядел в пустоту перед собой, думая, как же задолбался так жить. Он мог бы сейчас встать и пойти к Арсу. Снова увидеть ставшее родным и знакомым лицо. Забыть про ночной мрак и клыки, наполнившие обычно мягкий и вкусный — проклятые воспоминания — рот. Но он вот уже как неделю не заходил к соседу и не обращал внимания на маячащую за забором фигуру. Не позволял себе игнорировать только появляющиеся у калитки термосы. И как же больно стало от понимания, что происходившее — только липкий сон. Антон опустил намокшие веки и провалился в бессознанку в ту же секунду — тяжёлую, чёрную бессознанку, где не было места даже рассветным лучам. На миг испугался — ощущение было такое, словно он падает в глубокий сырой колодец. Парень дёрнулся и открыл глаза. Всё было как прежде. Комната в апельсиновых лучах. Старенький платяной шкаф со следами наклеек с супергероями. Шелестящая на окне тюль. Одно было странно. Он дёрнул рукой. Та не поддалась. Сократил мышцы второй — та осталась грузом лежать на постели, словно чужая. Антон изо всех сил забил ногами — но те остались неподвижными, как если бы его внезапно парализовало. Он попытался шумно втянуть воздух через сухие губы — но уши слышали только немую тишину. Напряг связки — но и крика не вышло. В дальнем углу комнаты, как раз в том, что был вне его поля зрения, что-то стукнуло. Антон мгновенно оборвал все попытки пошевелиться, полностью концентрируясь на слухе. Ворс тишины мягко полз в уши. Звук вдруг повторился — словно лёгкий шаг по паркету. Сделав ещё одно усилие, Антон изо всех сил раздул лёгкие. На мгновение пелена чуть спала, но затем накатила вновь. Он так и оставался неподвижным, а тем временем неизвестное существо подходило всё ближе к изголовью кровати. Запах водорослей и слизи ударил в нос. Антон приглушил дыхание, напряжённо ожидая неизвестности. Рёбра ныли от попыток закричать. Мшистая земля пропитала воздух, влажным холодом окутывая щёки. С минуту не происходило ничего. Только бестолково повторялись его попытки проснуться. И тогда зазвучал тонкий голос: — Подойди ко мне. И снова, нежно и ласково: — Тебе тоже он лаком? Антон чувствовал, что от беспомощной неподвижности в углах глаз собралась влага. Что-то коснулось его лица — склизкое, ледяное, — и в мгновение ока над головой возник полупрозрачный силуэт. Холодные янтарные глаза уставились в самую душу. Чёрные волосы обвили плечики и рассыпались по изголовью кровати мокрыми плетями. Запах рыбы и холода заглушил тепло солнечных лучей, погрузил комнату в мрак, царящий под водой. — Мой… Только мой, — шепнуло существо тонко-тонко, как зазвенел в лесу колокольчик. — Мой лакомый… Шастун подорвался с постели резко, до рези в голове, и вскочил рядом с кроватью, заставляя паркет жалобно вскрикнуть — и всё исчезло в ту же секунду. Нагретая духотой комната. Лучи сквозь ажурную занавеску, развивающуюся в жарком летнем ветре, как подол девичьего платья. Верхи славились гуляниями на Ивана Купалу. Всё поселение зажигалось кострами и огнями, выползали из ниоткуда народные ансамбли, а Света Фёдорова важно выпячивала грудь и договаривалась о празднованиях с приезжими организаторами. Расположившееся в нескольких шагах от хвойного леса и озера поселение завлекало толпы разношёрстных людей, семьи с палатками и даже ленивых дачников, вспоминавших о своих угодиях только по выходным. Страшные легенды, бродившие из уст в уста, только прибавляли Верхам шарма. Понять масштаб празднования Антону выдалось сразу, как он выполз на улицу — в калитку стучались. Обойдя дом и пнув по дороге несколько мелких яблок, он завидел у забора знакомую невысокую фигуру: то был Позов, и вид у него был бодрый. Не успел Антон приблизиться к калитке, как он окликнул его: — Ну чё, доброе утро, Тох! Есть время поговорить? — Да так-то вагон. — Сегодня ночь особенная. Твоя бабушка мне позвонила, сказала, ты один дома будешь. Вот я и решил пригласить тебя сегодня погулять. Антон приулыбнулся: Ба всегда пеклась о нём, даже когда он стал взрослым, без трёх лет тридцатилетним мужиком. — А чё сегодня, колядовать будем? — Тьфу ты. Коляда зимой. А сегодня надо прыгать через костры и водить хороводы. И постараться не спать ночью. Да-да. У меня, кстати, такая настоечка имеется, закачаешься, вообще спать не захочется. Прикинув, что ему и правда было бы скучно сидеть дома — и бороться с желанием пойти к Арсению — Антон кивнул и произнёс: — Здорово. Тогда забились. — Чё, выходи давай. Все уже сейчас собираются.12. Праздник смерти
Впервые за многие годы Антон наконец увидел Верхи живыми — по-настоящему живыми, наполненными людьми, смеющимися и плачущими детьми, фыркащими конями и даже аниматорами в костюмах чертей, качающихся на деревянных ходулях на потеху и боязнь народа. Тут и там жглись костры, стояли мисочки с тонко нарезанным мясом и лежали маленькие батоны белого хлеба. Глаза бегали по лицам — толпа мелькала перед взором пёстрым хороводом, и Антон даже не понимал, что жадно ищет взглядом знакомое лицо. Зачем? На какое-то время он перестал слушать идущего по боку Диму, высматривая поверх голов темноволосую макушку и пронзительные глаза. Почему? Чего он ждёт от встречи — неужели станет понятно, откуда у мужчины клыки и почём он связывает себя из ночи в ночь? — Спать ты сегодня не будешь, ясно? — А? — очнулся Шастун. — Дим, ты в это рельно веришь? — Представь себе. Толпа затягивала их глубже. Пушистые венки прохожих щекотали плечи. Позов невозмутимо пил медовуху, высматривая из толпы жену и дочь, а Антону вдруг стало до боли одиноко среди такого количества людей. Что странно — обычно ему становилось весело на общественных мероприятиях. Но необузданная тоска крутила сердце. — Дорогие друзья! Напоминаем, что сегодня вы ищете цветок папоротника. Легенда наших предков гласит, что полюбил брат Перуна девушку не из своего сословия. И не суждено им было быть вместе, но вот радость — после их союза, выпавшего на день равноденствия, на свет появилось двое ребятишек. В честь события Перун вручил брату Семарглу цветок папоротника необычайной красоты. Он осуществлял желания, которые кажутся недостижимыми. Сегодня тем, кто найдёт цветок папоротника, мы устроим обряд. Если у вас уже есть пара или вы только собираетесь, это прекрасный шанс найти символ счастья. Ну и да, напоминаю, обряд строго от шестнадцати! Да! Голос ведущего эхом отзывался среди берёз и радостных лиц. Антон равнодушно послушал речь и отвернулся — не собирался он сегодня искать ничего. Разве только… Позади толпы прояснился знакомый силуэт. Не дослушивая Позова и бросая ему напоследок что-то вроде «Я скоро подойду, погоди», он ускорил шаг и протиснулся между человеческих стаек к окраине опушки, на которой все собрались. Однако пробравшись сквозь столпившихся и наконец вывалившись на свободу, он не обнаружил никого. Выругавшись, было вернулся в толпу, как вдруг за руку дёрнули, и он пошатнулся внутрь леса, спотыкаясь о мелкие кусты. На голову прилетело что-то большое и ароматное. Защекотало щёки. Он в недоумении уставился сперва на Арсения, после — на края венка, висящие перед глазами. — Если это твои извинения, я в ахуе. — Пошли отсюда подальше? И горячая ладонь легла в его собственную. Антон понёсся следом, не разбирая дороги. — Арс, твою ты мать, куда ты меня тащишь? Они очутились среди нависших куполом деревьев, сплётшихся стволами. Запыханный Арс пожирал его глазами. Накрывший их с головой лес вдруг притих: заглушило радостные крики народных гуляний, исчезли венки и черти, утонул в хвойной густоте голос ведущего. Арсений глядел пронзительно, стирая границу «можно» и «нельзя», смотрел так, что все дурацкие опасения попросту лопнули. А может, они ушли и раньше, ушли за те долгие дни самонакручивания и тоски и ночи, наполненные влажным стыдом. Не выдерживая, Антон жадно схватил руками его лицо и притянул к себе, грубо обваливая на ближайшее дерево. Попов было возмутился — наверное, спина больно прошлась по сучьям — но Антон только углубил, обкусывая чужие губы и теряя голову с концами. Он не привык ждать и долго ходить вокруг, устал от тайн и тем более — страхов. — Козёл. Ты просто козёл, Арс, — держа его по обе стороны лица, вышептал он. — Ты сам не приходил. — Придёшь тут… Руки голодно нашли бока и смяли рубаху. Арсу невероятно шёл лён. И этот дурацкий венок из веток берёзы… Он неожиданно для себя встряхнул Попова, заставляя того ошарашенно взглянуть на него. — Я скучал… — отстраняясь, проговорил Шастун низко, — но если ты не объяснишь мне, что с тобой происходит… — Он встряхнул того ещё раз, заставляя берёзовый венок накрениться. — Мы поговорим, — поспешил проговорить Арс. — Только прошу, дай мне одну ночь с тобой. — Чего, блять? — Пожалуйста, Тош… Посиневшие глаза смотрели с мольбой. Мелькавшие в голове образы из кошмарных снов стирались с каждой секундой, что он топ в этом взгляде. Выходит, он не каждую ночь… такой? Верёвки, кровь, клыки и рёв — он помнил это, однако сейчас Арсений был таким… настоящим, живым, желанным, что останавлваться на этих мыслях не хотелось. — Собрался искать цветок папоротника? — свернул он со скрипом и выпустил чужие плечи из ладоней. — Ерунда какая. Народ позади них смеялся и вскрикивал при виде очередного чёртика. Кутёж обещал быть до полуночи и дальше, а некоторые намеревались традиционно не спать всю ночь. Девушки в объёмных венках и парни с походными рюкзаками бродили по всему лесу, не давая ни минутки уединения. Ржали кони, катающие молодых по кругу с упрямым видом. Играла народная музыка. Взяв на себя инициативу, Антон схватил Арсения за запястье и потянул подальше в лес. Многие сочли бы его глупцом — искать уединения с оказавшимся невесть кем получеловеком, однако больничная суета, неделя разлуки и назревшее больное любопытство сделали своё дело, и парень рвался через заросли дикой облепихи, сжимая потной ладонью чужую руку. Убедившись, что никто их не видит и не слышит, он остановился. Арс хмыкнул и отвернулся, качая головой: — Думаешь, я не понимаю, что ты хочешь меня разговорить? — О чём разговорить? — Антон, — нажал Попов, — это сложно. Прости, что напугал тебя. Ты наверное думал об этом всё это время, знаю. Но и ты пойми меня… — У тебя типа психика ёбнулась, а ты таблетки пить не хочешь? Арс застыл, молча глядя на него. — Да шучу я, — Антон тоскливо усмехнулся и сжал руки в карманах шортов. — Меня просто заколебало это всё. Приехал в деревню, а тут, видите ли, ещё в язычество верят. Ладно когда Ба ставила молоко домовому. Но исчезновения, убийства… Позовы… Потом ты. А сейчас мы, блять, на языческом праздновании. — Иван Купала не совсем языческий праздник… — Форточка, Арс, форточка.— Антон сложил руки на груди. — Серьёзно, я не понимаю ничего. И природу того, что с тобой происходит, тоже не понимаю. А если честно, даже не знаю, хочу ли понимать. Короче, бля, — он провёл распростёртой пятерней по волосам, — делай как знаешь, если ты хочешь отпраздновать со мной эту ночь, а потом только говорить по душам — окей, я приму это как данность. Я просто соскучился, Арс. По нашим разговорам. — Только по ним? — криво улыбнулся Арсений. — Не только, — к своему удивлению, не смутился Антон и подошёл ближе. Больше всего хотелось покинуть этот праздник жизни и найти укромное место, где мужчина бы разговорился и стал прежним — знакомым и в меру сумасшедшим. Арсений же нашёл травинку, запустил её промеж зубов и, покачивая колосок вверх-вниз, предложил: — Раз ты никогда не был на Иване Купала, мы пойдём на праздник и ты сам всё увидишь. И они действительно двинулись прочь из глуши навстречу шумному народу. Антон издали приметил носящуюся с остальными детьми Савину и разговаривающих между собой Позовых. Приезжие расхаживали тут и там с рюкзаками наперевес. Ставили палатки, усаживались вокруг костра. — А ты язычник? — Хах… Наверное. — Внезапно, конечно… — Поживи в Верхах с моё, и не в такое поверишь. А ночь эта особенная. — Да, Позов мне как раз про это и заливал всю дорогу до фестиваля. Пока что мне вкатывает только их медовуха. — Празднование Купалы в Верхах уже традиция. Ещё мой отец гулял в ночь на седьмое. Разве ты не считаешь логичным очищение через костры и воду? — Ну так-то в костре можно стерильно сгореть, а в воде помыться, так что, наверное, считаю, — улыбнулся Шастун. Савина отстала от остальных детей, решивших, что убежать в лес подальше от родителей — это круто и весело, и встала посередь толпы, расщипывая пальцами стволик одуванчика. Ходить в лес было небезопасно — только если с папой, папа знал про лес всё, хоть и рассказывал пугающие байки про то, как они с мамой повстречали в чаще русалку. Русалочьи проделки она видела своими глазами: узелки из листьев на деревьях вокруг озера, причудливым образом разложенные на берегу камушки. Однако верить во всё это ей казалось страшным. То ли дело добрые сказки про домовых и Леших, провожающих заблудших путников к выходу из леса!.. Но папа говорил, Лешие не помогают. Только заводят дальше, путая и сбивая с пути. И не выглядят они как душевные старики с длинными бородами — то человеческие выдумки. На деле по лесу тут и там вырастают столпы земли и мха выше деревьев, не имеющие ни лиц, ни голоса. Вот и сейчас, глядя на бродящих вдоль кромки леса Арсения и Антона, она задумчиво рвала одуванчик и задавалась вопросом: почему мама и папа говорили, что Антону нельзя общаться с Арсением? Почему сторонились они этого дядю? С пушистым венком на голове тот выглядел вполне безобидно. — Дочь, ты чего не играешь? — подошёл к ней папа. — Почему Антону надо держаться подальше от Арсения? — Чивой? — Позов опустился на корточки. — Вы с мамой утром говорили. Я случайно услышала. Почему ему надо остерегаться Арсения? — Видишь ли, Савин, бывают люди нехорошие. У которых в прошлом есть такие тёмные дела, от которых потом не денешься. И Арсений из таких людей. — Почему? Дима глянул на Попова, оживлённо болтающего с Антоном. За долгое время, что он видел странного мужчину, тот впервые светился и был столь улыбчив. Впервые с тех пор, как… — Мы с мамой думаем, что он замешан в тех страшных вещах, о которых мы тебе рассказывали. Да и Антону не надо верить незнакомцам. Правильно? — Ага… — серьёзно ответила Савина. Одуванчик рассыпался в руках, улетая белыми зонтиками в разные стороны. Антон проследил за полётом взвившихся в воздух семечек, а потом решился уточнить: — То есть, Купала это и языческий, и христианский праздник? — Вроде того. — Арсений пожал плечами. — Восточные славяне праздновали день летнего солнцестояния ещё до христианизации, но никто до сих пор не знает, какому именно божеству они поклонялись. А с приходом религии праздник назвали в честь Иоанна Крестителя — по-язычески, Ивана Купалы. Но традиции остались ещё от предков — принято как и прежде прыгать через костры и пускать венки на воду. — А почему празднуется ночью? — И днём, и ночью. Потому что в этот период стирается граница между навью и явью, — сказав это, Арс умолк, завидев непонимание на лице Шастуна, и поспешил поправиться: — Между миром мёртвых и живых. Среди людей спокойно бродит нечисть и заложные. — Заложные? Арсений кивнул: — Покойники, которые умерли не своей смертью. Самоубийцы, убитые, жертвы несчастного случая. Стало не по себе — Антону в голову пришло утреннее происшествие и нежный голос, звучавший от таинственной фигуры в его комнате. Была ли это, как выразился Арс, ожившая навь? — А ты когда-нибудь… — Шастун замялся, но продолжил: — встречал, ну, заложного? — Мгм, — Арсений поджал губы, не встречаясь с ним глазами. — Встречал я одну навь. А чему удивляться — это же Арсений! Антон молча плёлся за ним, переваривая признание. Что курят в Верхах? Может, и ему дадут? — И… как? — нажал он. — Ты же в это не веришь, — свернул Попов. — А ты заставь меня. Они спешно сошли с тропы, по которой двигались — навстречу, виляя вздутыми боками, топала лошадь, ведомая ряженой в народное платье девушкой. На спине, напряжённо держась за поводья, покачиваясь, сидела молодая блондинка. — Ну чё, Оксан, нравится? — поспевая за лошадью, окликнул блондинку какой-то парень. — Ты смотри, кобыла на кобыле! Оксана опустила лицо и отвернулась — ей явно не понравилось, что её так грубо обозвали на глазах у кучи людей, да ещё и деться было некуда. Лошадь фыркнула и мотнула головой. — Ева! — пригрозила кобыле ряженая и дёрнула её за удила. — Пойдём, — проговорил Арс и коснулся его руки. Они свернули в лес, оставляя большую часть гуляющих позади. Всё ещё слышалось отдалённое «Ева, не вредничай!». Дорога петляла всё дальше, а Арсений наконец решился на разговор. — Позволь мне быть с тобой честным, Антон. Я прекрасно понимаю, что скорее всего ты не поверишь в мою историю. Я бы и сам не поверил. Но ты не из тех, кому я бы хотел соврать. Ты первый, кому я хочу рассказать обо всём… И потому мне ещё сложнее. Антон молча шёл сбоку, глуша даже дыхание: откровенность Арса — штука редкая. — Ты говоришь, что язычество — херня, но мне так не кажется. Да и это единственное верование, которое даёт ответы на все мои вопросы, а их за мою жизнь накопилось множество. Встречал ли я навь? Да, встречал. Впервые это случилось, когда мне было года четыре. Представь, одно из первых воспоминаний — это призрак девушки в окне. Она наблюдала, как я играю в железную дорогу. — Девушка в окне? — Самая настоящая. Я тогда совсем мелкий был и не понял, что она такое. Помню, бледная, с тёмными волосами. Она плакала. Смотрела на меня, а по лицу стекают слёзы, как на картинах: почти ручьём бегут. Я убежал из комнаты и рассказал обо всём отцу. — А он? — Он… — Арс помедлил и вздохнул. — Он избил меня. Не удивляйся. Так всегда было в нашей семье. С тех пор как мама ушла, он всегда вымещал на мне всю злость, а злобы в нём было много. Я был наказан за любой проступок, а иногда даже проступка не требовалось. — Он не объяснял, за что?.. — Он всегда говорил, что любит меня. Что так надо. Что я виноват. А девушка приходила снова… И снова. Я видел её каждое лето в окне. Сперва она плакала, но потом стала приходить улыбчивая. Стучала по стеклу, приносила мне лягушек и ящериц. И тогда я подумал, что она мой друг. — Ты не сразу понял, что она навь? — А как поймёшь? Выглядела она вполне живой. До тех пор, пока я не решился высунуться к ней в окно. Я открыл ей и вылез через раму. Она тянула ко мне руки, и я вдруг почувствовал странный запах. Гнилой. Так пахнет мёртвая рыба. Мне стало так мерзко, что я полез обратно, но она схватила меня за ногу и потащила к себе. Я еле вырвался, но говорить отцу не стал… — Ты видел её после? — Конечно. Она продолжала приходить ко мне летними ночами. Пела за окном. Я думаю, отец слышал её, просто не хотел говорить со мной об этом. Однажды я спросил, не чудилось ли ему странное ночью, но он только бросал в меня полено или что-нибудь ещё, что под рукой было. — Значит, навь не самое страшное… — Мгм. Так и я думал. А потом она пришла в мой восемнадцатый день рождения. — Да твою ты мать! — выкрикнули из чащи сбоку от них. — Сука! Они вывернулись на вывалившуюся из-за деревьев девушку, потирающую локоть. Белый рукав хлопковой рубашки окрасило ярко-красным. Антон этого не заметил, но Арс отшагнул назад. А та самая Оксана, запоздало понимая, что на опушке не одна, раздражённо глянула на них из-под чёлки. — Помочь? — спросил Антон, обеспокоенно глядя на кровь. — Нет, сама справлюсь, — фыркнула она, но потом, айкнув от собственного прикосновения к ране, всё-таки проговорила: — Хотя если у вас есть какая-нибудь аптечка… — Вам надо к организаторам, — проронил Арс. — Где вас так протаранило? — подошёл к ней Антон и осторожно взял за руку. — Можно? — Ну давайте. Он потянул рукав вверх, и ткань обнажила совсем небольшую царапину. Однако кровила она что надо. — Блин… — Шастун поджал губы. — За ветку зацепилась, — бросила девушка вполголоса. Антон отыскал глазами Арса, но тот отошёл ещё дальше, под деревья. И то ли от тени, то ли из-за преломления света, но глаза его стали такими же тёмными, как в ту ночь. — Всё в порядке, Арс? — Да, отведи её к организаторам, я приду. И, не дожидаясь ответа, скрылся в тени. — Меня Антон зовут, — всё ещё обеспокоенный скорым уходом Попова, пробормотал Шастун, закрепляя рукав повыше ранки. — Оксана, — вторила девушка. — Вы чего-то испугались, что так бежали, Оксан? — Нет, просто… — Она было решилась что-то сказать, но осеклась. — Что я вас грузить буду? Антон поджал губы и огляделся. Хоровод деревьев путал голову, не давая понять, в какую сторону идти. Казалось, опушку окружали одни и те же сосны. Не хватало меток Арса… Куда он сбежал? Подсознательно ответ начинал проклёвываться, однако Антон был слишком озадачен происходящей суетой, чтобы позволять себе мысли о самом страшном. — Твой друг не выносит вид крови? — подала голос Оксана, решив переступить на «ты». — Арсений… да. Наверное. Не знаю. Блин, в какой стороне поляна? — Не знаю… Вот твой Арсений, похоже, знал, да ушёл. — С ним такое часто бывает. Они ещё раз огляделись и, обсудив кто что помнит, решили двинуться вправо. Оксана уже не огрызалась и вообще — потупилась, держась за кровящую руку и тихо шмыгая носом. Лишь сейчас Антон заметил, что лицо её раскраснелось, словно от слёз. — Это из-за твоего друга ты поранилась? — А что? — Извини. Просто слышал, как он обозвал тебя, когда ты на лошади была… — Дебил он, — неожиданно призналась Оксана и наскоро вытерла нос тыльной стороной ладони. — Весь отдых испортил. — Это он тебя? — Нет… Просто я не выдержала и убежала. Он только и делает, что унижает меня. Встречаемся два года, последний из которых просто адский. Хотела отпраздновать сегодня, а он… Флиртовал с той девушкой, которая конями заправляет. — Пиздец. — Да. Ну я и решила, что пошёл он в жопу. Правильно? — Правильно. Только кровью истекать не обязательно, — улыбнулся он. — А это побочка, — важно отозвалась Оксана, уже не выглядя такой несчастной, будто признание незнакомцу освободило щемящую грудь. — Выходит, ты приехала сюда специально на Купала? — А ты нет? — А я здесь… Как сказать… Живу, — со странным чувством произнёс Антон. — За бабушкой ухаживаю. Она сейчас в больнице, но я решил всё равно на эту тусовку посмотреть… — И правильно. Если тебе не изменяет парень, это довольно весёлый праздник. Рана на руке Оксаны кровила уже гораздо меньше. Только засохшие потёки выглядели угрожающе в контрасте с белой рубахой. Девушка уже не держалась за локоть и только изредка поправляла качающийся на голове венок из ромашек. Сгустившийся лес почти не пропускал солнечные лучи. Будто бы они не двигались к нужной полянке, а уходили в другую сторону, туда, где свисали к земле сосновые лапы. — Красивый венок, — оценил Шастун, нарушая повисшее молчание. — Спасибо. Твой тоже ничего. Сам плёл, или девушка? — Арсений. Он ответил прежде, чем подумать, и теперь вырвавшийся ответ звучал совершенно ужасно, будто он с потрохами выложил всё незнакомке. Однако Оксана никак не осудила его, только усмехнулась: — Интересный он, никогда не видела, чтоб из берёзы плели венки. Ой! — Она остановилась, глядя себе под ноги. — Смотри… Антон опустил взгляд к плетёным босоножкам и не без удивления обнаружил что-то блестящее среди зарослей папоротника. — Что это? Они синхронно склонились к находке и столкнулись руками. Оксана выхватила из-под его пальцев позолоченный кулончик и поднесла его ближе к глазам. — Твою ты мать… Это похоже на… — Цветок папоротника украли! — проревел голос позади них. Антон, сам не зная, что делает, схватил Оксану за здоровую руку и, матерясь, рванул прочь. Девушка взвизгнула и захохотала, а несущийся за ними по пятам Чёрт, громыхая навешанными на шерстяные плечи безделушками, верещал: — Цветок украли! Воры! Воры!!! Пару раз одетая в мохнатую перчатку рука с резиновыми когтями хватала их то за руки, то за спины, но Антону всё-таки удавалось ускориться и утянуть едва поспевающую за ним девушку вперёд. Мелькали в дикой пляске силуэты людей, деревья, черти: они что есть дури неслись дальше, пока все кричали и свистели, догоняя их. — Внимание всем! — раздался голос ведущего. — Цветок папоротника нашли! Сейчас начнётся обряд. — Какой обряд? — крикнул Антон. — Офигеть! — хохотала Оксана, забыв и про рану, и про слёзы. Их окружили разодетые в народные платья женщины. Сомкнулся цветастый круг, закружил в спонтанном хороводе, зазвенели колокольчики на поясах. — Вы пара? — спросил ведущий, накрыв ладонью микрофон. Одет он был в крестьянскую рубаху и охотничью шапку. Вид у него был навеселе. — Не… — начал Антон, но осёкся, едва Оксана схватилась крепче за его руку и выдохнула: — Да! Антон уставился на неё в недоумении, но ведущий не взял это во внимание, разворачиваясь и ещё раз оглашая, что сейчас начнётся обряд. Он вырвался и шёпотом возмутился: — Какого ты это сказала? — Брось, будет весело. Антон, пожалуйста, — она сделала бровки домиком, — побудь со мной на обряде. Ничего такого не надо будет делать, просто вокруг нас поводят хоровод, а потом бросим ветку берёзы в чучело. Пожалуйста! — А если твой дебил мне потом всыпет? — Да пошёл он! Антон оглядел окружающие их лица: нигде не мелькало ни намёка на знакомые пронзительные черты. Да куда ж исчез Арсений? За кой чёрт бросил его? — У тебя ведь никого нет, Антон? Тебе тоже грустно в Верхах? Он оборачивался раз за разом, пытаясь выхватить нужное лицо среди толпы. Смеющиеся девушки, раскрасневшиеся от медовухи парни, носящиеся дети… Арсений пропал, снова ничего не объяснив. — Хорошо. Хорошо, — повернулся он к Оксане. — Только смотри, без штампов в паспорте. Она улыбнулась и вдруг — он аж прерывисто выдохнул выбитый из груди воздух — прижалась к нему, обнимая крепко-крепко. — Спасибо… — шепнула искренне. Неожиданно из стайки разодетых женщин отделились несколько фигур. Взявшись за руки, они вереницей проплыли мимо Оксаны и, отстраняя ее от Антона, обхватили в круг. Улыбающееся лицо то и дело пропадало за очередным кокошником, и самого Антона также взяли внутрь второго хоровода. Он заметил, что люди отошли подальше, отступили, образовав пустое пространство на поляне, в котором неспешно двигались два хоровода. Стоя посреди кружащих женщин, парень было дёрнулся к Оксане, смеясь, но танцующие быстро подхватили его и заставили отшагнуть ещё и ещё. Оксана тоже подалась навстречу, но и её закружили прочь. Льющаяся отовсюду песня с едва различимыми словами нарастала, словно бы они падали в колодец, от стенок которого эхом раздавался разноголосый хор. Шелестящие на ветру кроны деревьев и платки женщин, гулкое небо и лица наблюдающих смешались в одно большое полотно, несущееся перед глазами. Антон то врезался в танцующих, то оказывался один посреди хоровода; его то хватали за руки, то толкали прочь; женщины пели громче и громче, а костры трескали всё звонче, взвиваясь в облака дикими искрами. Он потерял счёт времени и всякую надежду найти в толпе Арса. К лицу прилила кровь, а ладони и ступни словно горели изнутри. Он метался внутри своего круга, то смеясь, то задыхаясь от жара; он искал лицо Оксаны, такое же весело отчаянное, но встречал глазами лишь одинаковые лица ряженых женщин; его почти тошнило от мельтешащего круга, когда всё прекратилось. Он врезался в Оксану, и толпа взорвалась криками и аплодисментами. Как и у Антона, лицо девушки пошло красными пятнами от усталости и жары, а дыхание срывалось, никак не восстанавливаясь. — Наша прекрасная пара ещё пригодится нам, а пока — продолжаем гуляния, друзья! — Боже, я думала, меня вырвет, — выпалила Оксана хрипло и обвалилась на него. — Я тоже!.. — охнул Антон, приобнимая её на автомате. В висках стучала кровь. — Нахрена я согласился? — Не говори, что тебе не понравилось! Будет, что вспомнить. Он хохотнул и тут же сдавленно охнул: в боку кольнуло с непривычки. Засмеялся снова, но уже тише. — Окей, что дальше? — Не знаю, — вздохнула Оксана запыханно. — Наверное, нас позовут. — Я отойду ненадолго? Не бойся, я невест не бросаю, просто позвонить надо. — Иди-иди. Он протиснулся через толпу и вышел отдышаться в просвет между деревьями. Всё вокруг продолжало кружиться, и желудок в том числе. Он отошёл ещё дальше, минуя громкие стайки палаточников и гуляющих, и, когда стало достаточно тихо, присел на пенёк. Сошёл полдник, и хоть солнце было таким же жарким, дышалось уже легче. — Алло, Евгения Александровна, здрасте, — прижимая телефон к уху, чтобы расслышать врача сквозь тёплый ветер, обнимающий голову, начал Шастун. — Как она? — Да, Антон, здравствуйте, — улыбнулась на том конце Евгения Александровна — светлая девушка лет двадцати шести с голубыми, как небо, волосами. — Зоя Викторовна чувствует себя нормально, мы сейчас поставили капельницу. Волнуетесь, что ли? — Ну как-то… — Он неосознанно почесал затылок — привычка, выдающая его волнение. — Переживаю, да. Вы уверены, что ей лучше переночевать в хосписе? — Конечно. Так мы ей сразу с утра поставим нужные уколы и отправим на процедуры. И вам не нужно беспокоиться, следить. Мы начеку. — Да, понимаю. В общем, она в порядке, да? — Антон встал с пенька и походил туда-сюда. Вдалеке маячила мужская фигура в огромной широкоплечей кожанке. Поначалу он не обращал на мужчину внимания, однако тот словно приближался, и с каждым его шагом всё отчётливее слышался запах потёртой кожи и пота. — Вам не о чем волноваться, всё проходит хорошо. Сейчас она спит, но, думаю, вы можете созвониться завтра утром. Если вдруг что, Антон, мы вам обязательно позвоним и окажем вашей бабушке всю необходимую помощь, но сейчас повода для беспокойства нет. — Хорошо. Спасибо… — Он поджал губы, уставившись в подёрнутое полупрозрачными облачками небо в попытках игнорировать приближающийся силуэт. — Вы делаете всё возможное, Антон. Немногие так заботятся о своих пожилых родственниках. Но позвольте себе выдохнуть, вам не обязательно мотать себе нервы всё время, — выдала Евгения Александровна ровным, успокаивающим голосом, казалось, вкладывая в эти слова всю свою оставшуюся веру в человечество, угасающую за время работы в хосписе с умирающими больными. — Вы уже огромный молодец. — Ой, ну всё, засмущали, — он опустил голову, выпуская смешок, и добавил: — Вам спасибо. До свидания. — До свидания, Антон. Стоило ему положить телефон в карман, как запах стал настолько чётким, что сомнений в том, что мужик стоит за его спиной, не осталось. Антон развернулся и, сжимая челюсть, столкнулся лицом к лицу с незнакомцем. — Молодой человек, — затарататорил тотчас мужчина, хватая его за футболку, — вы не видели девушку? — Ну для начала, — Антон с силой отстранил его от себя, — вот так. Не видел. Поищите вон там, — кивнул в сторону толпы. — А мальчика не видели? — жалобно прохрипел незнакомец и уставился на него почти плачущими синими глазами, налитыми кровью. Антон было хотел уйти от наверняка пьяного мужика. Послать незнакомца куда подальше и покурить, пока не началась новая канитель с обрядами. Но встретившись взглядом с этими глазами, он застыл, не понимая, кажется ему или нет. — Какого мальчика? — выдавил Шастун. — Моего мальчика не видели? — тыкнув в себя пальцем, отчаянно вопросил незнакомец. Тёмные волосы. Синие глаза. Такая знакомая мимика и изгиб губ. Антон ощутил, как спина покрывается мурашками: он словно бы общался с сильно потрёпанной и обрюзжавшей версией Арсения. — Мой мальчик, он… — Мужчина схватил ртом воздух и взмахнул руками, распахивая кожанку. На майке-растягайке бурело громадное пятно крови. — Он не виноват, это всё я… Это всё я, дурак, я, понимаешь? — выпучив глаза, Попов-старший, а сомнений в этом у Антона не осталось, схватил его за плечи и начал трясти так, что висящая на шее цепь зазвенела в сгустившемся воздухе. Антон вырвался и чуть не упал. Сергей Попов жалобно вскрикнул и кинулся за ним: из-под майки от резкого движения закапало, а рыхлое лицо исказила гримаса боли и ужаса. — Где мой сын?! — взревел мужчина в одичавшем отчаянии, и из-под кожанки вывалилось нечто алое, длинное, как… Кишки. Из него вываливались разорванные в клочья кишки. Антон бежал так быстро, как только мог, бежал, едва соображая, куда и от чего, ловя ртом мошек и пиная камни на дороге. Люди в недоумении оборачивались на него, словно он сошёл с ума. В голове закончились ругательства. Ноги несли его в толпу, но кричать об увиденном инстинктивно не хотелось. Он налетел на кого-то и был вынужден затормозить. — Блять, Тоха, ты смотри, куда прёшь! — Позов стряхнул с себя капли разлитой на футболку медовухи и уставился на взвинченного парня. — Извини, — едва помня, как говорить, бросил Антон и почти ринулся дальше, но крепкая, наученная огородным трудом рука ухватила его за рукав. — Что такое? От чего бежишь? Антон открыл рот, но даже не знал, что сказать. Пот ледяными каплями стремился от затылка промеж лопаток. Холод облепил лицо. Он хотел найти Арсения. — Так, — вдруг что-то сообразив, прищурился Дима и отвёл его в сторону. — Выкладывай. — Что?.. — Ты что-то видел. Я знаю этот взгляд. Сегодня особенный день, помнишь? Всякое может вылезти на свет. — Блин, Дима, я не хочу ничего обсуждать. Дай пройти… — Ты видел заложного, так? — Вот и договорились. Пожалуйста, мне надо… — Кого ты видел, Антон? Ты знаешь его? Антон замер, так и не двинувшись с места. Может, хоть Позов знает, что за дичь творится? Может, хоть он поможет, а не исчезнет? — Понятия не имею. Вживую я этого человека никогда не видел… Но по рассказам… — Это мужчина или женщина? — Мужчина. Весь в крови. Он потерял кого-то… — Что он говорил тебе? Ты соглашался на что-либо? — Нет, господи, нет. Он просто подошёл и спрашивал, не видел ли я какую-то девушку… — За кого ты принял его? Позов выглядел предельно сосредоточенно. Будто даже протрезвел. — Отца Арсения, — решился Антон. — Сергея Попова. Дима молчал. Люди продолжали веселиться вокруг них: пробегали мимо дети, смеялись парочки, восхищались природой старики. Позов шагнул к Антону поближе и, не сводя с него пристального взгляда, заговорил: — Больше никогда не разговарвай с заложными. Не думай даже слово сказать незнакомцу. Сегодня не просто праздник, Антон, я надеялся, Арсений хоть это тебе объяснит. Сегодня день, когда нежить бродит среди живых. И поверь, лучше живым не заводить с ней разговор. — Я не знал, — вышептал Антон. — Понимаю. Но теперь знаешь. И ещё, Тох: завязывай общаться с Арсением. До добра эта дружба не доведёт. — Я сам решу, с кем мне общаться. — Пообщался уже? — съязвил Позов. — Прибежал сюда с глазами на жопе. Подоспела Савина, протягивая отцу только что сплетённый венок, и Антон улучил шанс шмыгнуть в толпу. Пробиваясь между хлопковыми платьями и лезущими в глаза цветами на головах, он, не обращая внимания на оклики Позова, почти добрался до края поляны, но чья-то хваткая рука резко обняла запястье и дёрнула его в сторону. Его бросило в жар — нахлынула знакомая волна ужаса, набросились мысли о Сергее Попове, однако в следующую секунду он столкнулся лицом к лицу с Арсом. — Блять, какого хуя ты делаешь? — зашипел он не то от перепугу, не то от злости. — Я не мог найти тебя, — удивлённо проронил Арсений, но руку сжимать не прекратил. — Зато я нашёл кое-что! Объясни мне наконец, блять, что с тобой происходит, а? — Он оттащил Попова в лесок и потребовал: — Сейчас, Арс. Я не буду ждать чёртову ночь, чтобы понять, какого хуя. Лицо Арса обрело выражение искреннего удивления: он не ожидал такого напора и тем более не представлял, что успело случиться с Антоном такого, что его всего потряхивало, а голос, прежде ровный и спокойный, срывался на рык. — Ты что-то видел? — упавшим голосом выразил он свою догадку. — Я видел достаточно за сегодня, чтобы возненавидеть этот хренов посёлок. Арсений прерывисто вздохнул и глянул в сторону. Поранившаяся девушка давно скрылась из виду, унеся за собой влажный аромат пульсирующей крови. Он вновь перевёл взгляд на тяжело дышащего Антона. Вена на его шее и дёргающаяся жилка на лбу приковывали — в ушах стоял гул чужого сердца. Арс сделал ещё один робкий вдох и ощутил, как собственное падает вниз. — Хорошо. Та девушка… Она пришла в мой день рождения. В день, когда я думал, что стану свободен от отца и уеду из Верхов.