***
Эзоп Карл был счастлив. Или, по крайней мере, он должен был быть таким. Он был молодым и амбициозным пианистом, которого наконец пригласили в королевский дворец Версаля, чтобы присоединиться к их оркестру. Это означало не только хорошую зарплату, но и прекрасную перспективу в будущем — по крайней мере, если всё пройдёт гладко. Может быть, ему удастся жениться на благородной женщине и самому начать жить в роскоши. Но это было бы слишком хорошо! Прямо сейчас ему просто нужно было сосредоточиться на предстоящей задаче: на его первом дне в Версале. Он должен был произвести хорошее первое впечатление на придворных! Как только юноша вышел из кареты, его приветствовал благородно выглядящий человек, который, как оказалось, отвечал за всё, что так или иначе имело отношение к музыке в этом месте, хотя его познания в этой области, казалось, были сильно ограничены для такой работы. Он показал Эзопу маленькую, простую комнату, где тот отныне должен был жить, а затем ванную и кухню. Это был довольно долгий путь до покоев высшей знати, которые жили в золотом и роскошном здании в центре дворца, окруженном прекрасными садами для своих почти ежедневных званных вечеров, балов и других празднеств. Королевская семья была центром всего этого торжества в буквальном смысле слова. Сегодня вечером одна из главных площадей служила сценой для музыкального представления. Был жаркий и влажный летний день, поэтому аристократы обедали и общались на улице, а вот Эзопу было не до отдыха, всего лишь чуть больше трех часов, чтобы одеться и выучить свою роль. Он только прибыл в город, но его работа уже началась… — Эти званые вечера всегда такие скучные! — вздохнул граф. Из-за его репутации лишь немногие осмелились бы даже заговорить с ним. Да и те, кто мог набраться достаточной смелости, обычно осыпали его лестью в надежде получить от этого выгоду. Разочарованно нахмурившись, мужчина сделал глоток шампанского. — Даже оркестр сегодня посредственный! Пианист, должно быть, новичок! Ему даже не удалось как следует сыграть эту простую пьесу! Крайне раздраженный и испытывающий лёгкое отвращение к происходящему Джозеф отчаянно искал причину, чтобы уйти. Если бы он не нашел какую-нибудь наивную леди, которую можно было бы заманить в свои покои, он бы просто притворился усталым. Королева была бы не против. Она ненавидела эти празднества так же сильно, как и он. В них нет ничего, кроме пресной светской беседы, лживых сплетен и обмана. Когда граф, наконец, изучил лицо каждого гостя, Джозеф решил воспользоваться своим вторым оправданием и притвориться усталым. Обернувшись в последний раз, чтобы убедиться, что он никого не пропустил, его взгляд упал на музыкантов оркестра. Они были ему так же знакомы, как лица его собственных слуг, потому как им приходилось выступать по крайней мере раз в день. Пианист — как мужчина и предполагал — был новеньким. Его волосы были сильно растрепаны, но по лицу было видно, что он ещё юноша, молодой человек, в отличие от других участников оркестра. Как странно, не говоря уже о его серых глазах и фарфоровой коже! Граф смотрел на молодого человека скорее как на любопытный предмет, нежели на живого человека. Как бы это не выглядело, он выглядел завораживающе! А в этой золотой клетке было мало «завораживающих» вещей. Может быть, ему стоит остаться ещё немного?.. В конечном итоге граф оказался одним из последних гостей, кто остался на празднике. Он спрятался в тени деревьев и кустов вокруг площади, чтобы избежать дальнейших скучных и бесполезных взаимодействий с людьми. Должно быть, прошло несколько часов после полуночи, когда королева наконец объявила, что уходит почевать. Другим гостям тоже не потребовалось много времени, чтобы разойтись, их сменили слуги, которые начали убирать оставленный для них беспорядок. Музыканты тоже собирали свои вещи, готовые на этом закончить. Им предстояло снова играть ранним утром, когда королева встанет, так что им не терпелось поспать как можно дольше. Единственным, кто не ушел, был пианист. Вместо этого он достал какие-то бумаги и кусок угля. Он сыграл несколько мелодий, экспериментируя и записывая в свои заметки, какие партии звучали лучше всего, а чего всё ещё не хватало. Охваченный любопытством, граф подошёл ближе. Слушая черновик песни, которую исполнял юноша, он почувствовал, как у него стало тяжело на сердце. Мелодия звучала одновременно доброй и ностальгической, как воспоминание детства, сопровождаемое лёгким дуновением летнего ветра. Как что-то, по чему скучаешь и чему улыбаешься, но чего никогда больше не сможешь получить. Граф редко чувствовал себя настолько тронутым несколькими нотами и не мог не слушать их с благоговейным трепетом. Так что, в конце концов, длительное пребывание на празднике того стоило.***
— Месье… Карл? — молодая горничная подошла к нему с застенчивой, но тёплой улыбкой. Эзоп неохотно оторвал голову от своих записей, — граф Дезольнье хотел бы встретиться с вами. Граф? Он не ожидал произвести на кого-либо впечатление так рано. Юноша думал, что, может быть, через несколько недель или около этого времени он вызовет чей-нибудь интерес. Что могло бы выделить его из толпы? Конечно, это не могло быть его сегодняшнее выступление, Эзоп не смог бы в это поверить! У него было так мало времени на тренировку, из-за чего он допустил довольно много ошибок по всем возможным стандартам… И вокруг больше никого не было, кроме слуг. Что же, тогда есть только один способ выяснить это! Горничная — её звали Трейси — проводила его в комнату, которая находилась достаточно близко к королевским покоям. Кем бы ни был этот граф, он, должно быть, занимал очень высокое положение, раз имел право находиться столь близко королеве. Эзоп нервно поправил одежду, глубоко вздохнул и в последний раз убедился, что его прическа выглядит более-менее презентабельно. Затем он поблагодарил горничную и нерешительно постучал в дверь. — Войдите! Голос был ясным и требовательным, не оставляющим места для неповиновения. Пианист медленно открыл тяжелую дверь. Бледный лунный свет был единственным источником света, что освещал роскошную комнату, а золото и серебро тысячи рам заставляли стены сверкать, как ночное небо. Очевидно, граф любил портреты… Но что привлекло внимание Эзопа, так это не изобилие произведений искусства или дорогой и пышный декор, а белое пианино в центре комнаты. Недолго думая, он подошёл к инструменту. — Оно великолепно, не правда ли? — спросил силуэт, отделившись от тени. — Я попросил изготовить его в Италии. Это был граф. Он сидел в большом кресле с мягкими красными подушками в другом конце комнаты. В одной руке мужчина держал бокал вина, такого же красного, как и его накрашенные губы. Цвет его волос был грязно-русым, а длинные пряди он завязал алой лентой. Его камзол, жилет и брюки были сшиты из мерцающей темно-синей ткани и покрыты замысловатой золотой вышивкой. — Милорд! — поспешно восклицает Эзоп и кланяется. Приветствие с графом — это первое, что он должен был сделать! Но граф, казалось, не рассердился на него за невоспитанность, а скорее позабавился. Он издал довольный смешок, подойдя к молодому пианисту. — Я слышал, как ты играл сегодня вечером… — только начал он, как это заявление окатило Эзопа, словно ушат холодной воды. Он покраснел от смущения, а паника распространилась по всему его телу. Что, если он обидел графа сегодня вечером? Может быть, он злился из-за отсутствия у него хороших музыкальных навыков! О боже, нет, пожалуйста, этого не может быть! Один вечер — и уже выгнан из Версаля! Он не мог этого допустить! — Я… я могу играть лучше!, — поспешно постарался заверить он графа, — И я это сделаю! У меня просто не было времени попрактиковаться… — Я не имел в виду ваше выступление на званом вечере, — оборвал его граф, указав жестом молчать. Его слова должны были звучать вежливо, но по тону было ясно, что он раздражен этим ненужным потоком оправданий, — Я имел в виду песню, над которой вы работали потом. — Ох? Та песня? — Это может быть нелепо, но я увидел в вас талант, когда услышал её… — практически промурлыкал граф, подходя ближе. Было ли в Версале что-то вроде личного пространства? Кажется, нет. По мнению Эзопа, граф был слишком близок к нему. Он вздрогнул, но не осмелился сделать даже шага назад. Он должен был стоять на своём. — В-вы бы хотели услышать её снова? — заикаясь, пробормотал под нос Эзоп. Он чувствовал тепло чужого тела сквозь свою тонкую одежду… По крайней мере, сейчас она казалась тонкой. Румянец пополз по его лицу, разливаясь алым закатом. — О…, — Задумчиво произнёс граф, — Частное шоу? Только для меня? Конечно, почему бы и нет… Разве не для этого его позвали сюда? Тогда почему в его голосе слышались нотки разочарования? Однако сейчас было не время снова переусердствовать, слишком много думать. Эзоп сделал ещё один глубокий вдох, прежде чем сесть за фортепиано. Его руки дрожали, он начал играть нерешительно, казалось, боясь каждой клавиши. Граф отошёл от него и, вероятно, снова стал наблюдать за ним из красного кресла. Эзоп практически чувствовал, как ледяные глаза блуждают по его спине, сканируя каждую клеточку его тела… Юноша подавил дрожь. Он отчаянно пытался сосредоточиться на произведении, а когда нот для игры больше не осталось, начал импровизировать. Карл погрузился в свою музыку, играя так, как никогда раннее. Это место так влияло на него, или же единственный зритель, так внимательно следящий за ним?Внезапно его выступление было прервано красной лентой, упавшей на клавиши. Сбитый с толку, он перестал играть. — Что-то не так? Две тяжелые руки легли ему на плечи и начали исследовать остальную часть его тела, массируя её. Граф стоял у него за спиной и сжимал сначала его плечи, затем предплечья, грудь… Эзоп издал тихий удивленный вздох. Этого он, конечно, не ожидал. Вот почему аристократ был так разочарован раньше. Должен ли он подыграть? У него так давно не было секса… Но спать с кем-то такого высокого звания… Ещё и практически не знакомого... Здесь это могло быть только на пользу ему! Поэтому он откинулся назад, немного наслаждаясь физическим вниманием, которое ему оказывали. Когда стало достаточно, юноша медленно повернулся, прерывая счёт минутам. Жадные серо-голубые глаза и слегка приоткрытые красные губы ждали его. Но вместо того, чтобы позволить мужчине продолжать, пианист схватил его за талию и притянул к себе, чтобы усадить к себе на колени. Блондин достаточно неохотно подчинился. Обычно именно он был главным! Он бы толкал и тянул за волосы, он бы решал, что будет происходить и в каком положении. Но прямо сейчас этот новенький низкого происхождения решил, что может посадить его к себе на колени, словно обычную девушку, которую он подцепил в какой-нибудь захудалой таверне. Если бы не его нужда и похоть, он бы научил этого грубияна хорошим манерам! Они начали целоваться, как только оказались достаточно близко. Сначала это было нежным, но вскоре стало горячим, влажным и грязным действием. Ни один из них не мог держать свои руки при себе, и граф даже начал покачивать бедрами в предвкушении. Его прекрасный камзол вскоре был сброшен на пол, а после за ним последовал кружевной шейный платок. Практически отрывая пуговицы на рубашке, Эзоп распахнул её и впился зубами в нежную шею графа и оставил видимые синяки на фарфоровой коже. И снова блондин был недоволен. Пока его медленно раздевали и помечали (мало кто когда-либо осмеливался на это), сам пианист все ещё был полностью одет. Только его припухшие розовые губы и расширенные зрачки показывали, что он был таким же нуждающимся, как и красавец, сидевший на нём сверху. Когда он нетерпеливо дёрнул за светло-голубой сюртук, на него не обратили внимания, но вместо этого он почувствовал одну руку на своей пояснице, а вторую под коленями, прежде чем его подняли. Он никогда не ожидал, что пианист окажется таким сильным! Тот же перенёс их обоих в другую комнату. К сожалению, это была не спальня, а небольшая гостиная. Пришлось обойтись большим диваном, щедро заваленным мягкими разноцветными подушками. Первоначально граф планировал просто посадить юношу за рояль и уйти после того, как он закончит с ним, но у пианиста оказались другие планы. И прямо сейчас его планы казались ужасно хорошими, так что протест был невелик. Когда в последний раз кто-то не просто послушно следовал инструкциям, но вместо этого проявлял какую-то инициативу? Эзоп скинул ботинки и сюртук, прежде чем лечь между бёдер графа. Так же быстро, как и начались жаркие поцелуи, они внезапно прекратились. Граф едва сдержал стон из-за потери этих нежных губ. Когда он поднял глаза, Эзоп, казалось, был чем-то смущен. Боже мой! Он же не мог внезапно решить остановиться и уйти, не так ли? Не то, чтобы аристократ позволил бы это, и всё же не хотелось получить такой исход. — Я… Я не знаю твоего имени… — наконец признался пианист. Мог ли этот юноша всерьёз стать ещё более наглым? Это уже было просто непростительно для простолюдина — забыть его имя! Он был важной фигурой! Его просто можно было узнать! Получив не ответ, а гневный взгляд, Эзоп смутился ещё больше. — Я приехал только сегодня днём, и с тех пор мне приходилось тренироваться каждую секунду… Я приношу извинения за… — Джозеф. — Джозеф… — он попробовал произнести это имя, и в его голосе этого юнца было намного больше нежности, чем в сердце собственной невесты графа. Он ведь действительно приехал только сегодня и проработал весь день, из-за чего он просто не обратил внимание на мужчину… Но прежде чем Эзоп смог продолжить их поцелуй, Джозеф удержал его. Он знал, что, получив другого, он будет проигнорирован, поэтому, если он чего-то захочет, ему нужно будет сказать об этом сейчас: — Раздевайся. — скомандовал граф. Эзоп посмотрел на него несколько шокировано, прежде чем подчиниться. Он осторожно снял жилет, затем рубашку. В бледном лунном свете его кожа казалась мраморной. Джозеф позволил своим пальцам пробежаться от удивительно хорошо сложенной груди собеседника к животу и, наконец, к области паха. Затем он требовательно потянул его за брюки. К его разочарованию, там была лишь небольшая выпуклость. Какое маленькое снаряжение для такого симпатичного мужчины. Как только Эзоп снял с себя остальную одежду, граф понял, что его «снаряжение» ни в коем случае не было маленьким, на деле он просто не был полностью эрегирован. Был ли этот молодой человек вообще бесчувственным или привык к чему-то более грубому и интенсивному? Эзоп окинул взглядом открывшееся перед ним зрелище: Джозеф лениво лежал на дорогом диване, рубашка наполовину расстегнута, под ней темные синяки и красные пятна. Его длинные русые волосы, бледная кожа и красная помада для губ (которая была размазана более, чем слегка) придавали ему почти женственный вид. Конечно, макияж был совершенно обычной частью придворного образа, но для Эзопа, который знал об этом от богатых людей и проституток, это выглядело очень и очень эротично. Темные брюки графа хорошо скрывали его эрекцию, но недостаточно, чтобы полностью скрыть её, и, по-видимому, его черные ботинки уже были потеряны по дороге сюда. Это было поистине впечатляющее зрелище! Джозеф не ожидал, что будет раздеваться дальше, поскольку его полностью обнаженное тело было привилегией, которую позволялось видеть немногим избранным, и он был немного удивлен, когда Эзоп начал стягивать темные брюки. — «Что ты делаешь?» — Сердито прошипел блондин. Этот мальчик был по-настоящему дерзким! — «Подготавливаю тебя?» — «Подготавливаешь меня? Ты думаешь что ты здесь главный? Что ты трахнешь меня? S'il vous plaît! Я граф, а ты не более чем тот, кто согреет мою постель этой ночью!» В глазах Эзопа вспыхнул гнев. Он работал пианистом у короля и королевы, а не шлюхой у какого-нибудь графа. Если бы он переспал с этим мужчиной, то сделал это потому, что сам этого хотел. И к нему будут относиться с уважением, которого он заслуживает! Изначально он сделал бы нечто большее, чем просто «трахнул» его — независимо от его собственного положения во всем этом, — но если граф хотел быстрого секса, он, несомненно, получит это. Но даже в таких обстоятельствах он не был бы «главным». — «Для того, кто просто удерживает людей рядом на одну ночь, ты кажешься довольно отчаявшимся». — Насмехался Эзоп. — «Я не…!» Внезапно пианист схватил аристократа за запястья, чтобы держать их над головой, прежде чем начать возбуждать эрекцию другого. Хотя Джозеф поначалу протестовал, он едва мог сдержать жалобные звуки, слетавшие с его красных губ. Он корчился и трясся одновременно от удовольствия и гнева. Как посмел этот человек делать с ним такое? Когда Эзоп почувствовал мокрое пятно на дорогой ткани, он, наконец, стянул брюки и разорвал остальную часть рубашки. Джозеф попытался высвободить руки из этой железной хватки и сжал бедра в слабой попытке прикрыться. Мгновение оба просто молча смотрели друг на друга. В воздухе чувствовалось напряжение. — «Это было быстро», — Констатировал он, — «Ты уже протёк! Притворяешься таким могущественным и важным, но на самом деле ты ничем не лучше любого другого мужчины при дворе. Так что, если ты хочешь меня, тебе лучше относиться ко мне с некоторым уважением! Я — не шлюха, или твоя игрушка, если уж на то пошло», — Сердито уточнил пианист. Сам Джозеф был в ярости и чуть не накричал на него: — «Ох? Ты так высоко о себе думаешь, я выгоню тебя за то, что ты меня так оскорбил!» — «Хорошо». «Хорошо»? Что этот подонок подразумевал под словом «Хорошо»?! — «Если ты все равно меня выгонишь, я уйду прямо сейчас. Переспи с одной из горничных, если тебе это так сильно нужно. Или, еще лучше, подрочи вместо этого, тогда ты точно никого не побеспокоишь. Если кто-то недостаточно хорош, чтобы удовлетворить тебя, то твоя рука прекрасно справится с этой работой!» Эзоп просто встал и начал собирать свою одежду, стараясь вести себя спокойнее, чем был на самом деле. Время от времени украдкой поглядывал через плечо. Если бы не белая пудра на лице, лицо Джозефа выглядело бы красным, как вулкан, готовый взорваться. Он сел и попытался прикрыться рубашкой, сердито поджимая губы. — «Как ты смеешь!.. Немедленно возвращайся сюда!» — Скомандовал он. — «С какой стати я должен это делать? Ты накажешь меня в любом случае. С таким же успехом мне можно немного отдохнуть перед этим.» — «Ты…» — Джозеф не знал, что сказать. Он действительно хотел этого юношу. Но он не хотел, чтобы все закончилось вот так. Даже если бы он сейчас отпустил другого, это было бы поражением. В конце концов, его команды были проигнорированы, и он остался неудовлетворенным. — «Что… что я должен сделать?» Пианист удивленно поднял голову. После небольшой, дразнящей паузы он ответил: — «Для начала было бы неплохо попросить по-хорошему. Я могу передумать, если ты это сделаешь.» Он обернулся и посмотрел на мужчину на диване. Блондин явно не был уверен в том, что делать. Это был предмет гордости. И его эго, несомненно, было достаточно велико для них двоих. Аристократ сердито прикусил один из своих длинных, острых, ухоженных ногтей, пытаясь придумать наилучший способ решить этот вопрос в свою пользу. — «О-останься…», — наконец решил он. Его тон был тихим, почти застенчивым, -"Пожалуйста». Эзоп тут же сбросил с себя одежду и сел перед ним. Он осторожно наклонился, пока их губы снова не встретились, обмениваясь мягкими и нерешительными поцелуями, пробуя друг друга на вкус. Но вскоре стало совершенно ясно, что Джозеф вообще не хотел, чтобы Эзоп останавливался или сдерживался. Он был похож на голодного кота, который голодал несколько месяцев. Жадная улыбка расползлась по губам пианиста. Какой приятный поворот событий! Целуя своего возлюбленного более страстно, он начал массировать ему грудь. Его пальцы ущипнули мягкие и розовые соски, в то время как его язык проник в этот влажный рот, который все еще отдавал вкусом вина. Тихие стоны наполняли его уши, а острые ногти чертили едва заметные узоры на его спине. Он начал прокладывать дорожку поцелуев вниз: от подбородка до нежной и покрытой синяками кожи шеи, мимо розовых сосков, вниз по этому идеальному мягкому животу и между этими длинными ногами. Но его внимание было сосредоточено не на истекающем члене перед ним, а на том, что находится дальше внизу или лучше позади. Джозеф тяжело дышал, глядя на него сверху вниз затуманенными глазами. Похоже, он не совсем понимал, чего хочет другой, но не высказал никаких жалоб, когда его перевернули на живот. Все его тело напряглось, когда он почувствовал теплое дыхание на своей заднице. С ним никогда не делали этого раньше, так как же он мог не нервничать? Две руки с длинными умелыми пальцами нежно массировали его член, пока он постепенно не расслабился. Затем он почувствовал мягкие губы на чувствительной коже и удовлетворенно вздохнул. Это было так приятно! Никто никогда раньше не прикасался к нему так интимно, особенно в таких местах. Но прямо сейчас ему хотелось испытывать эти ощущения снова и снова. Может быть, даже с этим самоуверенным пианистом… Он закрыл свои голубые глаза и наслаждался этим новым ощущением, чувствуя, как в животе разливается растущее тепло. До сих пор все было не так уж плохо…! Внезапно он почувствовал, как что-то мокрое коснулось его дырочки. Это заставило все его тело вздрогнуть от прикосновения, и он сам издал жалобный звук. Боже правый, он был таким чувствительным! Вскоре он понял бы, что это язык Эзопа дразняще лизнул его вход, прежде чем прижаться к краю. — «Расслабься…» — Услышал он другой шепот. Расслабиться?! Разве это не должно было быть больно? Но… по какой-то причине он с трудом мог представить, что этот человек причинит ему боль, хотя всего несколько мгновений назад они ссорились. Поколебавшись, аристократ решил довериться ему и попытался сделать так, как было сказано, что оказалось довольно трудной задачей. Его ноги все еще подергивались, когда мягкая, влажная мышца прижалась к нему, но ему пришлось крепко сжать губы, чтобы громко не застонать и просто не кончить на месте. Почему этот юноша был так искусен в делах секса? Особенно когда дело касалось секса между двумя мужчинами. Тогда, за роялем, он был похож на невинный цветок! И теперь он засовывал свой язык в дырочку аристократа, возбуждая каждым таким маленьким движением, которое он делал. Он бесстыдно вздыхал и постанывал в своего любовника, посылая приятные мурашки по спине. Когда язык был убран, откуда-то сверху послышался жалобный звук. Эзоп улыбнулся милой реакции графа, но больше ничего не сказал. — «У тебя есть немного масла?» — спросил он вместо этого. Джозеф, который посмотрел на него через плечо с растрепанными волосами и губами, еще более красными, чем раньше, лениво указал в направлении деревянного ящика. Пианист достал (довольно большой) флакон с маслом и щедро намазал пальцы золотистой жидкостью. Он дразняще обвел указательным пальцем вокруг ободка несколько раз, прежде чем вставить палец внутрь. Джозеф все еще крепко сжимал инородный предмет внутри себя, но быстро расслабился и вскоре смог обхватить палец целиком. Быстро последовала еще один. Эзоп начал ножницеобразное движение ими и толкаться внутрь, издавая непристойные влажные звуки, о которых Джозеф и не подозревал, что его тело способно издавать их. Ему было трудно сдержать свой оргазм, хотя это было скорее странно, чем приятно. Эзоп добавил третий палец и, пробуя несколько разных углов и движений, задел место, которое заставило тело Джозефа дернуться назад — он запрокинуть голову, его глаза широко раскрылись, и из горла вырвался очень эротичный и пронзительный стон. Приостановив свои движения, он посмотрел на тяжело дышащее тело под собой. — «Ты только что…?» Джозеф не ответил. Он зарылся лицом в одну из разноцветных подушек, но не смог скрыть эти красные мочки ушей, выглядывающие из-под золотистых локонов. — «Я и не знал, что ты такой чувствительный…», — Поддразнил Эзоп, — «Я буду иметь это в виду». Аристократ был слишком ошеломлен своим оргазмом, чтобы обратить на это внимание и бросить ему дерзкий ответ, поэтому просто бросил на него испепеляющий взгляд через плечо. По какой-то причине пианисту это показалось не столько угрозой, сколько вызовом, который поспешил перевернуть своего возлюбленного обратно на живот, прежде чем схватить и приподнять тонкую талию. Он тщательно выровнял свой смазанный член, глядя на блондина в поисках последнего знака одобрения. Джозеф слабо кивнул. Это послужило согласием. Эзоп чувствовал тугой жар вокруг своего члена, застонав от блаженства. Он вошел так глубоко, как только мог выдержать Джозеф, затем снова вышел и попробовал заново. Ему потребовалось несколько попыток, но затем он оказался глубоко внутри другого, наслаждаясь напряженными мышцами, сжимающимися вокруг него в чистой потребности. Он мог бы оставаться в таком положении еще некоторое время, но его возлюбленный уже привык к его размеру и нетерпеливо пытался заставить его пошевелиться. Жадные руки притянули Эзопа ближе, и влюбленные обменялись коротким, жарким поцелуем. — «Перестань дразнить меня!» — Сердито приказал граф, но Эзопу было все равно. Когда другой прижимается к нему так близко… как будто от этого зависит его драгоценная жизнь. Это то, чего он хотел. Джозеф продолжал двигать бедрами, отчаянно нуждаясь в каком-либо трении. — «Двигайся!» — «Нет», — Холодно ответил Эзоп. — «П-пожалуйста…!» Ох, он не собирался так легко поддаваться другому. Он все еще не забыл об их прошлой маленькой ссоре! Он заставит его умолять. Седовласый парень один раз покрутил бедрами в качестве награды, прежде чем спросить: — «Пожалуйста, что?» Ледяные голубые глаза резко распахнулись, и если бы взгляды могли убивать, то этот ударил бы его тысячу раз. И все же Джозеф не кричал на него и не оскорблял. Он молчал до тех пор, пока похоть снова не поглотила его гордость. Нерешительно и густо покраснев, он взмолился: — «Пожалуйста… двигайся… трахни меня. Я хочу этого. Я хочу тебя.» Удовлетворившись этим ответом, Эзоп начал покачивать бедрами, задавая быстрый темп. Блондин — более чем просто довольный его толчками — откинул голову назад в блаженстве, в то время как один непристойный звук за другим вырывался из его горла. Его даже больше не волновало, услышит ли их кто-нибудь. Пианист перепробовал несколько разных ракурсов, прежде чем снова нашел то место, которое заставило его возлюбленного громко вскрикнуть, его спина выгнулась дугой, а ноги притянули его как можно ближе и глубже. Почувствовав, как горячие стенки еще крепче сжимаются вокруг его члена, Эзоп издал удовлетворенный стон, продолжая грубо трахать графа. Он чувствовал, как эти острые когти впиваются ему в спину, но был слишком увлечен, чтобы обращать на это внимание. Спустя несколько толчков темп их занятий любовью стал еще более беспорядочным и требовательным. Их стоны становились все громче. Звук шлепка кожи о кожу становился все быстрее. Эзоп кончил с удовлетворенным стоном. Он переживал свой оргазм до тех пор, пока Джозеф тоже не кончил, вскрикнув от удовольствия. Он почувствовал, как что-то теплое наполняет его, но в следующую секунду все это исчезло, оставив его опустошенным. Он недовольно заскулил, но его тело чувствовало себя слишком усталым, чтобы больше протестовать. Эзоп тоже был измучен и рухнул на него сверху, тяжело дыша в изгиб шеи Джозефа. — «Доволен?» — Прошептал он через некоторое время после того, как ему удалось скатиться с него. Дворянин, однако, не предпринял никаких усилий, чтобы прижаться к нему или вообще пошевелиться. Он просто лежал на спине, затуманено уставившись в потолок своими голубыми глазами. Эзоп воспринял это как «да». Он притянул своего нового возлюбленного поближе и начал лениво играть с его волосами. Похоже, это вернуло Джозефа к реальности, так как он наконец моргнул, сосредоточился, а затем повернул голову к нему лицом. — «Это был твой первый раз с мужчиной?» — Попыталась спросить пианист. — «Нет», — Не совсем то, чего юноша ожидал от представителя знати, но почему-то это его тоже не удивило, — «Но это был первый раз, когда я не был сверху». О. Тогда ему, вероятно, следует считать это честью. Эзоп посмотрел вниз, чтобы проверить, как там аристократ, и задать еще несколько вопросов, но мужчина уже спал, положив тяжелую голову на плечо друга. Какие бы вопросы ни оставались, молодому человеку придется задать их в другой раз. И, нежно поцеловав друга в лоб, он уснул сам.