Жаркое солнце Предприятия

Как тепло! Даже щебетарь в кармане нагрелся. Конечно, Михаэль знал, что в районе Предприятия будет теплее, чем в Берлине, но не осознавал, насколько. И как местные терпят жару? Покосился на проходящих мимо его скамейки лаборантов, которые на время перерыва сняли халаты и напялили нелепые шорты. Фу. Вот так он точно не станет справляться с чрезмерно тёплым летом. Столько сил потратил, чтобы подняться почти до уровня Сеченова не для того, чтобы потом одеваться как пьяница из-под забора. Костюм! Только костюм. И отутюженная рубашка, и галстук, и паше, и «Мысль» на виске — пусть советские видят, что он не только «фриц», как они его называют за глаза, но ещё и важный человек. Пусть ради этого и придётся попотеть. Достал из внутреннего кармана блокнот. Пора бы свериться с делами. Приехать на ВДНХ — выполнено. Передать инструкции экскурсоводам (а то сами никак не догадаются, нужно им всё разжёвывать и убеждать прислушиваться) — выполнено. Посетить театр имени Майи Плисецкой (по личному делу) — выполнено. Выяснить... — Я подсяду? Быстрый взгляд наверх — Петров. И тут же возникшее напряжение спало, как по волшебству. Петров — это Петров, один из немногих, кто симпатизировал Михаэлю. Всем в Предприятии известно, что Михаэль Штокхаузен человек искусства, а Виктор Петров олицетворял собой воплощение искусства: и работал в театре среди высокой музыки, и увлекался поэзией. Золото, а не человек. И Михаэль как никто другой любил золото и знал его цену. — Здравствуй, Виктор! Садись-садись, у меня свободно. Виктор аккуратно присел рядом. От заинтересованного взгляда не укрылось то, что целых три пуговицы его рабочего комбинезона были расстёгнуты, позволяя увидеть аристократичную шею. Красота. — До чего же жарко! — вздохнул Виктор, становясь похожим на мима, который ясно показывал состояние мления от изнуряющего солнца. — «Опять жара. Какая нудь. Лень даже пальцем шевельнуть. И ежели сместилась тень, то вслед за ней сместиться лень». Как же хорошо получалось у Виктора читать стихи! Его призвание — это сцена, с улыбкой думалось Михаэлю, пока его друг с чувством цитировал очередные строки (и как он всех их запоминал?). — Послушай, Михаэль, это не дело: вот так нам плавиться на солнце, как последнему весеннему снегу. Давай-ка освежимся. Раз — и из внутреннего кармана вынырнула бутылка. Ох, пиво! Едва увидев его, тут же захотелось пить. Все поручения выполнены, поезд ещё не скоро — нет никаких преград, способных испортить день. — М-м-м... «Губит людей не пиво», так ведь? — пробормотал единственные подходящие строки, которые смог вспомнить, и потянулся за бутылкой. Но, увы, планам с воздушными замками не суждено было сбыться. Едва пальцы коснулись прохладного стекла, как из-за спины кто-то гаркнул: — Нарушаем, товарищи? А? Михаэль встрепенулся, как испуганная птица, и быстро обернулся. Ну конечно. Милиция. Бдительное око закона следит за всеми. — А мы не нарушаем, — уверенно ответил Виктор с самым искренним и честным на свете видом. — Двое советских тружеников проводят перерыв на свежем воздухе, следуя предписаниям министерства здравоохранения. — Какие ответственные труженики! Что ж, в отделении, согласно предписаниям МВД СССР, оформим штраф. И документики проверим. — Как это понимать? — надменно отозвался Штокхаузен. — Вы пхрекрасно знаете моё имя. Я второе лицо Пхредприятия! — взрыв эмоций даже заставил акцент вырваться наружу. Ну и пусть. — Да хоть десятое, оба за мной. Или ещё штраф хотим? Расставаться с деньгами зря — дело неразумное, и Михаэль понуро отправился за милиционером. Стоило бы выбрать другую скамейку, подальше от любопытных глаз, но, как известно, умные мысли приходят не сразу. А дальше трясущийся «уазик», бумаги, проверка документов, мысли о том, что на Предприятие обязательно доложат, и на его репутации появятся дёгтевые пятна. Весь этот скучный процесс можно было предсказать, но, когда их обоих пригласили в закрытую комнату, Михаэль занервничал сильнее. — Так, оба по табличке в руки, и вперёд. Щёлкну на память. Ещё и сфотографируют! Михаэль разом ощутил, как вокруг кончился воздух. На негнущихся ногах засеменил к стене. Руки тряслись, и табличка с его фамилией тоже тряслась. Растерянно глянул в объектив. Его сократят, точно сократят, премии лишат и переведут в «Павлова». Виктор, напротив, держался так, словно настал его час на сцене, словно весь свет солнца и звёзд направился на него, словно весь мир восхищался его игрой и рукоплескал. Свысока смотрел на фотографа, ухмылялся. И как ему это удавалось? К счастью, всё плохое когда-нибудь заканчивается, и наконец их снова встретила свобода. Михаэль устало провёл рукой по волосам. Всё, их отпустили. — Попили пива, называется... — А, — махнул рукой Виктор. — Приходи вечером, я буду рад тебя видеть. Будем с тобой дегустировать лучшие достижения алкогольной продукции Куйбышева. — По рхукам... О! Стоило произнести это слово, как Виктор взял его за руку. Прия-я-ятно... Взял за руку, посмотрел в глаза, всё так же ослепительно улыбнулся. «Буду ждать встречи», говорили его сияющие глаза. И Михаэль тоже будет ждать. А теперь за работу, пока не уволили.