От высшей крови

Роммат – истинный сын Луносвета: полный кошачьей грации, с утонченным лицом и сияющими глазами, которые столь любят восхвалять барды. Он считает себя прекраснее любого смертного, и немногие осмелятся это опровергнуть. Но при этом всю жизнь свою он провел среди людей. Да, верно, большинство его друзей кель`дореи, лорды и леди от высшей крови, а сам он никогда не будет говорить на всеобщем без акцента. Однажды он вернется в Кель`Талас, унаследует земли отца, найдет жену, что родит ему детей, остепенится. Но сейчас он все ещё считает домом Даларан. Он ловит себя на том, что мысленно зовет его так, хоть и знает, что не должен. Дом. Дом, где зимой валит снег, дом, где по улицам, подвывая, скитаются бродячие псы, дом, где Кель`тас Солнечный скиталец, будущий король, правит вечно – хоть и он тоже был рожден в Кель`Таласе. Роммат никогда не считал, что люди не могут быть красивы. Но он никогда не равнял себя с ними. Гордость его за свою расу остра, дерзка, всепоглощающа. В ней не хватает ненавязчивой утонченности, присущей его собратьям на родине. Он чужак, рожденный среди чужих. Он чувствует это кожей, видит в собственных глазах, неизменных отражениях души, которая одновременно восхищает и пугает его. Быть особенным, несомненно, благо, но порой он хотел бы быть чуточку менее особенным. Иногда он забывает, но люди не забывают никогда. Они напоминают каждый день, тогда, когда он менее всего этого ожидает. Взгляд украдкой: похотливый, восхищенный. Вздох. Шепот. Но пока ему позволяется не помнить. *** Роммат считал себя истинным сыном Даларана. Он ошибался. Он оставил город языкам пламени, оставил за спиной, когда Кель`тас вел их прочь из темниц. Обвалившиеся колонны и обрушившиеся стены – не более. Когда он впервые ступает в этот новый кошмарный мир – Запределье, так они зовут его, за пределами всего, что они когда-либо знали или могли представить, - то дождь сушит кожу подобно кислоте, и он задирает голову, и кровь из раны на лбу заливает глаза. «Предатель» - так кричали ему люди. И заперли его в мерзком чреве города, и сковали руки холодными железными кандалами. Когда над ним свистел кнут, он твердил имена своих человеческих друзей как молитву, защиту от всех сомнений. Верховные маги, которые хвалили его и льстили ему и молили его. Те, кого он называл союзниками, любовниками и друзьями: Модера, Ансарем, Аругал, Варгот, Антонидас. В его темницу они так и не пришли. Когда назрела буря и Гаритос отправил всех волшебников Кель`таса на смерть, люди сомкнули ряды, исключили его из них. Сейчас он видел всю глубину собственной глупости, видел её отражение в пустынных пейзажах этого умирающего мира. Там он всегда был чужим. Они все лгали ему, эти людские лорды, а он, счастливый и наивный, лгал самому себе. Он сын изгнанников, чужаков – отныне и навсегда. «Здесь мы построим себе новый дом», - говорит принц – теперь уже король, поправляет себя Роммат, - Кель`тас. Но у него было уже слишком много домов. Роммат думал, что это благословление, щедрый дар, позволяющий оценить каждый из них, и каждый он считал своим сокровищем. Теперь же он видит, что вся слава и богатство оказались слабой защитой против дня, когда приходится делать выбор. *** Роммат - величайший из лордов, он вознесся высоко и видит, что назад пути нет. Он пережил падение Луносвета, темницы Даларана, предательство своего короля. Он поднялся над хаосом, отделавшись малой кровью - даже если и не без пары незримых шрамов. Лишь он один видит ясно: все старшие мертвы. Он занял их место, а ведь солнце его жизни едва сдвинулось с зенита. Он та мудрость, перед которой они должны склоняться, его слово истина в Кель`Таласе. Но много таких, кто не желает слышать. Они грезят славным прошлым, мечтают о его возрождении, о дружбе с людьми и незапятнанной совести – и то, и другое потеряно навечно. Он пытается их разубеждать. Мягко поначалу, а потом уже не столь (нетерпимость магистра Роммата к любому проявлению глупости широко и печально известна). Он говорит: «Послушайте меня, кому как не мне знать людское вероломство?» Он говорит: «Они обманут и предадут вас. Вы для них ничто – лишь вещь, которую они отбросят, когда она станет не нужна». Он говорит: «Вы глупцы, безнадежные глупцы. Лезьте в петлю сами, но не тащите за собой остальных». Некоторые прислушиваются к его словам, но мало их, слишком мало. Их, этих детей, манит фиолетовое сияние: фиолетовые робы и накидки, фиолетовые идеалы и фиолетовые громкие слова, фиолетовые стены и фиолетовые башни, и превыше всего, окидывая всё это великолепие торжествующим взором, всевидящее фиолетовое око. Роммат с радостью бы в него плюнул. «Однажды», клянется он себе, но клятва эта пуста. Не в его власти добраться до тех, кого он ненавидит. Он произносит их имена вновь, уже как обещание: Модера, Ансарем, Аругал, Варгот, Антонидас. Безжизненное, стыдливо-жгучее или ликующее. Он сойдет в могилу, и месть его так и не будет исполнена, и одного этого уже достаточно, чтобы заставить Роммата кричать и кричать без устали, вырывая волосы. Его, с лицом безупречной куклы или демона, или дикого зверя, его, прекрасного идеально-острой эльфийской красотой. *** Возвращение в Даларан, когда оно состоится, проходит под покровом тайны. Роммат крадется по улицам, по которым некогда вышагивал столь гордо, непоколебимый в вере в свою силу и свое место в жизни. Всё слишком знакомо: темницы, страх, полет. Только теперь узник не он, а ему отведена роль спасителя. В Штормграде эти события назовут победой Альянса. Скажут, в тот день восторжествовала справедливость. Их справедливость. Не справедливость вообще. На нем грязь от сточных вод, вымокший и источающий зловоние, он наблюдает, как воин Орды вырезает бойцов Серебряного союза с непринужденной грацией мясника. Наконечник её посоха окрашен алым от крови людей Роммата. Как и она, он всего лишь дитя своего времени.