Он идет мне на встречу, щупленький и безусый,
Смотрит взглядом дворняжки.
Что тебе снится, юный наивный мусор
В сползающей на глаза фуражке?
Неужели люди в наручниках и на коленях,
Неужели пытки в СИЗО?
Что ты чувствуешь, когда стоишь в оцеплении
Под крики "Позор!"
Я надеюсь, тебе снится мама, защищенный тобою народ
И с этими мыслями ты заступаешь в наряд.
Просто знай, если что-то вдруг произойдет,
Я хочу быть с тобой на одной стороне баррикад.
Максим Тесли, 2019
Сергей выходил из художественного магазина. Находился он в часе езды от дома. В такую даль его привлекали привлекательные цены на не менее привлекательные цвета масляных красок. Он собрал себе настоящую коллекцию и наших марок и зарубежных. В конце лета ему переезжать в другую страну на учёбу и самым дорогим предметом в багаже среди ноутбука и планшета будет пакет, пропахший растворителем, весом в пять килограммов. Вечерело. Ночное лето в райцентре не самое безопасное, поэтому следовало бы побыстрее пройти к автобусной остановке. Сергей был не в том настроении, чтобы разглядывать двухэтажные дореволюционные домики, которые он видел не один десяток раз и которые обычно поражали его воображение своей самобытностью. Вчера он расстался с девушкой. Это вчера должно было произойти ещё очень давно, но художник никак не решался. Однако когда наконец собрался духом, его ударила собственная нерешительность, которой он страдал почти год. И совершенно зря. Закончилась центральная улица, закончилась тяжёлая горка бывшей базарной площади, началась вокзальная, где Серёжа собирался сесть на автобус. Хорошее расположение духа из-за купленных красивых цветов и предвкушения новой картины всё же имело послевкусие потраченных денег и вчерашнего разговора с этой златовлаской. Сергей ел в последний раз в четыре, сейчас восемь. Но больше какой-нибудь, желательно вкусной, еды он хотел поднять себе настроение. У вокзала его остановил полицейский. Из кармана худи у Сергея торчал плотный чёрный пакет, всё ещё вызывающий подозрение в этом районе. И сам художник напоминал бродячую собаку, которая надеялась, что его подберёт добрая душа и отведёт к ветеринару, где ему поставят прививки и сделают груминг. — Старший лейтенант Винокуров. Что в пакете? — спросил молодой сотрудник полиции. — Героин, — ответил Сергей, решивший пошутить. Полицейского удивил его ответ. Он гадал что же имеет этот молодой человек для столь дерзкого ответа: дурость, усталость или действительно героин в кармане, с которым он шатается возле вокзала. — Тяжёлый день? — посмеялся Винокуров, аккуратно доставая пакет из кармана Серёжи. — Вроде того. — Краски? — Конечно, я же пошутил, — устало ответил он. Винокуров с ухмылкой выборочно открыл несколько тюбиков и вернул пакет Сергею. — Вы это из-за бабушки, которая спайс провозила в рыбе? — Не слышал такого, — удивлённо ответил старший лейтенант. — Да я вчера видел в телеге, — художник полез в телефон с разбитым экраном и показал пост полицейскому, — посмеялся. — Что ж у вас случилось, что вы над этим посмеялись? — Ну смешно же! Я бы никогда до такого не додумался, — осознав как это звучит, он добавил, — в смысле наркотиками торговать на старости лет. Вообще торговать. Осуждаю! — Не волнуйтесь, я вас в кутузку не упакую, — Винокуров, будучи ниже его ростом, похлопал парня по плечу, — помню по молодости мы магнитолы из тачек воровали. Каждый вертится как может, такова жизнь. После этого Сергей и вовсе позабыл, что разговаривает с суровым дядькой в погонах. Вовсе он не суровый. Он старше-то его лет на десять. Они недолго поболтали. Бог его знает о чём именно, может об искусстве, а может о весёлой молодости старшего лейтенанта Винокурова. Всё же, Сергей забыл и о том и о другом и уже ехал до шоссе, где ему нужно было пересесть на пригородную маршрутку: электрички в его посёлок не ездили. Он думал только о том, как так получилось, что тот, кто всегда кажется недоброжелательным и злобным, за N-дцать минут проявил к нему больше доброты, чем та, кого он искренне любил и был уверен, что это взаимно. Его раздражала человеческая сущность: нам становиться ещё больнее, когда мы уходим от тех, кто делает нам больно. Сергей доехал домой только к половине десятого, потому что постеснялся попросить водителя остановиться. Обычно это делал кто-то другой, а сегодня все решили выйти через два километра у гипермаркета. Кто-то другой. Наверное кто-то другой сегодня шутил с сотрудником полиции, но никак не наш герой. Но этот неизвестный не мог решить все проблемы Сергея, потому что они созданы им же в собственной голове. Тяжело. Дома он сидел перед белым холстом среднего размера и перебирал все варианты возможной картины. Скучно, не продастся, это он не сможет. Сергей так и не сел за работу тем вечером. Ещё много раз художник проходил мимо вокзальной площади. Но Винокурова так и не встретил. С той недолгой беседы прошло какое-то время, Серёжа даже успел забыть о том вечере и той глупой шутке про героин и бабушку с рыбой. И как-то бросили уже его. Получив этот опыт, он стал раздумывать о том, что же хуже: бросать самому или стать брошенным. В своих мыслях Сергей непременно напился в окрестном баре и побрёл к автобусам, чтобы поехать домой и начать собирать вещи для предстоящего переезда. Он прихватил с собой бутылку пива, которую начал пить не отходя от бара. Сильно невтерпёж. Почти допив, Серёжа увидел человека в форме по направлении к нему. — Добрый вечер, — уставший старший лейтенант потёр глаза, — штраф за распитие в общественном месте. На этот раз пьяной голове было не до глупостей, на тот момент, запас этих глупостей в мыслях молодого человека был исчерпан. — Кажется, я вас знаю, — сморозил Сергей, подписывая протокол, — мы с вами как-то здорово поболтали. — Вы ошиблись, это был кто-то другой, — Винокуров положил деньги в карман. Почему-то он не дал нарушителю правопорядка никаких бумаг на руки и оштрафовал его на две тысячи при положенных полутора. — Вы тоже, — Сергей смущённо улыбнулся, не понимая что он сейчас выдал. Он пошёл на последний автобус. В этот раз кто-то другой всё же попросил остановить у Власово и домой он дошёл безболезненно: если бы опять постеснялся, то из-за разряженных наушников пришлось бы слушать собственные мысли. А за пять минут непроизвольно надумать всякого художник не успел. И совершенно зря.