Спаси нас

Мое сердце делает тройное сальто, когда Никита смотрит на Еву взглядом, полным нежности и тепла. Сегодня он весь день был с ней чутким и внимательным, и мне очень хочется верить, что эта его сторона не часть плана по завоеванию моего расположения к вечеру субботы, а его настоящая сущность. Сидя на бортике, малышка лучезарно улыбается, когда он ныряет под воду, а потом выныривает и набрасывается с щекоткой. Звонкий смех окутывает меня теплом, а на глаза наворачиваются слезы. Я не хочу, чтобы этот день заканчивался. — Можно? Оборачиваюсь в джакузи, натыкаясь на неловкий взгляд в лисьем разрезе. Алиса неуверенно переминается с ноги на ногу, вызывая у меня слабую улыбку. Я киваю и отодвигаюсь в сторону, возвращая свое внимание отцу с дочкой. — Он выглядит таким счастливым рядом с ней. — произносит девушка, принимая такую же позу, что и я. Я не знаю, что ответить, поэтому просто киваю. Ева болтает ножками, когда в их понятную только им двоим игру вклинивается Егор. — Можно вопрос? — я просто киваю. — Я смогу видеться с Евой, если Никита вдруг не сможет принять ребенка? Смотрю на девушку долгим изучающим взглядом. Ее брови напряженно подрагивают, а глаза бегают в замешательстве. Она неуверенно отводит мокрую прядь и кусает губы. Впервые я замечаю в этой стервозной барышне кроткую девочку, и мое сердце теплеет. — Конечно. Быть ее тетей ты от этого не перестанешь. Глаза блондинки блестят, и я понимаю, что она старательно сдерживает слезы, поэтому отворачиваюсь, чтобы не смущать. — Прости, что вела себя с тобой, как последняя сучка. — неожиданно произносит она, и я резко оборачиваюсь. — Я очень люблю Егора, и когда Никита сказал, что у него другая… Было больно. Я беру Алису за руку и крепко сжимаю. Мне понятны ее страхи и эмоции, потому что я знаю, какого это — терять. В школе я встречалась с парнем из параллели, который через месяц наших отношений бросил меня, сказав, что это было шуткой. А на первом курсе института за мной ухлестывал главный бабник потока, и я наивно верила, что смогу влюбить его в себя и исправить. Ничего, слава богу, не случилось, потому что я познакомилась с Никитой и… влюбилась. Сильно, беспамятно, до головокружения. Ему хватало только появиться в моем поле зрения, как рой цветных бабочек вспархивал в животе и нес меня прямо к нему. Я старалась находиться всегда поблизости, чтобы тайком наблюдать за ним: как он смеется, как разговаривает, как флиртует с девчонками. Мне хватало даже этого, пока мы не заговорили. Его чарующий голос проник в мою душу и нашел там приют, я не хотела, чтобы он замолкал, но мало о чем спрашивала его. Страх показаться навязчивой управлял мной, и поэтому большую часть времени я молчала, изредка вставляя фразы в общие обсуждения. — Мой брат сделал тебе больно? — из размышлений меня вывел голос Алисы. — Да, но все в прошлом. — Мне очень жаль, что он так поступил. Никита говорит, что не рожден для серьезных отношений и не способен на глубокие чувства, но никто и никогда не любил меня сильнее, чем он. Даже родители. Я думаю, проблема именно в них. Ну, ты знаешь, какие между ними отношения? Папа с сыном не переваривают друг друга, а мама мечется от мужа к сыну, и все думают, что я этого не замечаю. Только я не слепая, и вижу, как ему тяжело уживаться в нашей семье. Господи, звучит, конечно, ужасно. Блондинка на какое-то время замолкает. Я же стараюсь переварить сказанное. Я ничего не знаю про их семью, кроме того, что отец и мать несносные люди. Эта часть жизни Никиты всегда была под амбарным замком. Он не знакомил меня с ней и вряд ли собирался. — Можно я наберусь наглости и попрошу тебя кое о чем? — Попробуй. — Не оставляй его.

***

После аквапарка мы едем в «Кофеманию», чтобы как следует поесть после активного отдыха в бассейне. Едем на моей машине, потому что Ева настояла, чтобы «Икита» ехал с нами. Он не нашел поводов для отказа, и вот мы втроем в моей «компактной» машинке мчим по автостраде в сторону ближайшего ресторана. В салоне играет радио и слышен детский лепет. Ева любит подпевать на только ей известном языке. Никита находит такое увлечение дочери забавным и тихо посмеивается, а я крепче сжимаю руль, чтобы не потерять самообладание и не разреветься от милоты происходящего. Пожалуйста, пусть этот день никогда не заканчивается! — Я голодный, как зверь. — произносит мужчина, когда нам подают меню. Ева смеется и мило морщит носик, а после повторяет за своим папочкой. Мы делаем заказ, я веду ребенка мыть руки, а по возвращении на нашем столе уже стоят первые блюда. — Я сяма. — тут же произносит дочка, когда неуклюже берет ложку в руку. — Ты уже кушаешь самостоятельно? — глаза Никиты округляются до небывалых размеров, и я весело хмыкаю, когда малышка утвердительно кивает. Сейчас он увидит, как, и его глаза станут еще шире. — Гаячо. — хнычет Ева. — Дуй. Девочка принимается дуть на ложку с крем-супом, и делает это так старательно, что весь суп разлетается по сторонам. Брызги попадают на стол, окропляют мою футболку и кисть Киоссе. Он хмурится, но ничего не говорит. — Пуговка, не так сильно. Промокнув салфеткой оранжевые капли, понимаю, что без стирки не обойтись, и просто оставляю все, как есть. Ева принимается за вторую попытку, но суп снова разлетается. В этот раз он оказывается на футболке Никиты, и я чувствую, как напрягаются мои плечи. — Попробуй вот так… — неожиданно Никита забирает ложку из рук девочки и аккуратно дует, после чего метко посылает ее в рот Евы и улыбается. — Сяма. — Пробуй. Мамочки мои! Он что, только что покормил малышку? Мое сердце делает тройное сальто и спешит пробить грудную клетку, потому что восторженно отплясывает чечетку. Я забываю, что голодна, потому что не могу оторваться от сказочного тандема отца и дочери. Я вообще забываю обо всем! Они улыбаются друг другу и болтают. Ева все время спрашивает, а Никита старательно находит объяснения. Они не всегда понятны девочке, поэтому она заваливает его еще большей порцией вопросов, и он отвечает. — Как насчет мороженого? — слышу я восторженность в голосе мужчины, и хочу верить, что ему все это по-настоящему нравится. — Уя! Моёженое! — Какое твое любимое? — Кубнитьное. — Пуговка облизывается, как котенок на сметанку, и забавно причмокивает губками, а мы смеемся и смотрим на нее, как на восьмое чудо света. — А у мамы олеховое. — Ореховое? — брови Никиты смещаются к переносице, и вот он уже с подозрением во взгляде смотрит на меня. — Не шоколадное? Я краснею, как провинившаяся школьница, и качаю головой. Мужчина вмиг становится серьезным, но ничего не говорит. Я вспоминаю наше свидание в парке, когда на вопрос: «Какое мороженое ты любишь?» ляпнула про шоколадное, потому что именно такое он купил себе. Я мечтала понравится ему, и поэтому лгала насчет вкусов. «Чем больше у нас совпадений, тем быстрее он влюбиться в меня», — ошибочно думала я и множила ложь на два. Когда нам приносят десерт, напряжение улетучивается. Пуговка проворным варваром атакует своей ложкой мою пиалу и пиалу Никиты, дабы попробовать все вкусы и определиться, что клубничное — самое вкусное. Когда я окунаю свою ложечку в ее мороженое, она настойчиво возмущается, и я объясняю, что надо делиться. Тогда она зачерпывает ложкой остатки подтаявшего шарика и протягивает ее в сторону мужчины. — Поплобуй. Никита гипнотизирует ложку дочери несколько секунд, затем медленно приближается и обхватывает ее ртом. Я забываю, как дышать, потому что это действие кажется мне одновременно милым и сексуальным. Внизу живота тут же затягивается сладкий узел, а к щекам приливает румянец. Я старательно отвожу взгляд, но снова возвращаюсь к мягким губам, на которых осталось несколько капель розовой жижи. Инстинктивно беру салфетку и тянусь, чтобы стереть следы. Застываю, когда касаюсь его губ через бумагу. Никита смотрит на меня потемневшим взглядом. Я вижу, как нервно дергается его кадык, и сама с трудом сглатываю. Он зачерпывает ложкой коричневое месиво в своем стаканчике и, не глядя, подносит его к моим губам. Я чувствую запах шоколада. Медленно принимаю лакомство, ощущая сладковато-горький привкус на языке. Голову простреливает мысль, что именно такие сейчас на вкус губы мужчины, и от этого узел внизу живота болезненно сжимается. Мы, не моргая, смотрим друг другу в глаза. Я вижу, как темнеет его радужка и как раскрываются губы. Сердце пропускает пару ударов, а затем устремляется в галоп, потому что Никита касается пальцами уголка моих губ. — Испачкалась. — шепчет он, а Ева театрально вздыхает, называя меня свинюшкой. Ее присутствие вмиг отрезвляет, и я возвращаюсь на место. Избегаю прямого контакта с Никитой, потому что его присутствие больше не вызывает тех смешанных ощущений на грани презрения и умиления, оно вызывает огромное бурлящее похотью желание. И это полная задница.

***

Ева уже во всю зевает, когда мы выходим из «Кофемании». Она прикладывает голову к голове Никиты, потому что сидит на его руках, и не переставая бормочет. От усталости ее речь смазанная и непонятная, но одна фраза четко врезается в наш слух, когда она произносит: — Икита, ты мой сямый юбимый длуг! — после чего она обнимает его так крепко, что ее щечки краснеют от напряжения, а затем целует в щеку. Мужчина застывает с ребенком на руках. На его лице происходит такая смена эмоций, что я не успеваю проследить и понять, как именно он относится к открытому проявлению чувств дочери. Но вот его губ касается слабая улыбка. Он кивает и треплет малышку по волосам.