Замена

Праздничные огни вдруг гаснут один за другим, их фитили слабо поблёскивают, словно измученные мотыльки, моргая и щёлкая, перед тем как окончательно выйти из строя и погрузить некогда симпатичную полянку в тревожный, звенящий мрак. Из ниоткуда поднимается вихрь, неся в себе столпы снега и гнилых листьев, отчего дышать становится ещё тяжелее. Ветер подносит к ногам грязные фантики и содержимое хлопушек. Они силятся полететь дальше, сквозь непроглядную мглу, но цепляются за россыпь мармеладных червячков у ног Антона. Алиса ласково мурчит, сохраняя неизменную лисью изворотливость, но сейчас в её голосе можно услышать кричащее предостережение: — Ну Антоша… Прошу, съешь. — Мягкие лапки протягивают ещё нормальные на вид лакомства. — Мы же друзья. Антон нервно сглатывает, но это не помогает избавиться от давящего на грудную клетку камня. Лазурные глаза блестят наполняющимися слезами, и он делает над собой усилие, чтобы не разрыдаться. Мальчик шумно вдыхает морозный воздух, успокаивая непослушное сердце. Оно бьётся у него в груди, ногах, руках и голове. Он слышит его звон у себя в ушах — значит все взаправду. Белесые ресницы дрожат, играя на лице паучьими лапками. Он должен быть сильным, ради друзей, ради мамы с папой. Ради Оли. Петров через силу поднимает твёрдый взгляд на Лису, и только его трясущиеся тонкие пальцы, словно у несостоявшегося скрипача, выдают страх. — Нет. — Сердце бьётся о рёбра, обледенелые пальцы не чувствуют холода. Еще мгновение кажется, что всё застыло. Покрылось вечным снегом, замёрзло, и зима подарила спасение. Чёрные глазницы зверей потеряли ребяческую искру, Алиса так и осталась стоять, протягивая лапы в немой мольбе, словно выкованная изо льда статуя. Её шубка больше не лоснилась рыжим блеском. Казалось, будто всё потеряло свои краски и отказ развеял волшебство. Огромные пустые глаза Совушки застыли, не моргая, но Антон знал наверняка, куда был устремлён их голодный взор. Голова птицы наклонилась набок, будто грозилась вот-вот отпасть и грохнуться под ноги. Волчик редко рычал, оголяя лезвия клыков — казалось, что маски не скрывали за собой человеческого облика. Они вовсе ничего не скрывали — лишь демонстрировали звериную суть. Мишутка больше не плакал по своей лапке. Шерсть на его загривке поднялась дыбом. Антон не хотел поднимать взгляд выше, скользя по периферии туда, к ледяному трону и скипетру из леденцов. Но он поднял — заглянул в застывшую маску радушия, за которой не видать истинных намерений. Однако нутро кричало о том, что ни о каких подарках речи больше быть не может. Мальчик хочет убежать, все равно куда — хочется раствориться в чаще леса, обернуться птицей и улететь в тёплые края, навстречу ласкающему белоснежные кудри солнцу. Тишина режет слух. Только шелест высоченных елей и далёкое карканье ворон подсказывают, что это не сон. Петров встрепенулся, и с ужасом понял, что сжимает в своей руке маленькую ладошку до смерти испуганной сестры. По бледным щекам Оли застыли дорожки горьких слёз. Маленький ротик приоткрыт, на сухих губах виднеются остатки шоколадных конфет. Нет, нельзя было ей их есть! Антон застыл в губительном страхе и сумасшедшая голубизна его глаз врезается Оле куда-то в белёсую макушку. — Беги. — сказал он еле слышно, сиплым, практически бесцветным голосом. — Беги не оглядываясь. Оля подняла головку на брата, и что-то кольнуло под ребрами. Он не выносил вида её обезображенного испугом лица. Хотелось рвать на себе волосы, провалиться на месте, но предотвратить свое путешествие в мир грёз и наивных желаний, только бы уберечь сестру. И чем он только думал? — Оля, беги! Антон толкнул сестру в направлении леса, практически грубо, только бы высвободить её из этого проклятого дворца. Плач убегающей девчонки рассёк мучительную тишину, но оказалось, тишина — не самое страшное сегодняшней январской ночью. Крик Оли будто пробудил обитателей леса, и они, словно по мановению волшебной палочки, обрели настоящее лицо. Хотя, лицом это можно назвать с трудом — обезображенные звериные морды с капающей вперемешку с кровью слюной. То, что носило маску совы, с искаженным «У-у-у» сорвалось с места. Слипшиеся от крови и слякоти перья покрывали язвы и кишащих в них насекомых. Оно парило над снегом, низко-низко, царапая крючьями когтей хрустящий снег. Антон не сразу понял, что Сова следует за Олей. Но когда понял, было уже поздно. Он кинулся вдогонку, высвобождая кипящий в жилах адреналин, выкрикивая что-то нечленораздельное. Он бежал изо всех сил, стараясь опередить время, но тут раздался громыхающий, режущий слух голос. Он обернулся, не смея шелохнуться. Это была Алиса. — Не трогай девочку. — Лиса стала выше на несколько футов, по её облезшей шерсти прыгали блохи. — Она отведала угощение. Она вернётся. — Рык раздавался далеко за пределы ледяного замка. Казалось, что вот-вот и закровоточат уши. Антон, обезумев от страха, ещё раз кинул глухое «беги», и почувствовал долю облегчения, когда подол родной шубки стал еле различимым в дебрях густых крон. Сова нехотя вернулась, волоча по снегу короткий лысый хвост. Подобие Лисицы отделило мальчика от клацающих, как заведённая шкатулка, челюстей. За левым обрубленным ухом у неё продолжалась рваная рана, и черная кровь сочилась ядом, стекая по грязно-рыжему меху. — Милый Антоша, — сердце пропустило удар, — пожалуйста, отведай. — Алиса подняла с пола мармелад и протянула переплетение окостенелых когтей. На секунду школьнику показалось, что это не сладость, а копошащаяся кучка давленых жуков. Но проморгавшись, мальчик увидел, что это всего навсего желейный червячок. В любом случае, он твёрдо решил, что не будет это есть. Видя настрой Антона, чернота зияющих дыр её глазниц приобрела почти умоляющий вид: — Ну пожалуйста, Зайчик… Ради меня. Ради Оли. Ты же хочешь вернуться домой? Антон глядел на неё с видом загнанного зверька, словно заяц, которому суждено стать обедом для хищной половины обитателей леса. Это путь к спасению, но от мысли, что он станет такой же тварью под маской с длинными ушами, Антону хотелось выть. Лучше погибнуть, как герой из бесчисленных мультиков Оли, чем погубить всех, кого за свои двенадцать лет он успел полюбить. Из глаз уже давно текли немые слёзы, и из раза в раз он выдавливал из себя глухое: — Нет. Совушка утробно запричитала: — Позор! У-у-у! Хозяин, позволь мне, у-у, отцапать кусочек от глупого мальчишки! Волчик, разрываясь в животном лепетании, поддержал: — Сожр-рать! Обглодать все кости! — А ты говорила, что это наш Зайчик. — разочарованно буркнул медведь, из невидящих глаз которого лезли маленькие белые личинки. Петров застыл, в ужасе ожидая, когда «Дед Мороз» махнёт рукой в рукавице, отдавая команду «фас». Мальчик, еле держась на ногах, отыскал глазами Алису. Она стояла позади. Её морда была черна в тусклом свете полной луны и не выражала больше никаких эмоций. Антон понял, что время идёт на секунды. Школьник ещё раз слепо посмотрел на бывших друзей, и внезапно сорвался с места. Он бежал так быстро, как только могли бежать окоченевшие ноги. Под ботинками что-то хрустело, но он ни за что не посмотрит вниз. Казалось, чёртов замок остался позади, но Антон не остановится и не обернется, пока не завидит вблизи слабый свет фонаря у своего дома. Мальчик бежал без остановки уже пятнадцать минут, лёгкие горели, к горлу подступила рвота. Он на бегу обхватил руками ствол первого попавшегося дерева, не в силах остановиться самостоятельно. Его вывернуло утренней кашей. Антон опасливо озирался и вслушивался в темноту, стараясь не потерять сознание прямо здесь, под деревом, рядом с содержимым своего желудка. От голоса откуда-то за своим ухом он вскрикнул. — Какой же ты все-таки глупый… Он узнал интонацию. Это была прежняя Алиса. В её голосе не было ярости её собратьев, не было и неутолимой жажды крови. Была лишь лёгкая грусть и обречённость. — А мог бы с нами. — ветер развевал волосы из-под шапки. — Теперь я не смогу тебе помочь, Зайчик. Антон бегло вертелся, силясь найти Лису, но наткнулся лишь на остриё когтистых лап, вонзившихся в мягкий наполнитель его любимой зимней куртки. Мамин подарок. Сова орала и больно билась костями огромных крыльев, оставляя на детской коже лица неглубокие царапины. Антон кричал с ней в унисон. С мальчика слетает шапка, которая завтра станет такой же «уликой», как рукавичка несчастного Вовы. Он отчаянно бьёт птицу по гнилому клюву и дерёт с неё перья — куда только может дотянуться. Сова брызжет кровавой слюной и рвёт светлые шелковистые волосы. Ночной лес наполняется истошным криком и звериным рыком. Антон услышал его, конечно услышал. Он чувствует, как совиный клюв, больше походивший на пыточный крюк, впивается ему в ключицу. Глаза застилает белёсая пелена, и к горлу снова подступает крик. Но не успев опомниться, мальчик чувствует, как сцепились зубья лезвий на его правой ноге, одним укусом ломая кость. Антон никогда не видел, как ведут себя со своей добычей волки, но видел собак, рвущих лакомый кусок мяса. Наверное, то же происходит и с его ногой. Он не может посмотреть, потому что Медведь уже впился ему в живот, вырывая куски плоти и глотая их, не пережёвывая. Его собственная горячая кровь, неуспевшая остыть под зимней луной, летит во все стороны — вот единичные капли на белом снегу, вот кровавое месиво под остатком его ноги, а вот брызги из своего же живота на собственном лице. Болевой шок больше не позволяет кричать, лишь тихо стонать. Искаженный хрип вырывается вместе с кровавым кашлем из бледного рта. Звери на секунду отступили, сомкнувшись хороводом вокруг обессиленного тела. Мальчик упал, редко дыша. Он чувствовал как хлещет кровь из брюшной артерии, слышал каждый угасающий стук своего изувеченного страхом и болью сердца. Медведь услужливо бросил кусок плоти к ногам хозяина, рога которого грозились рассечь небосвод. В существах, окруживших Антона, не осталось ничего человеческого. Они рычали и выли, становились на четвереньки и вопили. Волчик запрыгнул на школьника и начал тереться о зияющую рану в его животе. Не понимая как, но Антон это ощущал. Чувствовал каждый толчок звериной сути в свои внутренности, каждое рваное движение в лабиринтах собственного кишечника. Кишки вывернулись наружу, и Антон мог только хрипеть. Может, это магия, особый обряд, позволяющий ненадолго отсрочить смерть, дабы напитаться кровью и страданием на несколько лун вперёд? Для Антона это уже не имело значения. Когда Волк закончил, остальные набросились с новой силой. В их рядах была и Алиса. Петров посмотрел на нее из-под прикрытых, неживых век, как на предателя, совершенно покинутый. — Прости, Антоша… — Её кровавая морда была совсем близко. — Я не хотела, чтобы все вышло именно так. Я тебя предупреждала. Но ты же понимаешь, — что-то практически с нежностью провело по обескровленной щеке, — Кушать-то нужно. Антон ощутил её сцепленные челюсти на своей шее. Ещё раз. Сонная артерия изливается красным ручьём. Наверное, с такой же силой бьют фонтаны в Диснейленде - теперь Антоша этого никогда не узнает наверняка. Мальчик замолчал, отдаленно слыша звериный рык. Он лежал, пока его рвут на части, наблюдал уже не от своего лица. Это тело — не его, «эта кровь — не моя» — мелькнуло в туманном рассудке маленького зверька. Его голова бессильно свалилась на бок, где снег остро впивался в его кожу. Антон глядел куда-то далеко, чувствуя как рвётся жила за жилой. Там, в чреве проклятого леса, словно под защитой склонившихся елей, стояла его Олечка. Она бесстрастно смотрела на хоровод кровавых чудовищ, окруживших её брата. Её зелёные глазки тупо смотрели сквозь непроглядную тьму, и, казалось, будто она улыбается. Но разве это возможно? Антон уже не мог ответить на этот вопрос. Но перед тем, как кто-то пробил его грудную клетку, он был готов поклясться, что видел в руках сестры что-то, что до невероятия походило на маску с длинными, словно заячьими, ушами.