Чан
Прости, что пропадал. Наверное, подхватил что-то на выставке. Стараюсь не выкашлять свои лёгкие.
Не хотел, чтобы ты подумал, что я оттягиваю встречу. Я хочу поговорить, но не хочу, чтобы ты заболел.
На ответ Минхо ушло меньше пяти минут. Минхо Никаких ограничений по времени не было. Сначала ты должен поправиться. Невозможно будет поговорить, если ты мёртв. Смех перешёл в приступ кашля, и Чан перевернулся в своей кровати, чтобы лечь на более холодную часть подушки.Чан
Ты именно такой, каким я тебя представлял
Минхо Своеобразный, тебе это нравится? Тебе приснилось, что мы встречаемся или что-то в этом роде? Это был честный вопрос. Чан не возражал ответить на него. По всему, что было сказано, по всему, что увидел Минхо, было очевидно, что он в какой-то степени был одержим. Может быть, не в том жутком смысле, который кто-то мог бы ожидать, но одержимость художника идеей. Возможно, чувствами, которые не были полностью рациональными. Но ему также никогда не снились подобные сны. Было бы больше поводов для беспокойства, если бы это были многочисленные сны, больше похожие на фантазии об отношениях, которых не было. Это несоответствие в какой-то степени почти успокаивало.Чан
Нет, просто о твоей жизни. Это было похоже на знакомство с кем-то, но на самом деле я не думал, что ты реален
Минхо Теперь ты знаешь, что это так Чан улыбнулся этому сообщению, это было заверение, которого Чан не ожидал. Но фотография, которую Минхо прислал после, это было нечто другое. Рыжий кот лежал на груди Минхо, рука лежала на спине кота, а белый кошачий подбородок частично лежал на лице и прикрывал часть. Парень явно пытался сделать снимок, не потревожив кота. Теперь ты видишь, что всё реально: Минхо и его пушистые друзья.Чан
Это целебная фотография, спасибо
Минхо Лучше бы так и было Чан смеялся, и кашлял, и хныкал, и снова свернулся калачиком под одеялом, чтобы хоть немного поспать. Он держал в уме образ Минхо, обнимающегося со своей кошкой. И наполовину мечтал о прикосновении Минхо, о том, как парень лежит рядом с ним, как его прохладная рука лежит на лбу Чана. Не те сны, что были раньше: странные, подробные и реалистичные. А просто грёзы. *** Чан думал, что ему становится лучше. Он всё ещё кашлял, но все его биологические жидкости в основном оставались внутри, тем самым не раздражая нос так сильно. Тело всё ещё было тяжёлым, сопротивлялось попыткам вернуться к работе. Для первого дня было достаточно привести в порядок свою квартиру и немного порисовать. На следующий день он тепло оделся и отправился в студию. Часть времени была потрачена на сборы: бесцельно блуждая из угла в угол, покачивался на своём стуле и даже вздремнул, положив голову на стол. Всю прошлую ночь он провёл, дрожа в своей постели, так как кашлял, кашлял и кашлял, сбрасывал одеяла, когда ему становилось слишком жарко, и натягивал их обратно, когда он чуть не коченел от холода. Стоило бы снова записаться на приём к врачу. Ему уже назначили лекарства, но в больнице выписали только что-то от кашля. Он не думал, что будет чувствовать себя ещё более измученным, чем тогда, когда только заболел. Встреча была назначена, когда он встал, и даже не смог заставить себя сделать больше, чем просто поесть в тот день, то немногое, что был в силах запихнуть в себя. Выбор даты пал на следующий день, на всякий случай. Через это просто нужно было пройти, вот и всё. У него не было оправданий, понял он, когда встал на следующий день. Ему становилось лучше. Сообщение Минхо, чтобы назначить время, так и не было отправлено, но мысль крутилась в голове снова и снова. Необходимо было увидеться с Минхо, даже если часть его души хотела немедленно разорвать все связи. С трудом натянув куртку и чуть не пройдя мимо нужной остановки, Чан понял насколько уже поздно, когда почувствовал запах ужина, который готовили в соседнем ресторане. Он и не подозревал, что так долго спал и так долго собирался, задыхаясь между каждым этапом одевания и дремая перед выходом. Но оказавшись в студии, в голове не возникло ни одной идеи, чем можно заняться. Становилось всё темнее. Когда он понял, какую глупость совершил, потянулся за телефоном. Его не было. Обыскав все карманы. Дважды. Лицо покраснело от жара, когда он вспотел в куртке. Телефона нет. Отлично. Нет возможности позвонить Хёнджину. В студии не было стационарного телефона, а от одной мысли о том, чтобы пройти несколько метров до художественной комнаты, чтобы проверить там, у него закружилась голова. Чан снова попытался задремать, положив голову на стол, и чуть не упал со стула, когда во сне закашлялся, дышать было тяжело, сердце колотилось. Если он упадёт, то может что-нибудь сломать. Поэтому вместо этого скульптор свернулся калачиком на полу, на коврике, на который иногда клали камень, и накрылся тканью. Нужно просто вздремнуть, подумал он. Набраться сил. Догнать следующий автобус. Он позвонит кому-нибудь, когда вернется домой и найдёт свой телефон. Обхватив лицо руками, пытаясь согреть воздух, которым дышал, его трясло и штормило, а лихорадка поедала крошечными, хищными укусами. Чан действительно помнил кое-что из того, что произошло дальше. Яркий свет утра. Голос Хёнджина, который пытался его разбудить. Прохладная рука на его коже. Другие руки и голоса. Ему помогают встать и лечь. Ответы на вопросы или попытки ответить. Ощущение, что его везут куда-то. Гул движения. Машина. Нет. Машина скорой помощи. Они дали ему кислород, уложили на кровать. Накрыли его одеялами. Возможно, не в таком порядке. Там был врач. Больница и медсестра. Он вздрогнул, когда игла проткнула кожу его руки. Капельница. Антибиотики, как ему сказали. Пневмония. Лихорадка. Он проглотил другие лекарства, горло снова болело. И пока он медленно приходил в себя, ему дали попить теплого супа, и врач решил оставить его на ночь. Это было нормально. Это было прекрасно. Он снова был в тепле и больше не дрожал. И капельница и все пакеты с жидкостями отправились с ним, пока его везли в другую палату на лифте. И помогли лечь в другую кровать после переодевания, и проводили до ванной и обратно. И он чувствовал… Он чувствовал себя не очень хорошо. Они дали ему какое-то средство для облегчения дыхания. Но у него вышло немного поспать, прижимая к себе одеяла, словно они могли упасть, и осторожно вдыхая кислород. Проснувшись, он услышал голоса, тихие голоса. А когда открыл глаза, то увидел сначала Хёнджина, который поспешил к нему. — Эй, ты очнулся. Ты напугал меня до смерти, когда я нашёл тебя сегодня утром. Я и не знал, что ты так болен! Почему ты не… Хёнджин мог бы сказать что-то ещё, но движение привлекло внимание Чана. Минхо. Не было похоже, что его уши перестали работать. И лёгкие тоже. Но Минхо был там, смотрел на него. Галлюцинация, подумал он на мгновение, всё ещё находясь на грани лихорадки, прежде чем Хёнджин повернул голову, чтобы посмотреть, куда переключилось внимание Чана. — О, да. Он зашёл в студию сегодня утром, сразу после того, как тебя увезли, потому что у тебя была дурацкая высокая температура и буквально пневмония. Ты лежал на каменном полу, выглядел как мертвый и на тебе был грязный холст. При всей драматичности слов Хёнджина, в его глазах читалось беспокойство. И Чан попытался улыбнуться ему. — Прости, — сказал Чан. — Не извиняйся. Просто… выздоравливай. — проворчал Хёнджин. -Поговори с ним, наверное, ему не нужно, чтобы я сейчас кричал. Хёнджин сказал последнюю часть Минхо. — Привет, — сказал Чан, когда Минхо всё-таки подошёл к другой стороне кровати, чтобы стоять достаточно близко, чтобы видеть, но не прикасаться. — Привет, выглядишь дерьмово. Смех получился немного хриплым и скрипучим, и скривившийся рот Минхо сказал Чану, что он надеялся на полноценный смех. — Да, чувствую себя также. Не думал, что мне так плохо. Я пытался… вернуться к работе, — дыхание сбилось в середине предложения. И стабилизировалось, когда он уверенно вдохнул через нос. Присутствие Минхо в больнице ощущалось нереальным. Он не знал, что думать. Почему? — Почему… Ты пошёл в студию? Глаза Минхо метнулись к Хёнджину, как будто это было что-то, о чём они уже говорили, но перевёл взгляд обратно на Чана, когда тот кивнул. — Да, мне приснилось, — сказал Минхо, — что ты лежишь на полу в студии. И тебе было холодно, и ты дрожал, и кашлял. И ты был достаточно близко, чтобы дотянуться до тебя, но я не смог, потому что был заперт в камне. — Во что он был одет? — спросил Хёнджин. — Синяя куртка, — сказал Минхо, немного подумав, — на ней был нарисован бейсбольный мяч и, как я полагаю, бейсбольная команда. Я не узнал название. Хёнджин поднял голову со своего места, Чан заметил это краем глаза, а Минхо посмотрел на него раньше Чана. Хёнджин кивнул. Чан не помнил, во что он был одет. Ему казалось, что он не надевал эту куртку уже несколько месяцев. Должно быть, он действительно был болен, потому что у него было более старое пальто, которое он любил надевать в студию, сохранность которого его не очень волновало. Ему не нравилась идея держать там ещё одну куртку, чтобы переодеваться, потому что тогда он оставит свою хорошую вещь и всё равно наденет старую. — Так ты теперь тоже видишь сны о Чане? — спросил Хёнджин. — Наверное, — пожал Минхо плечами. — у меня был ещё один. Мне приснился тот день, когда ты сказал, что поцелуешь меня, если я стану настоящим. Как будто я чувствовал твоё прикосновение к камню. "Мы провели много времени вместе, мой друг". Резкий вдох Чана привел к приступу кашля, но в этот раз не из-за больных легких, а от слюны, попавшей туда, куда не следовало. Тем не менее, над ним нависли двое мужчин, предлагая ему салфетки и позвать медсестру. Чан отмахнулся от них, прикрыл рот рукой, чтобы взять дыхание под контроль, а Минхо всё ещё стоял там, нависая над ним. М-да, можно было представить каким сексуальным образцом мужчины он был перед Минхо. Но он был болен. Вот и всё. — Это не то, что ты мне говорил? — спросил Минхо. — Я это выдумал? — Нет, — сказал Чан, его голос стал еще более хриплым, чем раньше. Настолько, что губы Минхо дернулись. — Я не понимаю, что происходит, — пробормотал Минхо. — А я понимаю, — ответил Хёнджин, но, когда Чан посмотрел на него, тот просто махнул рукой в воздухе возле своей головы. — Это то, что… — Чану пришлось сделать вдох и сглотнуть — это всё будет тем, что мы захотим. Ничего больше. Ничего больше. Минхо кивнул. И Чан, уже прикованный к кровати, лежал абсолютно неподвижно, когда Минхо протянул руку, повёл пальцами по щеке Чана к уголку губ, вдоль челюсти и снова вверх, пока его ладонь не легла на лицо Чана. Он сразу понял, что это было. Момент, который сам Чан не мог забыть. Он прижал руку Минхо к своему лицу, ладонь была чуть влажной, более холодной, чем кожа самого Чана. Он мог бы держать эту руку у своего лица часами, ощущать тонкие косточки пальцев Минхо, мягкость его кожи. Но это был неудобный угол, парню приходилось наклоняться, чтобы коснуться. — Спасибо, — сказал Чан и попытался передать остальные мысли глазами. За то, что проведал его. За то, что не списал его со счетов. За то, что не убежал с криками. Неважно, за что ещё, за всё это. — Не за что, — сказал Минхо. — Как долго они тебя здесь продержат? — спросил Хёнджин. — Ночь. — сказал Чан и отпустил руку Минхо. Она легла на запястье Чана, на котором были все его новообретенные пластиковые больничные браслеты, едва касаясь. — Пока мой кислород в норме, мне ввели антибиотики внутривенно и отправят домой с другими. Доктор предложил, чтобы кто-то побыл со мной день или два, но я буду в порядке. — Я уезжаю завтра. — сказал Хёнджин, помрачнев. — Я могу узнать, могу ли я изменить свои планы. Может быть, кто-то другой… — Я останусь с ним. Чан и Хёнджин повернули головы и посмотрели на Минхо, который пожал плечами. — Я пойду домой вечером, соберу сумку и возьму всё необходимое. Завтра вечером попрошу соседа покормить моих кошек. Может быть, не смогу остаться надолго, но на выходные — вполне. Если ты не против. Минхо был незнакомцем. Нет. Чан был для него чужим. Сны или не сны. Скульптура или не скульптура. Но Минхо ничуть не сомневался, когда говорил это. Если Минхо мог ему доверять, то и Чан мог дать то же самое. *** На следующий день было приятно уезжать из больницы вместе с Минхо на заднем сиденье такси. Жар уже был не такой сильный, хотя Чан всё ещё чувствовал себя дерьмово. Врачи выдали список инструкций длиной с его руку, и Чан вздохнул, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами. Дорога к дому была медленнее, но Минхо не мчался впереди него. Они шли вместе. Переодевшись в одежду, в которой ему было комфортно после возвращения из больницы, у него хватило ума сказать Минхо, что он может использовать всё, что тому необходимо. Телевизор. Еда. Что угодно. Чан принял дозу лекарства с небольшим количеством еды и устроился в своей постели. А потом, возможно, грубо, проспал почти всю вторую половину дня. Проснувшись, он направился в ванную комнату и побрел на невероятный запах, доносящийся за пределами его комнаты. Минхо отдыхал на диване и, увидев Чана, дважды моргнул, а затем встал. — Привет. Как ты себя чувствуешь? — Как воскресший из мёртвых. — сказал Чан, всё ещё хрипло. — Это суп? — Да. Иди садись, попробуй съесть немного. Чан осторожно опустился на стул за маленьким столиком, ему подали миску супа с ложкой и тарелку поменьше с фруктами, стакан воды и чашку чая. Он собирался попробовать совсем немного, как предложил Минхо. Но за первой ложкой сразу последовала вторая. А потом ещё одна. Блюдо было достаточно соленым. Мягкие овощи, крошечные кубики мяса, которые было легко проглотить без необходимости долго жевать. Это был лучший суп, который он когда-либо ел. — Где ты это взял? — спросил Чан, проглотив ещё немного супа, и ему пришлось остановить себя, прежде чем он задохнётся. — Я его приготовил. — сказал Минхо. — Не будь таким шокированным. — Я… не шокирован. — слабо возразил Чан, понимая, что его глаза вот-вот выпадут. — Там было несколько рисунков, на которых я готовил. Ты же не подумал, что мои навыки заканчиваются яичницей? Оскорблён. Но он был в восторге от этого препирательства, как будто ему нравилось спорить с Чаном. Он вздохнул, но был доволен, пока ел. Минхо тоже поел, наблюдая за Чаном, чтобы убедиться, что тот не свалился на пол или не упал лицом в свою тарелку. Конечно, он чувствовал себя дерьмово, но уже не настолько. Вместо того чтобы вернуться в постель, его самочувствие было достаточно хорошим, чтобы остаться, завернувшись в одеяло, и сидеть на диване со стаканом воды возле него. Его снова поразило, что Минхо был рядом. Парень переоделся, как понял Чан, в треники. Ему было удобно, и он не выглядел не в своей тарелке. — Я не очень хороший хозяин, — попытался извиниться Чан. — Ты просто должен восстановиться. Не бери на себя слишком много — вот именно таким путём ты оказался здесь, — заметил Минхо, не без ехидства. — В любом случае, спасибо. За всё. Ты сказал, что с кошками всё будет в порядке? — Мой сосед присматривает за ними. Они могут на меня сердиться, но они выживут. Я мог бы просто попросить тебя пожить у меня несколько дней, но лучше побыть в знакомом месте, когда тебе плохо. — По крайней мере, ты можешь сказать, что я не обклеил свои стены твоим лицом, — сказал Чан. — Это хорошо. — сказал Минхо, серьёзно кивнул, оглядев стены. — Ты знаешь, что существуют посмертные музеи или что-то в этом роде. Было бы неловко, если бы ты слёг с пневмонией, а потом пришлось бы посещать выставку Ли Минхо. Просто комната полная меня. Минхо сделал такое лицо, будто не мог представить себе ничего хуже, а Чан усмехнулся. — Это заставило меня пожалеть, что я не умею рисовать. Акварель, которую нарисовал Хёнджин, была прекрасна. Я не думаю, что что-то может быть достаточно детализированным. — Нужна была HD-реальность 8К? — спросил Минхо. — Возможно. Но никакой картинки не было достаточно. Во снах было такое чувство, как будто узнаешь друга. Даже если я не мог услышать, как мягко ты разговариваешь со своими кошками или смеёшься над чем-то, что читаешь в телефоне, я мог это почувствовать? Я знаю, это звучит так, как будто я был каким-то странным сталкером. Но это были просто… отрывки. Всё казалось реальным. Это было почти облегчением, когда они прекратились. — Но ты не искал меня. Ты думал, что я не настоящий, — сказал Минхо. — Да, — Чан кивнул. — Было бы лучше, если бы ты никогда не нашёл меня? — Думаю, я не могу знать. — сказал Чан, немного обдумав это. — Мне пришлось отложить это в сторону, потому что выбора не было. Это или посвящать каждую мою работу тебе до конца жизни. В конечном итоге, людям бы это надоело. Черт, наверное, даже мне бы это надоело. Минхо хмыкнул. — Это просто… странно. Как будто это было в одном из тех таинственных шоу по телевизору. — Минхо поднял телефон, когда тот зажужжал. — О, пора принимать лекарство. О нём заботились. Они немного посмотрели телевизор, прежде чем Чан неохотно сдался под напором усталости. Минхо принес ещё воды, когда скульптор с трудом завалился в постель. — Спасибо. — сказал Чан. — Мой дом — твой дом. Просто. Устраивайся поудобнее. — Обязательно, отдохни немного. Некоторое время он лежал без сна, слыша, как Минхо копошится за пределами комнаты. Ополаскивает посуду. Ходит. Минхо. Минхо, который ненадолго разбудил его, чтобы принять ещё лекарства, прежде чем заснуть самому. И Чан, если и не чувствовал себя потрясающе, то чувствовал себя уже достаточно бодрым, когда проснулся на следующее утро. Он принял ещё лекарство и поплелся в душ. Это тоже помогло ему почувствовать себя бодрее, хотя после душа он чувствовал себя истощённым, как после многочасового бега. Минхо без всяких уговоров разогрел ещё немного супа, а потом… Потом пришло время ещё немного поспать. Рёбра болели от кашля. Голос звучал так, будто ему раздробили голосовые связки перфоратором. Но, черт возьми, как же ему хотелось растаять, выйдя из своей комнаты, увидев Минхо, свернувшегося калачиком на диване, смотрящего на него, моргающего, разглядывающего его. — Тебе что-нибудь нужно? Пару тысяч лет на осознание его присутствия, возможно. Не прошло ещё даже более 24 часов, когда Минхо был там, и не хотелось спрашивать почему. Нет, имелось, конечно, хоть какое-то понимание почему. Минхо был там из-за сна, возможно. Из-за любопытства. Чтобы выяснить, что за человек сделал скульптуру по его подобию. — Я рассказал маме о скульптуре. Она и мой папа собираются пойти посмотреть на неё. Она считает, что это очень «аккуратно», как она выразилась. — Хотел бы я быть там, чтобы представить бюст ей, — сказал Чан. А в другом смысле, нет, не хотел. Как он мог смотреть этой женщине в глаза и говорить, что обещал статуе поцелуй, когда она станет реальным человеком. Нет, спасибо. — Может быть, когда тебе станет лучше, она сможет посетить студию. Я думаю, ей это понравится. Она, вероятно, захочет купить акварель со мной и Суни, если ты готов с ней расстаться. — Я сказал, что ты можешь взять её себе, — запротестовал Чан. — Ты сказал это, когда чувствовал себя виноватым и неловким, — Минхо отмахнулся от него, как будто слова были неважными. — Тогда она может заплатить Хёнджину, — сказал Чан. — Разве это не был твой подарок? Минхо усмехнулся, когда Чан заскулил и надулся. Гораздо проще было говорить о себе так, чтобы это не касалось Минхо. Как он выбирал работы для выставки. С чем он предпочитает работать. Минхо задавал умные вопросы, проявлял явный интерес. Казалось, что над ним подшучивают — расспрашивают больного человека на легкие темы. Но его мозг был стиральной машиной, в конце концов, к нему вернулась странность того факта, что… Минхо был здесь. Минхо рассказал несколько фактов о себе и своей жизни. Чан чувствовал себя… неподготовленным к такому, даже если бы захотел. Ничто в том, что он тайком заглянул в жизнь Минхо, не было преднамеренным. Ничто в этом не должно было быть навязчивым или вообще не должно было быть по его воле. Насколько он знал, во всём, что произошло, Минхо вовсе не был конечной целью. Может быть, только мраморный бюст. Прекрасное произведение искусства, а всё остальное было лишь случайностью. На обед они съели сэндвичи, и Чан снова задремал, с неохотой и по необходимости, после того, как принял свои таблетки. Он был невероятно благодарен за то, что лихорадка, которая его мучила, немного спала, когда он проснулся в поту, что потребовало ещё одного похода в душ, а после снова вышел к Минхо. Выражение лица парня спокойное, глаза яркие и любопытные. Чан запечатлел это в своей памяти, вместо того, чтобы сохранить на бумаге. Минхо был тем, кого он мог считать другом. Будучи незнакомцем, он делал для Чана больше, чем могли бы сделать многие другие его знакомые. Он позволил Минхо просмотреть галерею на своем телефоне. Прошлые работы. Процесс создания бюста. Фотографии тигра, над которым он работал. Он объяснил, какие отметки сделал на мраморе, что они нужны, чтобы помочь Чану определить глубину камня, который он удаляет. И почему на бюсте их не было. — Я не часто занимаюсь подобной импровизацией, — сказал Чан, — и уж точно не с таким дорогим камнем. Одним ударом молотка он мог бы выглядеть, как твоё отражение в кривом зеркале. Но всё получилось. Казалось, что по-другому и быть не могло. — Я только что понял, что на скульптуре даже есть шрам, — сказал Минхо, поворачивая телефон Чана, чтобы показать подбородок бюста, а затем коснулся своего собственного. Небольшая линия, которую Чан не стал сглаживать в процессе работы, и которую он даже не заметил на Минхо. Дело не в том, что это было несовершенство, хотя в таких деталях была своя красота. Это… просто ощущалось правильным. Он не помнил, чтобы видел это в своих снах. Но когда смотрел на неё, а затем смотрел на Минхо, волосы на руках вставали дыбом. — Это жутко, — сказал Чан через мгновение, его голос был хриплым и в то же время писклявым. — Это одна из тех вещей, которые говорят мне о том, что ты не был каким-то жутким типом, — сказал Минхо, не так сильно задетый, как сам скульптор, разглядывая уже другую фотографию. — Это не то, что можно увидеть на обычных снимках. Поэтому я не знаю из-за чего это произошло, но я знаю, чего точно не происходило. — Я рад хотя бы этому, — Чан медленно выдохнул. — Ты — известный, красивый художник, который пригласил незнакомца в свой дом. Я мог бы быть мошенником или кем-то вроде того, кто видит шанс в том, чтобы походить на статую и сыграть на этом. — Я тоже не знаю, из-за чего всё это случилось, но я точно знаю, что это не так, — сказал Чан. Взгляд Минхо его позабавил, и Чан был бессилен сделать что-либо ещё, кроме как улыбнуться в ответ. У него было это утешение. В тот день, когда он был достаточно жив, чтобы наслаждаться временем проведённым вместе. Наслаждаться стряпней Минхо, его смехом, его вопросами. И проснуться на следующее утро с ужасом от того, что придётся отпустить Минхо. Снова. Но он знал, что придётся это сделать ради них обоих. Минхо приготовил ему завтрак, когда он спросил Чана, чего тот хочет. Аппетит наконец-то возвращался, он смог съесть почти всё. К тому времени, как Минхо закончил, на кухне было чище, чем когда он только пришёл. — Ты уверен, что с тобой все будет в порядке? — спросил Минхо, когда сменил домашние штаны на джинсы. — Ты сказал, что в холодильнике ещё есть суп и фрукты. И Хёнджин сегодня вернётся. И у меня есть твой номер. Котята, наверное, уже соскучились по тебе, — сказал Чан. — Они скажут мне, что не ели уже десять лет, — сказал Минхо, смеясь. Наступил момент тишины, когда они смотрели друг на друга. — Спасибо, что разрешил мне прийти, — сказал Минхо. Чан чуть не закашлялся от неожиданности. — Что? — элегантно пропищал он. Его голос после этого тоже был не слишком хорош. — Нет, спасибо тебе. Ты превзошёл все ожидания. Он, по крайней мере, позволил Чану заплатить за еду, которую заказывал, чтобы приготовить суп и всё остальное. — Я получил ответы, которые искал, — сказал Минхо и не стал уточнять, что это были за ответы. Но в том, как он это сказал, чувствовалась значимость. И Чан кивнул, выходя из состояния недоумения. Если эти ответы означают, что Минхо может спокойно спать по ночам, не опасаясь, что за ним наблюдают, значит, всё это действительно того стоило. — Я обычно бываю лучшей компанией, но всё же, спасибо, правда, — сказал Чан и последовал за Минхо к двери. — Всегда есть следующий раз. — сказал Минхо. — Отдыхай. И прими лекарство через час. Оповещения уже были установлены на его телефоне. Он бы не забыл. Минхо и его сумка скрылись за дверью, и Чан проигнорировал диван, вернувшись к кровати, чтобы прижать подушку к груди и отдышаться. Они говорили. Едва касаясь друг друга. Голос Минхо вился вокруг него, как дым. *** Они поддерживали связь по смс, то тут, то там. Чану с помощью современной медицины становилось лучше, хотя и медленно. Он смог вернуться к работе, провести пару последних дней в галерее. У него не возникло нового желания целовать мрамор, когда он снова увидел его. Он по-прежнему был прекрасен, но уступал реальному Минхо. Он не касался этой кожи, кроме рук. Не целовал Минхо. Даже не обнимал его. Но Чан знал это достаточно хорошо. Хёнджин продолжал общаться с Джисоном, подружившись с ним с той первой встречи. Поэтому он чувствовал, что у него есть другой источник новостей о Минхо, нежели его сны. И да, Хёнджин спросил, может ли он поделиться информацией. Минхо нашёл забавным подтвердить это Чану напрямую. — Перестань вести себя, так жутко, когда ты на самом деле не такой, — напутствовал Минхо Чана. Просто хотелось убедиться, что никто не заставляет Минхо чувствовать себя неловко. Парень прислал фотографию своей матери из галереи, на которой она удивленно смотрит на статую. Была и вторая фотография: Минхо стоит рядом с бюстом, его подбородок слегка приподнят, чтобы соответствовать статуе. Конечно, она не была идеальной. Ни одно искусство не было идеальным. Но это было захватывающее зрелище — бок о бок. — Кто-то в галерее спросил меня, не я ли был моделью, — написал ему Минхо. — Так что ты чертовски невероятен. Он был рад, что Минхо так думает. Первый раз они встретились после того, как Чан оправился от болезни, в парке рядом с галереей. После этого Минхо встречался с Джисоном, а у Чана была назначена встреча, чтобы узнать, когда упакуют и привезут ему работы или отправят на склад. Он снова чувствовал себя полным сил, мог идти без отдышки. И Чан был очарован Минхо, как в первом сне. Как он ходил, как говорил, как смотрел. Чан, не зная, встретятся ли они когда-нибудь снова, чувствовал себя как ребёнок, чью игрушку нашли в углу и вернули ему. При этом он знал, что это вовсе не его игрушка. В лучшем случае — одолженная. Минхо слабо рассмеялся, когда порыв ветра налетел на них, разбросав листья над головой. Волосы Минхо растрепались, глаза закрылись, выражение лица застыло в смехе. Прямо как… или, как минимум, очень похоже на скульптуру. Только лучше, и здесь, прямо перед ним из плоти и крови. Чан, находясь в шоковом состоянии, отвернулся, как только Минхо открыл глаза и посмотрел на него. — Что? Что это за взгляд? Чан покачал головой. Он объяснил бы, если мог. — Что? — настаивал Минхо, хватаясь за его куртку, обходя его и не давая Чану идти дальше. — Ещё один сон? — Что-то вроде этого, — сказал Чан. — скорее… то, как ты выглядел, это было близко к скульптуре, я думаю. Он не знал, что делать с хмурым выражением лица Минхо, так что Чан просто засунул руки поглубже в карманы куртки. — Итак, когда ты собираешься меня поцеловать? Слова пронзили его так сильно, что Чан был почти уверен сначала, что неправильно понял, а потом подумал, что Минхо намекает на сны, или камень, или что-то ещё. — Я сказал это куску мрамора, — сказал Чан, надеясь, что его слова прозвучали спокойно и весело. По крайней мере, к нему вернулся его собственный голос. Минхо сразу же нахмурился, но как-то очаровательно. — Я бы и сам схватил тебя и поцеловал, но ты же дал обещание и должен его сдержать. — сказал Минхо. — Как ты собираешься жить дальше, не сделав этого? — Ты не статуя, — Чан осторожно выдохнул. Он старался быть очень ясным и очень обдуманным в своих словах. Разделить эти два понятия. Убедиться, что Минхо тоже это понимает. — Но ты не обещал поцеловать статую. Ты сказал, что поцелуешь её или меня, когда я стану настоящим. И вот я здесь. И что? Когда ты собираешься меня поцеловать? Если ты не можешь сдержать это обещание, я не знаю, чего ещё от тебя ожидать. Он мог бы написать целую книгу, пытаясь распутать эти вещи. Почему Минхо не был в центре этого обещания. Статуя не стала настоящей. Она не превратилась из камня в плоть. Она все ещё стояла там, в галерее, собирая пыль. Минхо был реален до, во время и после создания скульптуры. Не было никакого обещания, которое можно было бы нарушить, если бы оно не было выполнено. — Не будь педантом! — почти прорычал Минхо, словно читая мысли. Его руки поднялись и схватили куртку Чана. — Ты хочешь поцеловать меня? — Не из-за того, что… — Он мог бы снова излить целые океаны слов, уверяя Минхо в отсутствии связи между ним и статуей. Что то, чего хотел Чан, не было ничем иным, кроме как просто видеть его лицо и быть рядом с ним. Но в глазах Минхо сверкало что-то тёмное, что-то опасное. Чан на мгновение прикрыл глаза и кивнул. И когда Минхо увидел это, он притянул парня к себе, пока они не оказались почти нос к носу, уставившись друг на друга. Скорее требование, чем приглашение. Можно было почувствовать, как сбилось дыхание Минхо, когда руки Чана нашли его талию. И когда он наклонился, сделал свою половину движения и закрыл глаза — ему не нужно было, чтобы всё было идеально. Ему просто нужно, чтобы это было. Когда Минхо почти сразу же поцеловал его в ответ, по коже пробежали мурашки. Они приспособились, не теряя контакта, целовались снова. Руки, запутавшиеся в куртке Чана, разжались, и холодные ладони Минхо сначала коснулись шеи, а затем обхватили её. Руки Чана тоже крепче обхватили Минхо. Когда они перестали целоваться, просто прижались друг к другу, всё ещё стояли почти на середине парковой дорожки. — Теперь я знаю, что ты выполняешь свои обещания. Ни один кусок мрамора на такое не способен, — поддразнил Минхо. — Я никогда не хотел мрамор, — Чан покачал головой. Это всегда был Минхо. Возможно, Минхо был прав. Он сдержал своё обещание. Он может быть доволен этим. Минхо поцеловал его ещё раз, а затем отпустил Чана, чтобы они могли продолжить путь. И вот тут Чан подумал, что да, он может отпустить Минхо. Может быть, не с радостью. Не без сожалений. Но Минхо был добрым, красивым, у него была своя жизнь, в которую Чан ворвался. Ему был сделан огромный подарок, за который оставалось только благодарить. Но если это всё? Он был счастлив, что получил его. *** Двигаться дальше означало в буквальном смысле пытаться двигаться дальше. Не в смысле места, нет, у него был договор аренды. Но, возможно, эмоционально. Он решил попытать счастье в приложении для знакомств, не агрессивно, но чтобы посмотреть, есть ли хоть какой-то, даже мизерный, интерес. От себя, а не только к нему. Хотя это, конечно, тоже помогло бы. Отказаться от переписки с Минхо, насколько это было вежливо. Отложить приглашение Минхо встретиться с его кошками. Как бы ему этого ни хотелось. Хёнджин занимался чем-то похожим на йогу, используя один из ковриков для камней, а Чан работал над выравниванием основания статуи тигра. Именно тогда Чан заговорил о поисках, наполовину зная, что Хёнджин осудит его за это. Но уж если и облажался, подумал он, то, наверное, стоит услышать это. И Хёнджин действительно осудил его за это. — А что насчёт Минхо? — А что насчёт него? — спросил Чан, только успев зашипеть, когда ботинок Хёнджина срикошетил от его лодыжки. — Я поцеловал его. — Ты что? — спросил Хёнджин. Он сел, когда задавал этот вопрос, по студии разнёсся настолько громкий крик, что Чан поморщился. — Это было мило. Думаю, он посчитал, что мне будет легче жить дальше, если я просто выкину это из головы. Он замечательный. Действительно хороший парень. Я имею в виду, я бы всё равно оставил скульптуру, если бы он был придурком, но приятнее, что он хороший. Теперь я могу его отпустить. — Отпустить?.. Это он тебе сказал или ты сам придумал? Чан нахмурился. — Нет? Мы говорили об этом. Он сказал, что я должен поцеловать его, иначе я не смогу двигаться дальше. — Хорошо, — медленно произнёс Хёнджин. — А что он имел в виду: двигаться дальше одному или с ним. Там ведь целая пропасть между этими смыслами. Например, двигаться дальше и забыть его номер, или двигаться дальше от того, что ты думал, что он не настоящий, к сладкой реальности, что он настоящий и что ты можешь целовать его сколько хочешь. Ты просто поцеловал его? — Не совсем. Это было единожды, но мы поцеловались несколько раз, но, — Чан остановился, когда Хёнджин издал звук, как будто услышал что-то важное, — мы не встречаемся. Мне не нужно, чтобы ты упал в канаву заблуждений прямо мне на голову. — Я не планирую, потому что он уже там с тобой, а трое — это толпа, когда не приглашают. Может быть, он и хороший парень, но он не попросил тебя поцеловать его по доброте душевной. У тебя есть постоянное приглашение пойти и пообниматься с его кошками. Он заботился о тебе, когда ты был полумертвым. Такое чувство, что мне стоило спросить, какие у него намерения по отношению к тебе. — Это он должен задавать такие вопросы. — Ну конечно, какому-то горячему скульптору приснился какой-то волшебный сон про него, и тот сразу же создал невероятную скульптуру. Минхо должен быть уверен, что всегда носит с собой электрошокер! Хёнджин откровенно насмехался. — Может быть, лучше оставить всё как есть. — сказал Чан. — Возможно, он ещё долго будет задаваться подобными вопросами. — А может и нет, — сказал Хёнджин, — ты ведь всё равно придёшь на вечеринку в эти выходные? Точно. Небольшая вечеринка у Джисона. Хёнджин заговорил об этом первым, а Джисон прислал приглашение, а затем Минхо подтвердил, что его пригласили. Как под зубьями вил, его заставляли подчиниться. — Я сказал, что приду. Если у меня не будет назначено свидание на этот вечер, но, может быть, я хотя бы ненадолго зайду, — сказал Чан. — Я думаю, ты должен пойти, — сказал Хёнджин. Но он не стал возмущаться. И, в конечном итоге, у Чана действительно всё-таки было назначено свидание. В субботу вечером, предположительно через пару часов после начала вечеринки. Однако, когда Чан уже собирался, он получил сообщение, в котором говорилось, что нет, возможно, в тот вечер ничего не получится, и он напишет Чану, как только сможет. Из-за этого Чан был немного раздражён, когда ему пришлось отправиться на вечеринку, потому что его планы внезапно сорвались. Он пришёл за несколько минут до Хёнджина, захватив себе напиток как раз вовремя, чтобы увидеть, как Минхо выходит из кухни. Мужчина был одет в нежно-голубую рубашку, которая ложилась мягкими складками по его груди и рукам. Музыка, как клише, стихла, когда их взгляды встретились. Он уже поприветствовал Джисона, познакомился с несколькими его друзьями. Но когда Минхо отложил поднос, который держал в руках, и переместился в пространство Чана, всё внимание было сосредоточено только на нём. — Хёнджин, кажется, немного волновался, что ты не придёшь. — Я стараюсь держать свое слово, — сказал Чан и почувствовал, как в его груди зашевелилось обожание, когда Минхо ухмыльнулся ему. — Садись. Он знал, каковы эти губы на ощупь. Каков Минхо на вкус. Каково это, когда Чан прижимает его к себе. Было легко отпустить, когда он не видел Минхо. Труднее, когда он был рядом, достаточно близко, чтобы прикоснуться, сидя на узком двухместном диване. — Кажется, прошло много времени, — сказал Минхо. — Ага, — согласился Чан. Нога Минхо коснулась его ноги, когда они болтали, навёрстывая упущенное. Скульптор тяжело сглотнул, обращая на это внимание. Он продолжал иногда проверять свой телефон. Впитывал всё лицо Минхо. Казалось невозможным, что он реален. Кто-то остановился у дивана, заставив Минхо рассмеяться, прежде чем он представил Чана, который, по понятным причинам, был здесь знаменитым. — Мы никому не говорили о причине. Моей семье — да, но остальным… ты сам расскажешь, когда захочешь, — сказал Минхо. Чан это оценил. Он мог бы быть эксцентричным художником, подумал он. — Ждёшь чего-то важного? — спросил Минхо, заметив, как Чан в десятый раз пытается незаметно проверить свой телефон. Он мог бы скрыть это. Соврать. Но смысла в этом не было. — Жду, когда один парень свяжется со мной по поводу свидания, которое мы назначили на сегодня, — ответил Чан. Брови Минхо приподнялись, когда Чан перевёл взгляд на него. — Свидание, да? Так вот почему… Я не знал, что ты с кем-то встречаешься. — Нет. Это наше первое свидание, рано ещё что-то говорить, — сказал Чан. Брови Минхо поднялись выше. — Хорошо. Значит, я тебе не интересен. Поцелуй был настолько плохим? — спросил Минхо. — Что? Нет. Это было потрясающе, — Чан удивлённо вытаращился на него. Это было будто во сне, только абсолютно отличалось от того, что он уже видел. Те абстрактные прикосновения не шли ни в какое сравнение с реальным ощущением рук Минхо на его шее. Мягкая, едва ощутимая покорность и в то же время настойчивое требование. В этом был какой-то иной тип комфорта, не тоска. — Я тоже так думал. Я полагал, что ты занят, — сказал Минхо. — Я был занят. — слова прозвучали сразу, почти резко. Это не было выдумкой. Возможно, отчасти это был тяжёлый бизнес, но он вложил в него всё, что имел. — Я правда был занят. И пытался привести себя и свои мысли в порядок. Но не заинтересован в тебе? — Чан мрачно усмехнулся, Минхо слегка расслабился. — Мне не нужно, чтобы моя жизнь была устроена каким-то волшебным камнем, — сказал Минхо, — но ты всё время говорил мне, что дело не в скульптуре, и я это понимаю. Потому что ты мне нравишься как человек, бюст здесь вообще не причём. — Я не хотел врываться в твою жизнь ещё больше, чем я уже это сделал, — сказал Чан. — Может быть, ты не врываешься, если это приглашение. Разве это плохо? Ты получаешь какие-то бонусные баллы за то, что отказываешь себе в том, чего хочешь? — Я не могу выбирать за тебя. — Да, и ты не делаешь выбор за меня. — сказал Минхо. — Я думал, что дал понять, чего хочу, когда спрашивал, собираешься ли ты меня поцеловать, но, похоже, я должен быть более точным. Неужели я тебе нужен только как муза? Или ты пытаешься встречаться с незнакомцем, потому что думаешь, что со мной нет шансов? — Я не знаю, могу ли я вообще доверять себе в том, чего я хочу, — признался Чан, — я думаю, что… Слова оборвались прежде, чем он смог договорить, и он посмотрел вниз, чтобы увидеть, что Минхо сжал их руки вместе. — Чего ты хочешь? — прямо спросил Минхо, хотя Чану пришлось напрячь слух, чтобы расслышать слова. Он коснулся руки Минхо своей свободной рукой, провёл по пальцам, по венами, выступающим на гладкой коже. И поднял их сплетенные ладони, мягко поцеловав костяшки пальцев Минхо. Он задержался там, дыша. Пытаясь упорядочить свои мысли, пока большой палец парня поглаживал его. — Ты не нужен мне как муза. Я хочу многого. Я хочу быть твоим другом. Я хочу просыпаться каждое утро и знать, что пройдёт совсем немного времени, и я увижу твою улыбку. Я хочу притянуть тебя к себе и целовать до тех пор, пока воздух не закончится в наших лёгких, и смеяться до полусмерти, и слушать твои секреты. Я хочу… целый океан. А сны были лишь каплей. Минхо отдернул руку, но вместо того, чтобы сказать Чану, что да, он хочет слишком многого, прежде чем уйти, он встал. Но стоял лишь до тех пор, пока не перебрался к Чану на колени и не обвил его шею рукой. — Тогда мы можем начать с этого, — сказал Минхо, — об остальном мы поговорим позже. — Хорошо. — сказал Чан, прежде, чем добавил. — Это прозвучит как глупый вопрос, но… ты тоже этого хочешь? Парень закатил глаза с тем, что Чан принял за привязанность, и со вздохом. — Я начинаю думать, что стоит вывесить это на рекламном щите — да! Это было как железо, погрузившееся в его кости. Только это слово. Это одно слово. Действия были важны, и позже он будет корить себя за это, и над ним будут смеяться все, кто их знает, но, очевидно, в тот момент ему нужны были слова. Отчаянно. Только это «да» в голосе Минхо. Мягко, но достаточно громко, чтобы услышать его сквозь музыку. Только для него. Он прижался к этому лицу, великолепному и настоящему. И с разрешения Минхо, не устно в этот раз, снова обнаружил, насколько мягкими были эти губы. И у него был теплый мужчина, которого можно было и обнять, и поцеловать. И хихикать с ним, когда кто-то чуть не споткнулся о ноги Чана. И потеряться в шелковистых поцелуях, не все из которых были такими нежными. Это заставило его хмыкнуть и повернуть их так, что они оказались в своем собственном маленьком мирке в углу дивана. Не обращая внимания на вечеринку. — Мне жаль, — пробормотал Чан в какой-то момент, когда их лица были слишком близко, они довольствовались тем, что просто сидели рядом. — Творцы должны быть странными. На этот раз это сойдёт тебе с рук. Это едва не вызвало новое хихиканье, пока они оба не вздрогнули, когда зажужжал телефон Чана. Он с трудом достал его, но именно Минхо посмотрел на экран, когда Чан попытался повернуть его к себе, чтобы прочитать. — О, как жаль. Похоже, твой парень отменил свидание, — сказал Минхо с хитрым выражением лица, убирая телефон обратно рядом с ними. — Нет, не отменил, — сказал Чан, прижимаясь к Минхо. Минхо слегка усмехнулся. Но Чан почувствовал улыбку, когда они поцеловались. *** Чан был уверен, что с остальными участниками вечеринки всё в порядке. Хёнджин благополучно уехал домой к тому времени, как они вместе ушли. Пальцы Минхо переплетены с его пальцами, возможно, были даже склеены, пока они пробирались к выходу и такси. Они упали в кровать Минхо, после того как Чан встретился с голодными кошками Минхо, было уже поздно, и они устали. Он использовал немного ополаскивателя для рта Минхо, одолжил одежду после душа и спал как убитый. Когда он проснулся, в комнате было светло, а на его заднице лежало что-то тяжелое и мурлыкающее. Кот, который, как он понял, принял его за живую грелку. Когда он открыл глаза и слегка приподнял голову, то понял, что Минхо уже проснулся и смотрит на него. На лице мужчины красовалась ухмылка, которая могла бы привидеться в кошмарах многим чувствительным людям. Чану потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, почему, когда он вспомнил своё заявление, сделанное накануне вечером, и рассмеялся так сильно, что кот вздрогнул. — Вот оно. Именно так, — сказал Чан, все еще хихикая, и неуклюже взялся за руку Минхо. Именно то, чего он хотел. — Ого, да ты действительно по уши. — сказал Минхо. Осуждающе. Но не недовольный этим фактом. — Подожди здесь. У Чана не было особого выбора, так как он пытался перевернуться, чтобы не быть таким неуклюжим при каждом движении и выражении лица. Он всё ещё пытался стереть с себя отпечаток подушки, когда ему под нос сунули очень знакомый альбом для эскизов. Он взял его, хотя и посмотрел на Минхо в замешательстве. — Всё, что в нём есть — это зарисовки того, чего у тебя не может быть, — сказал Минхо, усаживаясь обратно, как-то бессознательно и элегантно расположившись на своей подушке, — там ещё есть страницы. Может быть, тебе стоит вложить туда что-нибудь настоящее. Чан втянул нижнюю губу между зубами и полностью перешёл в сидячее положение. Он взял карандаш, который предложил Минхо. Это был не его любимый сорт, но сейчас было не до этого. Кошка была довольна тем, что устроилась на коленях Чана, а не на его заднице, пока он рисовал. Запечатлев Минхо таким, каким он выглядел, когда Чан только проснулся, таким, каким он выглядел в данный момент: немного ленивым, с другим котом рядом, он перевернув страницу и набросал что-то ещё. Немного резко. Закончив, он перевернул страницы и передал скетчбук обратно Минхо. — Вот, — сказал Чан. Минхо посмотрел на свое собственное лицо и позу, запечатлённую на первой странице, затем на второй. — Это всегда только я, — сказал Минхо, размышляя, — Или кошка. Но он сделал паузу, когда дошел до третьей страницы. Потому что Чан нарисовал там себя. Он сидел, скрестив ноги, как и сейчас, а Минхо находился перед ним. Но на рисунке парень наклонялся к нему. Они целовались, а две кошки были зажаты между ними и не обращали на них внимания. Возможное будущее. Не то, что случилось в прошлом или происходило сейчас. Минхо встретил его взгляд и сел. И наклонился вперёд. Кошка рядом возмущённо заурчала и зашевелилась, и Чан потянулся, обхватив челюсть Минхо. И, прижавшись к губам, он сделал фантазию реальностью. *** Чан дружил с кошками Минхо. Он дружил с Джисоном и остальными друзьями Минхо. Он был другом Минхо. Он был парнем Минхо. Минхо был его. Приложения для знакомств исчезли. Все выходные после вечеринки Джисона они провели в квартире Минхо. Узнавали друг друга. Было похоже на то, что во снах Чан падал в бассейн, а Минхо хватался за него, чтобы вытащить в безопасное место. Потому что это было его собственное беспокойство, которое требовало спасения. Это не было похоже на то, что Минхо посмотрел на него и сказал: «Ага, я выйду за этого парня замуж». Они не стали жить вместе, давать обещания или что-то в этом роде. Это было действительно знакомство. Минхо позволял Чану очерчивать контуры его лица в крошечных поцелуях. Изучать форму его плеч и силу его бедер. Чан узнал, каково это — быть вдавленным в матрас, когда Минхо наваливается на него и хихикает, как какая-то гиена. Раньше это была всего лишь капля. Впечатления от жизни. Жизни, которая до Чана была полной и настоящей, и в которую он влился обдуманно и целенаправленно. — Ты любил меня до нашей встречи? — спросил Минхо, положив голову на сердце Чана. — Любил. — Чан вытащил свою руку из-под одеяла, потянув за собой ладонь Минхо. Поднеся эту руку к лицу, он прикусил кончик мизинца Минхо. — Ты мне так нравился ещё до встречи с тобой. Минхо фыркнул и вытер палец о Чана. Почему Минхо пошёл на это? Это было не из-за снов. Он был упрямый. Независимый. Чану это тоже нравилось. Это означало, что он мог признать случившееся и уйти. Но тогда почему? Очевидно, Чан был похож на Джеймса Бонда на открытии выставки в галерее. И Минхо понравилась его улыбка. И то, как серьезно Чан ко всему относился. Ну, тогда ладно. Он может принять это. После этого ситуация понравилась ему ещё больше. К тому времени поход к Минхо на ужин уже не был редкостью, но зайти в дом и не встретить там кота — это да. Оказалось, что на это была причина, когда Минхо провёл его на кухню. Чан моргнул, глядя на нечто, стоящее на столе. Оно был высотой около фута и имело форму… Чан не был уверен, чего именно. — Что это? — спросил он, озадачено поглядывая на нечто. Минхо схватился за грудь, словно в неё только что вонзилась стрела. — Это торт по твоему образу и подобию. Чан оглянулся на нечто. Так, человеческая голова. Он мог видеть её, когда слегка изменил своё положение. Если честно, это немного напоминало камни Моаи. На белой глазури были разноцветные завихрения, выглядевшие так, будто их выдавили из тюбиков с гелевыми украшениями из кондитерского магазина. Его кудри, понял он. Скульптура. Его самого. Но тут его глаза метнулись к Минхо и всё встало на свои места. Парень ухмылялся. — Теперь мы в расчёте, — сказал Минхо. — Торт? — спросил Чан. — Да. Садись, сфотографируйся со своим тёзкой. Именной торт. Чанкейк? Неважно. Садись. Поздравляю с новой выставкой. Ах, вот для чего это было нужно. Он вообще не был похож на Чана, ни с одного ракурса. Может быть, нос. У Минхо есть его фотография в профиль, так что он мог сравнить это наверняка. Но Минхо приготовил его, и это было главное. Торт был вкусным и сладким. Но и Минхо тоже, не то чтобы Чан получил что-то кроме недовольного стона, если бы попытался ему об этом сказать. На следующей выставке будут новые работы, вдохновленные Минхо. Несколько кошачьих работ, которые были проданы ещё до открытия. Одна из них не будет выставлена на продажу, только для собственной коллекции Минхо. Были и другие вещи, не имеющие отношения к делу. Даже несколько картин Хёнджина. Другие были коллекцией набросков — впечатления о счастливо прожитой жизни. Фотографии с телефона Чана, на которых Минхо держит молоток и долото и смотрит на них, как на потусторонние предметы. Бюст Минхо снова будет выставлен в том же углу, и, возможно, эскизы и фотографии помогут людям понять, почему он никогда не будет продан. В камне не было никакой магии. Он скорее был приманкой, которая привлекла Минхо в его жизнь. Минхо решил остаться, а Чан решил оставить его. Чан был рад, что на мраморных губах была запечатлена легкая ухмылка. Немного озорства в счастье. Немного уверенности. Почти удовлетворенность, словно он знал, что работа была сделана хорошо. Он видел такое же выражение на лице Минхо десятки раз. У него были ещё десятки завтрашних дней, каждый со своими поцелуями, триумфами и испытаниями. Он целовал глазурь с этих губ, а через неделю почувствовал привкус шампанского после празднования открытия выставки, когда рука парня сжимала его руку и вытягивала из него самое сильное напряжение. В тот вечер Минхо пришёл бы не для того, чтобы увидеть странность своего собственного лица запечатлённого в мраморе, а чтобы отпраздновать встречу с человеком, которого он любил.