«Что вы чувствует к ней, кроме иррационального раздражения и ненависти?»
Что-то странное, похоже на зависимость и ломку. Но, если смотреть ещё глубже, у него дикое желание запереть её в стеклянной коробке и наблюдать за тем, как она мучается, умоляя отпустить. Быть её единственным палачом в этом мире, который будет не только наносить точные удары, душить и проникать глубже, хватая за волосы, но и угощать чем-то сладким, чтобы было не так больно и отвратительно. Потому что ему сейчас от самого себя отвратительно и больно. Он где-то потерял эту связь с реальностью и собственными чувствами, когда его мысли разделились надвое. Они кричат, скулят и вопят, умоляя наконец-то выбрать одну сторону. Стать обычным и хорошим парнем, который пьёт каждый вечер и играет в русскую рулетку с желанием наконец-то проиграть и отдаться в руки смерти, закрывая глаза в последний раз с улыбкой. Или же стать монстром, который родился с ним в одном теле и развивался, прячась под кожей, а благодаря Ребекке он смог почувствовать тот вкус жизни, который «добрый» Леон у него отобрал. Сдаться или сделать то, что требует от него этот омерзительный сгусток с красными глазами, который был заперт столько лет в самой дальней клетке. Леон замечает краем глаза, что по стенам в допросной идут трещины, но молчит, наблюдая за тем, как Ребекка в его голове дышит и смотрит на него, задавая следующий вопрос. Он перебирает пальцы, пытаясь успокоить себя и не убежать, пока не докопается до истины.«Почему вы трогали её, когда сами были сторонником того, что это отвратительно и аморально?»
Это всё ещё отвратительно для него, но с ней всё иначе. Леон помнит, как ему некоторые рассказывали о том, как девушки, которых требовали охранять, сами раздвигали ноги и желали, чтобы к ним прикоснулись, или же сами вставали на колени, умоляя дать им больше, чем простая защита. После этих рассказов он чувствовал тошноту, злость и желание спрятаться в душевой, пытаясь отмыться от этой грязи. Он не такой и никогда не даст то, что от него просят в такие моменты, пока это не приказ от тех, кто сидят наверху. Леон уверен, что они смеются над всем этим представлением, ставя ставки на то, кто в этот раз сломается и пустит себе пулю в висок или подхватит венерическое. С ней всё, чёрт возьми, иначе. Каждый раз, когда Леон пытался её задушить, он чувствовал, как его ладони начинают гореть и дышать становилось намного легче, потому что он давал волю своим настоящим мыслям, а не тем, что заучил для нормальной жизни. На заданиях нужно быть терпеливым — можешь сделать ей больно, когда она делает то, что тебе не нравится. Нужно слушать — не слушай, а приложи об стену, и всё закончится. Нужно уважать свою цель — используй её в своих целях, как того хочешь. Она дала ему то, что он запрещал себе столько времени, но не дала инструкций на случай, если он заиграется и не сможет вернуться обратно. Именно из-за этого она — другая, и он хочет смотреть за тем, как она будет гнить и кровоточить на его руках.«Что будет после того, как он закончит миссию и вернётся обратно?»
Он постоянно говорит, что хочет конца всего этого, но что ему делать дальше? За этот месяц он привык к тому, что она рядом и раздражает его. Если миссия закончится, то сколько ему приходить в себя, вбивая в голову то, что её больше нет рядом?«Как вы думаете, может ли это быть любовью?»
Леон замирает с последнего вопроса, чувствуя, как на его теле образуются гематомы от фантомных ударов, начинает кровоточить нос, адски болит разбитая губа, и кривится от такой чуши, которую он слышит от собственного подсознания в шкуре Ребекки. Если любовь настолько сильно калечит, то он лично выпотрошит это чувство, закопает под землёй и навсегда забудет. Любовь не такая, она — это что-то светлое, что даёт повод жить дальше, а не выбивает из лёгких воздух, заставляя давиться ядом. — Какая нахуй любовь? — шипит парень, широко раскрывая глаза и вскакивая со своего места. Он оглядывается по сторонам, понимая, что всё-таки сбежал из собственного подсознания и ответов самому себе. Между ними нет любви и никогда не будет, потому что они — отвратительные копии, которые быстрее вцепятся в глотку друг другу, чем поговорят о таком бредовом и далёком чувстве, как любовь. Её для них просто не существует. Она решила обойти их стороной и оставить на растерзание ненависти, злости и ярости. Леон и Ребекка не достойны любви, но никто из них никогда и не выбирал её. Они выбрали одержимость и зависимость, которые страшнее, чем любовь. Леон сжимает ладони в кулаки, больно впиваясь ногтями в кожу, и закусывает губу, пытаясь заглушить собственные мысли болью. Ему сейчас не до этого, но он верит, что всё это переболит и отпустит. Сейчас ему надо думать над следующим: что Ребекка будет делать дальше? Он подходит к ванной комнате и стучится, приоткрывая дверь. Ребекка сидит в ванной, наполненной пеной, и курит, стряхивая пепел на плитку. Леон закатывает глаза и выдыхает, присаживаясь на бортик ванной. — Что ты будешь делать дальше? — спрашивает Леон, внимательно разглядывая лицо девушки напротив, которая даже не удивилась такому действию с его стороны. — Планировала выйти из ванной, но тут, похоже, — она закидывает локти на бортик ванной, — назрел очередной серьёзный разговор. — Ты опять начинаешь, — шипит Леон, перекрещивая ноги, — прекращай. — Я даже не начинала, — спокойно парирует Ребекка. — Что ты хочешь? — Мы можем поехать в офис твоих родителей, узнать их примерное местоположение, и всё, — нервно начинает Леон. — Всё это может закончиться, понимаешь? — Нет, — холодно отвечает девушка. — Почему? — рычит Леон и, присев на корточки около ванной, хватает Ребекку за волосы, приближаясь к её лицу. — Объясни нормально хоть раз, потому что я уже не выдерживаю. Серьёзно. — Леон, — она кривится и проводит большим пальцем по его губам, — в этом нет смысла. Я уже говорила тебе, что мы поедем в офис после выставки, когда ты сможешь поймать тех людей, которые покупали информацию у родителей. Успокойся, сделай глубокие вдох и выдох. — Не смей мне говорить таких вещей, блять. — Давай ты отпустишь меня, и я уйду, — Ребекка проводит мокрой ладонью по шее Леона, — ты расслабишься в ванной, отпустишь всю эту ситуацию и успокоишься. Леон опускает голову вниз, чувствуя, как во рту слишком быстро скапливается слюна не только из-за злости и желания утопить Ребекку, но и из-за того, что он видит её выпирающие ключицы и голую грудь, покрытую пеной. Пузыри лопаются вместе с терпением парня, и он впервые себя спускает с этой цепи самостоятельно. Верно, это же не любовь, которую стоит оберегать, а нечто отвратительное, что можно уничтожить. Всё просто до ужаса. Леон быстро опускает руку на шею Ребекки и притягивает к себе, жадно впиваясь в её губы. Он кусает, оттягивает и прижимается вновь, чувствуя привкус крови во рту. Это ещё больше бьёт не только по голове, но и по монстру внутри, который требует ещё, ещё и ещё. Но Ребекка требует громче и сильнее, когда встаёт на колени в ванной и смотрит на Леона сверху вниз, впиваясь ногтями в его челюсть и шею. Футболка намокает из-за тела Ребекки. Леон, разрывая поцелуй, встаёт на ноги и снимает с себя мокрую ткань, откидывая в сторону. Девушка рвано дышит и тянется пальцами к ремню, чтобы расстегнуть и продолжить то, что они начали ещё в первый раз, но Леон не даёт. Хватает её под локоть и лишь одним только взглядом говорит, что ей лучше самостоятельно выйти, иначе это может плохо закончиться. Ребекка слушается, и только она прикасается босыми ногами к холодному кафелю, как её впечатывают в стену, сжимая шею и целуя так, словно он не пил уже целую вечность и наконец-то дорвался до стакана с водой. Пытаясь выпить всё и просит всё больше, больше и больше, чтобы наконец-то успокоиться и снова уснуть. Ребекка практически задыхается, когда Леон её целует и параллельно душит, но она не хочет, чтобы он останавливался, потому что ей впервые настолько хорошо. Она закидывает голову назад, когда Леон разрывает поцелуй и кусает её плечо, а затем зализывает кровавый след. Одной рукой он упирается в стену, а другую опускает на грудь и сжимает, перекатывая между пальцами её сосок и тяжело дыша. Облизывая губы, Леон чувствует привкус крови во рту и внимательно рассматривает лицо Ребекки и её губы, которые кровоточат. Он проводит большим пальцем по нижней губе, размазывая кровь по щеке, и прижимается ещё раз. Ребекка толкается вперёд, пытаясь стать ближе, но Леон понимает — это неправильно, и тянет её за собой на выход из ванной. Они не разрывают поцелуй, ударяясь спинами об стены и двигаясь дальше по квартире, снося всё на своём пути. Парень всё ещё блуждает ладонями по мокрому телу и сжимает его, оставляя на коже синяки. Руки и всё тело горят и умоляют о том, чтобы он сделал более грязные и отвратительные вещи. Перестал скрываться от самого себя и позволил своим монстрам взять над собой верх. Леон падает на диван, и Ребекка садится на него, прижимаясь всем телом, пока он сжимает её ягодицы. Он разрывает поцелуй и проводит языком по груди девушки, выбивая из неё очередной стон, который в этот раз не раздражает, а возбуждает его сильнее. Он и правда хочет прямо сейчас войти в неё и вдалбливаться на бешеной скорости, прижимая её лицо к этому отвратительному дивану, чтобы она задохнулась под ним и расплавилась. Но у Ребекки на него, к сожалению, другие планы, и она, встав с Леона, садится перед ним на колени, облизывая пальцы и не разрывая зрительный контакт. Он откидывается на диван, наблюдая за тем, как она приспускает его штаны вместе с трусами и облизывает стоячий член кончиком языка. И его переключает, когда он понимает, что может войти в неё иначе и вдалбливаться в её глотку так сильно, чтобы она плакала и давилась, но умоляла о большем, как он, когда ему показали её прошлое. Блять. Леон резко встаёт и отталкивает от себя голую Ребекку. — Я не могу, — он застёгивает джинсы и отворачивается. — Что случилось в этот раз? — Ребекка прислоняется спиной к сидению дивана и, притянув к себе колени, переводит взгляд на Леона. — Это неправильно. — Ты сам это начал. — Я знаю, — срывается Леон. — Я, блять, знаю, но не могу, потому что в голове происходит какой-то пиздец и мне ебано. — Успокойся, — Ребекка отворачивается к окну, — твоим истерикам в этом доме не место. Если хочешь забыться и отпустить всё, то просто трахни кого-нибудь или напейся. — Я на работе, — сглатывает Леон, — мне нельзя. — Но ты чуть не переспал со мной, а это, — Ребекка усмехается, — тебе тоже нельзя на работе.————————————
Ребекка делает высокий хвост, пока Леон достаёт из холодильника бутылку с виски и ставит её на стол, присаживаясь на стул напротив. Разлив алкоголь по стаканам, он нервно отбивает неизвестный ритм указательным пальцем по столешнице. Довольно странно с ней разговаривать в очередной раз после того, что произошло, но, похоже, сама Ребекка в этом проблемы не видит. Словно для неё действия и слова Леона — это пустой звук, который исчезнет по щелчку её пальцев. Это раздражает и обижает, ведь он в такой ситуации из-за неё. — Почему ты никогда ничего не спрашиваешь? — осторожно начинает Леон, перекатывая стакан в руке. — Потому что мне всё равно на это, — вздыхает Ребекка, откидываясь на спинку стула. — Да и я прекрасно понимаю, что ты ничего мне не расскажешь. — Ты всегда отвечала на мои вопросы, — Леон делает глоток. — Теперь моя очередь ответить на твои. — Вау, — притворно удивляется Ребекка. — Почему ты самостоятельно ничего не делаешь? — В каком смысле? — Ты мог без меня съездить в дом родителей, офис или ту же самую Испанию, но сейчас, — она наклоняется вперёд и указательным пальцем бьёт по столу, — ты здесь. Почему? — Потому что мне дали такое задание. Следить за тобой, чтобы ты привела нас к своим родителям, — устало отвечает Леон и, подпирая подбородок рукой, гипнотизирует стакан. — Всё довольно просто. Мы — просто наблюдатели, которые пытаются разобраться с тем, что происходит после Испании. — Но ты стоишь на месте. — Как и информация о Лас-Плагас, — кивает Леон. — Если бы ты попыталась продать эту информацию, когда за тобой следят, то была бы уже мертва. — Почему тогда за мной следишь ты, а не кто-то другой? — Ребекка наливает себе ещё алкоголь в стакан. — Потому что ты других находила слишком быстро, а меня решила оставить рядом, — усмехается Леон, — хотя в первую нашу встречу ты пыталась сдать меня копам. — Ты наблюдал за тем, как меня избивают. — Не убили же. — Верно, но причина была немного в другом, — Ребекка делает глоток и подкуривает сигарету. — Ты просто выглядел довольно внушительно, когда прострелил голову тому мужчине. Изначально мне показалось, что тебя наняли, чтобы убить меня, а оказалось наоборот. — Я думал, что ты сразу же расскажешь ему всю правду, — он выпивает содержимое стакана и опускает взгляд, — и миссия наконец-то закончится, но сейчас я тут и спокойно разговариваю с тобой. — Сейчас просто ночь и у меня нет настроения, чтобы тебя выводить. После тебя всё тело болит, — она потирает шею. — Надо было встретиться до всего того, что было у тебя в Испании. Могли бы переспать да разойтись. — Я бы точно не посмотрел на такую девушку как ты, — он пожимает плечами. — Почему ты так спокойно относишься к тому, что происходит? Уже проходила через такое? — Возможно, но тебе же на это абсолютно всё равно. — И правда, — Леон вздыхает, — мне всё равно. — Скоро всё закончится, — Ребекка тушит окурок и скрещивает руки на груди, — и ты должен быть готов абсолютно ко всему. — Прекрати говорить загадками, Ребекка. — Хорошо, — кивает девушка. — Зачем вы так сильно рвались в офис моих родителей? Что вы хотели там узнать? — Всю информацию про вирусы и местонахождение твоих родителей, — Леон закатывает глаза. — К чему ты вообще задаёшь эти тупые… — Там ничего нет и не было, — перебивает Ребекка. — Родители никогда не хранили записи и базы данных, потому что это легко вычислить. Леон, мои родители использовали меня как базу данных клиентов и вирусов, потому что человека, который не связан с компанией, обнаружить намного труднее, чем крысу, которая передаёт абсолютно всю информацию. — Ты хочешь сказать, что всё это время, — Леон усмехается и переводит дыхание, — ваша семейка так спокойно успела всех наебать? — Ну, их же всё-таки вычислили и похитили, — Ребекка цокает языком. — За всё в этом мире принято платить, к сожалению. — Но ты у нас такая особенная и сможешь всё обыграть в свою пользу, да? — надменно спрашивает Леон и качает головой. — Нет, я просто первая в этом списке смертников, Леон, — Ребекка закидывает ногу на ногу. — Просто запомни пару моментов. Если меня схватят — стреляй сразу в голову. — Ты завещание решила составить? — Да, решила заранее это сделать, — она толкает языком в щёку, — потому что после выставки всё это закончится. — Я научу тебя стрелять, чтобы ты смогла за себя постоять, — спокойно заявляет Леон, смотря куда-то в сторону. — После того, как это закончится, ты меня больше не увидишь, а я не хочу, чтобы ты сдохла в подворотне. — Хорошо. Надеюсь, что ты придёшь со мной попрощаться, когда я умру. — Если вспомню. Это последнее, что бросает Леон: он встаёт со стула, направляясь в сторону дивана и оставляя Ребекку сидеть в одиночестве. Если честно, он хотел её спросить о более личных вещах: например, как она себя чувствует? Страшно ли ей сейчас сидеть напротив него и выпивать? Хочет ли она отмотать время назад, чтобы отказаться от родителей раньше или просто выстрелить себе в голову? Чем она будет заниматься после того, как всё это закончится? Но это уже слишком, и она, скорее всего, будет смотреть на него пустым взглядом и в очередной раз скажет, что ему на это абсолютно всё равно. Да, так и есть, но ему просто нужно заполнить ту пустоту внутри и посидеть так ещё немного. Почувствовать ещё раз себя нормальным и хорошим человеком, но даже в этот раз время играет против него. Заставляя закрыть глаза и вновь прийти к мысли о том, что он — плохой человек, который просто заигрался, запутался, не успел выйти из этой игры и проиграл. Леон усмехается из-за подобной мысли, потому что в этой игре в кошки-мышки он в проигравших. Это бьёт прямиком в солнечное сплетение и ломает рёбра, заставляя чувствовать предательскую боль в сердце, которое с каждый днём кровоточит всё больше и больше. Он выбрал бойню, а не нежность.