Яхонтовый зайчик

- Ну так… — неловко буркнул я, пытаясь хоть как-то развеять подступившею тишину, — давно ты знаешь этого Фому? Я сознавал, что тема для разговора была весьма опрометчивой и неприятной, однако мне почему-то было важно узнать об этой суке побольше. Девушка взглянула на меня исподлобья. - Может, не будем…? — без явного удовольствия прошептала она. Я сразу же сник. Робость ее требовательной просьбы дала мне точно понять, что говорить она об этом не желает и никак не будет. Не заслужил я, видно, еще. Не достоин-с, дескать… - Не будем, так не будем. Просто я… - Я р-расскажу тебе об этом… — перебила Аня, сильнее сжимая мой локоть своими пальцами — Подожди только немного, ладно? Голос ее был тих и крайне тонок. Иногда казалось, что она умышленно его так давит… Отчего он выходит несколько… Соблазнительным? — подсказка бумажным самолетиком пролетела меж подобных многочисленных мыслей. Так, тихо там… Неужто пошляку в голове таки удалось меня испохабить? Причем, мракобес, как я погляжу, сегодня позволил себе взять отгул… - Что? — спросил я, завидя светло-серые радужки, иронично разглядывающие меня. - Ты так забавно уходишь в себя. Будто в своей голове ведешь с кем-то жаркую дискуссию… Какие же все нынче проницательные стали! - А ты повеселела. — заметил я, отвечая ей той же улыбкой. И пожалел об этом. Весь ее безмятежный дух был предательски смыт волной смущения. Она покраснела, окинула меня быстрым волнительным взглядом и снова закрылась в себе. - Я-я? Да нет, п-просто… Я так вот не буду больше… - «Так вот», это как? - Ну, смотреть на тебя, если т-тебе не нравится. - Помилуй, отчего же? И тут я вообще перестал что-либо понимать. Еще до не давней поры смущенная девочка, вдруг стала заливисто хохотать. - Прости… Просто наш диалог мне напомнил одну сцену из повестушки Тургенева. Как же там было… Какое же, однако, переменчивое девичье существо. За нескольких жалких мгновений, зажатость и робость ее натуры, словно взмахом легкого крыла, сменились сладким бархатом тонкой улыбки, лишь на секунду, задержавшуюся на ее молочном лице. И сразу же вслед за этим милым выражением последовала вспышка яркой краски, отпечатавшейся на ее щеках застенчивым багрянцем, в один миг рассеянным задорным смехом, так и норовившим вырваться из молодой груди девицы. Не дождавшись от нее ответа, я выдал первое, что пришло в голову. - Уж не из «Аси», случаем? Когда господин Н. сидел с ней на скале. - Точно! — воскликнула она, радостно округлив глаза — Как т-ты догадался? «Девочка моя… Ты даже и на толику не подозреваешь, каким тяготам и мучениям я был подвергнут, проходя эти пресловутые «олимпийские игры». Какие награды и почести мне воздавали жалкие людишки в комиссии, когда я в очередной раз показывал им, насколько же никчемны их потуги — определить для меня место ниже первого. И насколько же были жалки те смертные, что принимали этот бессмысленный для них вызов». Ахиллес Борисович. (трактат первый: «Буду я тем, кто определит для существа твоего родимую позу»). Но надо быть скромнее… - Просто главную героиню тоже звали Аней. Да и, по правде говоря, это, пожалуй, единственное, что я у него прочел… — грязно прибеднялся я. - Неправда. — возразила Аня, насупив свои черные брови. - Да как же? - Ты дразнишься. - Я? - Ты. Даже чертова скромняжка отказывает мне в шансе покривить душой. Что уж там говорить про остальных… - Зачем же мне дразниться? Она не отвечала. Лишь сосредоточила свои глаза на дороге, о чем-то напряженно раздумывая. Странная все-таки девушка. Странная, но все же милая и по- своему красивая. Вот только глаза ее будто бы временами меня дичатся. Стоит только случайно с ними сойтись, как зрачок ее с испугом вспыхивает, заполоняя собою чуть ли не всю пасмурную роговицу. Только сейчас я по недоразумению своему заметил, что голова девочки была облачена в черный капюшон, проскальзывающий из-под воротника ее серой удлиненной куртки. А коротко состриженные черные волосы выходили немного за края верхней одежды, собирая собой редкие снежинки. Так ведь и заболеть недолго… - Тебе разве не… - Наши классы тогда смешали… — резким шепотом вклинилась попутчица, смотря себе под ноги. - Что? - Помнишь, когда ваш класс п-провел занятие литературы с десятым Б? Ах, вот оно что. Это был один из тех дней, который можно было бы с гордостью внести в фонд, где с особым лелеяньем хранятся крайне немногочисленные триумфы Антошеньки. Я был единственным, кто тащил тогда на себе этот треклятый урок. Остальные решили оставить меня на растерзание кудрявой падле из десятого Б. Спрашивала она не так жестко, как Лилия Павловна, но сразу же заручилась, что проверять домашку она будет строго и бескомпромиссно. Всякая мразь, что окажется перед ней с пустой головой — обречена получить в подарок лебедя. Таким Макаром, она разбила пятерых, не сказав им ни единого лишнего слова. «Просто два и пшёл ты нахуй» — как сказал мне тогда Ромка, показывая свой дневник. Расстрел этот продолжался до тех пор, пока в класс не вошел я. Естественно с опозданием… - «Извините за опоздание. Можно в-войти? - Так-с… — облизнула она свои напомаженные губы, — Как вас зовут, молодой человек? - Антон П-Петров. - Замечательно…» И понеслась… Но стоит сказать, что все пули, адресованные в мою сторону, я успешно отбил. И с досадой, или же с удивлением, хрен там ее разберешь, она поставила аж две пятерки, наглухо перебив пару четверок, несправедливо поставленных Лиличкой Павловной. - Этот день, я думаю, помнят многие… - Ты о чем? А, у вас же Лилия Павловна… — понятливо вздохнула она, заметив мой полный наслаждения лик. - Она самая. Кобра в тот день решила не покидать своего г-гнезда… — тут Аня по случайности поскользнулась и оперлась о мое плечо всем своим телом, заставив мой голос невольно дрогнуть. - Грубо. — с укоризной промолвила брюнетка. Однако, глаза ее едва ли заметно улыбались. - А как иначе? — усмехнулся я, — Хочешь сказать: нужно нежнее? Ведь змеи тоже своего рода люди? Мой хваленный цинизм был встречен ею холодным пониманием. Будто она знала, как стоит к этому относится, но только чувствовала она совершенно отличное своему знанию. И видно было, что контраст этот ей явно досаждал. - Я и не собираюсь тебя поучать. Мне она тоже не нравится. Н-но ты любишь впадать в крайности. Приплыли… - В крайности? — невольно прищурился я. Нисколько от лучей красного солнца, сколько от внезапности такого заявления. - Да. В своем эссе ты тоже отметил Анну Каренину, как падшую женщину. Откуда… - Но ведь это так. — с живостью отозвался я, чувствуя, как меня подначивают на спор. Такое неприятное ощущение всегда возникает тогда, когда тебя пытаются уличить в твоей некомпетентности. И, стало быть, плевать, но… Мне не плевать. - Д-да, но это не всецелая картина ее личности. Ты рассматривал Каренину только с одной стороны, забывая об остальном. — она говорила это c аккуратным едва ли ощутимым поучением. Словно учитель с высоты своего опыта пытается объяснить непонятливому ученику простую истину. И непонятно, раздражает это меня или же нет… - Ах, вторая ее сторона, как ты говоришь, слишком уж неубедительная, чтобы она могла бы ее хоть как-то оправдать. И поэтому не стоит о ней… — небрежно пытался отмахнуться я. Но не тут-то было… - Нет, это важно! — с неожиданным жаром возразила девушка, сворачивая наш дуэт на перекрестке влево, — Она была не просто падшей. Анна была глубоко больной женщиной… И я думала, что в своем эссе ты придешь к этому выводу. Ох, еще этого огорчительного тона только не хватало… - Какая, черт побери, разница? — не сдержал раздражения я, — Порочность поступков, что описывает Толстой, уже говорит о явной болезненности ее натуры. - Умничка. - Что? - Что? — девочка вторила мне тем же недоумением, открывая моему удивленному взору блеск восторженных девичьих глаз. Не понял! Я сглотнул или выиграл?! - О чем мы говорим? — неловко прокашлявшись, спросил я. Аня издала кроткий шелковый смешок. - Ха… Я уже, и сама не помню. О, а вот и мой дом… И действительно. Мы с Аней остановились возле невысокого деревянного забора, простирающегося вдоль всей площади немалого участка, в центре которого стоял обыкновенный двухэтажный дом с достаточно широкими заледеневшими верхними окнами и небольшой террасой у входа. Здание выглядело уже немолодо, однако было в нем что-то такое благородное, величавое… Но то оставалось теперь лишь следами, грани которых изредка напоминали о той красоте, что некогда в один прекрасный день стала безвозвратно увядать. Хрупкие пальцы, медленно соскользнувшие с рукава к моей ладони, привели меня в чувство. - Откуда ты вообще знаешь про это эссе? — спросил я, не поворачиваясь к ней. Однако боковым зрением я видел, что в эту секунду она, превозмогая какое-то усилие над собой, глядела на меня. Но вопрос сбил ее с толку. Серые очи потупились, а губы слегка сжались. Явно не это она хотела сейчас услышать… - Ты удивишься, но твое эссе поставили нам в пример, как «образец лучшей работы среди параллели». Хотя мы и не в вашей параллели учимся. Какая прелесть… А в моем классе меня назвали черствым неучем, который должен будет обязательно все это перечитать. Ибо я просто не понял, всецело не постиг тончайшего устройства души этой отнюдь «непорочной женщины». - Ха… А мне за это поставили четыре с минусом… — хмыкнул я, не выпуская ее ладони. Но и сжать ее я тоже не решался. - Что?! — умилительно вскричала Аня настолько, насколько ей позволял ее тихий голос, — К-как же… Я ведь читала это… И Виолетта Ивановна говорила, что… Иногда так бывает. В одном из случаев жизненной рулетки ты герой, а в другом же, параллельном, ты отпетая гнида. Относительность явлений во всей ее, сука, красе… Мне оставалось только молчать и с улыбкой слушать Анин монолог, в котором она с неловкой робостью пыталась убедить меня в несправедливости и ошибочности вынесенной мне оценки. В какой-то момент она даже хотела отказаться от собственных слов, произнесенных ею раннее, но позволить себе такую роскошь я все же не мог. Я любезно остановил ее и пообещал, что постараюсь пересмотреть свои взгляды, изложенных мною в эссе. Однако, была ли в этом хотя бы малая доля правды? - Спасибо тебе… — тихонько сказала она, повернувшись ко мне всем своим станом, — что провел меня и з-защитил от них. Я даже и не знаю, что было бы если б ты тогда не о-остановился… Точно ничего хорошего… - Почему ты просто не пожалуешься участковому? Он бы обязательно… - Там все очень сложно. — с нежеланием перебила девушка, поправляя свой левый черный локон, невольно прикрывающий ее глаз, — Нельзя просто взять и все оборвать. Черт, до чего же упертая! Даже подступиться никак не дает. Нет и все тут! - И что ты планируешь делать? — уставшим голосом поинтересовался я, протирая свои очки от налипших снежинок. Она молчала. Лишь украдкой пожала плечами, задумчиво смотря перед собою. О, Господи… - Обращайся тогда ко мне. Если тебе… — я нерешительно сжал ее красную от холода кисть, заставив брюнетку поднять свой испуганный от сего действия взгляд, — потребуется помощь. - Я не х-хочу тебя в это впутывать. Тебе и так сегодня из-за меня досталось… — уже дрожащим голосом лепетала она, готовая снова заплакать. - Ань… Но, так же нельзя. Ты ведь понимаешь это? К своему негодованию, я уже чувствовал за эту девочку ответственность. И стало быть, спустить бы все это и все-с! Но нет! «Бон вояж» был придуман уж точно не для меня. - Антон… — внезапно произнесла девица, серьезно заглядывая мне в глаза, — Забудь об этом просто, ладно? Ты ничего не сможешь в этой ситуации изменить. Как я могу тебя отблагодарить? https://youtu.be/mWnxMyNr6y4 (если хотите прочувствовать этот момент сполна, то лучше перейдите по этой ссылке). Как же ты это делаешь, «девочка-хамелеон»? Я оторопел, встречая ее «новые» серые очи. В одночасье застенчивая девушка, боящаяся всякого чужого взгляда, вдруг пугающе повзрослела… Теперь уже я ощущал себя маленьким мальчиком, стыдливо держащимся за ладонь взрослой женщины. Такую перемену блестяще подчеркивало алое свечение, ловко проходящее вскользь моих плеч и аккуратно ложащееся розоватой тенью на гладкое лицо юной красавицы. - Ничего не надо. — только и сказал я, ненароком стирая большим пальцем потекшую тушь с ее упругой щеки. - Надо… — горячим шепотом промолвила она, неуверенно прильнув своими светло красными губами к уголку моих холодных уст, — Х-хочешь ко мне в гости зайти? Чай попьем… У меня д-дома все равно никого нет… Ее руки с какой-то осторожностью пленяли мою шею. Мои же плыли по контурам ее утонченного девичьего стана, рождая внутри чувство бархатистого томления, терпким медом разливающегося в груди. Зачем же я это делаю…? - Почему бы и… да. — наконец, выдавил из себя я. Голос едва ли меня слушался. Мне очень хотелось дышать. А я не мог. Понимал, что тихо это сделать не удастся. Что просто сорвусь и испорчу все. Аня тоже понимала это. Потому и слышали мы только гул бьющихся сердец… Что-то было в этом моменте… Что-то очень знакомое и очень далекое. И отдавало оно какой-то приятной болью. Предельно ощутимой болью… Тихо молвящей на ухо: «запомни это как следует, ибо завтра уже не наступит.» - А я думала ты куда-то спешил. Весь такой нарядный… Да никуда мне… И тут я с досадой обомлел. Слова, пропитанные гадкой слабостью, застыли на моих немых губах. Конца им не было, ибо… Гром, резко вспыхнувший в голове, не дал мне закончить. Не дал захлебнуться блажью. Твою-то мать… Девушка, будто опьяненная, что-то тихо лепетала мне в ухо. И я очень старался ее слушать, но все издаваемые ею звуки просто ускользали от меня. Она вздыхала все чаще и прижималась ко мне все плотнее… Все это уже было похоже не на первую встречу, а, скорее… на воссоединение, произошедшее после очень долгой разлуки. Я не хотел ее отпускать. Меня сладко душило это мгновение… Оно было чем-то на что-то очень похожим, но все же не тем. - Стой… — кое-как просипел я, справляясь с собой. Но девица меня не слышала, а лишь продолжала говорить и говорить… - На самом деле, мне с тобой уже давно хотелось… - Аня. — уже ровным голосом произнес я, заставляя ее оторваться от своей речи. - Ч-что? Пребывая в явном перевозбуждении, голос девушки только и делал, что дрожал. Она оторвала свою разгоряченную щеку от моей, и с вопросительным волнением вгляделась в горящие глаза. И я понял, что боится… - Мне нужно уйти. - Куда? З-зачем? — девочка будто бы и не понимала, что спрашивала. Я тоже хотел бы не понимать… — мрачно подумал я, злясь на себя за такие гнилые мысли. Меж тем, ее пальцы стали ощутимо сдавливать мои плечи. А затем же тонкие ладони принялись скользить вдоль рук, держащих ее за талию, как бы ласково обрамляя их. Туда-сюда… Смотря на нее, я снова видел в ней маленькую девочку. Ребенка, что успел полюбить детской любовью. Но время вышло и ему суждено с этой любовью расстаться. А он не хочет. Потому и держится за нее из последних сил, не давая вырвать ее из своих рук. Господи, ну не дыши же ты так… Я ведь и сам едва ли сдерживаюсь… - У меня была назначена встреча. Я про нее совсем забыл… — понуро выговаривал я, боясь заглянуть в доверчивые бездны, заполняющиеся слезливой пустотой. Неужели ты знаешь, куда я иду, милая? - Думаешь тебя еще ж-ждут? — бесцветно спросила она, медленно устремляя свой затуманенный взор на… Даже не смей. Нам нельзя. Мне нельзя. Никому из нас, сука, нельзя! Но ребенку свойственно брать свое, а слабым взрослым сдаваться… Затянула. А я грязно ей поддался. Прошла минута, прежде чем я с глухим чмоканьем от нее оторвался. На губах своих я ощутил соленый привкус. Отчего же? Потом я увидел, что у Ани по щекам текут горячие слезы. И все понял. - Во в-всяком случае, я должен проверить. Это важно, ч-черт возьми… — меня ужасно трясло. Как и искусительницу, отпрянувшую от меня. - Подожди минуту. Я с-сейчас. — она быстро забежала в участок, останавливаясь у двери дома. Пыталась открыть дверь, но ключи пару раз выпадали из ее дрожащих рук. Как же это все… Полина-Полина… Черт!!! Ах-ха-ха-ха! – в голове раздался до боли знакомый презрительно-издевательский смех. Че ты ржешь?! — с ненавистью рявкнул я в пустоту. Минуты две я ходил в зад-вперед, не зная куда себя деть. Небо уже чернело, а рубиновый шар безнадежно проваливался за белоснежные мертвые дали, оставляя за собой багровые блестящие пятна, напоминающие проклятые уста той, что… - Вот. — сказала та, со скрипом открыв калитку, — Это от дурных снов и… тревог всяких. Мне это помогает. Уместно, однако… Девушка протянула мне какую-то жестяную цилиндровую коробочку. - Что это? - Травы. Смешай их с горячей водой и выпей перед сном. Будешь спать, как убитый. О, да. Убиться сейчас было бы ой как неплохо! Я случайным резким движением вырвал цилиндр из ее рук, натянуто улыбнувшись. Аня же мне не отвечала. Только смиренно смотрела и ждала чего-то. - Хорошо… Мы с тобой еще попьем чаю! Беззаботность, что я пытался вложить в слова, была жалкой. Ее фальшь с жестокостью выдавала хрипота, душившая горло. Ибо в стеклах, честно глядящих на меня, я видел «прощанье». - А-Антон… — не сдержавшись, проронила она, хватая меня за рукав. Только не говори мне, чтобы я остался… - Да? Ладонь проскользнула по щеке, а голова обессиленно упала мне на плечо. А после я услышал сжатый всхлип. И на ум пришел весьма логичный вопрос: Сколько же мы с тобой уже знакомы, девочка, раз нас так тянет друг к другу? - Если там никого не будет… — начала она, не поднимая своей головы, — Приходи ко мне. Ты ведь п-придешь? Что я должен ей ответить? Эй! Сам. Спасибо! Аккуратным движением я снял с нее капюшон и… Приложил губы к макушке, задерживая их на несколько длительных жадных секунд. А затем отпрянул и едва ли слышимым голосом произнес: - Обязательно. П-пока…

***

https://youtu.be/JetgENooZSA (последнее...) Магазин, к которому я бежал, был не так далеко, как я поначалу думал. Однако от этого все равно было не легче. Я по уши в дерьме… — с раздираемым чувством в душе, подумал я. Всего этого не должно было случиться. Ибо это было неправильно, неуместно… Не натурально, в конце концов! Однако это произошло. То равновесие, что я пытался сохранить — пошатнулось. И таким жалким образом… Я всегда себя ненавидел за слабость. А еще сильнее ненавидел за ту, которой мог бы сопротивляться. Мог, но… Оказалось, что уже нет. Это и есть самое ужасное. Существует какая-то черта, за гранью которой, человек теряет самого себя. Та святыня, что он старается вопреки всему сберечь — начинает предательски рушиться. В какой-то момент всё то, что ты когда-то презирал, становится для тебя нормальным. И даже в какой-то степени правильным. Вот тогда и наступает то самое падение, которого боятся еще сильные люди… А вот, собственно, и магазин. И где же… Вокруг продуктового домика не было ни души. Только тихий ветер одиноко щеголял меж домов. Может, опаздывает? Ха-ха! — похабно просмеялись внутри. А что? Ниче. — равнодушно отозвался голос, однако и угрюмости там было место. Какой-то ты сегодня не словоохотливый… А есть смысл что-то говорить? Ты ведь только ныть и умеешь. Думаешь, душещипательная тирада, которую я должен бы толкнуть что-то изменит? Его тон был полон ядовитой иронии. А ты попробуй — сказал я, подстраиваясь под этот тлетворный манер. Не-а. Плевал я на твои «чистейшие» прелюбодеяния. Давай уже иди в магазин, и если уж там ее не будет, то… Что? Пойдем к плаксе. Она не плакса! — вспыхнул я, злясь на себя за это. Сука… Он ведь просто веселиться, а я как идиот введусь. Ха-ха, неплохо… - с неподдельным наслаждением пролепетал он, а затем серьезно добавил, — Мне, блять, даже интересно. Ты вообще хоть что-нибудь понял из того, что произошло? Ничего я не понял. И понимать не хотел. Мне… Мне просто было хорошо рядом с ней. Как тогда, когда… Когда? Не помню. И это была сущая правда. Смутные сны, недавнее мгновение похожее на горестно забытое старое… Все это лишь отголоски чего-то ныне не существующего. А потому и вспомнить то, чего уже нет — невозможно. И не вспомнишь. — сухо изрек голос. Хочешь что-то сказать? — устало пробормотал я, садясь на лавочку возле магазина. Нет. В этом нет никакого смысла. Прелесть… Спасибо, что пришел затрахать мне мозг. Как и говорить с циничным ублюдком, по несправедливости занимающем место в моей голове. Скажи это лучше «порочной» Анне Каренине. Уж она точно будет очень рада об этом потолковать. Мразь. Хочешь сказать, что я лицемер?! Ты и сам давеча пришел к этому выводу. Ха, помнишь? Когда вчера со своей «горячо-любимой» — в этот эпитет он постарался вложить до блевоты противную моему сердцу насмешку, — скрипачкой гирлянды вешал? Говорить дальше уже не было смысла. Я был разбит. Оставалось теперь только… - Здравствуйте. - О, ворье пожаловало! — радостно поприветствовала меня продавщица, — Как оно? Снова спички понадобились? А их, знаешь, и нет-с! — хлопнула она по столу кулаком, — Не завезли еще. И слава Богу, а то ведь… Ох, давай без этого. - Сюда не заходила девушка? — перебил я этот веселый словесный понос. - Какая девушка? — недовольно переспросила она, понимая, что я не желаю ее слушать. - Черные волосы, сапфировые глаза… - А-а-а… — ее обида в один миг была смыта волной неприятных воспоминаний, — Да, была такая борзая. С хмурым лицом накупила пакет продуктов, а напоследок нахамила! Хотя за что?! Я ведь ей только посоветовала… Очередная пулеметная очередь. Ах, любишь же ты поболтать… - Я понял… Спасибо вам большое. Я поклонился и вышел. Уже на улице я заметил мимо пробегающую Жульку. Вот только передвигалась она неестественно. Хромала… Ни у одного у меня, оказывается, денек вышел поганый. Сев снова на скамейку, я стал думать. Что же теперь делать? А чего ты хочешь? — без тени ехидства поинтересовалось расстройство. Я ему не отвечал. Знал, что мракобес хочет услышать. Ну же! К ней. Тогда пошли. Вперед и с песней! — с веселым оживлением пропел он, хлопая в ладоши. Мне вот только не весело… Посидев еще немного, я достал из своего кармана жестяную коробочку, что дала мне Аня. И вдумчиво всмотрелся в нее, невольно вертя цилиндр в руках. Ну так что же? — вклинился «персональный» сосед. Полина этого не заслужила. Я ее не оставлю, но… Надо все это обдумать. Да… Дома. Пойду ка я домой. Не могу я здесь больше сидеть. Все это мне отвратительно... Слабость. «В борьбе напрасной сохнет грудь, Влачится юность без отрады; Скажи, судьба, куда мой путь? Какой и где мне ждать награды? Беспечный, дикий, полный сил, Из урны я свой жребий вынул, И тяжкий путь благословил, И весело людей покинул. Я знал: не радость мой удел — По ней душа не тосковала, Высокой жаждой дух горел, Надежды неба грудь питала… Давно, давно я на пути; Но тщетно цели ищут взгляды. Судьба! что мне твои награды? Былую веру возврати!»