Снежный человечек

Зимний пейзаж мало кто оценит, пока не наступит лето. На Гём всегда находил что-то притягательное в этом времени года. Зима не только славилась многими праздниками. В межсезонье он наблюдал, как ночью падает снег, а наутро с прискорбием отмечал, что земля по-прежнему гола, и сучья деревьев неуклюже торчат во все стороны, словно иглы декобраза. Когда же снег сгладит эти опасные изгибы? Зима, как горделивая дама, приходила чаще всего с опозданием. Температура опускалась до такого критической отметки, что ветки за окном трещали. Чем суровее стужа, тем горячее похлёпка в миске простолюдина, тем задорнее песни в доме кисен. Одна хлопотала по хозяйству и мурлыкала под нос мотив, другая подхватывала, а дальше, как лихорадка, музыкой заразился весь дом. Даже На Гём, которому медведь в детстве на ухо наступил, подпевал так, как умеет, его голос был самым низким в компании — неудивительно, ведь он единственный мужчина в доме. В это время дом терпимости напоминал обычный приют для сирот, многие из которых, правда, выросли уже и сами стали матерями, родив детей от неизвестных отцов. В это время клиентов приходило всё меньше — господа были заняты своими семьями, приготовлениями к праздникам. Не вязалось почему-то святое празднование с публичными домами, хоть тресни. Это была первая зима, которую На Гём проводит в господском доме. В отличие от молодого господина, устроившегося рядом с отопительной печью, он всё чаще и дольше смотрит в окно, как подоконник и края рамы скрываются ватным снежным слоем, как на стекле появляются завитки, озаряемые снаружи суровым зимним солнцем, которое медленно, но верно закатывается за горизонт. Кисточка в руках художника перестала беспорядочный ход. Господин не спускал с него глаз всё это время, мусоля курительную трубку тонкими с заострёнными уголками губами. Он повернул голову в сторону окна.

***

На Гём бежал трусцой, почувствовав себя ребёнком. Малиновый румянец на щеках усиливал цвет его бедного одеяния, к воротнику и рукавам которого был пришит волчий мех. За ним безмолвной тенью шла приземистая и статная фигура его господина. Мужчина прятал руки за спиной в просторных рукавах ханбока, за собой на снегу его края оставляли широкие полосы. Сгущались сумерки, на горизонте блестела тонкая кромка света. Снежинки падали из плотных туч, таких же густых, как воротник На Гёма. Он ощущал присутствие мужчины позади, но в этот раз не считал себя заключённым, с которого не спускал глаз надзиратель в широкополой шляпе, позволивший ему глоток свободы. Из ноздрей господина поднимался призрачно-белый пар и быстро растворялся в воздухе. Художник позволил ногам подкоситься и упасть на спину. Он даже не смотрел, куда — везде было мягко, как на господских подушках, только не усыпляющих остаточной теплотой чужого тела, а заставляющих кровь забурлить в жилах. В это время весь мир качнулся, будто он был заключён в шар, и Создатель решил тряхнуть его, чтобы пейзаж оживился снегом. Художник чувствовал себя жуком, которому не повезло упасть на куполообразную спину, и ему ничего не оставалось, кроме как беспомощно болтать ножками в воздухе. Он сжимал в руках снег, зная, каким колючим от холода он будет, как превратится в слякоть и заставит ладони покраснеть. Однако он хотел прилипнуть, стать частью зимнего пейзажа. Ноги и руки стали туда-сюда елозить. Сынхо смотрел на него с непроницаемым взглядом. Ну точно, как дитя малое На Гём ведёт себя! Господин укоризненно покачал головой. Теперь его одежда намокнет, а там и до тягучих соплей недалеко! На Гём надеялся, что господин не воспримет это как что-то, сделанное назло. Губы Сынхо дрогнули в улыбке — будто проклюнулся из подтаевшей земли первый весенний росток. Да и ханбок у него был соответствующего цвета — изумрудно-зелёный, с затейливым рисунком, который не прочитать при этом неудачном освещении. Он уже направился к нему, чтобы поднять с сугроба, но отчего-то потерял равновесие и упал спиной в сугроб неподалёку. Звук падения был громкий, будто с ближайшей скалы сошла лавина. По крайней мере, так показалось На Гёму. Очевидно было, что господин намеренно упал рядом с ним, правда, он никогда в этом не признается любовнику. Он забарахтал длинными конечностями, шапка немного сползла со лба и приоткрыла прилипшие чёрные волосы. На Гём встретился с его глазами цвета золы, и господин растерянно посмотрел перед собой. Наверное, только что осознал, в какое глупое положение себя поставил и тем более перед простолюдином. Он поднялся, счищая с себя припорошенный снег, и коротко кашлянул. А затем склонился перед На Гёмом, протянув ему руку. Он поднялся и отошёл, но не упускал из виду две снежные фигуры, та, что поменьше, принадлежала ему. Сынхо продолжал прикасаться к нему, счищая прилипший снег, а его комья уже закатились за шиворот. — У вас получился прекрасный снежный человечек, мой господин. — улыбнулся парень.