***
Наверно, впервые Андрей услышал это от Михи в довольно рядовых обстоятельствах. Буквально несколько минут назад они скакали по сцене Тамтама, синие в дым, толкались боками, висли друг на друге. Андрей, как обычно, загляделся. Другого слова описать то, как ему нравится смотреть на Миху на сцене, у него не было. Конечно, Миха был хорош всегда, но концертный Горшок — это было нечто. Теперь они курили на первом этаже, чтобы немного остыть, и Андрей все еще не мог перестать пялиться. Миха утер предплечьем глаза — ресницы у него аж слиплись в иголочки от пота, — потом вытер им лоб, а потом посмотрел на Андрея: — Че зыришь? — Красивый ты, Горшок, насмотреться не могу, — сказал Андрей, но не просто так, а с усмешечкой, и пацаны, считав его слова, как шутку, загыгыкали. Вообще-то это было даже подло с его стороны: до мало-мальского успеха Короля и Шута Миху девчонки сторонились. В принципе, Андрей мог их понять, когда Миха пытался отрастить кошмарные усы, но в остальное время? Миха, конечно, не был стандартно-красивым, но они вообще видели его глаза, например? В общем, бабы были дурами, а у Михи были комплексы, и Андрею, пытавшемуся скрыть свою неловкость, наверняка удалось задеть Миху. Но, вместо того чтобы вспылить, тот внезапно отвел глаза и сказал даже как-то смущенно: — Бля, Андро, давай без пидорства! Это рассмешило всех еще сильнее. Андрей пожал плечами, возвращая на лицо усмешечку: — Ну давай.***
На отвальной Миха поймал его прямо на выходе из туалета. Бежать было некуда, да Андрей и не смог бы, был слишком пьян для любого маневра. Миха практически обрушился на него, повиснув на шее, и тут же забубнил в ухо с какой-то истерической интонацией: — Ты только не умирай там, угу? — Меня же не в Чечню призывают, — ответил Андрей, похлопывая его по спине. О том, что с этим могли и наебать, он старался не думать. Кажется, его род войск и не особо подходил под это дело. — Если ты умрешь, я тебя никогда не прощу! — выдал Миха и прижался к Андрею крепче. Андрей положил ему на макушку вторую руку, принялся гладить, утешая, как маленького: — Да куда ж я от тебя денусь? Если умру, стану призраком… — Призраков не бывает, — перебил его Миха, сказав это куда-то в шею Андрея. — А я стану, — упрямо продолжил Андрей, — и буду везде с тобой. Только ты меня видеть, наверно, не будешь, поэтому я еще во снах к тебе приходить буду. — Без тебя все не так будет, — чуть ли не всхлипнул Миха. — Да ну что ты, я ж вернусь, два года всего, и в отпуск еще обязательно приеду. — Мало, — сказал Миха. — Не хочу без тебя. Все изменится. Ты. Я. Понимаешь? — Так говоришь, как будто ты девчонка, которая не собирается парня дожидаться, и у нее уже есть на примете другой, — заржал Андрей. Миха возмутился: — Давай без пидорства этого! Я же серьезно. Но Андрей так и не прекратил смеяться, и тогда Миха крепко обиделся и боднул Андрея головой в висок. От этого Андрей потерял равновесие, и они завалились на бок и грохнулись на пол, так и не расцепившись. Миха перестал обижаться и тоже заржал. Отсмеявшись, Андрей торжественно пообещал: — Я не изменюсь. Я вернусь к тебе. Потом они нажрались до такой степени, что удивительно, как он вообще запомнил этот эпизод.***
Прилизанный Миха в костюме и в рубашке с белым воротником-стоечкой смотрелся практически инородным телом. Хотелось поставить ладонь перед глазами, чтобы закрыть его голову, и ходить так, представляя, что это не он. Андрею бы радоваться за него, красавец-жених с красавицей-невестой, но не очень выходило. Теперь-то все будет по-другому. Он и так еле смирился с переменами, которые произошли, пока он служил, а теперь вот херак! — и новые. Еще и свадьбу такую цивильную устроили, обалдеть можно. Теперь вот стояли, ждали, когда регистраторша позовет в зал. — Князь, разговор есть, — подошел к нему Миха. Андрей отошел с ним в сторонку. — Это же ничего не меняет, да? — спросил Миха встревоженно. — В смысле? — не понял Андрей. — Свадьба. Нас. Мы же друзья? Андрей попытался прикинуть, что бы такое могла изменить женитьба Михи, чего еще не изменил героин. — Да ты чего? — удивился он. — Конечно, друзья! Миху это не взбодрило, и Андрей решил прибегнуть к проверенному средству: — А что, хочешь сбежать со мной из-под венца? Миха фыркнул и, кажется, чуток смутился: — Да ну блин, че за пидорство ты тут устроил? — Ну ты если передумаешь, скажи! — Андрей поиграл бровями, как бы намекая, что готов убежать с Михой на край света. Миха заржал и, окончательно успокоившись, вернулся к Фисе. Андрей, убрав улыбочку с лица, проводил его взглядом и вдруг поймал себя на мысли, что действительно был бы не против украсть жениха из-под венца, чтобы эта свадьба сейчас полетела в тартарары. Отчего-то ему ужасно не хотелось, чтобы Миха женился.***
Миха так редко бывал на репетициях, что Балу перестал ему проставлять прогулы в свою тетрадку, отмечал только редкие явления блудного сына. Толку от его присутствия почти не было — он больше пребывал в своих героиновых мирах, чем на репточке, а когда приходил в себя, в основном говнил музыку Андрея. Обидно было пиздец как. Андрей знал, что любое появление Михи на репе не принесет никакого удовольствия ни ему, ни остальным. И все же он совершенно иррационально ждал, и всегда испытывал радость, когда Миху видел, пусть и угашенным в нули, пусть и говнистым. Однажды случилось чудо: Миха пришел удивительно вменяемый, хоть и вмазанный, общался нормально, от музыки морщился, но в кои-то веки не орал, что Андрей понаписал хуйни и что за материал для альбома это вообще считать нельзя. Сказал только: — Князь, потом с тобой обсудим, — и всю репетицию честно пел под Андрееву музыку тексты с листочка. Андрей совершенно идиотски почувствовал себя счастливым. Ему настолько не хватало прежнего Михи, что он готов был любоваться и этим слабым отблеском его прежнего света. Чувство было такое… как когда он вернулся из армии к группе, к Михе. Как тогда, когда он приходил в реставрационку только для того, чтобы провести время с Михой. Как тогда, когда влюбился в одноклассницу и перестал прогуливать школу, чтобы увидеть ее на уроках… Осознание настигло, как удар подушкой по башке. Не мог же он, сам того не понимая, влюбиться в Миху? Память подкинула несколько воспоминаний: как они моментально сблизились, как им было классно общаться, как он любовался, как тосковал в разлуке, как радовался встрече в отпуске, как бесился из-за того, что Миха окончательно сел на систему, пока его не было, то есть как бы и не дождался из армии, как… ревновал, получается, на свадьбе. Еще как мог. И что с этим было делать? Это было что-то из другой вселенной: он педик, влюбленный в Миху. Да в жопу себе чувство это засунуть, вот что. Куда еще его девать-то? И не выразить, и не избавиться так просто, вон сколько времени оно тайно росло, наверно, за это время корни пустило глубоко, так в пять минут и не вытравишь, нужно будет подольше постараться. Неожиданное открытие о самом себе как будто подстегнуло его ловить каждый момент рядом, и он всю репетицию пялился на Миху, чувствуя и счастье, и небольшую тревогу от предстоящего обсуждения, и заранее — грусть от того, что Миха уйдет с репточки, снова вмажется, и думать забудет об Андрее в своих героиновых приходах. Наверно, ему стоило бы бороться с собой, не потакать своей влюбленности. Но это был настолько редкий момент с вменяемым Михой, что трудно было не поддаться слабости в попытке скопить еще парочку воспоминаний о том хорошем, что было рядом с ним. "Потом" наступило в конце репетиции, когда все стали расходиться. Миха сидел, нетерпеливо качая ногой. Когда они наконец остались наедине, он поднялся, открыл было рот, но Андрей, улыбаясь, перебил его, в надежде смягчить тон дальнейшего разговора: — Давай пропустим ту часть, где все, что я написал, говно, и шутки в песнях у меня тупые и их надо вычеркнуть? Неожиданно Миха улыбнулся в ответ: — Блин, ну я только ради этого и пришел. Потом посерьезнел: — Андрюх, я завяжу. Не пойдет так. Я музыку пишу, ты тексты, понимаешь, да? Завяжу и перепишем, да? Нормально, с нормальной музыкой. Андрей не в первый раз слышал обещания завязать. До этого, правда, это происходило как-то мимоходом, в процессе репетиции. — Миха, блин, завязывай с этой хуйней, давай нормально альбом писать, — говорил ему кто-нибудь. — Ага, — отмахивался Миха. — Нельзя такую хуйню на альбом, это понятно. Но Миха так и не принес ни одной мелодии. А теперь вот решил лично поговорить, персонально напиздеть. Андрей почувствовал себя так, будто ему мент у Тамтама под дых с ноги въебал. Ну вот ему-то зачем брехать? Понимал ли вообще Миха, что в этих словах ни капли правды? Наверно, нет. И даже через свою обиду на то, как Миха променял группу на герыч, через разочарование Андрей не мог как следует рассердиться на Миху, чтобы наорать на него, открыть ему глаза на его пиздеж. Во-первых, толку не было, а во-вторых, ему мучительно хотелось и самому себя обмануть, поверив ненадолго, что все будет, как прежде. — Нет, Мих, мои песни на альбоме тоже будут. Ну что ты опять начинаешь? — Посмотрим, — резко сказал Миха, а продолжил уже нормальным тоном: — Ну ты не думай, я серьезно. А то что вы тут как эти. — Да, Мих, — сказал Андрей, мягко улыбнувшись. — Давай возвращайся. А то мы тут без тебя заскучали. — Сам-то соскучился? — улыбнулся в ответ Миха. — Жду тебя, как принцесса рыцаря, который спасет ее из плена, — Андрей даже не солгал, правда же ждал. Только Миху бы кто из плена самого спас. — Ну можешь ты эти свои… ну ты понял, да? без пидорства делать? — хохотнул Миха. — Ладно, я тебя предупредил. Пойдем, ага? Андрей кивнул в ответ на все сразу и стал закрывать дверь. Миха подождал, пока он справится с замком, хотя явно уже испытывал острую жажду свалить к барыге или куда там его звала его тяга. — Ну давай, — Миха вдруг раскрыл объятия. Удержаться было невозможно, и Андрей, как будто дорвавшись, крепко прижимал к себе Миху, — сплошная кожа и кости, — и не мог не думать, что Михе-то он напиздел аж дважды, и с тем, что верит ему, и что без пидорства может.***
— Да харэ уже, — сказал Андрей, увидев, как Миха идет в туалет номера. — Что харэ? Я отлить иду, — фальшиво удивился Миха. Андрей нахмурился, задумался на секунду: он реально готов столкнуться с этим? Не просто видеть последствия, а прямо с головой в это влезть? С другим он бы даже не задумывался, еще и в другой номер попросился бы подальше от торчка. Но это был Миха. — Харэ ныкаться по сортирам. Тут прямо давай, — сказал он, чувствуя, что начинает злиться. А то ему не было видно, как Миха потеет, как начинает чаще курить, как у него подрагивают руки. — Нассать тут? — продолжал притворяться Миха. — Вмазаться тут! — рявкнул Андрей. Миха заметно вздрогнул, открыл было рот, наверно, чтобы снова начать пиздеть. Андрей не дал: — Миш, я заебался думать, что мне придется когда-нибудь выломать дверь сортира, чтобы найти тебя уже остывшим, или что ты какую-нибудь хуйню из-под ободка унитаза подхватишь. Давай лучше тут, правда. — Уверен? — осторожно спросил Миха. Его изумление пробилось через предломочное равнодушие ко всему, кроме дозы, и легко читалось на бледном лице. — Могу тебе ручку перетянуть, ведро подставить, если блевать будешь, и в лобик поцеловать, когда будешь валяться в приходе, — с раздражением ответил Андрей. — Давай уже. Под его взглядом Миха, давно сидящий на системе, готовил дозу неловко, даже неуклюже, будто в первый раз. — Что мнешься, как целка? Давай, папочка хочет посмотреть, — зачем-то нагрубил Андрей. Наблюдать и ничего не делать оказалось тяжелее, чем Андрей думал. Может, Анфиса так и начала ставиться, чтобы не испытывать это желание заставить Миху прекратить, зная, что это она сделать ни за что не сумеет, что человеку, которого любишь, просто быть с тобой никогда не будет достаточно, и ты не сумеешь сделать его настолько счастливым, чтобы он мог обходиться без наркотиков. — Давай без пидорства, и без тебя тошно, — огрызнулся Миха, примерился, ввел иглу, выбрал контроль, и медленно выдавил поршнем содержимое шприца в вену.***
Андрей ввалился в номер в полном бешенстве. Он пнул ни в чем не повинную ножку кровати — благо, гады позволяли исполнять такие номера безнаказанно, — а потом повалился на нее, уткнулся лицом в подушку и в голос заорал. Подушка неплохо справилась, из нее вопль вышел довольно приглушенным. У входа в номер забухали шаги. — Съеби нахуй, — громко сказал Андрей, отрывая голову от подушки. — Ну че ты, Князь, — примирительно сказал Миха. — Ну другую бабу найдешь, там их еще много осталось. Андрей перевернулся на спину, приподнялся, швырнул в Миху подушкой, целясь в голову. Миха был пьян весьма умеренно (конечно, по своим Горшковским стандартам), подушку поймал и перекинул на свою кровать. Это и бесило: выходило, что Миха исполнил свою хуйню почти на трезвую. — Мне эта нравилась, — рявкнул Андрей. Он лукавил — не так уж сильно ему не нравилась ни эта девчонка, ни десятки других, в целом одну было можно легко заменить другой. До его извращенной влюбленности в Миху этим чувствам было далеко. Это было странно: он был бабником, но с Михой превращался в педика, хотя даже представить не мог, как два мужика могут на самом деле любить друг друга. С ним-то было все понятно, ему хватало и того, что Миха вообще был рядом с ним, как бы ни бесил, как бы это ни было порой мучительно. Представить себе какие-то ответные чувства Андрей мог с трудом, дальше "я тоже тебя люблю", которое само по себе уже было каким-то совсем нереалистичным, его мысли не заходили, просто не могли, ничего там не было, лишь то, что нормальные мужики не делают. Он тщательно выстроил себе рабочую схему со случайными связями с девчонками, в которой можно было жить, не развивая какие-то безумные фантазии, и тут их герой взял и полез в нее. Это было чересчур. Андрей поднялся на ноги, подошел к Михе, остановился перед ним, недовольно сложив руки на груди. — Ну вот какого хуя, Мих? Я просто… ты совсем ебнулся? Вот что, сука, что ты думал, когда на нее свое пиво вылил? А? — Надо было, — сказал Миха, отводя глаза. — Почему, Мих? Я вроде со всей твоей хуйней мирюсь! И что мне, с девчонкой нельзя оттянуться, потому что у тебя есть какие-то ебанутые причины, почему ты этого не хочешь? — Да ну е-мое! — Миха вспылил в ответ. — Надеюсь, что ты ее не целовал, потому что она за десять минут до тебя Поручику хуй сосала! Вот тебе причина! — Чего? — обалдел Андрей. — Того! Андрей понятия не имел, правда ли это. В принципе, с Михи сталось бы для развлечения выдумать какую-то стремную историю (они, правда, никогда не были такими скучными и похабными), но не в его характере было сочинять сказки для самооправдания. Злость Андрея чуть-чуть приугасла — вообще-то получалось, что Миха его спас. Но пар он так и не выпустил до конца, так что продолжил чисто из принципа: — Ну и что? Да каждая баба хуй сосала, что ж мне теперь, никого не целовать? Или, может, только с пацанами сосаться? С тобой, например? Ты ж хуев не сосал, Мих? — Да пошел ты, — выплюнул Миха ему в лицо, явно обиженный. Даже спустя годы Андрей не был уверен, что тогда заставило его так поступить, он-то планировал скрывать свое влечение к Михе вечно. Он внезапно подскочил к Михе, взял его за грудки, дернул на себя. Он слегка разбил себе губы изнутри, столкнувшись с закрытым ртом Михи, а потом скользнул языком вперед, проталкиваясь между Михиными губами, проходясь им по обломкам зубов. Он почувствовал, как Миха с каким-то беспомощным выдохом открыл рот ему навстречу. Андрей просунул язык дальше, провел им по небу, коснулся Михиного языка — тот не отвечал. Андрей прекратил поцелуй, хотел было отстраниться, и тут Михины руки легли ему на талию, обнимая. Вся злость от этого простого прикосновения куда-то испарилась, и надо было, наверно, отпустить Миху, но вместо этого Андрей положил ему руки на ссутуленные плечи и повторил свою попытку. На сей раз он действовал медленно, вобрал в рот нижнюю губу, выпустил, поцеловал верхнюю, а потом его язык снова оказался в Михином рту, неторопливо лаская, и Миха ответил на поцелуй, сперва почти робко, затем просто нежно. Поцелуй длился долго, пока хватало воздуха. Едва Андрей отпустил его губы, чтобы набрать воздуха, Миха отвернулся и сказал в сторону: — Хороший прикол. Но давай дальше без пидорства, а? Андрей замер на секунду, пытаясь сообразить, значит ли это, что можно продолжить целовать Миху — без пидорства, конечно, а потом нехотя отошел. Миха посмотрел на свои опустевшие руки с таким изумлением, будто только осознал, что его реплика могла привести к тому, что Андрей отстранится.***
То ли Миха вмазался и догнался чем-то еще, то ли пил что-то не то или не так, но весь вечер он лип к Андрею. Андрей и не замечал, что ситуация не вполне стандартная, пока девушка, сидевшая рядом на диване, с которой он флиртовал уже минут пятнадцать, не спросила его с каким-то странным выражением: — А это у вас всегда так? Только тогда Андрей осознал, что вскоре после начала разговора к нему подсел обдолбанный Миха, сперва просто ткнулся лбом в плечо, потом согнулся пополам, боднул его в предплечье, ластясь, словно большая собака, и Андрей незаметно для себя принялся чесать ему башку, и уж тем более проглядел момент, когда Миха уткнулся лбом ему в колено. — Только по таким большим праздникам, как встреча с тобой, — ответил Андрей. — Прости, милая, Горшку нужно баиньки. Подождешь? Я скоро вернусь. Девушка кивнула, но на ее лице читалось, что Андрей может идти со своим Горшком на все четыре стороны, и она даже не пыталась это скрыть. Вопреки ожиданиям, Миха стоял на ногах достаточно твердо, Андрей довел его до номера без особых проблем. Внутри он прислонил Миху к стене, замер, размышляя, не свалить ли прямо сейчас, оставив его у стеночки и заперев на ключ. В этот момент на него навалилось здоровенное тело, прижимая к двери. С Михой такое иногда случалось, когда он становился прилипчивый и ласкучий, правда, раньше он безошибочно подваливал к телочкам, а теперь его автопилот, видимо, сбойнул. Нельзя сказать, что Андрею было неприятно — чувства-то его никуда не делись. Но поощрять это он не хотел, боялся, что сам, забывшись, учудит что-то типа поцелуя, о котором они не говорили, будто и не было его. А ему с тех пор нередко приходилось держать себя в руках — Миха часто выглядел так, что хотелось, ужасно хотелось снова целовать его, и чтобы он обязательно отвечал. — Стой смирно, пьянь, — сказал Андрей, впрочем, даже не особо сердясь. — Не хочу, — тихо сказал Миха. — Не уходи. — Ты чего, Мих? — удивился Андрей. — Давай, сейчас уложим тебя баиньки… — Хуяиньки, — ответил Миха, щекоча дыханием ухо. — Побудь со мной, ладно? Только не чтобы я вырубился и ты свалишь, а вообще. Ладно? Андрей немного обалдел от такого захода. Это было что-то новенькое. — Мих, ты меня ни с кем не перепутал? — Не перепутал, Андрюх, — подтвердил Миха. Андрей сдался и закрыл дверь на ключ изнутри. Его дурацкое чувство не давало ему даже спустя все эти годы просто последовать здравому смыслу, оставить вмазанного Миху наедине с его заскоками и пойти развлекаться. Сняв обувь, они сдвинули односпальные кровати — просто на всякий случай, чтобы никто не навернулся, со второй забрали одеяло. Миха лег на бок, Андрей позади него, закинул на него руку. Миха подался к нему, прижимаясь спиной к груди. — Вот что на тебя нашло? — спросил Андрей. Миха промолчал, и Андрей было решил, что он засыпает. — Я тебя люблю, — внезапно сказал Миха. — И я тебя, — машинально ответил Андрей. Тут же он напрягся: столько времени держался, а теперь проболтался. Надежда была на то, что Миха, явно впавший в какие-то внезапные сантименты, не срисует разницу между его и Андреевым "люблю". После долгой паузы Миха тихо сказал, Андрей едва расслышал: — Без пидорства, да? Андрей не ответил, только крепче прижал к себе Миху. Конечно, без пидорства. Какие еще у него были варианты?***
— Вставай, спящий, блин, красавец! Андрей с трудом разлепил глаза. Вчера… точнее, уже сегодня они колобродили до шести утра. Автобус, как он помнил, был в десять. Над ним нависал Миха, потягивающий пиво. Побудка от него была событием из области невероятного, обычно его приходилось распихивать в последние минуты перед автобусом. Андрей даже подумал, что он проснулся в другой сон. — Который час? — сипло спросил он. — Девять, — ответил Миха. — Пивка? Андрей приподнялся и молча протянул руку за банкой. Через пару глотков жить стало чуть легче, и он, вернув пиво, обрушился обратно на подушку. — Чего ты так рано подорвался? — А я и не ложился, — заулыбался Миха. — А меня зачем будить? Чтобы я страдал? — Чтобы ты не бухтел про завтрак и все такое. На завтрак действительно стоило сходить, потому что предстоял длинный перегон, но нежелание вставать перевешивало. — В жопу. Дай еще посплю. — В автобусе покемаришь. Давай, рота, подъем! — и Миха заржал от своей же шутки. — Я не рота, — ответил Андрей и закрыл глаза. — Я спящий царевич. Разбудить меня может только поцелуй истинной любви. Миха ничего не ответил, и Андрей было обрадовался, что он наконец отвязался, как вдруг к его губам прижались чужие влажные губы, задержались на секунду, а потом пропали. Андрей аж подскочил на кровати, треснулся башкой об Михин лоб, повалился обратно, и снова подскочил. Миха ржал, держась за голову: — Сработало! Любишь меня, Дюх? У Андрея сердце в пятки ушло. Когда он спалиться-то успел? На чем? На том поцелуе? Пиздец. И что дальше будет? — Вообще-то по сказке это ты меня, получается, любишь, — ответил Андрей. Голос прозвучал как-то искусственно, будто он декламировал на концерте. — Конечно, люблю, — стушевался Миха. — Без пидорства, понимаешь? — Понимаю, — ответил Андрей, встал с кровати и в срочном порядке сбежал в санузел, заперся, принялся умываться холодной водой, чтобы хоть немного прийти в себя, надеясь, что Миха не заметил, в каком он шоке. Миха, конечно, заметил, стал виновато скрестись в дверь: — Князь, ну ты чего? Я ж пошутил. — Шуточки у тебя, Миш, — ответил Андрей тем же искусственным голосом. Накатила какая-то безнадега. Так и будет Миха над ним потешаться, так и будет он каждый раз выседать на измену, думая, что спалился, а потом натужно переводить все в шутку? И сколько он выдержит так? Можно жить, когда Миха не касается всего этого, а что делать, если как сейчас будет? Ни одной идеи, как в таких случаях держать себя в руках, у Андрея не было. — Ну чего ты перекрылся-то? — пристал Миха, когда Андрей вышел из ванной комнаты. — Да с бодуна хуево, думал, заблюю весь номер. — Потому что гадко? — неожиданно напряженно спросил Миха. Гадко было Андрею только из-за себя самого. Хер с ней, с влюбленностью в Миху, но это ж надо быть таким слабаком, чтобы не уметь с ней справляться. — Потому что нажрался, как скотина. Пошли поедим.***
Перед концертом им предложили по щедрой такой дороге. Отказались все, кроме Михи, — с этим-то все понятно было, когда это он отказывался от бесплатных веществ, — Балу и Андрея. Зачем он решил нюхнуть? Просто так, вдруг стало интересно, каково будет выступать под стимящими веществами. До этого свои наркоэксперименты он никогда с делами группы не мешал. Выступление ощущалось охуеннее, чем обычно, перло и на попеть, и на попиздеть со сцены в микрофон, и на Михе повисеть почаще. У того было то же самое. Жутко сушило, и они выхватывали друг у друга стакан пива, чтобы смочить глотку, а потом продолжали горланить песни. К концу концерта они так нахлебались пива, что наперегонки побежали в туалет. Это была отдельная комнатка с одним унитазом, и они, переглянувшись, вжикнули ширинками. Какие вообще могут быть проблемы поссать в один толчок, если приспичило? Охерительного размера проблемы, вот какие, — дошло до Андрея через пару секунд. Он зачем-то покосился на Миху, и… Не думать о белой обезьяне, не пялиться, когда он отливает. Да что ж Андрей за изврат-то такой? Глаза он отвел, но Миха все равно заметил: — Меряешь, у кого больше? — Спалил, — засмеялся Андрей. Вышло довольно естественно. Знал бы Миха. Миха встряхнул член, убрал его обратно в трусы, застегнулся, пошел было из туалета. — Руки помой, — остановил его Андрей. — Панки мы или не панки? — заворчал Миха, но послушался. Дожидаясь, пока Андрей тоже вымоет руки, он заговорил: — Я слышал, хуй длиной с пальцы, вот, смотри, — он сложил пальцы лопаткой, оттопырил большой. — Чем дальше большой и указательный, тем хуй больше, понимаешь, да? Давай померим! Андрей закатил глаза, но все-таки подошел, сложил руку точно так же, прижал к Михиной влажной ладони. От подушечек пальцев до кончиков ногтей на ногах его окатило жаром. Хотелось больше. Желание касаться Михи, которое совершенно бессознательно проявлялось на концерте, вдруг стало отчетливой потребностью. Андрей, позабыв о замерах, сжал Михину ладонь, вторую руку положил Михе на спину, будто танцевать с ним собирался, дернул на себя, и поцеловал. Миха тут же пропустил язык Андрея к себе в рот, сплелся с ним своим, вцепился в руку Андрея выше локтя. Жадный поцелуй был длинным, а за ним последовал еще один такой же, и еще один. Андрей потерял счет времени, забыл, что где-то там их ждет группа, что им нужно ехать в ресторан, что его тактильный голод вообще-то можно утолить, прихватив с собой в номер парочку группиз, и трахая их ужасно долго, как обычно бывает под стимуляторами, что, в конце концов, нельзя целовать Миху, нельзя дать ему понять, что Андрей в него влюблен, нельзя все разрушить, пойдя на поводу у своих чувств. Но бесконечно так продолжаться не могло. Андрей взял себя в руки, заставил себя остановиться. Еще несколько секунд он смотрел в глаза Михи, тяжело дыша ему в губы и встречая такое же тяжелое жаркое дыхание. Потом он отстранился, рассмеялся, дескать, вот это прикол мы устроили. Миха, наверно, хотел улыбнуться в ответ, но у него получилось только оскалиться. — Прости, Андрюх. Без пидорства, честно, с телочкой тебя перепутал. Что за галиматью он нес? Но Андрей не хотел допытываться. Если этой глупой фразы хватит им обоим, чтоб соскочить с этой неловкой темы, так тому и быть.***
В преддверии вечера лес помрачнел, тени сгустились у корней сосен. Андрей бежал по нему на звуки пальбы, держа оружие наизготовку. Опыт службы в армии в страйкболе ему не помогал — вести боевые действия по уму было бы слишком скучно, он не любил устраивать засады и ждать в них жертву. Навстречу ему откуда-то из-за коряги выскочил человек, Андрей разглядел повязку вражеской команды, выстрелил. В ответ ему прилетело в левую сторону груди. Схватившись за место попадания пульки, Андрей картинно, как в вестерне, зашатался. Человек напротив него упал на колени, и Андрей понял — это Миха. Никто, кроме них, не увлекался отыгрышем смерти. Миха выстрелил еще раз, попав Андрею в бедро, и упал ничком. Андрей свалился в сторону "простреленной" ноги. Они полежали так с четверть минуты, а потом начали гоготать. Миха достал пачку сигарет. Закурив, они уселись под деревом, Андрей привалился спиной к стволу, Миха — к его плечу. — Хорошо, — сказал Миха и выпустил пару колечек дыма. И правда, было хорошо. Ради разнообразия набегаться на воздухе, а не напрыгаться по сцене, побыть на природе, посидеть, чувствуя, как вечерний воздух приятно холодит раскрасневшееся лицо. И даже быть пристреленным Михой было хорошо — как будто они были настолько тесно связаны одной судьбой, что должны были прикончить друг друга, никто другой не мог это сделать. Миха грел плечо даже через слои камуфла. Сосны поскрипывали в тишине, и, если закрыть глаза, казалось, будто они на корабле, и этот скрип издает мачта. Два лихих корсара плывут грабить богатые торговые корабли. Андрей открыл глаза, повернулся к Михе. Хотелось сделать этот момент еще более совершенным: запомнить его расслабленное лицо, полуприкрытые глаза, рот, открытый буквой "о", колечки дыма, запечатлеть в воспоминании нежность, которую Андрей испытывал к нему. Тот почувствовал на себе взгляд, повернул голову к Андрею, внимательно посмотрел в ответ. В сумерках его глаза казались совсем черными, вокруг них залегли глубокие тени, лицо уже казалось сероватым, создавая впечатление, будто Миха был не вполне человеком, скорее, посланцем каких-то потусторонних миров. Андрей подумал, что помани его Миха хоть в царство мертвых, он, наверно, пошел бы. Миха выпустил струю дыма изо рта, и Андрей засмотрелся на его губы, а потом у него сорвало все засовы с тех дверей, за которыми он хранил свои чувства к Михе. Он протянул руку, коснулся Михиной колючей щеки пальцами, испачканными в земле и в смазке для страйкбольных пушек, провел по линии челюсти до подбородка, оставляя грязный след, а потом не выдержал, подался навстречу, готовясь, что вот сейчас-то он все разрушит, что Миха поймет и отреагирует, как положено нормальному мужику — въебет ему и будет испытывать брезгливость. Но Миха повторил его движение, их губы сомкнулись на половине пути, и потом они долго, нежно целовались, то сплетаясь языками, то едва касаясь губ друг друга. Мир вокруг застыл, Андрей, закрыв глаза, не слышал ничего, кроме влажных звуков поцелуев, не чувствовал вообще ничего, кроме Михи. Хотелось бы ему, чтобы это длилось вечность, но пришлось прекратить. В лесу быстро темнело, сумерки сгустились, пора было на базу, но уходить, разрушать момент, не хотелось. Они оба молчали. Андрей поднялся, протянул руку Михе. Тот оперся на нее, встал, но не выпустил, даже когда нужда в ней отпала. Сдержаться было невозможно, и Андрей, стискивая Михину ладонь и глядя ему в глаза, сказал: — Я тебя люблю. Как продолжить, он понятия не имел. Свести все в шутку? Начать оправдываться? Выстрелить себе из страйкбольного ружья в лицо, надеясь, что созданная проблема заставит Миху позабыть о том, что он ляпнул? Миха стоял, хмурясь и приоткрыв рот. Андрею так сильно хотелось поцеловать морщинку на переносице и снова эти губы, что он невольно сжал Михину руку крепче, а потом, опомнившись, попытался ее отдернуть. Теперь уже Миха усилил хватку, не отпуская. — Я тоже, — сказал он. Андрей стиснул зубы. Отчего-то признаваться в любви, зная, что в ответ его любят как друга, было больнее, чем он ожидал. — Я не так, — выдавил из себя он, решив, раз уж начал, идти до последнего. — Ты без пидорства, а я… — И я не так, — тихо сказал Миха и сам потянулся к Андрею. Они поцеловались в неудобной позе, вытягивая шеи навстречу друг другу, с этим нелепым рукопожатием между ними, и Андрей не променял бы это момент ни на что, даже если бы ему взамен пришлось никогда больше не заниматься сексом. Когда они оторвались друг от друга, Миха забормотал: — Только это все равно без пидорства, Андрюх, это все ты, а не как эти… ну ты понял. Только ты, понимаешь? Из всех мыслей Михи, что Андрей понимал, эта была самая лучшая.***
В школе, помнил Андрей, он, если уж гулял с девчонкой, так целовался с ней при каждом удобном случае. С Михой было то же самое. Каждый раз, когда они оставались одни, они целовались: украдкой за кулисами на пути к сцене, в пустой гримерке, спрятавшись за автобусом, в кабинках туалетов. Они даже наложили запрет на пьянки в своем номере. Хрен знает, что там подумала группа и об этом новом правиле, и о том, что Андрей прервал свои похождения ловеласа, но табу, к счастью, все блюли. Поэтому они могли, запершись после тусы, лежа на кроватях, сплетаясь конечностями, долго целоваться, то медленно и нежно, то страстно. Миха подставлял шею, и Андрей, жалея, что не может оставлять следов, легко покусывал ее, — Михе такое нравилось, — тут же зализывал места укусов, чередовал это с поцелуями, пока его руки гладили Миху по спине через одежду. Конечно, у него вставал, и он не мог не заметить, что у Михи тоже. Но дальше случайных касаний не заходило, Миха коротко, даже, кажется, не замечая, потирался об Андрея, и снова отстранялся. Андрею хотелось большего. Ему не было противно при мысли, что он будет касаться голого Михи — это они и на концертах с удовольствием делали, только без взаимного сексуального напряжения, а если оно и было, то оба его не осознавали. Он не испытывал отвращения вообще — наоборот, когда он уходил в ванную, чтобы спустить пар после всех этих поцелуев, он представлял, как он ласкает Михино тело, как они дрочат друг другу. После долгих попыток подавить чувства его фантазия разгулялась, реальности в ней порой не оставалось ни капли: он воображал, как Миха становится перед ним на колени, неумело берет в рот. Самого себя он отсасывающим не представлял, непонятно было, что должно было в таком случае приносить ему удовольствие, но теоретически допускал и такую возможность. Терпение Андрея скоро лопнуло, и он, в очередной раз почувствовав, как Миха нечаянно прижался стояком к его бедру, сказал: — Миш, я тебя хочу. Миха тут же отодвинулся и смутился. — Что не так? — спросил Андрей. — Да е-мое… как бы сказать… вот как мы сейчас, понимаешь, это же без пидорства. Ну мы же просто любим друг друга, да? А вот остальное… ну так же неправильно. — Ладно, — сказал Андрей. — Хорошо. Я тебя понял. Он и разозлился, и огорчился одновременно: оба же хотели, так что тут мяться? Но ему просто хотелось уже дорваться до Михи, так что он предложил: — Ну давай так: ты можешь ничего не делать. Я буду… — Андрей запнулся, все-таки говорить об этом было неловко, как в первый раз. С другой стороны, это и был их первый раз. — Буду тебя трогать. Целовать. Ты просто позволь, ладно? — Ладно, — ответил Миха, и закинул руки ему на плечи. Андрей поцеловал его в губы, в челюсть, спустился на шею, и одновременно с этим потянул наверх его футболку, задирая до подмышек. Он опустил ладонь на середину обнажившейся груди, провел до пупка и обратно, повторил, наслаждаясь прикосновениями к Михиной коже, и тем, как под его ладонью напрягался пресс. Он вернулся к Михиным губам, снова вовлекая его в поцелуй, и одновременно с этим его рука сместилась с середины, проводя по грудной мышце, пропуская сосок между чуть расставленными пальцами. Миха издал какой-то задушенный звук прямо в рот Андрея, отпихнул его. — Ты чего? — удивился Андрей. — Это слишком, — сказал Миха, отводя глаза. — Так… неправильно. — Тебе не нравится? — Нравится, — признался Миха. — Но я же мужик. Так же не делают! Андрей вместо ответа легонько потеребил пальцем Михин сосок. С губ Михи совершенно неожиданно для них обоих сорвался легкий стон. — Миш, ну что ты, — Андрей хотел сказать "ломаешься", но решил, что это будет чересчур грубо, — паришься? Я хочу, чтобы тебе было хорошо, тебе хорошо, все окей. Просто разреши мне, ладно? Миха кивнул и зажмурился, нервно сжимая пальцы на плечах Андрея. Тот повторил свое движение руки вверх-вниз, провел пальцами вокруг соска, не касаясь его, снова потеребил, сжал, прокатил между пальцами. У Михи снова вырвался стон, и он закусил губу. — Все хорошо, Миш, — зашептал ему в ухо Андрей, продолжая ласкать его грудь. — Ты такой горячий, пиздец, мне очень нравится. Миха чуть ли не всхлипнул ему в ухо. — Не стесняйся, хочу слышать, что тебе хорошо, что ты хочешь еще. Тебе нравится? — Да, — прошептал Миха, не открывая глаз. Андрей оставил короткий поцелуй на его губах, вернулся к шее, еще немного задрал футболку и втянул второй сосок в рот, обвел его языком, потеребил, даже прикусил легонько, заставив Миху еще несколько раз застонать. Андрей продолжил — ему чертовски нравилась реакция Михи, она заводила, это было куда круче, чем он вообще мог нафантазировать. Миха внезапно двинул бедрами, прижимаясь к Андрею, потерся об него раз, другой, и не остановился, как обычно, а продолжил. Андрей убрал руку с Михиной груди, опустил ее вниз, просовывая ее между телами, накрыл Михин пах. В номере Миха обычно переодевался в спортивки, так что между рукой Андрея и Михиным членом была всего пара слоев ткани. Андрей сжал его стояк, Миха толкнулся ему навстречу. — Хочу тебя потрогать, — сказал Андрей, то ослабляя давление руки на член, то усиливая. — А ты хочешь? Миха еще немного продержался, пока Андрей просто дразнил его легкими касаниями, но когда Андрей снова накрыл ртом его сосок, хрипло попросил: — Да. Пожалуйста. Андрей поднялся, стянул с Михи спортивки с трусами до колен, улегся на бок рядом, плюнул себе в ладонь, взялся за Михин член. Несмотря на то, как он долго, буквально годами к этому шел, хотя большую часть пути и сам не осознавал, куда идет, он особо ничего не почувствовал сверх того возбуждения, которое уже испытывал. Он обвел влажную головку большим пальцем, забрал член в кулак. Сначала было не очень понятно, как повернуть руку так, чтобы было удобно, но нужное положение нашлось очень быстро, и Андрей задвигал ей вверх-вниз, скользя по нежной коже. Миха застонал и снова вцепился в его плечи. А вот это было чертовски горячо, Андрей заводился от Михиной реакции. Он попытался потереться о Михино бедро — было неудобно, к тому же, он был в джинсах. Миха распахнул глаза. — Что, слишком? — спросил Андрей, замедляя движение руки. — Не, — помотал головой Миха и нервно облизнулся. — Просто… давай я тоже. — Уверен? — поднял брови Андрей. Миха кивнул. Андрей поднялся на колени, стащил джинсы, как мог. Миха уставился ему в пах, потом перевел глаза на лицо и засмеялся: — У меня длиннее. — Да иди ты, — сказал Андрей и улегся рядом, снова принимаясь ласкать Миху. Миха протянул руку, на секунду замер, собираясь с духом, потом глубоко вздохнул, будто нырять собрался, и взялся за член Андрея, подержался, будто чего-то ожидая, и задвигал рукой, стараясь подстраиваться под темп, в котором ему дрочил Андрей.***
Настоящим чудом было то, что в туре они так много мотались по гостиницам и ресторанам, по базам отдыха, и почему-то ни разу не оказывались в бане. Андрей понял сразу: ему пиздец. Будет невероятно тяжело не пялиться на Миху. Хотя их отношения вышли на новый уровень близости, и нагота должна была стать привычным делом, наглядеться он все-таки не мог. Да и Миха теперь не жмурился, не отворачивался, смотрел в глаза, отвечал на ласки, отдавая не меньше, чем получал. И все-таки баня. Андрей представил, как Миху хлещут веником, и как тот из-за этого то постанывает, то покрикивает. В паху немедленно потяжелело. Андрей попытался придумать, как бы так ему откосить от этого развлечения, но сказаться больным было бы глупо, тогда б его пинками в парную погнали, а на давление ему было грех жаловаться. Да и париться Андрей любил. — Что делать-то? — спросил он у Михи, расписав все свои опасения. — Да в конце давай пойдем. Ну как… Посидим там, бухнем. Как будто нам там что-то не нравится, вот и ждем. Андрей с уважением посмотрел на Миху. Даром, что балбес, а иногда светлая голова. — Я тебя сам попарю, — пообещал он. Миха неожиданно голодно посмотрел на него: — Давай. Сначала они сидели в предбаннике, выпивая и болтая о какой-то ерунде — Миха пересказывал очередную прочитанную книгу, Андрей кивал, а сам чувствовал распирающее грудь за ребрами предвкушение. Было нужно совсем немного, чтобы оно превратилось в возбуждение, но Андрей держал себя в руках. Да к тому же остальные ребята из группы и примкнувшие к ним орги, периодически с гиканьем выскакивавшие из парной без трусов, чтобы прыгнуть в ближайший сугроб, никак не настраивали на игривый лад. Андрей, балуясь, протянул ногу под столом, коснулся пальцами колена Михи, провел вниз. Миха вздрогнул, прервался на полуслове: — Ты че? — Пошли, попаримся. Пора уже. Какое-то время им пришлось делить баню с остальными, но Михину наготу Андрею при этом успешно удавалось игнорировать. Он полностью сосредоточился на банной шапке Михи — тот выбрал буденовку и выглядел, как Яшка-цыган из "Неуловимых мстителей". Наконец компания стала расходиться один за другим. — Мужики, ну вы чего? — спросил Ренегат. — Саш, да иди уже, — отмахнулся Андрей. — И так еле дождались конца вашей сосисочной вечеринки. Кому как, а мне вот не в кайф в тесноте друг об друга тереться. Ренегат показал ему фак, и свалил из бани. Андрей подкинул пару полешек в топку, дождался, когда температура вырастет, и поддал пару. Он лег на скамью, Миха устроился на соседней, и лежал, тяжело дыша, чувствуя, как все тело покрывается потом. Они полежали минут пять, потом Андрей спросил: — Ну что, в снег? — Давай! — радостно подорвался Миха и выскочил из парной. На улице он забуксовал, остановился перед ближайшим непримятым сугробом, не решаясь прыгнуть. Андрей подкрался сзади, набрал полные руки снега и шлепнул его Михе на спину промеж лопаток. Тот аж выпрямился, заорал, потом, стремясь отомстить, сильно пихнул Андрея, но тот успел вцепиться в Миху. Не удержав вес двоих, тот накренился, потерял равновесие и свалился в сугроб вместе с Андреем. Он опомнился первым, тут же сцапал горсть снега и размазал его по лицу Андрея. Тот только и мог, что хохотать. Миха поднялся на ноги, протянул руку Андрею, и они, подвывая от холода, побежали обратно в парную, неловко шлепая по снегу, обжигавшему стопы. Они еще несколько раз выбегали из бани на снег, после чего Андрей решил, что время пришло. — Попарить тебя, Мих? Миха снова посмотрел на него тем голодным взглядом. — Давай, — сказал он. К счастью, веники замочили по-честному, по одному на каждого, так что и на их с Михой долю досталась парочка. Андрей достал их из бадьи, встряхнул. Он добавил еще чуток пара, разогнал его, и сказал: — Ну, держись. Сперва, пока удары были легкими, Миха еще шутил, что Андрей его не парит, а так, щекочет. Андрей усмехнулся, прошелся с этой "щекоткой" до плеч, а потом принялся за Миху как следует. С первым же сильным ударом по икрам Миха не сдержал стона, а когда Андрей дошел до задницы, заерзал на скамье, вздрагивая под ударами. Когда веники стали шлепать по плечам и лопаткам, он матюгнулся, и Андрей сказал строго: — В бане матом не ругаются, банника обидишь, — и подкрепил это еще одним увесистым ударом. Он прошелся еще разок по спине, потом скомандовал: — Переворачивайся. Миха завозился на лавке, проворчал: — Может еще разок так? Андрей для острастки шлепнул его веником по заднице: — Давай, шевелись. Миха перевернулся и прикрыл пах руками. — Что, так понравилось? — ехидно спросил Андрей, глядя на его стояк. — Ну да, — признал Миха. Андрей решил, что возьмет на заметку. Он осторожно прошелся веником по ногам, по груди, не трогая живот, чтобы ничего лишнего не задеть, потом велел Михе: — Давай, в последний раз в снег, погреешься потом, и пойдем. Миха послушался. С улицы раздался очередной его вопль, потом он снова ввалился в парную. Андрей дал ему погреться, потом выгнал его, окатил прохладной водой из бочки, стоявшей в закутке между предбанником и парной, и отправил сушиться, сам тоже облился и пошел следом. Миха сидел в предбаннике, развалившись на стуле, и прикладывался к очередной банке. Он не удосужился одеться, только на плечи накинул большое банное полотенце-простыню. Андрей не мог не проверить: ни снег, ни прохладная вода до конца Миху не остудили, стояк ослаб, но не пропал. Андрей огляделся, взял кочергу, помешал ей угли, а потом просунул ее под ручку входной двери, заклинивая ее так, чтоб снаружи было не открыть. Миха покосился на него, но ничего не сказал, только глотнул еще пива. Андрей смотрел на него, испытывая и нежность, и страсть одновременно. Миха был такой красивый с влажными волосами, голый, распаренный, чуть пьяненький, в данный конкретный момент наслаждающийся жизнью. Хотелось, чтобы ему всегда было так хорошо. Хотелось, чтобы ему было еще лучше. Андрей встал перед ним на колени на влажный деревянный пол, снял прилипший листик со внутренней стороны бедра, придвинулся ближе, взялся за его член и направил себе в рот. С Михи мигом слетела истома: — Андрюх, ты чего? Андрею пришлось выпустить член изо рта, чтобы сказать: — Все хорошо. Расслабься. — Ну это как-то совсем, — жалобно сказал Миха. — Может, без пидорства, а? Андрей только глаза закатил — вот создал же себе Миха какую-то шкалу с отметками "пидорство", "еще большее пидорство", "совсем уж пидорство", и мучительно продвигался по ней, понемногу понижая свои стандарты насчет того, что "нормальный мужик" ни за что делать не будет. Он снова подался вперед, помогая себе рукой, сдвинул кожу с головки, облизнул, взял в рот, а потом, старательно пряча зубы, погрузил ее глубже. Миха застонал, вцепился ему в волосы. Андрей, стараясь припомнить, что с ним делали лучшие его девчонки, задвигал головой. Особых успехов он не рассчитывал достичь с первого раза, но уже планировал, что будет много практиковаться. Но ему досталась совершенно неожиданная реакция: Миха, прикинув, что вокруг никого нет и можно не давиться стонами, в кои-то веки отпустил себя, и оказался очень громким, отзывчивым на ласку: — Бля, Андрюха, как ж хорошо, какой кайф, — бессвязно говорил он, и Андрей чувствовал, что заводится от одних лишь звуков его голоса. Терпеть было невозможно, и он взялся за свой член, стараясь и Миху ублажать, и о себе не забывать. Михе, похоже, нужна была не столько техника, сколько новые впечатления: он шире раздвинул ноги, напрягая их, крупно вздрагивал, и было видно, что он уже близок к финишу. Андрей сделал еще несколько движений, почувствовал первую порцию спермы на языке, и отодвинулся: глотать он все-таки еще не был готов. Михина сперма попала ему на лицо, на волосы, на плечо. Он стал надрачивать себе сильнее — тоже уже был почти готов. Миха, немного очухавшись, протянул руку, положил ее на лицо Андрею, большим пальцем размазал по его щеке свою сперму, и этого оказалось достаточным, чтобы Андрей кончил. Колени болели от жесткого пола, и он уселся на задницу, привалился головой к бедру Михи. Тот рассеянно поглаживал его по волосам за ухом, и Андрей охотно подставлялся под эту нехитрую ласку. В тот момент он был так же счастлив, как в те времена, когда они с Михой писали первые песни, захлебываясь в радости совместного творчества, начиная накрепко срастаться друг с другом.***
Андрей всегда думал, что если и съедет от родителей, то в свою собственную квартиру, а не на съем. Но в итоге им с Михой пришлось объехать с риэлтором чуть ли не весь Красногвардейский район — отчего-то Миха хотел жить поближе к родителям. Андрей, конечно, предпочел бы родное Купчино, но спорить особо не стал. Надеялся только, что близость к Ржевке не заставит Миху поднять свои старые связи с барыгами. В итоге они сняли квартиру на Большой Охте, двушку, где в одной комнате была спальня, а в другой гостиная. Андрей специально расспрашивал, можно ли разложить диван, чтобы никто не заподозрил, что спать они планируют вместе. Жить друг с другом оказалось сложнее, чем они предполагали. Оказалось, что у них разный режим сна: когда Андрей ложился, Миха еще рубился в компьютерные игры. Его комп стоял в спальне, и из-за света монитора Андрей не мог заснуть. Пришлось решать проблему: покупать общий игровой комп и ставить его в гостиную, а в спальне оставить компьютер для дел и менее требовательных к железу игрушек. Выяснилось, что они оба бытовые инвалиды. Андрей худо-бедно умел готовить простейшие блюда и виртуозно чистил картошку — навык из армии оказался вбит намертво. Миха не умел вообще ничего. В итоге он припер от мамы советскую книгу о вкусной и здоровой пище, и они оба осваивали кулинарию по ней. С одеждой было полегче: когда у них в первый раз закончились все чистые шмотки, они быстро договорились стирать строго раз в неделю. Несколько раз они забывали вещи в барабане. Развешивать стираное они оба ненавидели, и делали это по очереди. Глажкой они обычно пренебрегали, полагая, что наглаженые футболки и постельное белье — это извращение, но если вдруг кому-то из них требовалось принять приличный вид, за утюг брался Андрей. Странным образом его немного успокаивал этот процесс, хотя заниматься этим чаще раза в несколько месяцев он не собирался. Миха отчего-то обожал менять постельное белье, и любил даже такое извращение, как засовывать одеяло в пододеяльник. Хуже всего было с уборкой, ее приходилось разыгрывать то в орла-решку, то на цу-е-фа, то в кости, но чаще всего в компьютерных играх друг против друга по сети. Пылесосить было еще нормально, а вот мыть полы — просто невыносимо. Пыль они вообще не вытирали до тех пор, пока ее слой не становился такой толщины, что на нем можно было писать пальцем. У них была мысль нанять уборщицу, но они не были уверены, что после этого их жизнь не станет достоянием общественности. Хотя с каждым днем они были все ближе к этому решению, потеря приватности начинала казаться не такой большой проблемой по сравнению с мытьем полов. Зато теперь они могли любить друг друга, не щемясь по углам и не занимаясь сексом очень тихо, чтобы никто не спалил. Стены в доме были толстые, соседей они не слышали, и, похоже, их тоже никто не слышал. Можно было отпустить себя, не молчать, громко стонать. Последнее было самым охуенным, Андрей обожал, когда Миха стонал в голос. Андрей с поцелуями спустился до Михиного паха, зарылся носом в волосы, вдохнул. После душа Миха пах гелем, его собственный запах едва-едва ощущался. Андрей поднял голову, посмотрел в Михино лицо — тот, приоткрыв рот, завороженно наблюдал. — Ты чего? — спросил он, не понимая, отчего Андрей остановился. — Попробовать кое-что хочу. Разрешишь? — Смотря что, — нахмурился Миха. — Массаж, — начал Андрей, но Миха перебил: — Так а чего тут пробовать? — Ну дай договорить-то! Массаж простаты, — Андрей увидел полное непонимание в Михиных глазах и добавил: — Изнутри. На Михином лице отразился испуг, он напрягся, и Андрей поспешил вмешаться, пока он себе хрен знает что не надумал: — Если ты не хочешь, мы не будем это делать. — Да, — кивнул Миха, — давай обойдемся без этого пидорства, ага? — Но я читал, что это приятно, я подготовился. Это всего один палец, Миш. Если тебе не понравится, я сразу прекращу. Точно не хочешь попробовать? — Да что ты… привязался, блин! — воскликнул Миха, и Андрей сдался. Он взял в рот Михин член, поначалу двигаясь медленно, лаская языком нижнюю сторону ствола, выпускал его изо рта, обводя языком по кругу головку, щекоча его кончиком уретру, теребя уздечку. Рот наполнился знакомым Михиным вкусом — Андрей любил это, его это заводило. Он взялся рукой за Михины яйца, осторожно оттянул, помассировал, выпустил и повторял это раз за разом, зная, что Михе так нравится. Миха расставил ноги шире, постанывал, сжимая простыню в руках. Андрей стал двигать головой интенсивнее, плотнее сжимая губы, забирая член в рот так глубоко, как только мог. Обычно ему не удавалось взять в горло, но сегодня был хороший для Михи день: Андрей как-то удачно сдвинулся, постарался расслабиться, и головка проскользнула дальше. Миха громко застонал, не удержавшись, толкнулся вперед, и Андрей уткнулся носом в его лобковые волосы. Нос заложило, из глаз потекли слезы. Он рефлекторно сглотнул, точнее, попытался, вызвав еще один громкий стон, положил руки Михе на бедра и очень осторожно сдвинул голову, выпуская его член изо рта. Он откашлялся, вытер слезы и громко шмыгнул носом. Миха, поднявшись на локтях, смотрел на него поплывшим взглядом. — Это охуенно, — сказал он, — еще так сделаешь? — Конечно, Миш, — ответил Андрей сипло и снова начал кашлять. Он надеялся, что ничего не повредил, но, в любом случае, тур закончился, и петь ему еще какое-то время не было нужно, можно было позволить себе немного охрипнуть. Он снова взял в рот, на второй раз все получилось легче, и Андрей задвигал головой, то почти выпуская член изо рта, то насаживаясь на него до основания, крепко держа Миху за бедра, чтобы тот не мог повредить ему что-нибудь неосторожными движениями. Миха, откинувшись на кровать, в голос стонал, и это, как всегда, заводило, даже сейчас, когда Андрей с трудом дышал через нос, а по подбородку у него текли слюни. Он снова взял передышку, лаская Миху рукой. Тот поднял голову, посмотрел на Андрея и сказал: — Давай. — Что? — охрипшим голосом спросил Андрей. Миха смутился, но глаз не отвел, и сказал: — Ну это. Что ты предлагал. — Уверен? — уточнил Андрей. — Да! — рявкнул Миха. — Я не буду повторять! Андрей встал с кровати, дошел до шкафа, вытащил из-под стопки своих вещей флакон смазки. — Это че? — спросил Миха. — Готовился конкретно? Андрей кивнул, вернулся на кровать, сел между раздвинутых ног Михи. — Колени согни и подушку возьми, ее под задницу нужно подложить, — скомандовал он. Было неловко давать Михе прямые указания, но, раз тот так сомневался и согласился на эксперимент с трудом, Андрей должен был быть уверен в себе за двоих. — Твою возьму, — ехидно сказал Миха и тут же исполнил угрозу. Андрей усмехнулся, открыл флакон, выдавил немного смазки, растер ее между пальцами. Он шире развел Михины ноги, снова согнулся, взял в рот головку, и стал посасывать, помогая себе рукой. Выждав немного, пока Миха отвлечется, он скользнул пальцами за яйца, провел по промежности — Миха мигом напрягся и сжался, хотя Андрей едва коснулся его. — Расслабься, Миш, — сказал Андрей, выпустив член изо рта. — Расслабишься тут, е-мое! На тебя посмотрел бы, — возмутился Миха. Андрей вернулся к ласкам, отвлекая его, неторопливо поглаживал промежность, и Миха в конце концов успокоился, перестал напрягать мышцы. Андрей по чуть-чуть сдвигал палец, пока не коснулся ануса кончиком пальца, тут же сдвинул его назад, чтобы не пугать. Миха замер на вдохе, а потом с длинным выдохом расслабился. Андрей провел пальцами вокруг, сперва легко, потом нажимая сильнее, и одновременно крепче обхватил Михин член, отвлекая. Он, наконец, решился сдвинуть руку, провести по анусу, едва касаясь. Миха снова напрягся, сжимая ягодицы, и Андрей с чмоком выпустил его член изо рта. — Давай, мой хороший, не зажимайся, — попросил он мягко. — Иди ты, — послал его Миха, но агрессии в голосе не было, он звучал ровно так, как обычно, когда был очень возбужден. Андрей добавил смазки на пальцы и снова принялся сосать. Теперь он двигал рукой не вокруг, а вверх-вниз от копчика до промежности, так, будто ласкал девчонку, и потихоньку он усиливал давление пальцев и уменьшал амплитуду движений. Миха, кажется, распробовал и эту ласку — он стонал, как прежде, и больше не зажимался, даже когда Андрей стал просто потирать его анус. Наверно, он был готов. Андрей стал брать в рот глубже, и одновременно с этим надавил кончиком пальца на вход, пока что не пытаясь погрузиться глубже. Миха опять сжался: — Блядь, это… — Тише, тише, — принялся успокаивать его Андрей, ослабляя давление, но не прекращая дрочить Михе. — Все хорошо. Я ни за что не сделаю тебе больно. Ты молодец. Просто впусти меня, ладно? Я осторожно… Миха, прислушиваясь к потоку Андреевых слов, понемногу расслабился, и Андрей повторил попытку. На сей раз Миха просто коротко вздрогнул, но зажиматься не стал, и Андрей стал потихоньку погружать в него палец. Тот скользил легче, чем Андрей ожидал, даже приходилось специально замедляться. Наконец, Андрей ввел его полностью. — Вот умница, видишь, все хорошо. Не больно? — сказал он, поднимая взгляд на Миху. Тот лежал, закрыв глаза сгибом локтя, и свободной рукой нервно комкал простыню. — Хорошо чет не стало, — ответил он. И Андрей, пообещав себе, что Михе точно будет кайфово, снова взял у него в рот, аккуратно принялся двигать пальцем у него внутри, пока не нащупал твердый бугорок, точно как в описаниях из желтых газет и медицинских учебников. От первого же прикосновения Миха, до того приумолкший, дернулся и застонал. — Блядь, что это… — начал он, но Андрей повторил движение, и его реплика оборвалась, превращаясь в стон. Чем дольше ласкал его Андрей, тем громче стонал Миха, а потом, потеряв контроль, принялся подаваться навстречу пальцу, насаживаясь на него. Это было так похоже на секс, что Андрей не мог не представить на месте пальца свой член внутри узкого, горячего Михи. Ему даже не приходилось трогать себя — он заводился от всего, что делал с Михой, и эта мысль только подстегнула возбуждение. Как же он хотел бы когда-нибудь трахнуть Миху, и чтобы тому от этого было хорошо, чтобы он точно так же подмахивал и, как сейчас, забывшись, просил еще. Продержавшись совсем недолго, Миха, содрогнувшись всем телом, кончил Андрею в рот несколькими сильными толчками. Андрей проглотил сперму, и, пока Миха продолжал вздрагивать, — так сильно его накрыло, — облизал опадающий член, осторожно вынул из Михи палец. Тот даже не заметил — после оргазма его совсем размазало, он разогнул ноги, разбросав их по матрасу и тяжело дышал. — Ты как? — спросил Андрей. — Охуенно, — честно ответил Миха после паузы. Андрей еще ни разу не видел его таким — он выглядел… выебанным, иначе было не сказать. — Миш, — сказал Андрей, — я тоже очень хочу кончить. — Щас, погоди, соберусь, — пообещал Миха, но по нему было видно, что он еще долго будет приходить в себя. Андрей скис: ну отлично, придется долго ждать или доводить себя до финиша самому, но почти сразу ему в голову пришла мысль. Надо было поосторожнее преподнести ее Михе — тот бы наверняка от идеи Андрея в восторг не пришел, но возбуждение не давало толком думать ни о чем, кроме того, как хочется кончить, и никаких хитрых планов составить не удавалось. — Миш, а можно я кое-что попробую? Обещаю, я не буду тебе опять в задницу лезть или что-то такое, ты не пугайся, ладно? Можно? Видимо, оргазм поплавил Михины мозги, потому что тот угукнул, соглашаясь. — Перевернись на живот и сдвинь ноги, пожалуйста. Миха сделал, как попросил Андрей, и тот, выдавив себе на ладонь целую лужу смазки, сунул ее Михе между бедер, стал гладить, размазывая. — Ты чего? — не понял Миха. — Между ног хочу. Можно? — В смысле трахнешь? — уточнил Миха. — Ну… да, — признал Андрей, готовясь к отказу. — Ладно, — неожиданно легко разрешил Миха. — Но ты не увлекайся, понял, да? Андрей кивнул, забыв, что Миха его не видит. Он торопливо размазал остатки смазки по своему члену, опустился на Миху, опираясь на локти, почувствовал, как тот напрягся. — Миш… — начал он, но Миха перебил его: — Остановишься, если я скажу, понял, да, давай уже! Ждать куда страшнее, чем это. Андрей поцеловал его в плечо, потом за ухом, и потерся членом о его задницу, скользя в ложбинке между ягодиц. Андрей, двигаясь, не мог не представить, как он направляет член чуть ниже, давит на вход, и оказывается в Михе, и в нем наверняка в тысячу раз лучше, чем в любой из Андреевых телочек. Но он постарался сконцентрироваться на моменте: он трется членом о Михину задницу, и тот позволяет это делать, и это уже полный отвал башки, совсем недавно он и мечтать о таком не мог. Андрей приподнялся, взялся за член, направил его ниже, скользнув по анусу и промежности, вложил между Михиных бедер, мимоходом порадовавшись, что Миха, завязав, поднабрал вес. С прежним костлявым Михой такое бы ни за что не получилось. — Сдвинь ноги сильнее, — попросил Андрей. Миха послушался. Андрей почувствовал, как его член плотнее сжимают скользкие бедра, шумно выдохнул — да, вот это то, что надо. Он снова опустился на Миху, подался вперед-назад тазом на пробу, примериваясь, как ему двигаться так, чтобы не выскользнуть. — Пиздец, — сказал Миха, — вроде и не ебешь, а вроде… Андрей наконец нашел удобное местечко, где бедра Михи сжимали его плотнее всего, определился с удобным расстоянием, и стал двигаться. Да, это не был настоящий секс, но его член скользил по мягкой скользкой коже, Миха сжимался вокруг него, помогая, и Андрей втрахивал его в матрас — и это было охуенно. Миха уперся руками в изголовье кровати, чтобы не сдвигаться от толчков, и это позволило Андрею двигаться более резко, с громкими шлепками кожи о кожу. Ему хотелось сказать Михе, как ему хорошо, но никаких мыслей в голове не было, и он бессвязно бормотал ему на ухо: — Да, мой хороший, вот так, Мих, как же мне кайфово… — и заткнулся он только перед оргазмом, с громкими стонами сделал несколько сильных движений, резко поднялся, и кончил Михе на поясницу и на задницу, после чего свалился на матрас рядом с ним, тяжело дыша. — Блин, как будто ты меня реально трахнул, — сказал Миха и спросил с каким-то непонятным беспокойством в голосе: — Доволен? — Люблю тебя, — ответил Андрей.***
Выцветший серовато-зеленый домик бабушки и дедушки выглядел совсем как тогда, когда они с Михой приезжали в деревню между первым и вторым курсами реставрационки. На окне на фоне кружевной занавески уже лет пять стояли скелетики, которых Андрею подарили фанаты, и он отчего-то пожалел их, не стал выкидывать, таскал с собой полтура, а потом привез в деревню. Зато каждый раз, когда он возвращался в этот дом, он воображал, будто его приветствуют улыбчивые привратники-мертвецы и докладывают о том, что в его владениях все хорошо. В детстве, проводя здесь каждое лето, он нашел множество входов в свой сказочный мир, и с тех пор в этом доме для него не бывало ничего плохого, это было его волшебное убежище посреди самой обычной вымирающей деревни. Миха сидел за столом на кухне и уписывал бутерброды. — Начинаешь утро с пива? — спросил Андрей, увидев на столе открытую банку. Миха повернулся к нему, и Андрей зачем-то спрятал руку за спину — не хотел вот так сразу с порога, пока он жует, тыкать в морду своим сюрпризом. — Да я чай не смог сделать. Тут газовый баллон, ничего не понятно, е-мое, — ответил Миха, прожевав, и усмехнулся: — Зато как в детстве. Андрей достал из-за спины букет, положил его перед Михой. Полевые цветы и колоски травы рассыпались по столу — травинка, которой Андрей перевязал букет, не выдержала. — Это что? — спросил Миха. — Букет тебе, — сказал Андрей очевидную вещь. — Не можешь ты без пидорства, да? — покачал головой Миха. — Чем обязан-то? Андрей в кои-то веки обиделся на Михино "пидорство" — он встал чуть ли не на рассвете, пока бродил по лугу, собирая цветы, промок от утренней росы до пояса. Миха мог бы хотя бы не хамить. — Да пустяки, — сказал Андрей с деланным равнодушием, — годовщина страйкбола. Так сказать, годовщина смерти, ты же меня пристрелил. Тебе привет, с того света шлю тебе привет, — не удержался он от подколки. — Да иди ты, — проворчал Миха. — Яичницу сделать? — спросил Андрей, решив не зацикливаться. Ну нет так нет, значит, он просто сентиментальный дурак, лучше бы бутылку коньяка подарил, вместе бы и выпили. Миха помотал головой. Андрей тоже взял банку пива, решив не возиться с плиткой и газовым баллоном, вышел на крыльцо, сел на ступеньку. Хотя было утро, солнце уже припекало. Он подумал, что неплохо было бы днем сходить на озеро искупаться, а потом прогуляться, посмотреть, можно ли еще залезть на то дерево, на котором он в последний раз сидел с тетрадкой несколько лет назад. Миха подсадил бы, если что, а потом бы внизу с книжкой посидел, почитал — на дерево ему было нельзя, с него он наверняка бы навернулся. Когда они возвращались с озера, Андрей привычно бросил взгляд на скелетов-привратников и увидел между них его утренний букет, торчащий из обрезанной пивной банки. Андрей притормозил. Миха, шедший чуть позади, подошел, толкнул плечом: — Ты чего? — На окно смотрю, — ответил Андрей. — Мои скелеты очень рады, что ты сделал их жизнь ярче и красивее. Он говорил совсем не об этих игрушках, но Миха понял: — И ты мою.***
Кровать прогнулась под новым весом, и Андрей приоткрыл глаза. Вползший на кровать полуголый Миха выглядел очень решительным. Он подвинул ноги Андрея, усаживаясь между них, из-за чего шорты Андрея сбились в складки под задницей. Поправлять было лень — все равно к обеду придется переодеваться в шорты "на выход" и надевать футболку. — Чего тебе, Мих? — спросил Андрей, рассчитывавший подремать. Зачем-то он поднялся очень рано, чтобы сходить на какую-то зарядку, которую предлагали аниматоры, и теперь чувствовал себя слегка сонным. — С днем рождения, — сказал Миха совершенно не праздничным и даже каким-то смущенным голосом. — Я тут… ну, без подарка, который прям подарок… Андрей и не рассчитывал. Они решили уехать в отпуск куда-нибудь, где тепло и море, посреди зимы, и провести на курорте пару недель. Пять звезд, все включено, лебеди из полотенец, бесплатные вычурные коктейли с трубочками, шведский стол, экскурсии, аниматоры, — то, что им было нужно после бешеного гастрольного тура. Где-то невдалеке маячил еще один, и перерыв был жизненно необходим им обоим. Миха оплатил отдых и все расходы на месте тоже брал на себя. Это подстегивало Андрея с азартом торговаться за любой сувенир, Миха подключался, и это ужасно развлекало их обоих. Так что Андрей полагал, что это все и есть его подарок, чего-то еще не ждал, и удивился, что Миха завел об этом речь. — Лучший мой подарочек — это ты, — улыбнулся он Михе. Это даже не было преувеличением — как и раньше, он любил Миху. Он, наверно, полюбил его даже сильнее, когда стал жить с ним. Миха был с ним почти постоянно, и Андрей какое-то время ожидал, когда они устанут друг от друга, но этого все не происходило. Конечно, были моменты, когда они срались в труху, разъезжались по родителям, но в конце концов Андрея снова тянуло в их с Михой квартиру, и довольно часто он обнаруживал, что Миха соскучился первым и уже ждал его. Наверно, это было нездорово — все время проводить вместе, будто сиамские близнецы, но это ощущалось настолько правильным, что у Андрея и мысли не было пытаться как-то поменять их жизнь. Было незачем — он без преувеличения был счастлив, у него было все самое важное в жизни: Миха и творчество. Миха тоже казался довольным жизнью, по крайней мере, не нуждался в том, чтобы поставиться и уйти в свои героиновые миры. Миха наклонился над Андреем, опираясь на руки, долго смотрел в глаза, а потом опустился на него, стал покрывать легкими поцелуями лицо. Андрей любил, когда Миха такой. Это все, конечно, было "без пидорства" — такова была Михина концепция, что нежность, романтические жесты и всякие такие вещи обязательно должны быть помечены этим ярлыком, иначе делать все это им с Андреем было неправильно. Но, видимо, в честь праздника Миха решил не говорить об этом вслух. Андрей обнял Миху, прижимая к себе, но тот вывернулся, стал целовать его шею, не стесняясь оставлять засосы — в отпуске они оба так делали, времени до возвращения было полно, чтобы следы успели сойти, а на фотках Андрей замазывал их в редакторе. Вообще в этом плане они позволяли себе больше, чем в России: на то, что подумают местные, им было пофигу, персонал отеля ничего себе не позволял — еще бы, за такие-то бабки, ну а русские постояльцы, даже те, что узнали их, вряд ли могли заподозрить вокалистов Короля и Шута в чем-то… таком. Миха продолжал целовать его, шарил руками по телу, прижимался, терся об Андрея. Тот сперва хотел участвовать в процессе активнее, а потом вспомнил, что Миха, кажется, делает подарок, и решил расслабиться и получать удовольствие. Миха вылизывал и зацеловывал тело Андрея, гладил член через трусы, забравшись рукой в штанину шортов. Наконец он дошел до их резинки, оставил цепочку поцелуев вдоль нее, а потом потянул их вместе с бельем вниз, отполз на коленях, стаскивая их с Андрея, заодно и сам разделся. Потом он вернулся к Андрею, лег на него, тяжелый и горячий — это был приятный контраст с прохладным воздухом в номере. Поцелуи были долгими и сладкими, Миха двигал языком неторопливо, терся об Андрея в неторопливом томном ритме, заставляя возбуждение накатывать медленно. Так же медленно Миха повторил свой путь вниз по телу Андрея. Обычно он останавливался у паха, его храбрости хватало разве что в бедро поцеловать, и тогда он изо всех сил старался не коснуться стояка Андрея. Сейчас он замер в десятке сантиметров над Андреем, обдавая его член жарким дыханием. Было достаточно приподнять бедра, чтобы задеть его лицо. Андрей замер, напрягшись, стараясь не спугнуть Миху, что бы он там ни задумал. Миха, находящийся так близко, не мог этого не заметить, с силой провел руками по бедрам до колен и обратно, чтобы Андрей расслабился. Он остановил ладони рядом с пахом Андрея, а потом наклонился еще немного и провел языком по его члену от основания до кончика. Андрея аж подкинуло, но сильные руки Михи удержали его бедра на месте. — Мих, ты чего? — спросил он. Было прекрасно понятно, "чего": Миха явно решил, что лучший подарок — подарок, сделанный собственным ртом. Но Андрей не мог поверить в происходящее — у них уже была пара раз, когда Миха вот так зависал над его пахом, а потом говорил: "Нет, не могу," — и отодвигался, чтобы удобнее было взять член в руки. Миха ничего не ответил, снова застыв. Потом, набравшись храбрости, он подцепил губами головку, забирая ее в рот, задел было зубами, но быстро спрятал их, погладил языком уздечку, и медленно начал сдвигаться, втягивая щеки и забирая глубже в рот. Головка скользнула по основанию его языка, придавливая, и Миха тут же отодвинулся, наполовину выпустив член изо рта. Шумно вдохнув и выдохнув через нос, он продолжил экспериментировать с глубиной, а заодно пытался сообразить, как использовать язык, пока член у него во рту. Андрей лежал, замерев, даже дышать, кажется, забыл. Он был напряжен настолько же, насколько расслаблены были Михины руки на его бедрах, и ужасно боялся, что сейчас не сдержится, подастся навстречу, и заставит Миху передумать, и одновременно чувствовал, что у него крышу срывает от возбуждения, не столько от ласки, сколько из-за того, что Миха все-таки решился перейти очередную внутреннюю границу, сделать что-то для Андрея, что сам для себя считал неприемлемым. Миха выпустил член изо рта, и тот со влажным шлепком упал на живот, шлепнул Андрея по бедру: — Расслабься, че ты такой? У Андрея было множество слов, "че он такой", и вместе с тем только одно — Миха. Как бы он мог описать все, что происходило с ним каждый раз, когда он отвечал на Михины проявления любви? Да всех песен мира ему не хватило бы. Миха, не дождавшись ответа, взялся за его член, стал медленно надрачивать, а потом принялся облизывать и посасывать головку. Это удавалось ему лучше, чем попытка взять глубже в рот — он меньше осторожничал и боялся что-то сделать не так. Если бы он делал это жестче, Андрей, наверно, быстро кончил бы — настолько он заводился от того, что Миха ему отсасывает. Но такая медленная ласка только покачивала на волнах то слегка усиливающегося, то чуть ослабевающего возбуждения. Михины отросшие волосы закрывали его лицо. Андрей протянул руку, отодвинул несколько прядей, и Миха поднял свои невозможные глаза на него. — Я ужасно хочу тебя поцеловать, — вырвалось у Андрея. Миха послушно потянулся к нему. Андрей засосал его, потом толкнул в плечи, переворачивая, навалился сверху, не переставая целовать, просунул руку между их тел. Миха внезапно уперся ему в плечи: — Слезь, — сказал он, едва Андрей оторвался от его губ. Андрей опешил. Что он сделал не так? Тем не менее, он послушался, и открыл было рот, чтобы задать этот вопрос, но Миха сразу оборвал его: — Тихо. Андрей закрыл рот. Впервые за долгое время он чувствовал такую неуверенность в постели с Михой, абсолютно не понимая, что происходит. Миха, глядя ему в глаза, набрал в грудь воздуха, потом шумно выдохнул, выругался: — Блядь! — и отвернулся, а потом согнул ноги в коленях, широко их расставил и сказал: — Можешь… это. Он очень редко просил, чтобы Андрей поласкал его изнутри, обычно тот сам приставал к нему с этим. Андрей кивнул, дотянулся до флакона смазки на прикроватной тумбочке, выдавил на палец, и уже привычно ввел его в Миху, — тот даже не зажимался, — слегка согнул. Миха издал короткий тихий стон, а потом заговорил, все так же не глядя на Андрея: — Давай еще. — Чего еще? — не понял Андрей. Миха запыхтел, часто и шумно дыша через нос, а потом выпалил: — Палец второй! Как ты меня трахать будешь? Андрей замер, открыв рот. Миха наконец повернул голову к нему, смотря почти злобно, но Андрей знал, что это частично от смущения, а частично из-за того, что Андрей его не сразу понял. — Миш, ты уверен? — спросил он, а сам уже кружил у входа вторым пальцем, думая, хватит ли смазки. — Да, блин! — ответил Миха и спрятал лицо за сгибом локтя. Андрей вынул палец из Михи, выдавил на руку еще смазки, растер ее по пальцам, приставил ко входу указательный и средний, положив один на другой и прижимая их друг к другу как можно крепче, чтобы они были меньше в обхвате, осторожно надавил. Миха напрягся, и Андрей остановился, дожидаясь, пока тот расслабится, взялся за его член, отвлекая. Он повторил попытку, пальцы медленно скользнули внутрь, раздвигая мышцы, Андрей ввел их до второй костяшки и остановился — Миха сжимался на них. Его лицо было закрыто рукой, было видно только рот — Миха кривил губы, но ни звука не издавал. Андрей заговорил — обычно это помогало: — Давай, Мишут, постарайся расслабиться, хорошо? Все хорошо, Миш, потерпи немножко. — Сука, ну вот не можешь ты без пидорства, — процедил сквозь зубы Миха, но действительно понемногу расслаблялся, так что Андрею наконец удалось целиком погрузить в него пальцы. Он раздвинул их, растягивая Миху, потом снова сжал, потянул на себя, и опять погрузил внутрь. Подушечками он прошелся по простате, и из Михиного рта вырвался стон. Андрей повторял движение снова и снова, каждый раз чуть дальше вынимая пальцы, и снова вталкивал их в Миху. Движения становились все резче, Миха непрерывно стонал, и вдруг стал подаваться навстречу, подмахивая. Это было что-то невероятное, что-то, что Миха никогда бы не позволил с собой делать — и вот он двигался, насаживаясь, совершенно забыв об этом своем "без пидорства", которое растворилось в удовольствии. Андрей вынул из него руку, добавил смазки и вставил уже три пальца. Миха немного сжался на них, но быстро расслабился, и Андрей снова трахал его рукой, все шире раздвигая пальцы, и Миха кайфовал от этого. Может, Андрей бы и остановился на этом, не рискуя заходить слишком далеко, но Миха убрал руку от лица, приподнялся и сказал хрипло: — Да хорош тормозить, выеби меня, — и обвалился обратно. Андрей думал, что он уже был возбужден до предела, но от этих слов его обдало жаром с головы до ног, яйца поджались от возбуждения, и он был готов поспорить, что мог бы кончить, не касаясь Михи, только трахая его рукой и слушая, как тот просит его выебать. Он вынул пальцы, щедро выдавил смазки на ладонь, растер по члену, подвинулся ближе и потянул Миху на себя, заставляя его закинуть ноги себе на пояс. Он направил член, приставляя головку ко входу, провел вверх-вниз по ложбинке между ягодиц. Миха ткнул его пяткой, подгоняя. Андрей осторожно надавил, стараясь войти медленно. Он потихоньку протискивался внутрь, дурея от того, как горячо и туго Миха сжимался вокруг него, и с трудом контролировал себя — хотелось поскорее полностью войти и начать уже двигаться. Миха сморщился, зашипел сквозь стиснутые зубы, стискивая ноги на боках Андрея, а потом, когда Андрей вошел примерно наполовину, вдруг резким движением подался навстречу, насаживаясь на него до конца. — Блядь, — выругался он, кривясь, закусывая костяшку указательного пальца — ему явно было больно. — Не ешь ручку, — машинально сказал Андрей. Миха снова треснул его пяткой. Он часто и неглубоко дышал, пытаясь справиться с ощущениями. Андрей ждал, замерев, сам не замечая, что усиливает хватку пальцев на бедрах Михи. Он слабо осознавал происходящее вокруг, вселенная сжалась до Михи, до его тяжелого дыхания, до зажмуренных глаз, искривленного рта — Андрей так хотел поцеловать его, но пока что не мог двигаться, боясь что-нибудь ему повредить, — до пальцев, вцепившихся в простыню, — изо рта Миха руку все-таки убрал, — до бедер, сжимающих бока Андрея, до тесного жара, обволакивающего его член. Постепенно Миха стал дышать глубже, расслабился, его лицо разгладилось. — Миш, можно? — спросил Андрей срывающимся голосом. Миха открыл глаза, посмотрел на него, кивнул, и Андрей медленно подался назад. Миха снова сморщился, но теперь был чуть расслабленнее, и Андрей мог двигаться. Он толкнулся вперед несколько раз, стараясь входить под разными углами, пока Миха вдруг не застонал и не стиснул ноги на его боках чуть ли не до треска ребер. — Еще, — хрипло сказал он. Андрей двигался медленно, стараясь приноровиться, с каждым толчком входить так, чтобы задевать простату, выбивая стон из Михи. Ускоряться он не торопился, в Михе было узко до одури, и он боялся, что если начнет двигаться резче, то позорно быстро спустит. — Еще, — снова попросил Миха. Ему все-таки не хватало такого медленного темпа, и Андрей задвигался быстрее мелкими короткими толчками, заставляя Миху непрерывно стонать и пытаться подмахивать. Поза была не очень удобная, чтобы двигаться, как хотелось, и Андрей закинул Михины бесконечные ноги себе на плечи, поцеловал его в коленку, согнул его чуть ли не пополам, чтобы поцеловать и в губы. Миха застонал ему в рот, ответил на поцелуй, и Андрей распрямился и принялся трахать его, придерживая за бедра, то двигаясь быстро с громкими влажными шлепками, то замедляясь. Иногда он полностью замирал, и тогда Миха сам подавался ему навстречу, почти рычал: — Да шевелись, блин! Андрей попытался освободить одну руку, чтобы второй взяться за Михин член, и тут же вернул ее на место — Миха начал сползать. — Потрогай себя, — сказал Андрей севшим от возбуждения голосом. Ему оставалось совсем немного до оргазма, и он не хотел кончить первым. Миха взял себя за член, стал дрочить в бешеном темпе, никак не совпадающим с ритмом, в котором двигался Андрей. Он стонал все громче, почти вскрикивал, и кончил, пачкая спермой грудь и живот, сильно сжимаясь на Андрее и чуть ли не душа его ногами. Тому понадобилось еще несколько резких размашистых толчков, а потом он еле успел вытащить, чтобы не спустить внутрь. Оргазм на пару секунд оглушил Андрея, перед глазами все расплылось, потом снова собралось в картинку: Миха, тяжело дыша, лежит под ним, все еще согнутый в пояснице, сперма Андрея попала ему на плечо и на волосы, — а потом Андрей скинул его ноги с плеч и обвалился рядом на кровать, так же тяжело дыша. В голове было абсолютно пусто, из тела как будто вынули все кости. Ему потребовалось какое-то время, чтобы восстановить дыхание, а потом он нашарил на простыне Михину кисть и накрыл своей. Миха отобрал руку, провел по лицу, стирая сперму, а потом вытер ее о живот Андрея. Тот фыркнул — надо же, какая мелочная месть. Миха перекатился на бок и навалился на Андрея половиной тела, закинул на него руку и ногу, поцеловал в висок, а потом устроил голову на плече Андрея. — Мих, — позвал Андрей. — М? — поднял голову тот. Андрей понятия не имел, зачем его окликнул. Все слова казались какими-то мелочными по сравнению с тем, насколько Миха доверился ему, что зашел с ним за свою последнюю грань, отделяющую норму от "пидорства". — Я тебя люблю, — сказал Андрей.***
Миха опять уснул, пока Андрей перебирал свои воспоминания. Приходится расталкивать его: — Мих, я посчитал. — Я убью тебя, — обещает Миха, но все-таки открывает глаза и мрачно смотрит на Андрея. Под нахмуренными бровями в его глазах блестит любопытство, и Андрей делает длинную паузу, чтобы подразниться. — Ну? — наконец не выдерживает Миха. — С девяносто четвертого, — говорит Андрей. — Тоже мне открытие, — закатывает глаза Миха. — Всего-то с девяносто четвертого в меня влюбился? — Нет, только "без пидорства" считал, — зачем-то начинает оправдываться Андрей, как будто он виноват в том, что первый неловкий момент, который он помнит, случился через несколько лет после знакомства, а до этого он наслаждался каждой секундой, что был с Михой, без всяких задних мыслей. Потом он вскидывает бровь: он вот перебрал свои воспоминания, а Миха-то что? — А ты с какого? — спрашивает он. — С самого начала, когда ж еще, — отвечает Миха, даже не пытаясь поделить их совместную историю на период до и после осознания своих чувств, и Андрей не может удержаться, наклоняется, чтобы его поцеловать, потому что слов ему, как у него часто бывает с Михой вне их творчества, опять не хватает.