♪ Roberto Mataluni — Luce notturna ♪
Ещё когда она оставляла свой долгий поцелуй на моих губах, покидая мой дом, уже тогда я знал, что сохраню в памяти этот миг. Как сохраню эту странную ночь отпечатком на своей душе. Ещё когда она улыбалась мне перед тем, как скрыться тенью за дверью, я знал, что вместе с собой она заберет и все мои воплощенные в жизнь желания. И я вновь буду ведом этими страстями, как тот самый путник в пустыне, потерявший оазис. Ещё когда она произносила свои слова о том, что будет ждать меня, уже тогда я знал, что её лицо, её тело и все её шрамы отпечатались на мне незаживающей раной, которая так и будет саднить. И сейчас, когда я смотрел на неё, сливаясь с ликом ночного города, я чувствовал, как раздирало изнутри. Обещая себе не давать тебе надо мной власти, я весь тебе принадлежал. Обещая себе свободу от тебя, я пал пред тобой, даже не жалея об этом. Обещая себе не дарить тебе милости, я отдал её всю. Небо заволокло сильнее и ветер начал рвать и дергать одежду Эстер, словно пытаясь увести её с причала. Она одиноко вглядывалась во тьму, а я всё смотрел на неё. Зарисовывая в памяти каждый порыв, каждую попытку разглядеть мой силуэт в ночи, стремящийся к ней. Но я лишь смотрел. И не знал, что чувствовал на самом деле: досаду, потерю, боль? Мне неведомо. Я будто бы всё оставил там, в своей постели, в воспоминаниях — с ней. Я позволил себе наблюдать, думая, что увидеть её и так попрощаться — равно поставить точку. В действительности же я вновь допустил ошибку, как и в любом деле, которое касалось Эстер Кроу. Всё моё поведение рядом с тобой — ошибка. Все мои чувства — наваждение. Все мои мысли — череда заблуждений. И мы с тобой — насмешка над реальностью Иллюзия чувств. Мираж отношений. Ветер рванул её шляпку, сметая тонкую черную вуаль с лица и поднимая кудри в воздух, мягкость которых ещё теплилась в моих ладонях. Я сделал шаг вперед, отрывая себя от тьмы и наблюдая, как она протянула руки в попытке поймать головной убор. Душа сжалась от того, как досадливо опустились её плечи, когда непогода швырнула вуаль в воду. Как бы я ни желал, но каждый её понурый жест напоминал мне о тех злосчастных днях, когда Эстер была в руках инквизиции. И мне бы так хотелось видеть всё в другом свете, но… Я понял давно, что для меня это более было недоступным. Вечная тьма вины и сожаления — чувства, что при взгляде на неё были сильнее всех остальных. Смогу ли я жить так? Смогу ли смотреть и видеть, как ты навсегда изменилась? Смогу ли выносить тот груз вины, что лежит на мне за каждый из твоих шрамов? Хочу ли? Белая луна пробилась сквозь тучи, словно нарочно подсвечивая её одиночество в этом недружелюбном холоде. Эстер смотрела на воду, наблюдая, как медленно намокала ткань шляпки, неторопливо уходя ко дну. Точно как она — в том далеком прошлом. Как и я — в этом волнительном настоящем. А я всё смотрел на неё и взвешивал каждый из тех шагов, что собирался совершить — к ней или от неё.***
Несколькими часами ранее
— Мне нужно исповедаться, prete, — я смиренно преклонил колени. — Говори же, — святой отец приподнял подбородок, готовый узнать о моих грехах. Будто бы были ещё грехи, о которых он не знал… — Я пребываю в смятенных чувствах, не ведаю, как мне поступить… Скажите, prete, бывали ли у вас сомнения в вашем долге? — Сомнения в вере, губительны, Ричард, — отец Бартоломью сделал акцент на словах, давая время осознать, — Сомнения же в долге несут лишь разочарования. — Моя вера непоколебима, — я уловил угрозу, не удивляясь ей, но произнося мысленно: Сомневаюсь лишь в правдивости учений. В картине мира, что прививали мне ещё с детства. В методах. В избранности одних и черноте других. — Что же стало причиной твоих сомнений? — святой отец едва заметно улыбнулся, добавляя, — Или точнее, кто? Мой взгляд стал суровым от этих слов, я посмотрел на него, замечая улыбку сквозь прутья решетки исповедальни. — Мне кажется, я даже знаю её имя и, что важнее — фамилию, — привычная жесткость отразилась в глазах отца Бартоломью, — Она ведь не сама сбежала от священного допроса, не так ли? Я догадывался, что это был ты. Но теперь всё становится на свои места. Должно быть, тебя мучает совесть за этот проступок? — Лишь сомнения, prete, — его слова заставили меня смотреть, не моргая, напряжение завладело всем телом. Святой отец улыбнулся своей догадке. — Природа твоей растерянности ясна и стара, как мир. Самые доблестные из мужей падали к ногам женщины. И ты не исключение, как бы прискорбно это ни звучало. Однако, Эстер Кроу — ведьма, порождение тьмы. А ты — должен бороться с Хаосом, а не вставать на его сторону. — И я борюсь. Каждый день… Вам ли не знать? Перчатки заскрипели от того, с какой силой я сжал кулаки. Я давно смирился с тем, что собственная мать принадлежала Хаосу и погибла от него же, унося за собой и отца, оставляя меня одного, совсем крохотного для того, чтобы в полной мере осознать происходящее. Но даже этого хватило, чтобы во мне, наследнике четы Блэкуотеров, разыгралась ненависть ко всему, чего коснулась тьма. Хватило, чтобы я возжелал победить её, дабы не чувствовать ту боль потери, которая привела меня к Ордену, привела к вере, помогая заполнить бесконечную пустоту. Я давно принял, что и во мне самом, где-то в самых тёмных уголках души дремали отголоски Хаоса. Люди восхищаются мной и говорят — безупречная интуиция. Но я всегда знал, что лишь ведал чуть более, чем остальные, — чистокровные. Чувствовал лучше. И служил на благо Ордена, на благо света Первозданного. Служил… Пока не потерял самого себя в собственном проклятье. — Видимо, недостаточно, — тон, с которым говорил отец Бартоломью, обещал, что он запомнит эту беседу и, наверняка, не оставит просто так. — Природа моих метаний, prete, связана с теми поступками и событиями, из-за которых я перестаю себя уважать, — я мысленно отметил, что не лгал в этот момент, а, наконец, озвучил то, о чём думал так давно, — Многие догматы Ордена не откликаются в моем сердце. И я не знаю, что мне делать с этим. Не знаю, как служить им дальше или же… Как оставить свой долг. — Каждый из последователей Первозданного проходит момент надлома веры в то, чем занимается. Таков соблазн Хаоса. Он всегда повсюду, манит заплутать во грехах. А ты подвластен им более, чем другие. И лишь лучшие из нас, самые верные и преданные, способны пройти этот путь достойно. Не опорочив ни себя, ни Орден, — отец Бартоломью сделал многозначительную паузу, давая понять, что я, безусловно, опорочил, — В борьбе с сомнениями помогает осознание своего места в этом мире. Думаю, Роберто посодействует тебе в этом, пяти подходов будет достаточно. Я встал, кивая, понимая, что искать ответы здесь было глупо и даже опасно. Неспешно подойдя к алтарю Первозданного в центре собора, я решил сделать то, чего не делал с того самого момента, когда помог Эстер бежать из тюрьмы Ордена. Я поднял взгляд и обратился к Создателю в своих мыслях.Я запутался. Я заплутал.
И не ведаю, что делать мне дальше.
Всё то, чему я следовал — давно обратилось в пыль.
Я узрел, как много в этом всём лжи, как много неправильного.
Но где же истина? И как мне её отыскать?
В писаниях Ты говоришь, что истина — в любви.
Но не уточняешь — в какой. И как она выглядит.
Какая любовь — истинная? А какая — лишь наваждение?
Я потерял любовь матери, потерял любовь отца.
Я не питаю любви к Тебе, лишь благоговение.
Так неужели в объятиях ведьмы — истина?
В моих ли к ней запретных чувствах?
Но что, если и это ложь? Лишь соблазн.
Моя душа стремится к ней. Но мой долг…
Мой долг обрёк её на страдания.
И я даже не понимаю, в чем он теперь.
Так то ли — любовь? Скажи…
Раз оставляет столь ужасные шрамы.
Я ведь сам… Своими деяниями её к этому привёл.
Пусть она меня не винит, но…
Я ведь вижу то, как сильно она изменилась.
Стоит ли оно того, чтобы от всего, что моё — отказаться?
И жить с этим всем. Каждый день.
Видеть её навсегда помрачневший взгляд.
И ежели следовать за ней… То кто я вне этих стен?
Кто я без этого знака на груди? Кто я, если не инквизитор?
Я выбрал сторону давно. А теперь стою посередине.
И не знаю, куда мне идти.
Все мои мысли основаны на моей вере.
И я же сам эту веру и надломил.
Но умею ли я быть кем-то другим?
Хочу ли?
И даже если я последую за ней, кем буду я?
Кем будет она?
В этом ли истина, о которой ты завещал?
Ответ пришел сам собой. Это не было провидением, не было озарением или внезапным осознанием. Ведь я знал и помнил об этом в каждую из тех минут, когда думал о ней, когда касался, когда желал сделать её своей.Она — всегда будет ведьмой.
Она рождена во тьме.
Я — всегда буду инквизитором.
Ведь давно избрал путь борьбы с этой тьмой.
А истина — мне неведома.
***
Я остановил себя от порыва. Зная, что это стремление, как и все другие — лишь эмоции. Не понимая, есть ли что-то большее за ширмой этой бури. Эстер обняла себя за плечи в попытке справиться с холодом ночи. Позади к ней подошел пожилой мужчина, который явно торопил с отбытием. Она кивнула и вновь с надеждой обернулась в сторону города. Я видел радостный взмах рукой и понял, что она заметила мой силуэт, проявившийся из-за света луны. Первой мыслью было сделать ещё один шаг вперед, затем ещё и ещё… Пока не достигну её. Пока не сожму в объятиях. Пока не испытаю вновь мягкость каштановых кудрей в ладонях. Второй мыслью было — но что потом? И набатом в голове прозвенел каждый из царапающих душу вопросов: Кто я вне этой жизни? Кто я вне этой веры? Смогу ли встать по другую сторону? Или не выбирать сторону вовсе? Смогу ли всего себя ей отдать до конца? Я осознал, что не мог дать уверенности в этом даже себе, не то что ей. Правда была в том, что я — и есть эта вера, эта должность и эта жизнь. Я сросся с ними с самого раннего возраста. Я иного не знал и не знаю. Я не согласен со многим, я сомневаюсь. Но и своего пути я ещё не обрёл. И я остался стоять. Чувствуя, как кипело внутри. Пусть и не её проклятье меня раздирало, пусть то были не чары, но ощущалось именно так. Всё ломало и требовало пойти к ней, позволить себе это безрассудство, не думать о будущем, не думать о том, что мы — не единое целое, а два вечно противоборствующих полюса. Сжав трость до боли в пальцах, я заставил себя замереть на месте. Эстер сделала несколько быстрых шагов в мою сторону и остановилась, видя как я шагнул назад. Кажется, я даже отсюда почувствовал её тоску. Увидел в опущенных плечах, в прижатых к груди руках, в неимоверно печальном лице, каким оно было под светом беспощадной луны, позволившей мне видеть её. Словно проверяя моё решение, мои мысли и чувства. Я ведь знал, что всегда буду тем, кто не даст случиться её планам, кто разрушит их, разобьёт о холодную воду, знал, что буду тем, кто сломает её. И я вновь молился лишь о том, чтобы мне хватило силы духа справиться с моим мнимым проклятьем и довести дело до конца. Лишь бы хватило сил… Отпустить. Нас обоих. Эстер не двигалась с места. Она смотрела на меня и я видел мольбу в каждом из её жестов. Ту мольбу, что уже встречал, когда выводил её из тюрьмы. Когда она просила не отдавать её ему. Думал ли я, когда шёл сюда, что сомнения будут настолько сильными? Нет. Но теперь я чувствовал ту же боль, как когда решил, что потерял её. А сейчас — добровольно отказываясь, ощущал стократ острее. Я заметил, как в полумраке ночи её глаза загорелись легким лиловым сиянием и ветер с запахом терпкого масла коснулся моего лица приятным теплом и знакомой нежностью, тихо передавая шепот её голосом: — Прошу тебя… Передумай. Я опустил взгляд, прикрывая глаза и выдыхая сжимающий грудь воздух. Слушая ласковый шёпот. — Не оставляй меня. Мне потребовалось несколько минут, чтобы справиться с чувствами и отогнать навязчивое желание поступить так, как она просила. Я взмолился её Гекате, чтобы эти чары ослабли, ведь Первозданный мне не помог. Подняв взгляд, я узрел горечь, что ядом сочилась сквозь весь её силуэт от осознания, что я не передумаю, что оставлю её. Что пришел сюда лишь для того, чтобы проститься. Я тихо озвучил свои мысли, вновь сказал сам себе, только вслух:Я всегда буду инквизитором.
А ты — всегда будешь ведьмой.
Мы будем по разные стороны мира.
И это неизбежно.
Сказал, не зная, что её магия принесёт ей мои слова, опустошая окончательно. Я видел, как её руки опустились безвольно. Эстер смотрела на меня долго, пока в какой-то момент вконец не потеряла надежду. Она медленно развернулась и ушла к лодке, которая ждала её всё это время, а я вышел из тьмы, провожая взглядом. Эстер обернулась ко мне и я наблюдал, как отдалялся её силуэт, постепенно превращаясь в маленькую точку. Прокручивал в голове вечер и ночь, что мы провели вместе. Единственно возможный в этом мире оплот чувств для нас обоих — в воспоминаниях. И я сохраню их. Как свидетельство собственной ошибки, которая, как мне кажется, ошибкой и не была никогда.