любовное клише;

Судьба, видимо, любит шутить — настолько, что сводит этих двоих по чистой случайности, махнув рукой на все правила и предрассудки. Если такое вообще уместно. Бан Чан не сомневается в наличии каких-то роковых событий его жизни, а вот парень, с которым волей судьбы начинает встречаться, не понимает, как Чан может жить спокойной жизнью, а не так, как прописано киношными законами. — Успокойся, — говорит он Феликсу — своему парню, — когда тот тянет его в очередную палатку с едой, стоящую посреди улицы. — Мы не можем подходить ко всем и докапываться. Феликс основательно строит глазки, пытается уломать ещё хоть на что-то, а когда Бан не соглашается, то топает ногой. С такой силой, что будь он каким-нибудь титаном, то на планете точно бы началось землетрясение. — Ты не понимаешь, я хочу простого человеческого… — Чего? — Любви, — Чан вздыхает. Потому что одна и та же песня начинается чёрт знает в какой раз. — Ты просто не понимаешь. — Правильно, не понимаю. Я слишком далек от розовых соплей, вечного просмотра фильмов и сериалов, которые заставляют мир жить по их канонам. — Вот именно! Я хочу, чтобы как фильмах, — Феликс мечтательно вздыхает. — Ну, пожалуйста. Давай попробуем хотя бы раз! Я составлю список. Только десять пунктов! И Феликс хватает Чана за руку, прижимает ее к груди, чтобы тот точно почувствовал, как взволнованно у парня бьётся сердце. Зараза, знает ведь какие приемы нужно и можно использовать. И Чан, честно, с тяжестью на собственном сердце даёт слабину. / / / Пункт первый вызывает вселенскую ненависть прямо с порога. Бан Чан огорчённо вздыхает, когда Феликс втаскивает его в ворота парка аттракционов и радостно указывает то на одну карусель, то на другую. — Мы должны будем прокатиться за горках, поесть сладкой ваты и ещё вечером пойти на карусель. — Ты хочешь быть тут до вечера? — Бан смотрит на парня удивлённо, мысленно коря себя за то, что вообще согласился на эту задумку. — Ну, смотри, есть водные горки, есть обычные. Обычные страшные, а водные — ты будешь мокрым. — Предпочитаю быть мокрым по другим причинам. — Чан! — Говорю фактами, не иначе. Феликс только вздыхает, качает головой и продолжает тянуть Бан Чана в сторону ужасающих конструкций. Приходится перестать сопротивляться и начинать действовать иначе — в его случае молитвами. Которые, впрочем, тоже не помогают. Остаётся только вздыхать, кричать, и пытаться удержать Феликса на месте, когда тот на американских горках отцепляет пальцы от поручня и вскидывает их вверх на особо опасных моментах. Чан думает, что его парень, возможно, ненормальный. Что ему лечиться надо, что, может, ещё не всё потеряно. Только Феликс тянет его в комнату кривых зеркал, потом в комнату ужаса и ещё на какие-то горки, от которых у Чана кружится голова и сильно хочется блевать. К середине дня они привычно оказываются около палаток, где продаются закуски и всякая еда. Феликс тянет Чана в сторону сладкой ваты, радуясь, как ребенок. И Бан Чан тянет его обратно, только бы не встрять в очередную неприятность. Только боженька явно не на его стороне. Видно в детстве надо было молиться усерднее. Феликс радостно берет сладкую вату, самую большую, которую только видит среди готовых. Он смеётся, как мальчишка, и тут же достает телефон. — Чтобы запечатлеть этот момент в памяти, мы должны сделать фотографию. — Нет, — Бан отходит на пару шагов, заведомо зная, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Да, — вторит ему Феликс и тянет на себя. — Ты будешь кусать с одной стороны, а я — с другой. Получится отличная фотография. Фотография не получается. Хотя бы потому, что вату, оказывается, кусать очень неудобно. Особенно когда в другой руке у тебя телефон — ведь лицо твоего парня должно быть меньше, чем твое собственное. Или потому что ветер, которого никто не ожидает, налетает стремительно. Налетает, сдувает все на своем пути — даже если на пути оказывается только сладкая вата. К слову, сладкая-то она сладкая. Но это никак не помогает в ситуации, когда розово-синие волокна оказываются в волосах Феликса и, при попытке их вытащить влажными от пота пальцами, впечатывают свой цвет в белесые волосы. — Черт, вся идея насмарку, — шипит Феликс, а Чан старается не улыбаться слишком сильно, потому что минус одно испытание на этот день. А карусель с лошадками он уж точно как-нибудь переживет. / / / Подготовка к третьему пункту программы романтических приключений начинается сильно заранее. И Бан Чан не имеет права на отказ. Потому что Феликс строго указывает ему, что именно он должен мониторить прогнозы погоды. На каждом сайте, в каждом браузере, чуть ли не флагшток вывешивая для верности показаний. — Тебе не кажется, что это глупо? Мы даже когда в горы ходили, ты так за погоду не переживал. — Поход в горы — это прошлый пункт, а это другое. — Только потому, что нас чудом не сожрали медведи, а тут… — Тут поцелуи. Под дождем. Это романтично! Чан, если честно, такую романтику в гробу видал. Да и после таких приключений в гроб ему дорога точно заказана. Он слишком старый для этого дерьма, а Феликс… Феликс слишком увлеченный, чтобы перестать. Именно это и пугает. Романтикой не пахнет целую неделю, как и дождем, и Чан даже выдыхает, надеясь, что сезон дождей не начнется резко в тот момент, когда его перестанешь ждать. Ведь именно так это и работает? У Феликса резко меняется настроение к началу второй недели ожидания, он заметно приунывает и мрачнеет. И Чан хоть и знает, что это не его вина, но становится совестно. — Ты настолько хотел целоваться под дождем? — Нет, — чуть более агрессивно отвечает Феликс, сам того не замечая. — Это же всего лишь поцелуи под дождем. Если захочу такого, то посмотрю какой-нибудь фильм. Где главные герои встречаются под ливнем, у одного из них есть зонтик, а второй его просто откидывает. Они стоят мокрые, смотрят друг на друга, а потом страстно целуются. — Ты так о сексе не говоришь, как говоришь о каких-то поцелуях. Мне даже завидно. Я просто не понимаю это стремление к романтике. Феликс вздыхает, качает головой, думая как же правильнее объяснить. Слова, в принципе, находятся сами сами собой: — Просто устаешь жить повседневностью. Люди придумывают себе разные занятия для развлечения: кто-то ходит в походы и на выставки, кто-то ездит в отпуска так далеко, как только может. У меня такой способ сбежать от реальности — розовые сопли и поцелуи под дождем, чтобы до простуды и дрожи в коленях. — Я и не думал об этом в таком ключе. — Это и не обязательно, ну, чтобы ты думал. План созревает в голове Бан Чана моментально после этих слов. В принципе, если дождь не идёт к ним, почему бы им самим не устроить себе подходящие погодные условия. Хотя мнение Феликса на этот счёт тоже будет чертовски важным. — Если я предложу найти тебе свой собственный дождь, ты расстроишься? Феликс не выглядит злым, или расстроенным, скорее озадаченным. То ли у них намечается очередная поездка куда-то, то ли Чан совсем поехал кукухой. И тут скорее его вина, нежели чанова. И Феликс мысленно скрещивает пальцы, чтобы это не была какая-то слишком тупая идея, которые обычно распространяют их друзья. — Та-а-ак, — с опаской произносит Феликс, но Чан снимает все его волнения парой фраз. — Помнишь фонтан в парке недалеко от дома? Который просто струями вверх бьёт? — Да. — Когда вода падает в центр, она похожа на капли дождя. Феликс моргает. Потом моргает ещё раз, видимо не сразу понимая, что что-то подобное предложил именно Бан Чан. Тот самый Бан Чан, который романтику на дух не переносит. — Я понимаю, но… — Если хочешь, то можем поехать прямо сейчас. Пока я не передумал. — Хочу. И они едут до этого самого парка, чуть ли не наперегонки бегут до фонтана. И Чан чувствует лёгкость и нежность собственных чувств — это происходит не впервые, но оказывается таким необходимым в столь короткий промежуток времени. Они ждут считанные минуты, когда струи фонтана упадут, чтобы взмыть с новой силой, и забегают внутрь. — Ты самый странный парень на свете, — говорит Феликс, — такой непредсказуемый. — То же могу сказать и про тебя. А потом фонтан снова включается, выстреливая вверх водяными столбами. И они целуются, прижимаясь друг к другу, даже не пытаясь прятаться от мелких и крупных капель воды, что летят в них. Считанные минуты проходят, прежде чем они отстраняются друг от друга, а водные потоки перестают скрывать их от посторонних глаз. — Это желание исполнено? — Да, но впереди осталась ещё парочка. / / / Конечно, ныряние в фонтан выходит боком, потому что Чан тут же подхватывает простуду. Только он все равно ни о чем не жалеет. Да, он далек от романтических вечером, но даже с простудой, насморком и температурой умудряется радовать Феликса. Потому что они завтракают в постели — и это номер пять в списке желаний Ли Феликса. А еще Чан пишет ему песню — мелодию, на которую потом сам же сочиняет стихи. Возможно, это больше походит на бред сумасшедшего, потому что с температурой чего только не напишешь. Но Феликс радуется, будто ребенок, восхищенно расцеловывая Чана в обе щеки и губы. Видимо, чтобы потом заболеть самому — а это значит, что клише номер четыре и шесть тоже выполняются. Простуда оказывается настолько полезной, что Чан благодарит за нее не только свою идейность, но и всех богов. Только вот в один из вечеров, когда от болезни остаются жалкие остатки, он все равно спрашивает у Феликса: — А что делать, если романтика приедается? Мир же не предстает перед нами в розовых цветочках, не стоит из конфетно-букетного периода. Да и в фильмах твоих пары ссорятся. — Наверное, ты прав, — он прижимается к Чану и укладывает свою голову на его плечо — максимально комфортный и привычный жест. — Но у меня в программе не было ссориться с тобой. Это не то, чего я хотел. — Я и не собирался ругаться, упаси боже. Просто спрашиваю. — Устал от моих безумных идей? — Справедливости ради, осталось не так много. Феликс бьет его по руке, совсем легко. — Ты не ответил на вопрос. — Только если совсем чуть-чуть, но это делает тебя счастливым. И Чан не врет. Счастливый Феликс — это лучик света в его жизни. Единственный приют, полный абсолютного спокойствия. И когда Ли Феликс счастлив, значит счастлив и он. Как-то иначе и быть не может. — Знаешь, мы можем закончить на пару пунктов раньше, — Чан смеется в ответ. — Ты что, готов пожертвовать своими желаниями? — Всем, кроме одного. — Какого же? — Прогулка под луной. — О-о, — тянет Чан, — а ты не боишься, что я окажусь оборотнем и съем тебя? — Тогда мне придется надеть красную толстовку с капюшоном. Для правдоподобности. — Только её? / / / И красивая луна, и прогулка под ней сочетаются в один прекрасный момент. Месяц светит ярко высоко в темном небе — почти идеальный момент. До тех пор, пока ветер не скрывает его за облаками. Но даже это не мешает Бан Чану и Феликсу. Ночная прогулка оказывается до безумия приятной. И Чан даже жалеет о том, что раньше они редко гуляли вот так, по ночному городу. Все разговоры отходят на второй план, кажутся такими неважными и ненужными. Будто еще одно слово, еще одна буква — они определенно могут стать лишними в такой момент. Чан держит в своей руке руку Феликса, сжимает ее, дышит свежим воздухом, пока они идут до парка, а потом и обратно. Редкая луна освещает им путь. И все-таки Бан Чан думает, что ничего не смыслит в романтике. — Даже если не все, но я исполнил твои желания. — Знаю. И это круто. Потому что что-то подобное похоже на второе дыхание для меня. — А я вот чувствую, что у меня закрылось первое, еще после горок. — Дурак! — Твой дурак, — Чан смеется, и Феликс подхватывает его смех, прижимается плечом к его плечу, чтобы тепло, чтобы некуда было бежать. — Ты не расстраиваешься, что я у тебя такой? — Какой? — Не понимающий смысла во всех этих романтических штуках. Феликс пожимает плечами, они почти дошли до дома. Вот-вот зайдут в подъезд. — Ты дополняешь меня. Если бы это был кто-то другой, кто так же, как и я, любит все эти штуки, думаю, мы бы сошли с ума ко второму свиданию, не в силах понять, что должны сделать в первую очередь. Список ведь такой огромный. — Другими словами — это любовь? — Самая настоящая. И Чан целует Феликса, нежно притягивая к себе. Они стоят у подъезда в свете фонаря. И Феликс ни за что не признается Чану, что это был тайный, одиннадцатый, пункт его списка желаний. Необязательный к выполнению, но такой жизненно необходимый.