***
Завтра у Кейси контрольная по математике, и он знает, что справится с ней на отлично. Не в смысле: «Я могу это сделать!», а в смысле: «Я достаточно знаю материал, и я применю его с честью». Это может прозвучать высокомерно, но если вы провели больше половины своего детства под личным руководством одного из самых умных людей… или мутантов в его случае, знайте, это уже не будет звучать так удивительно. Дядя Донателло вбил ему в голову всё, что только можно, от алгебры до математического анализа, статистики, тригонометрии, физики, на самом деле всё, ещё до того, как ему исполнилось десять лет. Поверьте, Кейси знает, что он отлично справится с тестом по математике. Единственной проблемой будет его мотивация – на самом деле, он не любитель цифр. Возможно, безжалостное прохождение каждой неожиданной викторины по математике в нежном пятилетнем возрасте оставляло у него лёгкое чувство страха всякий раз, когда Кейси сталкивался с какими-либо вычислениями. Конечно, он решит это без проблем, но ему это не понравится. Не то чтобы он расскажет Донни в ближайшее время. И уж тем более о том, что Донателло из будущего был тем, кто вселил в него лёгкую неприязнь своей абсолютной неумолимой безжалостностью. Кейси действительно чувствует себя отчасти виноватым – он не хочет показаться неблагодарным. Он безмерно рад, что его дядя потратил драгоценное время на то, чтобы обучить его основам обычного образования, но… он мог бы быть менее настойчивым в этом. Как бы то ни было, тест – это не то, что наполняет Кейси трепетом, когда они с Эйприл пробираются по старым и пахнущим плесенью туннелям метро – Кейси беспокоит то, что будет после теста. Какие-то крысы пищат, пробегая мимо носков их кроссовок, и где-то Кейси слышит отдалённый рёв поездов, мчащихся по рельсам, звук эхом разносится по тёмным туннелям. Рядом с ним, освещая дорогу фонариком, Эйприл напевает себе под нос мотив какой-то песни. Он думает, что это песня из фильма «Человек-паук», названная в честь цветка, и та, которую Майки всегда играет на повторе. Это хорошая песня – есть так много хороших песен. Кейси всё ещё не закончил прослушивать каждый плейлист Spotify, который его друзья собрали для него на телефоне, но, честно говоря, новый, кажется, появляется каждую неделю, и он начал узнавать, кто составил какой плейлист, только по названиям. Слушать музыку – это здорово. Особенно после того, как О’Нилы подарили ему совершенно новый комплект беспроводных наушников с шумоподавлением в качестве приветственного подарка. Когда мир казался переполненным, всё, что Кейси нужно было сделать, это включить их и включить плейлист, когда он ложился, предпочтительно на крыше многоквартирного дома, откуда он мог наблюдать за небом. Эти наушники — настоящее благословение, и прямо сейчас он отчаянно хочет оказаться на той крыше, позволить музыке опустошить его разум, наблюдая, как вечернее небо медленно становится розовым, фиолетовым и голубым. — О чём задумался, Джуниор? — голос Эйприл вырывает Кейси из его маленьких грёз наяву, и он моргает, едва не ударившись головой о низко свисающую трубу. Он уворачивается с тихим взвизгом. — П-прости! Повторишь ещё раз? — спрашивает он, догоняя свою названную сестру. Она бросает на него любопытный взгляд. — У тебя всё в порядке? — повторяет она, — Ты весь день выглядишь расстроенным. Нервничаешь из-за своего завтрашнего теста? — жвачка у неё во рту издаёт тихий звук, когда она готовится выдуть из неё пузырь. Кейси ещё предстоит это сделать. В последний раз, когда он попробовал, жвачка выскользнула у него изо рта на глазах у всех, к его большому огорчению. Какое-то мгновение он ничего не говорит. Вместо этого он поднимает правую руку к левому предплечью, нервно потирая его вверх и вниз по всей длине, сминая рукав. Затем он нерешительно открывает рот: — На самом деле нет, я знаю, что сдам. Эйприл лопает свой пузырь, лучезарно улыбаясь и хлопая Кейси по плечу. — Это мой мальчик! — радостно восклицает она. — Тогда ты будешь лучшим в классе! Действительно, достижения Кейси были безупречными, О’Нилы в восторге. Если он сдаст этот тест завтра, то официально завершит свои дополнительные занятия и ему будет разрешено посещать среднюю школу на его нынешнем уровне. И с его нынешними оценками мир образования – это его устрица, он может свободно выбирать, какую школу он хотел бы посещать. И именно это наполняет его безмерным трепетом. Эйприл, кажется, чувствует это, успокаивающе положив руку ему на плечо, пока они идут по заброшенным, но знакомым путям метро. — Давай, мальчик из будущего, — начинает она, прежде чем её обеспокоенный взгляд превращается в самодовольную ухмылку. — Расскажи своей дорогой Ате Эйприл, в чём дело. Лицо Кейси немедленно становится пунцовым. — Это было всего один раз! — он вскрикивает. — Просто вырвалось! Его сестра радостно хихикает, когда он закрывает своё пылающее лицо руками. По правде говоря, Кейси не очень близок к своим филиппинским корням – у его матери было не так много времени, чтобы привить ему ещё что-то из их общей культуры, прежде чем она умерла. Однако он помнит обрывки воспоминаний, несколько ночей или дней, проведённых у неё на коленях, когда она учила его разным словам – но самое главное, все названия семьи, Ате и Куя для старших сестёр и братьев. В тот единственный раз, когда он назвал Эйприл этим титулом, это прозвучало так естественно, сорвавшись с его языка прежде, чем он смог себя остановить. — О, не смущайся, Джуниор, — смеётся Эйприл, похлопывая его по плечу, её ухмылка превращается в мягкую улыбку, а глаза мерцают в слабом свете фонарика. — Мне это нравится. В конце концов, мы семья. Долговязый подросток украдкой смотрит сквозь пальцы, уши у него всё ещё горят. Несмотря на затянувшееся смущение, он убирает руки и криво улыбается Эйприл в ответ. — Да… так и есть. — Вот так-то! — она хихикает, прежде чем снова повернуться лицом вперёд. — Итак! Ты не беспокоишься о тесте, тогда какие у тебя переживания? Улыбка Кейси увядает, когда он вспоминает о своем тяжёлом положении. Он вздыхает, прежде чем осмелиться задать единственный вопрос, о котором думал весь день. — Ат… Эйприл, что такое… на что похожа старшая школа? Я имею в виду, на что это похоже на самом деле. На секунду Эйприл выглядит удивлённой, глядя на него снизу вверх своими тёмными глазами, прежде чем снова устремить взгляд вперёд. Она пожимает плечами. — Ну, честно говоря, — начинает она, — У всех по-разному. Некоторые говорят, что это важные годы в твоей жизни. Некоторые говорят, что это был сущий ад. Я хотела бы сказать тебе, что на самом деле это не будет иметь значения, но… учитывая мой собственный опыт, это отчасти зависит от того, как люди воспринимают тебя. Она тяжело вздыхает, спрыгивая с бетонного выступа на более низкую дорожку. — Ты можешь найти некоторых из своих самых лучших друзей в старшей школе или столкнуться с некоторыми из самых уродливых качеств общества. Люди могут быть чрезмерно предвзятыми и часто очень поверхностными, – она уворачивается от паутины. — Извини, Джуниор, но я действительно не могу тебе объяснить. В старших классах тебя, по сути, бросают в бушующее море, и тебя либо швыряет приливными волнами, либо ты плывёшь по течению. Из-за этого трудно быть самим собой. Или встретишь кого-нибудь, кому ты сам понравишься на самом деле. Кейси тащится рядом с ней, тихо прислушиваясь. — Я вроде как понял это… просто, — он с трудом подбирает следующие несколько слов. — Даже если бы эти другие дети могли быть самыми добрыми людьми на этой планете, я чувствую, что… Я чувствую, что это всё ещё будет эта, я не знаю, борьба? Знаешь, чтобы… чтобы быть… Раздаётся тихий смешок. — Дай угадаю; быть нормальным? — Эйприл фыркает, когда на неё смотрят широко раскрытыми глазами. — Поверь мне, мне знакомо это чувство. Все эти годы я бегала повсюду и надирала задницы плохим парням с компанией черепашек-ниндзя-подростков-мутантов! Две мои лучшие подруги и соседки по комнате – девушка-слизь ёкай и бывшая ниндзя-Фут, которая, я почти уверена, руководит нелегальной организацией по продаже выпечки для девочек-скаутов. Кейси моргает. — Моя мама – это кто? Эйприл смеётся, но тут же почти тоскливо вздыхает. Она останавливается перед глухой вентиляционной шахтой, на окружающих стенах наконец-то появляются признаки красочных граффити, выполненных чересчур знакомыми мазками. Свет фонарика придаёт её тёмным глазам тёплый карий оттенок, когда она смотрит на Кейси с мягкой улыбкой. — Что я пытаюсь сказать, Кейси, так это то, что я знаю, что будет тяжело чувствовать, что ты привязан. Прогуливаясь по школьным коридорам, притворяясь, что ты такой же, как все остальные, но точно зная, что ты другой, и изо всех сил пытаясь понять, хорошо это или плохо, — она отводит взгляд, поправляя очки. — Но даже при том, что я понимаю, я не могу сказать тебе, как это будет, потому что я не ты – у меня нет такого опыта, как у тебя, я смотрю на мир не так, как ты. Но что я могу сделать, так это быть рядом с тобой, когда становится трудно. Где-то совсем рядом проходит другой поезд. Мелкие искры дождём сыплются на них двоих, осколки камня и пыль разлетаются от вибрации. Эйприл смотрит на Кейси печальными глазами. — Извини, это, вероятно, было не очень полезно… — Нет! — Кейси выпаливает это слишком громко. — Я имею в виду… нет, я понимаю, что ты имеешь в виду. Это просто… — он теребит концы своих рукавов, чувствуя себя более уязвимым, чем ему хотелось бы. — Сегодня… когда я занимался в библиотеке, я подслушал разговор нескольких детей моего возраста. Они говорили о школе и о том, как они беспокоятся о их внешнем виде, достаточно ли они популярны, нравятся ли они тем, в кого они влюблены! — его голос становится всё более и более возбуждённым, пока он не стонет, грубо потирая лицо. Он чувствует усталость. — Они перечисляли все эти… эти бессмысленные проблемы, которые, по-видимому, возникают у подростков, а я тем временем беспокоился о том, когда будет мой следующий приём пищи, кого нам придётся хоронить следующим, осталось ли от них вообще что-нибудь, что можно было бы похоронить. С тяжёлым выдохом он опускает руки, предпочитая вместо этого обнять себя, и отводит взгляд от Эйприл, почти пристыженный. — Я знаю, что я ненормальный, — тихо признаётся он в темноте. — И, вероятно, никогда им не буду, я смирился с этим. Но… это не значит, что это не больно. Кейси повидал самых разных подростков своего возраста: хулиганов, бунтарей, подготовленцев, благоразумных, задир, тихоней – широкий спектр личностей, форм и цветов. И всё же ему всё ещё кажется, что он торчит, как больной палец. Слишком пострадавший от войны, в которой он родился, затронутый смертью и разрушениями, отмеченный бессонными ночами и паранойей, ставший свидетелем конца света, которого эти люди никогда не испытают. Всё, что он видит, – это тех беззаботных людей, которые беспокоятся о таких мелочах, как внешний вид и социальный статус, не подозревая об ужасе, который обошёл их стороной. Это заставляет Кейси ревновать. И злиться. Этим людям никогда не приходилось бороться за свою жизнь, никогда не приходилось слушать, как убивают их союзников по радиосвязи, никогда не приходилось в спешке хоронить близких голыми руками, потому что время, проведённое в бездействии, приближало часы к смерти. Никто из этих людей не знает, от чего они были избавлены, они не знают, сколько крови и слёз было пролито ради них. Кейси, Леонардо и все остальные из их времени – они ничто для этих людей. Ни единой мысли, ни единого воспоминания. Он и его дядя – единственные, кто смогут рассказать свою историю. Эти люди ничего не знают – в их сознании, Кейси, и в его мире они не существуют. И в каком-то смысле это приводит его в ярость от горя. — Я знаю, все ожидают, что я буду счастлив, что у меня такая приятная, безопасная, нормальная жизнь, — выплёвывает он с большим ядом, чем может себе представить. — Но дело в том, что это не так! Я знаю, это звучит невероятно неблагодарно, но я просто… я не могу! Весь этот мир здесь настолько нормален, что для меня он ненормален! И я знаю, это звучит нелепо, и я должен перестать жаловаться, потому что у меня есть единственная привилегия, которой не было ни у кого в моё время, и я… Он ненадолго останавливается, чтобы глубоко вздохнуть, чувствуя себя подавленным, злым и грустным. — Я хочу сделать это, я хочу ходить в школу… — он замолкает, замыкаясь в себе. — Но я не знаю, смогу ли я. И я не хочу разочаровывать никого, кто уже вложил в меня столько усилий, только потому, что я не могу преодолеть себя… Кейси прерывается крепким объятием. Он ахает от неожиданного действия, растерянно моргая затуманенными глазами. Однако его руки всё равно автоматически обхватывают плечи Эйприл. — Ате? — спрашивает он тихим голосом, и она сжимает его крепче. — Никогда так не говори, — произносит её дрожащий, но чёткий голос у него за плечом. — Никогда не говори, что ты должен преодолеть всё это. Никто не излечивается от того, что вы пережили за такое короткое время. Может быть, даже никогда, — она отстраняется, глаза у неё большие и влажные. — Но это нормально — ты не одинок, Кейси. Ты никогда не будешь одинок. Он смотрит на неё трясущимися губами и кивает, не доверяя своему голосу. — И, эй, если в старшей школе ничего не получится… мы всегда можем найти что-нибудь ещё. Я знаю, это звучит невероятно, но люди поймут. Не все, но те, кто нужен, это сделают. Мы разберёмся с этим, Джуниор, — она шмыгает носом, а затем улыбается, дерзко подмигивая ему. — И это обещание О’Нил. Наконец, с губ Кейси срывается тихий смешок. Он поспешно смаргивает влагу с глаз, отпуская Эйприл, которая терпеливо ждёт, пока он снова возьмёт себя в руки. Он чувствует себя измученным, но в то же время… странно лёгким. Ненамного, но всё равно это что-то. Это уже давно сидело внутри него, сердито стуча в грудную клетку всякий раз, когда он слышал, как дети его возраста рассказывают о своей жизни – об их милой, нормальной жизни без войн. Не то чтобы это была их вина, но для него это всё равно горькая пилюля, которую нужно проглотить. Он задаётся вопросом, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этому миру. — Готов? — спрашивает его сестра. Она улыбается, когда он решительно кивает. — Я уверена, Леонардо будет рад снова тебя увидеть. Мысль о том, что он снова увидит своего дядю, вызывает у него улыбку. — Хех, надеюсь. Эйприл игриво закатывает глаза, снова беря инициативу в свои руки, и идёт по тёмным следам в направлении приближающегося Логова. — О, пожалуйста, мы все знаем, что ты любимчик. У нас есть на это ставки! Кейси вздрагивает и лёгкой трусцой догоняет её. — Ставки? Вы, ребята, заключили пари? Её радостный хохот, вероятно, является достаточным ответом.***
— Вы, ребята, вырубили его?! Эйприл недоверчиво протягивает руки к лежащему без сознания Леонардо, пристально глядя на Лео, который рассеянно рассматривает свои ногти. — И бросили меня, чтобы вздремнуть с ним! — подхватывает Майки, взгромоздившись на панцирь Рафа и выглядя раздражённым, несмотря на то, что он хорошо отдохнул. — И бросили Майки, чтобы он хорошенько вздремнул с ним! — добавляет Эйприл, понижая голос до шипения. Позади неё Кейси уже устроился на стуле у кровати своего дяди, посылая Лео раздражённый взгляд. Лео закатывает глаза. — Ладно, во-первых, это он сам себя вырубил. Предполагалось, что он примет одно обезболивающее, но этот придурок проглотил максимальную дозу за один приём и забрался выше небоскрёба Эмпайр, — ворчит он, прислонившись к дверному косяку медицинского отсека и скрестив руки на груди. Он смотрит в сторону, ворча себе под нос. — Глотает таблетки, как будто собирается на вечеринку, кем он себя возомнил? Кейси вздрагивает, глядя на своего дядю. — О да, у него есть дурная привычка так поступать. Он думает, что это делает его готовым скорее снова броситься на передовую. Эйприл со стоном опускает руки в знак поражения. — Тьфу! Я наконец-то пришла, чтобы встретиться с твоим будущим «я», а он спит. — Не похоже, что ты что-то упускаешь – он тот ещё сварливый ублюдок, — одна из больших ладоней Рафа хлопает Лео по затылку. — Ай! — Следи за языком, — предупреждает его старший брат. — Кроме того, он не сварливый, он просто устал. И ранен. — И порвал швы, тренируясь в додзе, как долб… — Раф свирепо смотрит на Лео, — …как идиот. Эйприл снова выпрямляется и вздыхает, упирая руки в бока. — Облом, правда, — говорит она, поглядывая на Леонардо, который слегка похрапывает. — Я с нетерпением ждала встречи с ним. Наш Джуниор всегда так хорошо отзывался о нём, что заставляет меня задуматься, каков он на самом деле, если не смотреть на него сквозь розовые очки. Уши Кейси вспыхивают, когда он бросает на сестру недовольный взгляд. Она хихикает и подходит к другой стороне кровати, на которой лежит старший. Склонив голову набок, она внимательно рассматривает парня – сомнений нет, этот мужчина действительно Лео. Или Леонардо. Очевидно, он выглядит так, словно кто-то взял её брата-рептилию и состарил его на десятилетие или три, добавив щедрую порцию экзистенциального истощения, потому что даже с его вялым ото сна лицом он всё равно выглядит усталым. На его лбу появились едва заметные морщинки, без сомнения, углубившиеся от беспокойства. Довольно любопытно, что, в отличие от её Лео, у этого парня под нижней губой есть три вертикальные жёлтые линии, которые тянутся вниз под челюстью, вдоль горла и переходят в пластрон. — Это выглядит так, будто у него козлиная бородка, — говорит Эйприл. — Хороший способ отметить себя как взрослого. Стоя в дверях, Майки и Раф хихикают, когда Лео стонет. — Очевидно, рано или поздно я тоже это получу! Но я так этого не хочу! Майки ёрзает на панцире своего старшего брата, плотно прилегая к шипам. — Почему нет? — он искренне спрашивает. — Я думаю, они довольно аккуратные. — Потому что, мой дорогой Мигель, это испортит мне настроение! — восклицает красноухий, указывая на своё лицо. — Я фейсмен, помнишь? Иными словами, у меня самое красивое лицо. — Ты имеешь в виду самое разговорчивое и несносное, — вмешивается Эйприл с равнодушным видом, и Лео шикает на неё. — У меня самое красивое лицо, и эти жёлтые морщинки полностью испортят мой вечно юный образ симпатичного парня! — он указывает на своё всё более огорчённое выражение лица. — Ты знаешь, сколько раз эта физиономия спасала все наши задницы от потенциальных проблем?! — На самом деле нет, я просто помню все случаи, когда это приводило нас к потенциальным проблемам, которых можно было бы избежать, если бы кто-нибудь держал рот на замке, — невозмутимо говорит Раф, скрещивая свои большие руки на груди. Лео издает оскорблённый звук, когда Майки освистывает его. — Ву-у! Смирись! — кричит он, поворачивая большой палец вниз в направлении красноухого. — Почему – ты?! — проявляя мелочное ребячество, Лео бросается на Майки, который вскрикивает от внезапного нападения. Рафу едва удается поймать его, прежде чем два его младших брата начинают давить на него сверху. Он вскрикивает, пятясь задом из медицинского отсека, и через несколько секунд пронзительных чирикающих звуков и шипения раздаётся характерный глухой звук падения Рафа на пол. Эйприл слегка вздрагивает от этого звука, но в конце концов закатывает глаза – мальчики. Вместо этого она снова переводит взгляд на Леонардо. В её груди что-то немного сжимается, когда она видит морщины беспокойства, проступившие на его лице. Бедный парень выглядит таким усталым, полностью опустошённым жестоким миром, который вцепился в него, чтобы найти спасение. Неужели это тот парень, в которого превратился бы её Лео, если бы Крэнг преуспел? Она слышит, как Лео что-то выкрикивает, но всё заканчивается его громким смехом, когда в драку вступает разглагольствующий голос Донни, кричащего что-то о том, что они: «Варварские шуты, не способные на регулировку своей громкости». Эйприл тратит время на то, чтобы по-настоящему вслушаться в его смех, позволяя ему проникать в её душу, запоминая его теплоту. Именно так должны звучать все Леоны – независимо от того, в какой версии. У всех них должен быть такой заразительный смех, громкий и беззаботный. Мысль о том, что Лео больше не будет так смеяться… Печаль давит на неё, когда она смотрит на вялое лицо старшего. Она нежно протягивает руку, чтобы разгладить складки у него на лбу. Её бедный, бедненький Леонардо. Она на мгновение поднимает взгляд, чтобы поймать взгляд Кейси; он одаривает её лёгкой, кривой улыбкой. Он выглядит таким же измученным, как и его дядя. Глаза ясные, но она может видеть тени, которые преследуют его внутри. Её мать рассказывала ей, что иногда она просыпается от испуганных криков Кейси, когда ему снится особенно сильный кошмар. Он тоже всегда извинялся, как будто доставлял какие-то неудобства. Это разбивало ей сердце. Но она не шутила, когда сказала ему, что они со всем разберутся. В конце концов, они всегда так поступали. И Эйприл верит в это. Она верит, что даже при всех этих взлётах и падениях всё всегда вернётся на круги своя – не к хорошему или плохому, но в порядке вещей. Всё будет хорошо. Итак, она улыбается Кейси, мягко похлопывая Леонардо по плечу. — Есть что-нибудь, что я должна знать о нём? — спрашивает она, и уголки её губ забавно изгибаются. Неряшливый мальчик-подросток перед ней загорается, тени в его глазах исчезают. Да. Всё будет хорошо.