Бекстейдж.

— эй, Spain, слышишь? Со-дер-жи меня. – последнее выделяя по слогам шепчет в который раз, но наконец его слова не прерывают из-за недавнего концентрирующего чужое внимание «слышишь?»По ту сторону трубки затихают, вдумываясь в его слова. Испании снова хочется сказать о том, что раз он босс, то он не против оказать такую услугу, но раз уж его просят так прямо, то дела Романо совсем плохи. Где он, сказал? Работает?.. Это и вправду очень сложное положение. — Ха.. Конечно, приезжай. – опустил взгляд, задумываясь о том, способен ли он в нынешнее положение прокормить второго человека, приглашает, и вскоре уже на такой ноте звонок прекращается. Значит Италия и вправду скоро приедет. Ну ничего, бывали дни, когда Антонио морил себя голодом, ведь он не совсем человек и умереть от обычного голодания не сможет. Нужно собрать томаты, Романо очень любит их. Романо много чего любит — вкусно поесть, девушек и ничего не делать, но в то же время, если тебе нужна будет помощь, то он в лепешку расшибётся, но поможет. Испания очень привязан к нему и никогда плохо о нём не скажет. * * * — Почему ты не ел? – Нагло утроившись головой на чужих коленях, спрашивает итальянец и заглядывает в изумрудные глаза напротив. Взгляд тех такой тёплый, как солнце, ласковый. Он совершенно не схож с Португалией, многие заблуждаются путая их. Глупцы. Ловино так наелся, что теперь не хочет идти даже на «фестиваль», который на самом деле оказался лишь очередной предпосылкой, предупреждением, как гроза, надвигающейся к гражданской войне. Тому и вправду спокойно, когда другие лупят друг друга? Spain до чертиков простофиля. — Я уже поел до твоего приезда. Где ты был? Расскажешь? – Антонио заботливо путает пальцы в чужих волосах, на что итальянец даже не ежится и не убирает его руки как раньше. Какой-то он добрый сегодня, может расслаблен? О своем замечании однако же Spain умалчивает. — Я был у Америки, тот ещё придурок. Ни минуты без дела не просидишь, такой труженник. Но от него я сбежал, пускай других работников ищет. – непринужденно отвечает бывший воспитанник, даже не глядя на испанца, будто слова его были ни о чём. Они замолкают на время, у каждого свои мысли. Испания только понимает как тому, не привыкшему работать, было и вправду трудно. И надо вроде бы утешить, но не слишком ли много на того, кто попросился на содержание? Ох, Романо. Он его совсем избаловал. — Рома- , он и не замечает, как тот приподнимается и усаживается рядом. Его затыкают поцелуем. Как обычно тот требователен в поцелуе, сминает губы, так и так желая показать, что несмотря на обстоятельства он (Романо) остается главным. Румянец смущения трогает щеки обоих, итальянец отстраняется. Взгляд его плывущий очерчивает лицо испанца, отчего тот всё спокойствие теряет. Сердце заходится в тахикардии. — Эй, Романо, ты всегда делаешь это так неожиданно... Мог бы предупредить. — Я не помню как будет по-испански «поцелуй меня». – смущенно выдают в ответ, да так, что будто и не предъявишь, однако эти слова заставили вспылить Антонио. Как это он не помнит? Это первое чему он его учил. — Босс тебе снова объяснит, «bésame». Запомни, Романо. Наблюдать как тот злится из-за такой мелочи прикольно, особенно тогда, когда этот простак как Spain уже через пять минут вздохнёт и простит его. Итальянец странно взглядом жадно проходится по нему, словно впервые видит спустя много лет и пускает в дело руки. Обводит его плечи пальцами и быстро приникает теми к пуговицам рубашки, растегивая те аккуратно. Антонио не совсем довольный тем, что с ним сейчас не считаются, возмущается пуще. — Эй, Романо, не слишком ли ты много на себя берешь? Не подобает себя так вести с Боссом. Глупый милый Spain всё ещё верящий и уверенный в своём , ещё сохранившемся только в его сознании , образе себя как босса! Романо так по нем соскучился, что теряет всякое самообладание, когда они вот так остаются одни. * * * — Как низко спать ради денег, Романо. – добродушно начинает Антонио, желая отвлечь себя от происходящего. Он волнуется, но это лучше, чем просить быть понежнее с ним. Да чего тут распинаться, Романо сам всё понимает. Однако как злится на такие слова. — Я сплю по дружбе, глупый Spain. Замолчи, ты так мне весь настрой испортишь. – рычит, желая поскорее расправиться с этим несчастным тюбиком. — Всё равно низко. – Ноги пытается свести, как-то на самолюбие давит. Наверное босс должен вести, у них как-то неправильно всё. — Низко спать с воспитанниками. – по-своему ухмыляется, наконец разобравшись. Выдавливает на пальцы и расстирая, согревая малость, пристраивает их на месте, желая расстянуть. Он между прочим заботится о Spain. Какая романтика, боже. — Романо! Это ты первый соблазнил меня! – Тот совсем разнервничался. Словно передумал, переворачивается на спину и чуть отползает от итальянца. — Стало быть ты устал с дороги. Вот. Спи. dulces sueños, Romano. — Spain, ну прости! * * * — Я здесь босс, ты должен слушать меня, Романо. – убеждая себя же в том, что и вправду остается главным здесь, торопливо выдает и лицо его искажается в истоме. Он безвучно стонет и отворачивается, схватившись за подушку. Он хочет спрятать своё лицо, Романо слишком наглый сейчас. — Spain, – на ухо выстанывает, совершая сфикции в нём и тяжело дышит. — Ты ведешь себя совершенно не подобающе боссу, может быть хватит? O sole mio.. – заходится в нежном обращении и пытается развернуть его личико к себе, чтоб поцеловать, почему тот сейчас ведет себя как ребенок? Может быть злится, что тогда он ушел именно к Америке? — Spain, geloso? – такая нежность в груди расцветает к этому взрослому ребенку. Романо целует его и заключительно делает пару рывков в нем. — Vaya, vaya.. Романо, пожалуйста, позови меня по имени. – просит, находясь уже на грани. Тот даже притронуться к нему там не успел, а он уже на пределе? Сколько же он сдерживал в себе всё? — Spain... Antonio! – кажется они оба заканчивают в одно время, губы сливаются в едином поцелуе. Испания смущается даже взгляда Романо сейчас,« просто, пожалуйста, оставь эти неожиданные повороты в моей судьбе, я в любом случае рад тебе, даже без этих слишком горячих приветствий и своеобразных "я очень скучал по тебе"».