Старая история

      Стамбул. Душная тесная комната. Много свободного времени.              — Ковбой, — позвал Илья.              Наполеон, стоявший у раскрытого в ночь окна, обернулся.              — Да, большевик?              — Тебя повязали в пятьдесят втором или пятьдесят первом?              — Втором. — Наполеон снова созерцал пейзаж спящей улицы, опершись ладонями о подоконник.              — А как это было? Как ты попался? В чём прокололся?              Наполеон молчал. Потом повёл плечом.              — Скажем так, большевик, меня сгубил грех сладострастия.              — Женщины? — удивился Илья. А может, не удивился. — Твоя любовь к блуду и частой смене партнёров? Ты угодил в «медовую ловушку»?              — Не совсем, — ответил Наполеон. Добавил после продолжительной паузы: — Меня сдала очередная шлюха. Старая история.              — Не хочешь — не продолжай, — сказал Илья, — но я бы хотел услышать.              Наполеон молчал, дольше предыдущего. Высунувшись в окно, смотрел на низкие дома и высокие звёзды.               — Её звали Гретхен. Вопреки скучному имени она была полна жизни. Даже слишком полна. Не восемнадцатилетняя девчонка, а ненасытная дикая кошка. Гибкая и грациозная как пантера. Я встретил её в одном из питейных заведений, которые во множестве открылись после войны. Она ослепила меня красотой, привлекла жемчужным смехом… ну и другими прелестями… Я пришёл туда найти девушку на ночь, а она была жрицей любви, искавшей лёгкий заработок, что тоже не было редкостью после войны… В общем, я без труда договорился.              Теперь молчал Илья. Впитывал, неосознанно сжимая и потирая лакированные подлокотники кресла.              — Секс был таким же пьянящим, как её внешность. — Наполеон прикрыл окно и подошёл к буфету, стал выбирать алкоголь, стоящий на полках. — Мы провели вместе ночь, через неделю вторую, после стали проводить почти каждую ночь. Я любил её… Мне казалось, что это любовь.              Илья непроизвольно охнул.              Наполеон обернулся с бутылкой ирландского виски в руке. Бровь была вздёрнула, губы впервые за разговор расходились в усмешке.              — Что, большевик, не похоже на Наполеона Соло? Мне едва исполнилось двадцать три, большевик, — возраст страстей, возраст иллюзий. Все ли представления в этом возрасте верны, а не продиктованы всплеском гормонов?              Илья не ответил.              — Она пленила меня бархатистым голосом, телом нимфы, — продолжил Наполеон, наполняя стакан, — и всеми теми штучками, что умела в постели. У неё были недостатки, конечно, были, довольно много недостатков. Но я её любил. Мне нравился её эксцентричный характер и то, как блестят её глаза при виде денег и бриллиантов.              — Не такое уж редкое явление, — заметил Илья.              — Знаю. И тогда знал. Много раз такое наблюдал. Но Гретхен… — Наполеон закрутил крышечку, повернулся. Пригубил. — Она отличалась от остальных. Симбиоз авантюристки и светской львицы. Тебя бы это раздражало, большевик…. Мы были вместе месяц. Я осыпал её подарками, собирался жениться…              — Всего через месяц? — теперь Илья совершенно точно удивился.              — А что тебя удивляет, большевик? — считал его эмоцию Наполеон. — Я же говорю — всему причиной возраст.              — Ты ей доверял? — отстал Илья, не заметив, как в голосе к осуждению и насмешке добавилось любопытство.              Наполеон пошевелил бровями, глядя в стакан, выпил, хмурясь. Покачал головой. Поднял взгляд. Делано улыбнулся.              — Доверяют ли влюблённые юноши? Да, доверял. Отчасти. Предвосхищая твой вопрос — да, я предполагал, что она может меня выдать… Мои фотографии висели по всему Берлину, за его пределами. Не на каждом столбе, естественно, но любой человек, если он не слеп, натыкался на них хоть однажды. Видишь, насколько я был популярен? Супервор, а вернее, специалист по неоднозначным приобретениям, эксперт в области искуства, и всё это в двадцать три.              — Я не буду завидовать, — фыркнул на его бахвальство, неуместное, Илья.              — Как хочешь… Я предполагал, но не думал, что это произойдёт так быстро. Думал, она сначала насладится моими подарками, моей щедростью, моей к ней любовью. Но, похоже, те пять тысяч баксов, что американская полиция предлагала за меня, ей пришлись ближе к сердцу.              — Ты стоил всего пять тысяч баксов? — не удержался Илья.              Наполеон с сомнением посмотрел на него, скривил губы, покручивая стакан.              — Смешно. Смешно, большевик. Ты бы дал за меня больше?              Илья проигнорировал его ехидство.              — Вот и вся история, большевик. — Наполеон допил виски и поставил стакан на буфет, взял себя за локти. — Спрашивай, если тебя что-то ещё интересует.              Илья подумал.              — Она жива? — спросил он.              Наполеон выдержал прямой взгляд.              — Нет.              — Как ты её убил?              — Никак. Я её не убивал. Её вообще никто не убивал. Она погибла сама. Но я при этом присутствовал, ты прав.              Илья не дрогнул, ждал.              Наполеон нарочито медленно повернулся к буфету, повозился, наливая вторую порцию. Отошёл к окну, притулился на подоконник, предварительно глянув на чёрное небо. Глотнул.              — Ты прав, я нашёл её через три года, почти через четыре. Я не спешил, набивая руку, стажируясь в ЦРУ… и просчитывая способы, которыми хочу поквитаться. Речь не шла непременно об убийстве, хотя мыслей об этом было больше половины… Но у меня до сих пор сохранялись к ней чувства. Не любовь, что резонно, а…              Наполеон сдвинул брови, подбирая слова.              — Желание секса? — подсказал Илья.              — Не опошляй, большевик, — попросил с упрёком Наполеон. — Сентиментальность — вот что я хотел сказать. У меня были воспоминания о той любви. Несколько светлых воспоминаний, моментов счастья, которые не давали мне хладнокровно покончить с Гретхен.              — Однако ты её нашёл.              — Да. Мне нужно было посмотреть ей в глаза, прежде чем решить, что с ней делать.              Наступила тишина, совсем короткая.              — Через свои каналы я следил за ней, — продолжил Наполеон. — Она прекрасно жила на полученные за меня деньги и те, что выручила со сбыта моих подарков. Значительную часть промотала, но остатки сумела неплохо вложить в маленький бизнес, в тот бар, где по-прежнему цепляла клиентов, получала проценты. Купила машину, квартирку получше. Вот на пороге этой квартиры я и появился.              Илья неожиданно для себя встал, оттолкнувшись от подлокотников, прошагал к буфету и слишком по-царски, будто это водка, наполнил стакан виски. Наполеон ждал.              — В горле пересохло, — оправдался Илья.              — Ага, — издевательски хмыкнул Наполеон. — Мне завершать рассказ или дать разгуляться твоей фантазии?              — Предпочитаю факты, а не домыслы, ковбой.              — Как пожелаешь. — Наполеон поёрзал задом по подоконнику, переступил ногами, примерился выпить. Лоб прорезали складки. — Гретхен, как ты понимаешь, не ожидала увидеть меня, по крайней мере, так скоро. Она думала, я гнию в тюрьме на другом континенте, где со мной развлекаются матёрые зэки, или что я, ещё лучше, кормлю червей. Она побелела, как дверной косяк, за который держалась, но быстро взяла себя в руки, притворилась, заулыбалась.              Наполеон сделал глоток, облизал губы.              — Я тоже притворился. Как ты помнишь, у меня не было непременных планов её убивать. В конце концов, благодаря её экстравагантному способу порвать со мной, моя судьба сложилась не так уж тривиально — организация, в которую я попал, имеет вес в мире, а мне открылись новые возможности и пути для моего маленького прибыльного хобби. Я разыграл спектакль, что не таю зла, что сгораю от любви, хочу испросить второй шанс…              Наполеон жестикулировал и усердствовал с мимикой, взглядом, однако, упираясь в пол.              — Она поверила? — спросил Илья.              — Я всегда был хорошим актёром, а уж после школы разведуправления… Она поверила, но не совсем. Давай обо всём по порядку, большевик?.. Я устроил ей романтическое путешествие — фешенебельный альпийский курорт, где уже ничто не напоминало о войне. Воздух был чист, склоны зеленели. Мы совершали конные прогулки, катались по канатной дороге, пили много шампанского, посещали вечеринки.              — Ты спал с ней? — перебил Илья.              — Что же ты всё на постельную тему переводишь, большевик?              — Это важно для понимания, — не поддался Илья. Наполеон закатил глаза.              — Да, я с ней спал, большевик. Теперь позволишь мне дорассказать? ́              Илья разрешающе махнул рукой со стаканом. Наполеон отсалютовал ему своим. Признал:              — Это было прекрасное путешествие. До того, как она попыталась меня убить.              Илья поперхнулся алкоголем, закашлялся. Наполеон, приблизившись, похлопал его по спине, потом дал салфетку вытереть губы.              — Да, большевик, у меня была примерно такая же реакция. Но я допускал, что так случится. Мимика, отдельные движения, позы — после трех лет в ЦРУ любую мелочь анализируешь автоматически. И пребываешь настороже. Так вот, в тот день мы с Гретхен ужинали в номере. У нас были апартаменты с большим балконом или, если угодно, маленькой террасой, мы устроились там. Ночь уже опустилась, сияли яркие звёзды, с гор дул тёплый ветер, в долине лежала россыпь огней деревушки. Мы хорошо проводили вечер, несмотря на то, что меня снедали сомнения, как поступить. Призн́аю, я почти склонился к тому, чтобы сохранить Гретхен жизнь, как вдруг она всё испортила — когда я отвернулся сменить пластинку, она напала на меня с ножом. В этот раз, говорю, она не застала меня врасплох, я увернулся, завязалась борьба. Совсем короткая борьба.              Наполеон скорбно замолчал и, помедлив, выпил остатки залпом.              — Она напоролась на собственный нож? — с долей сочувствия предположил Илья.              — Нет, большевик, нож отскочил на пол, я сразу выбил его. Гретхен упала с балкона. Поняла, что её затея провалилась, испугалась расправы, попятилась и свалилась через перила. Я всё это время стоял на месте. Формально на моих руках нет её крови.              — Получается, самоубийство, — заключил Илья. — Трагическая случайность.              — Так следователи и записали. Она разбилась насмерть, хотя был всего-то второй этаж.              Наполеон прошёлся по комнате, свесился через подоконник в окно. Выпрямился.              — Ты горевал? — спросил Илья.              — Я? — В руках Наполеона снова был стакан, и он шёл его наполнить. — Что ты, большевик. Я негодовал. Гретхен умерла прозаично, лишив меня возможности свершить правосудие более филигранными способами. Например, у меня с собой был яд с эффектом «сыворотки правды».              — Как называется? — вскинул голову Илья.              — Не скажу, — осклабился Наполеон, — секретные разработки. Гретхен сначала выложила бы мне правду о нашем давнем инциденте, а потом, пока её внутренности сжигало бы огнём, молила бы меня о противоядии. Я очень хотел послушать её мольбы… Да, противоядие у меня тоже было. Успел бы дать. Если бы захотел. А так фатум всё решил за меня. Видимо, она действительно была виновата.              Илья промолчал, перекатывая на языке жгучий виски. Наполеон пил мелкими глотками, прислонившись к буфету, преувеличенно улыбался.              Илья шагнул от кресла к столу, оттуда к кроватям, после к окну, посмотрел вниз на проехавшую машину.              — Странно, что ты не разочаровался в женщинах, — обронил он через плечо, — только нарастил сомнительные связи.              — Мои «сомнительные связи» бывают полезны, большевик, — наставительно сказал Наполеон, присел рядом на подоконник. — Но я извлёк уроки, если ты об этом. Я не впускаю женщин в свою жизнь, не влюбляюсь, не доверяю.              Илья посмотрел на него с высоты своего роста.              — Я не женщина, ковбой.              — Что?              — Что?              Илья сделал невинные глазки.