***
19 июня 2023 г. в 21:11
Почти ничего не изменилось.
Старая пристань, лодки, отчаливающие от берега, и седые их капитаны, закуривающие очередную сигарету. От них больше не несло дешёвым табаком, когда те проходили мимо. Надо мной летали чайки. Они пролетали медленно, плавно взмахивали крыльями, словно нарисованные, и скрывались в небе. Они молчали. Я готов поклясться, что совсем не слышал их противного и звонкого крика.
Вода медленно покачивалась волнами от проходящих мимо яхт, но так же молчаливо, как и пухлые чайки. Она билась о деревянный пирс беззвучно, как бы я не прислушивался. Я не слышал своего дыхания, не ощущал пульс у себя в висках и дрожи от влажного ветра, которого, к слову, тоже не ощущал, но был, почему-то, спокоен. Спокоен как никогда. Было нехолодно, было нежарко, было никак. Было пусто.
Не сказать, что что-то удивительное. Примерно так я и чувствовал себя последний десяток лет. Мои блестящие белые руки, выглядывающие из-под рукавов. Они давно уже стали дряхлыми и морщинистыми, но именно сейчас приобрели эту холодную яркость. Я точно мёртв, и почему-то это совершенно не пугало. Наверное, я был просто готов.
Люди не видели меня. Да и я их смутно видел, будто они были сняты на старую киноплёнку. Да, именно на ту самую киноплёнку. Такие же бесцветные и неживые, с помехами и шумами. Немой фильм продолжал идти вокруг меня, а я и сам перестал понимать его смысл. Я совсем не различал цветов, я не замечал теней, и солнце больше не слепило меня.
Я не помнил, как взорвался мотор, не помнил, как тонул, а вода наполняла мою грудь. Наверное, было неприятно. Я помнил лишь жгучую обиду. Собаке собачья смерть?
Не оглох. Пройдясь вперёд, я чётко услышал скрип брёвнышек под ногами, раздающийся эхом вокруг. Почему-то здесь было просторнее: эхо разлеталось далеко-далеко, будто даже не замечало деревьев и домиков на своём пути. Одиноко, тихо, просторно. Если так выглядела вечность, то я был бы даже согласен её здесь провести.
Но я был не один. Впереди, в конце набережной, стояла фигура. Её контур был значительно чётче всего остального. Она не двигалась и молчала, повернув лицо в сторону воды. Я стоял так же смирно. Сначала было даже не осмеливался подойти, но терять мне было уже точно нечего. Я сделал пару шагов вперёд.
Это был высокий мужчина, но явно не Безликий. На лице его красовалась весёлая, даже, может, чересчур, улыбка. Чудак, раз чему-то может радоваться. Я даже не представлял, что из всего этого — белых нарисованных чаек, угрюмых чёрно-белых капитанов и молчаливой воды, — могло так веселить. Он не поворачивался ко мне, а лишь всматривался в паруса уплывающих лодок.
Ровная осанка и высокие чёрные сапоги. Я сделал ещё шаг, но остановил себя от второго, увидев на его плече орла, и замер. Мои ноги приросли к земле в ту же секунду. Мужчина наконец повернул голову в мою сторону, и тогда я точно увидел, что это была не улыбка.
Театральная маска.
Меня словно окатили холодной водой. Ужасающе знакомая дурацкая улыбка комедии. Она смеялась мне в лицо, будто нарочно, и спрашивала: «Ты что, забыл?»
Не забыл. Я знал, что он мёртв все эти годы. Я знал, как он умер и когда. Я так много лет носился за его дневником, и только сейчас само осознание по-настоящему ударило по мне. Он думал, что убил меня в том лесу. Он не знал, что я почти соучастник его собственного убийства.
Его рука потянулась к карману и вытащила из него за нитку небольшой кулон. Металлический тролльский крест.
У меня подкосились ноги.
— Was bist du nur für ein Arschloch, Deadhead.
Его голос резанул словно лезвием. Я бы зарыдал, если бы мог, но вместо этого лишь закрыл лицо руками, будто оно уже не было закрыто черепом.
— Ich hasse dich, Swain! Warum bist du in mein Leben getreten?! Du verlogener, heuchlerischer Idiot. Ich hasse dich!
Он молчал, слушая мой хриплое бубнение. Потом сжал крест в руке и немного сократил дистанцию, пока я продолжал смотреть в пол.
— Ich habe dich vermisst, Sebastian...
Я поднял глаза на него, пытаясь всмотреться в маску, словно хотел представить за ней его лицо. Его почти всегда обманчиво доброе и дружелюбное лицо и улыбку, которая светилась на его лице, когда я притащил маску в лагерь. Он точно должен был улыбнуться и сейчас.
Свейн сел напротив. В чёрных глазницах его маски больше не было видно светло-голубых глаз, похожих на безоблачное небо над Дрезденом. Он долго смотрел на меня, держа в руках крест, а затем неспеша завязал мне его на шее.
— Ich auch, Lars.