По следам Ужасного Волка

      Вопреки обычному порядку вещей утром Киллиана не разбудило ни заливистое пение птиц, ни шорох листвы в кронах вековых деревьев, ни просочившийся сквозь ткань палатки свет. Он проспал непривычно долго. Когда эльф наконец-то открыл глаза, то по одному лишь оттенку палаточной ткани определил, что день вновь задался отвратительно погожий.       Медленно сев, Киллиан осмотрелся. Как оказалось, вчера он повалился спать даже не укрывшись тёплым шерстяным плащом, который использовал в качестве одеяла. Голова немного побаливала, но с этой проблемой легко справится одна из многочисленных травяных смесей, что всегда были при лучнике. Нужно лишь заварить.       Киллиан нашёл свои перчатки, со вздохом натянул их, привел в порядок волосы, надел капюшон и вылез наружу.       Веалан тоже разлепил глаза и лежал на спине, прислушиваясь к звукам снаружи. Солнце должно быть уже высоко. Ожившая природа полнилась звуками наступившего дня: клекотом и щебетанием птиц, жужжанием насекомых, плеском рыбы в воде.       Веалан на четвереньках выполз из палатки. Жмурясь от яркого солнца он огляделся. Заметив уже одетого Киллиана он немного удивился.       — Как настроение, Подснежник? Уже оделся? Ты, должно быть, ранняя пташка, да?       — Я только проснулся, — Киллиан подтянул перчатки, чтобы как следует прикрыть запястья. — Обычно я встаю куда раньше, но во мне слишком давно не было и капли спиртного.       Заспанный Веалан показался Ктллиану очаровательно небрежным с этой улыбкой, от которой в мозгу тут же вспыхнули яркие, как этот день картины: белое гладкое тело во тьме ночного Диртаварена. Беловолосый эльф мотнул головой, отбрасывая непрошенные мысли, и сонно потер глаза.       Веалан поднялся на ноги и сладко потянулся.       — А я вот люблю поспать. Проснуться не раньше полудня и желательно в чьих-нибудь объятьях, — долиец одарил Киллиана теплым взглядом из-под густых чёрных ресниц. — Правда, последний раз я проснулся в объятьях двоих храмовников. Это мне не очень понравилось. Надо же было так упиться! Никогда не пей с солдатнёй! Это их любимое занятие – соревноваться в выпивке.       Мысль о Веалане в объятиях не просто каких-то двух мужчин, но ещё и храмовников, заставила Киллиана неприятно передёрнуться.       — Сучьи дети! Чтоб Андрасте драла их своим стальным символом, пока лириум из ушей не полезет!       — Ладно, я сам виноват. Вообще-то не люблю такие случайные связи. Но в тот раз изрядно перебрал, что совсем не соображал, а на утро ничего не мог вспомнить.       Веалан достал из своих сумок верхнюю одежду и, сев на бревно напротив погасшего костра, принялся одеваться. Другой дуплет из черной кожи и штаны сели на него идеально, затем долиец натянул высокие сапоги, а перчатки заткнул за пояс.       Он досадливо посмотрел на свою спутавшуюся за время спанья густую длинную гриву, издал мученический стон и принялся расчесываться деревянным гребнем. Под нос Веалан бормотал эльфийские проклятья вперемешку с тевинтерской грязной руганью.       Заметно помрачневший Киллиан прошёл к реке и, стянув перчатки, несколько раз обильно плеснул в лицо холодной водой, будто смывая с себя мысли о храмовниках и том злодеянии, что они когда-то совершили. Потом вновь облёк руки и направился к своим вещам. Нужно было развести костёр, вскипятить воды и заварить несколько трав, чтобы побороть головную боль.       — Тебя что-то беспокоит, Подснежник? Голова болит после вчерашних возлияний? — догадался чародей. Он поднялся подошёл к Киллиану сзади, слишком близко, чтобы это казалось случайностью, плавным движением обнял его за плечи одной рукой и зашептал в самое ухо сквозь ткань капюшона, чуть ли не касаясь ее губами. — Я способен с этим помочь. Достаточно одного лишь твоего слова…       — Да, немного. Сейчас я приготовлю…. — Киллиан просто не смог договорить, ощутив мягкое объятие Веалана и услышав его шёпот так волнительно близко, что потерял нить собственной речи.       Веалан потянул было за капюшон, намереваясь снять, но Киллиан, поняв намерение мага, резким, уверенным движением перехватил его руку и не позволив этого сделать.       — Что ты…? — Лучник резко развернулся, а произнесённая им фраза вновь осталась незавершённой. Понятными были только возмущение в глубине ясных голубых омутов.       Эльфы были в настолько интимной близости друг от друга, что лучнику пришлось поднять голову, чтобы смотреть Веалану в глаза, а не на его кадык. Но несмотря на свою растерянность, внешне хрупкий Киллиан удерживал руку чародея в удивительно крепкой хватке, пронзая его острым, холодным, как наконечник стрелы, взглядом.       — Эй, не нужно быть таким недоверчивым. Настороженность – полезное качество, помогает выживать в этом суровом мире, но я не причиню тебе вреда. Так что расслабься и позволь оказать помощь, — Веалан говорил спокойно и мягко, он даже не пытался высвободить руку, чтобы ещё сильнее не встревожить Киллиана.       — Я не… — Киллиан вздохнул, чуть ослабив хватку.       Помощь. Чародей лишь хотел помочь: снять боль с помощью магии. Привыкшему быть настороже Киллиану и в голову это не пришло, инстинкт выживальщика сработал быстрее, чем он успел хоть о чём-нибудь подумать. Колючий взгляд смягчился, а с губ слетел тихий вздох.       — Просто не снимай капюшон. Моей коже достаточно десяти минут на солнце, чтобы обгореть. До ожогов — немногим дольше.       Обтянутые перчаткой пальцы окончательно расслабились, освободив руку Веалана.       — Это не займет десяти минут, не бойся. Но капюшон всё же придется снять, — с этими словами Веалан обнажил белоснежную макушку Киллиана.       Затем чародей провёл изящными пальцами по его шее вверх к основанию черепа, и по затылку, неторопливыми уверенными движениями. И наконец, помассировал виски, направляя магическую энергию, распространяя её по всей голове. Целительная магия, источаемая кончиками пальцев долийца, проникала в тело Киллиана, заставляя боль таять словно оставленный на солнце кусочек льда.       От этих ласковых касаний Киллиан настолько расслабился, что прикрыл веки, поддаваясь магии Веалана, буквально пуская её в себя и чувствуя, как уносится настырно пульсирующая в висках боль. Когда стрелок распахнул глаза, в которых теперь вместо недоверия отражалось спокойствие и облегчение, то увидел, что на него неотрывно смотрят два выразительных зеленоватых глаза, подчеркнутых тонким замысловатым узором валласлина. Веалануу было важно видеть реакцию своего пациента.       — Тебе лучше? — как ни в чем не бывало спросил он. В следующее мгновение чародей убрал руки и отстранился.       — Гораздо лучше. Ma serannas, — Киллиан немедля накинул капюшон и сделал полшага назад.       — Всегда к твоим услугам, lethallin. А вообще мне полагается поцелуй за труды, — Веалан выдал свою самую обаятельную улыбку, но дожидаться, что товарищ отреагирует на его слова не стал и пошёл заниматься костром.       Киллиан хлопнул белыми ресницами, глядя чародею вслед, и недоумённо размышлял: тот намеренно флиртует или делает это просто в силу характера? Потому что даже успевший порядком одичать лучник понимал: всё поведение Веалана — это одно непрекращающееся заигрывание. А раз так, то какие мотивы движут долийцем?       Вновь отбросив свои от безрезультатные размышления, Киллиан вытащил из сумки пару мешочков с травами и свёрток с вяленым мясом.       — Я заварю нам травяной чай. А на завтрак перебьëмся вяленым мясом. Позже я подстрелю кого-нибудь поаппетитнее.       — С моей стороны никакх возражений, — чародей мягко улыбнулся, воспламеняя сухие ветки с помощью магии. — После вчерашнего позднего ужина я мог бы вообще обойтись без еды первую половину дня.       После завтрака эльфы отправились в Вар Белланарис. Здесь всё оставалось таким, как и после боя с демонами. Тишина и покой снова властвовали в этом месте. С наружной стороны стены, рядом со входом чернела груда обугленных останков, всё ещё напоминающих человеческие тела. Она, словно зловещее предупреждение, должна была напоминать, что случается с теми, кто ступает на священную землю народа Элвенан с дурными помыслами. Ни вороны, ни другие падальщики не тронут костей с остатками сожжённой унольно-чёрной плоти, и только бесстрастное время, солнце и ветер превратят их в пыль, котрая развеется над простором Диртаварена.       Веалан бросил брезгливый взгляд на останки и привязал Шельму к кустарнику с противоположной стороны. Киллиан оставил Красавку рядом с кобылой долийца и сразу прошёл в могильник, уже знакомый и безопасный. Вряд ли кто-то решится вновь нарушить покой усопших с таким-то красочным «украшеием» у самого входа.       – Странное чувство. Знать, что абсолютно всё здесь впитало в себя соки тел наших предков. Не от того ли эти сильваны так мощны, а трава зелена, потому что они вдоволь испили эльфийской крови? — сегодня лучник был чуть более разговорчив и чуть менее напряжён рядом с Веаланом, нежели вчера. Определенный накал между ними ощущался, но он имел иную природу.       Веалан привычно потрепал по холке своего ветрогона схватил две большие сумки с инструментами и артефактом для усиления завесы, закинул на плечо, словно они ничего не весили и поспешил за Киллианом. Посох чародей держал в левой руке, но чувствовал, что оружие сегодня ему не понадобится, только если использовать его для освещения, ведь в крипте, скорее всего, непроглядная темнота. Он нагнал Киллиана и положил руку тому между лопаток.       — В основном, здесь покоятся эльфы клана Ралаферин. В этих курганах. Я помню, во время Гражданской войны, когда силы Инквизиции пришли в эти земли наводить порядок, мне пришлось закапывать разрытую могилу маленького мальчика… Кажется, его звали Гален. Представляю, сколько горя эта утрата принесла его родным. Родители не должны хоронить своих детей… Я хотел бы принести немного цветов на могилы усопших, но думаю, им уже всё равно… — увлекшись в своими мыслями Веалан сам не заметил, как пальцы его гладят Киллиана между лопаток.       За то короткое время, что они с Веаланом провели вместе, Киллиан начал привыкать к определенной бесцеремонности долийца и его повышенной тяге к прикосновениям. Теперь все эти нарочитые или нет прикосновения больше не вызывали недоумения и желания защититься. Лучник спокойно шёл рядом и позволял касаться себя таким образом.       – Хоронить родителей тоже несладко. – Взгляд голубых глаз эльфа потяжелел от груза воспоминаний. – Даже если это и кажется естественным ходом вещей.       — Терять тех, кого любишь непросто, — это Веалан сказал таким тоном, словно хотел отгородиться от каких-то своих горьких воспоминаний, но не мог. И сейчас они, обычно сдерживаемые где-то глубоко внутри, полезли наружу. Приветливое и ясное лицо долийца приобрело печальный вид. Веалан убрал руку со спины Киллиана и быстрым шагом направился к крипте, словно не хотел, чтобы лучник сейчас видел выражение его лица.       Каменная крошка хрустела и перекатывалась под его лёгкой, но твердой поступью. Возле входа в крипту он небрежно сбросил сумки наземь.       По виду вырвавшегося вперёд Веалана и тону его голоса Киллиан понял, что долийца одолели столь же мрачные воспоминания о ком-то родном, безвозвратно утерянном. Лезть магу в душу он не собирался, лишь посмотрел ему в спину с пониманием и сочувствием.       Лучник вновь неосознанно потянулся к груди, тронув кончиками пальцев медальон Алрена.       «Впитала ли железная кора хоть каплю крови погибшего отчима, подобно корням этих сильванов? Осталось ли от него Киллиану хоть что-то?» — такие мысли замедлили Киллиана, и он отстал от долийского чародея на добрых два десятка шагов.       Веалан продолжительное время возился с магическим ключом, подбирая правильное положение. Он не оглядывался, но спиной чувствовал присутствие Киллиана.       — Ты давно один? — продолжил разговор чародей, ни капли не заботясь о том, как двусмысленно в его устах прозвучала эта фраза.       Решив не отвлекать и не беспокоить Веалана в его занятии, лучник нашёл ступеньку почище, стряхнул каменную крошку и присел в тени. Кончиком пальца он бездумно рисовал в пыли оленью голову с раскидистыми рогами. Получалось очень неплохо для того, кто рисованию никогда не обучался.       Голос долийца прозвучал неожиданно громко в скорбном молчании Вар Белланариса и застал лучника врасплох. Из того, что Киллиан успел узнать о своём новом спутнике, сложно было понять, какой именно смысл тот вложил в свой вопрос.       — Мне было около двадцати, когда я пустился в свои странствия. С тех пор я не часто оказывался в чьей-либо компании надолго. Стало быть, шесть или семь лет, — расплывачато ответил Киллиан.       — Так тебе двадцать шесть? — Веалан резко повернулся.       Киллиан засмеялся тихим грудным смехом.       — А так и не скажешь, да?       — О, да ты совсем взрослый, оказывается! — потянул Веалан. — Стало быть уже искушён в…       Он не договорил: в замке что-то щёлкнуло, и долиец медленно выдыхая толкнул двери внутрь. Тяжёлые створки подались на удивление легко, хотя петлям уже давно следовало заржаветь намертво.       — Пойдём, Подснежник, — Веалан подхватил сумки и шагнул под своды крипты.       Изогнув изящную белую бровь, стрелок уставился долийцу в спину. Он так и не узнал, что именно хотел произнести долиец.       — Даже странно, что не заржавело, — то ли о дверях, то ли о своей искушенности скпзал Киллиан и, поднявшись со ступеней, легко зашагал вслед за магом во тьму и холод грота.       — Главное, вовремя смазывать… — Веалан окинул Килииана многозначительным взглядом.       В древней усыпальнице было темно и очень тихо. Так тихо, что эльфы могли слышать дыхание друг друга. Веалан ощущал спокойствие. Сердце его билось ровно, ступал он неторопливо, негромко перестукивая посохом по каменному полу. Хорошо, когда в склепе тишина, ведь мертвым она единственный удел. Гораздо хуже, если из подобных мест доносятся какие-то подозрительные звуки чьей-либо жизнедеятельности.       Спустившись на дюжину ступеней вниз эльфы преодолели не очень длинный коридор с высоким сводчатым потолком, теряюшемся во мраке и встали перед арочным порталом, за которым простиралась лишь чернота. Хоть глаз выколи.       Веалан зажёг блуждающий огонёк вместо факела. Магическое бездымное пламя здесь использовать было гораздо разумнее, чем простой чадящий огонь. Для лучшего освещения подошло бы и завесное пламя, но по пути чародей не приметил ни одной особой светильни на стенах. Не было их и на самой арке перед лесницей в первую залу. К тому же Завеса здесь итак истощена, и сильнее испытывать её на прочность магией не следовало. Блуждающий огонёк же заклинание слабой силы и вреда не нанесет.       — Ступай осторожнее, Подснежник, и смотри под ноги, — предупредил Веалан. — Лестница очень крутая.       В Унадинском гроте воздух стоял затхлый, недвижимый, немного пахло сыростью, плесенью и чем-то ещё, что сложно было описать. Веалан обычно называл это запахом древней смерти, который пронизывал все эльфийские захоронения. Темнота была столь густая, что и на расстоянии локтя ничего не разглядишь. Если строители усыпальницы рода Ралаферин и предусмотрели воздушные шахты или отверстия, то сейчас проку от них было не много. Крипту возвели прямо в пещере, не имевшей естественных отдушин и с одним единственным входомсвет и свежий воздух попадали сюда лишь через распахнутые двери.       Киллиану тоже атмосфера внутри крипты не показалась гнетущей или мрачной, как он ожидал. Окруженный затхлым, каким-то даже вязким воздухом, который будто бы хранил в себе запах упокоения, он чувствовал себя спокойно среди немногочисленных саркофагов. Даже прорвавшийся сквозь тьму магический свет не смог нарушить той вековой непоколебимости, что царила в гроте. Лучник шагал осторожно, словно боясь побеспокоить давно усопших предков и даже заговорил шёпотом:       — Как думаешь, кем были все эти эльфы? Элитой своего времени? Воинами? – он подошёл к одному из саркофагов и коснулся каменной крышки. — Вряд ли сюда положили бы оборванца вроде меня.       — А чем ты плох? Как по мне, вовсе и не оборванец никакой, — Веалан встал позади Киллиана и положил ладони тому на плечи. Руки долийца сейчас были свободны, потому что свою поклажу и посох он оставил возле лестницы. — Да и рано тебя класть в один из этих каменных ящиков. А если ты таким образом рассчитываешь от меня отделаться, даже и не мечтай! Но если отвечать на твой вопрос со всей серьёзностью, то – да, все находящиеся здесь саркофаги и небольшие склепы принадлежат знатным эльфам из рода Ралаферин. Одноимённый долийский клан считает себя их потомками. Не знаю, насколько это справедливо, ведь поколенные росписи долийцев весьма запутаны и смешаны. Кланы должны получать свежую кровь, иначе мы бы просто выродились, вступая в браки только внутри одной общины. Кто-то уходит из клана, кто-то приходит, иногда к кочующим прибиваются городские эльфы, оставившие свои эльфинажи в поисках лучшей доли, иногда кто-то приносит осиротевших детей. Вообще, именно кровосмешение виновато в том, что мы вырождаемся, мельчаем, обрастаем болезнями, которых никогда не имели… Впрочем, не важно. Не слушай мое стариковское брюзжание, я удалился от темы. Кажется, я говорил о знатном эльфийском роде. Его основателем был Ралаферин, влиятельный лорд из Халамширала, в те времена бывшего столицей второго государства народа Элвенан. Уж не знаю, чем именно он занимался при жизни, может быть, курил жасмин и предпвался праздности, как всякая знать... Но посмертие свое он проводит здесь.       Полуулыбка спряталась в уголках губ Киллиана, когда он ощутил тепло чужих рук. Этот соовоохотливый долиец так и тянулся к нему.       Лучник успел снять капюшон и перчатки, пока внимательно слушал рассказ Веалана, затем развернулся и сам положил руки чародею на плечи.       >— Мой отчим называл ослабевание нашего племени шемленским проклятием, но я всегда подозревал, что дело не в людях, а в куда более понятных и приземлённых вещах, — Киллиан скользнул узкими ладонями Веалану на грудь вполне намеренно, просто чтобы понять реакцию мага на такое ж вмешательство в личное пространство. — Например, от меня было бы мало толку в вопросе продолжения рода.       — Невежество нашего народа – вот настоящее проклятие. Нежелание ничего знать и видеть дальше своего носа. Они по крупицам собирают утерянные знания, остервенело цепляются за прошлое, за закостенелые традиции, но при этом совершенно не готовы принять правду, которая далеко не всегда соответствует ожиданиям, — Веалан сжимал ладони Киллиана в своих и поглаживая нежную белую кожу большими пальцами. Светло зелёные прозрачные глаза чародея светились, как и другие – цвета лириумного зелья, в окружавшем эльфов мраке, разгоняемом лишь одиноким блуждающим огоньком. — Когда я возвращаюсь в свой клан на меня смотрят, как на заражённого скверной. Не все, но многие. Они боятся тех знаний, что я приношу с собой. В постоянно изменяющемся мире долийские эльфы сами не готовы меняться, принимать новые правила существования. В любых своих бедах винят злой рок, плохую погоду, шемленов, Ужасного волка. Ну, ладно, этот, допустим, кое-в чём действительно виноват… Хранитель однажды сказал, что я убил в себе долийца. Из-за того, что я не стесняюсь критиковать, не поддерживаю закостенелые традиции, которые не дают эльфам развиваться. Не хожу босиком, не ношу долийскую одежду и, что хуже всего, якшаюсь с людьми. Наверное, так и есть. Но за годы странствий я узнал столько, сколько ему и не снилось, повидал мир и был в местах, о которых другие эльфы моего клана не могли даже помыслить.       Слишком давно к Киллиану никто не дотрагивался с такой нежностью, как это делал Веалан. Руки лучника, как и тело, обычно надёжно спрятанные от любых внешних воздействий, были столь чувствительны, что в какой-то момент он понял: смысл произносимых Веаланом слов с каждым мгновением ускользает всё дальше и дальше за грань рассудка. Киллиан сосредоточился на касаниях, каких он не знал уже многие годы.       Веалан вдруг поднял Киллиана и посадил на каменный саркофаг. Склонившись, он одарил своего белоснежного друга нежным тягучим поцелуем. Кровь шумела в голове, а изголодавшиеся по ласкам тело требовало большего, но Веалан резко отстранился, переводя дух.       Киллиан мог бы ответить кое-что насчёт эльфийского невежества, но лишь растерянно охнул, когда его стопы оторвались от каменного пола. Спустя секунду он уже млел от своего первого за столько лет поцелуя. Тело мгновенно вспыхнуло, щеки залил румянец, сердце в груди заполошно ухало, а пальцы рук нежно вплелись в чёрные густые волосы долийца, который внезапно исчез!       — Прости. Здесь не место для подобных действий. Мне что-то в голову ударило. Надо делом заняться… — Веалан развернулся, и оставив Киллиана сидящим на саркофаге, направился к своим вещам.       А лучник так и остался сидеть, прижав пальцы к пылающим губам, будто собирая подушечками остатки поцелуя. Веалан упомянул что-то о делах, а Киллиан просто впился глазами в его объятую мраком фигуру. По этому взгляду очень легко было понять, какими делами он предпочёл бы сейчас заняться.       — В клане Ралаферин я кое-кого знаю. Твоего тёзку Киллиана. Он был агентом Инквизиции, а вообще прославился тем, что воссоздал давно утерянное древнеэльфиское боевое искусство, представителей которого принято называть Dirth'ena enansal, — Веалан продолжал говорить, как будто поток слов мог спасти его от жара во всем теле, блокирующего способность ясно мыслить. — Ты меня совсем не слушаешь, Da'assan?       Вопрос прозвучал обиженно и разочарованно. Но Веалан понимал, что Киллиану сейчас скорее всего не до новых знаний. Чародей достал из сумок благовония и вернулся к всё ещё сидящему на саркофаге товарищу.       — Ты в порядке? Я позволил себе лишнего?       В своём желании скрыть истинные чувства, Веалан казался таким красивым. Киллиан не мог не любоваться им, безостановочно говорящим что-то определённо интересное, но пролетающее мимо острых ушей лучника. Он очнулся только когда услышал, как поменялась интонация мага. Растерянно похлопав длинными белыми ресницами, Киллиан прерывисто выдохнул и ответил:       – Era seranna-ma, – он медленно поднялся, во все глаза глядя на Веалана и мягко улыбаясь. – Можешь считать мою невнимательность комплиментом тому «лишнему», что ты себе позволил.       — Мне показалось, я утратил навык. Давно не практиковался, — Веалан рассеянно почесал затылок. — Ты первый, кого я поцеловал за последние четыре года.       —Ты первый, кто поцеловал меня за последние семь лет, – отозвался Киллиан и чуть тише добавил. — Я не столь искушён в любовных делах, как ты мог надеяться.       — О, это легко исправить. Главное, не в священном для эльфов месте. А не то стонами можно испугать мертвых.       Киллиана словно по голове ударило тем фактом, что они только что целовались на чьих-то останках. Пробормотав нечто неразборчивое, он отошел от саркофага.       — Давай покончим с возданием почестей, пока какой-нибудь из здешних аристократов не погрозил нам своим костлявым пальцем.       — Да, надо бы заняться тем, для чего мы пришли. А то получается, вторглись в более чем тысячелетний покой и праздно проводим время за болтовнёй и… Вот держи благовонные палочки. Их надо зажечь и расставить в специальных вазах. Обычно они где-то вдоль стен располагаются. Давай поищем. Ещё я принес скромные подношения. Это просто дань традициям, ничего более. Ведь усопшим, чей дух давно обитает где-то в Тени, а может, и вообще растворился бесследно, не нужны наши дары, обряды, церемонии. Это нужно, прежде всего, живым. Чтобы ты знал, Подснежник, некоторые долийские традиция я чту.       Взяв палочки, Киллиан хмыкнул:       — Я даже рад, что на моём пути повстречался именно ты, а не типичный долийский клан. Конечно, мои знания по сравнению с их – крупицы. Но всё же я помню, как из рассказов отчима то и дело приходилось отделять истину от суеверия, предубеждения, а порой даже обыкновенного заблуждения. Несмотря на мой затворнический образ жизни, я кое-что видел и какой-никакой жизненный опыт имел. И пришёл к пониманию одной крайне важной вещи: мир невозможно поделить на чёрное и белое. Нет только хороших эльфов и только плохих людей, нет богов и кумиров, достойных слепой веры и безусловного поклонения, нет бесконечного счастья, как нет и абсолютного горя. Мир гораздо больше нас, он переменчив и разнообразен. А новые знания помогают нам за ним поспевать и понимать его глубокую сущность. Знания, а не слепая убежденность в своей правоте… А вот и ваза!       — Не один ты считаешь нашу встречу большой удачей, — Веалан зажёг одну палочку и поставил ее в вазу. — То, что наши пути пересеклись и для меня счастливый случай. А может, провидение… Ещё в юности я повстречал ведьму из Диких Земель Коркари, ту, что наш народ называет Аша'Белланар… Я тогда был влюблен и полон решимости завоевать сердце того, кого по неопытности и глупости считал любовью всей моей жизни. Какая наивность! Но ведьма сказала мне… Что это?!! — Веалан наступил на что-то в темноте.       Блуждающий огонек опустился вниз, освещая каменный пол и чьи-то кости. Плоть давно уже сгнила, и перед эльфами в скрюченной позе лежал скелет. Одежда почти истлела, по её виду сложно было определить, к какой эпохе принадлежат эти скорбные останки.       Прищурившись в полумраке усыпальницы, Киллиан подумал о том, что у Веалана есть очень странная привычка обрывать свою речь на самом интересном месте и тут же перескакивать на другую тему. Или долиец таким образом опять играет с ним? Лучник поджал губы и присел на корточки перед скелетом, внимательно его осмотрев в свете магического огонька.       — Гляди, он тут не один, — стрелок указал в сторону ещё одного скелета в паре метров от первого. — Лежат вне саркофагов и явно очень давно. Наверняка, сотни лет назад тоже были свои расхитители гробниц, ты как думаешь? Не похоронили же их здесь заживо.       — Интересно, — потянул Веалан. — Усыпальнице рода Ралаферин более тысячи лет, но этим останкам явно меньше. Несколько сотен, я полагаю. Насколько мне известно, у эльфов нет и никогда не было леденящей кровь традиции хоронить кого-то заживо, замуровывать живых вместе с покойником. Мы же не дикари, в конце-то концов! Давай осмотримся, вдруг что-нибудь выясним.       Без тени страха или отвращения Киллиан внимательно разглядывал скелеты.       — Их одеяния тебе о чем-нибудь говорят? — он поднялся и попытался найти вокруг тел что-нибудь, способное указать на их происхождение. — Так и не поймёшь, эльфы это или люди. И странно, что при них нет никакого оружия, а одеты они были явно легко. Доспехи сохранились бы гораздо лучше.       — Если судить по костям, то это эльфы. По оставшимся обноскам непонятно, кем именно были эти мертвецы, но вот кольчужное плетение – эльфийское. А защитные пластины на бедрах похожи на те, что и сейчас носят долийские следопыты. Погляди, какой интересный нагрудник вот у этого. Тонкая работа, выполненная искусным мастером. Как жаль, что пропадает такая красота!       Киллиан в задумчивости пожевал нижнюю губу. Он часто делал так, когда был озадачен.       — Очень странно! По тому, что сохранилось сложно предположить что-то определённое. Но мне это представляется каким-то несчастным случаем. Не могли же эльфы вломиться сюда с каким-то злыми намерениями?!!       Обойдя первый зал крипты по периметру, Веалан нашел на полу ещё пару скелетов. Чародей освещал себе путь магическим огнем, который летел чуть впереди подобно гигантскому светляку. Возле одной из стен залы обнаружились какие-то ящики и бочки. Не желая прикасаться к предметам неизвестного происхождения Веалан вытащил из-за пояса перчатки и натянул их почти по самые локти.       — Подснежник, взгляни-ка. Тут что-то есть. С этими словами он опрокинул один из ящиков и вскрыл его с помощью острия на конце посоха. Внутри среди какой-то трухи лежали уже изрядно заржавевшие клинки.       Киллиан наклонился, чтобы как следует рассмотреть находку.       — Откуда здесь всё это? Разве оружие усопшего не принято класть в саркофаг вместе с телом?       — Это явно не то оружие, которое могли положить в здешние саркофаги. К тому же видно, что никто их не вскрывал. Сработаны каменные гробы на славу и запечатаны очень умело. Древние знали толк в погребении и обладали знаниями и методами, о которых мы сейчас можем только гадать, — Веалан стянул одну перчатку и потер ладонью подбородок. — По виду оружие совсем простое. Такое во все времена используют наемники средней руки. Оно, определённо не эльфийское. Я конечно не большой знаток в оружейном деле, но повидал изрядное количество различных захоронений: эльфийских, людских, гномьих. Здесь – ничего общего. На подношения предкам тоже не похоже.       — На ящиках изображены какие-то символы. Краска ещё не до конца стерлась и кое-что рассмотреть все-таки можно, — Киллиан потёр крышку одного короба, на котрой краснел геометрический узор.       — Это герб рода Ралаферин, — заключил Веалан. — Точно такие же вырезаны на крышках саркофагах и надгробных плитах. Но к своему стыду я понятия не имею, почему в древней крипте находятся подобные вещи, и что бы это всё могло означать.       – Не тебе стыдиться незнания, Терновник, – Киллиан убрал за ухо белую прядь и бросил на едва различимое в свете блуждающего огонька лицо Веалана совсем несвойственный ему тёплый взгляд, который во мраке склепа всё равно сложно было увидеть. – И какова же в итоге твоя теория о происхождении этих костей и оружия?       — Я не знаю, Da'assan, — сокрушенно произнёс долиец. — Может быть, это схрон на случай войны. Хотя больше походит на тайник контрабандистов или работорговцев. Но меня гложут сомнения, что эльфы, которым принадлежат останки, могли быть теми или другими. Боюсь, правда нам уже не откроется. Да и не всё ли равно? Главное, что сама крипта не разграблена. Вместо того, чтобы гадать и строить теории давай лучше сделаем то, зачем сюда пришли. Мне ещё надо составить списки имен и запустить артефакт, укрепляющий Завесу. Хочу поставить его в верхнем зале.       — Списки? Я не смог разобрать ни одной надписи на надгробиях снаружи. Эльфийский сильно изменился за тысячу лет, — пройдя чуть назад, к лестнице, Киллиан наткнулся на ещё одну вазу и поставил в неё благоухающую палочку. — Поначалу ты принял меня почти за ребёнка. Теперь я себя именно так и чувствую. Как len taren'din среди того, что больше, древнее, мудрее меня и будто бы совсем непостижимо.       — Я немного знаю древнеэльфийский. Он почти утерян, а письменность забыта. Тот язык, на котором говорим мы, долийцы, кажется совсем другим. За многие стооетия он претерпел сильные изменения и разбавлен заимствованиями из всеобщего. Некоторым саркофагам здесь и правда, более тысячи лет как и именам, увековеченным в камне. Унадинский грот почти ровесник Халамширала. Кстати, Подснежник, ты был в Халамширале? Можем наведаться туда как-нибудь. Если только мое общество не кажется тебе слишком назойливым.       — Стал бы я отвечать на поцелуй, если бы твоё общество было мне неприятно? — Киллиан покачал головой, чувствуя себя как-то глупо. В душе он почувствовал в душе непонятную смуту, но сам еще не понял, почему слова чародея так задели его. Киллиан замкнулся в себе и даже забыл ответить на остальные вопросы Веалана. — От меня здесь нет никакого толку. Ты же составил список ингредиентов для приготовления раствора? Я поеду поохотиться в лес выше по течению притока, а заодно, может быть, найду что-то из необходимого.       — Я… — Веалан осекся. Какой же он болтливый дурак! Ему захотелось дать себе такую оплеуху, чтобы в ушах зазвенел колокол, что висит над Зимнем дворцом в Халамширале. — Вот, держи список и карту. Я пометил на ней места, где ты сможешь найти речной песок, известняк и туф. Но за последним придется ехать довольно далеко, на другой берег реки. Наверное, будет разумнее отложить поиски этой породы до завтра. Что же до особого вида глины, то её следует искать в Роще Гиланнайн. Путь тоже не самый близкий и не самый безопасный. Из-за виверн и гургутов. Лучше съездить в Рощу вместе.       — Отлично. Будет больше времени на охоту. Я вернусь в лагерь к вечеру, — Киллиан забрал из рук Веалана бумаги, натянул перчатки, надвинул капюшон и, отрывисто попрощавшись, быстро вышел из гробницы.       Опечаленным взглядом проводив худощавую фигуру топающего к выходу Киллиана, Веалан понуро опустился на каменный саркофаг и сидел так несколько минут, пытаясь понять, что он сделал не так. Хоть рот себе зашей подобно саирабазу. Издав тяжелый вздох, полный досады, чародей занялся делом.       Он ещё раз обошел крипту, на этот раз поднялся в верхнюю залу и тщательно осмотрел ее: вдруг где-то обнаружится потайной ход. Ведь каким-то невероятным образом неизвестные проникли в запечатанный склеп. А может быть, он не всегда был запечатан? Сколько столетий ключ от Унадинского грота захоронен в курганах Вар Белланариса? Вопросы. Слишком много вопросов и нет ни одного ответа.       Но никакого потайного входа Веалан не нашел. Если он и существовал, то давно был замурован. На втором этаже гробницы долиец наел ещё несколько тел, ящики с геральдической символикой, кучу паутины и груду вываленного из стен квадра. Ниши, в которых обычно замуровывали тела усопших пустовали, видимо, так и не дождались своих постояльцев.       Усыпальница разочаровала Веалана. Несмотря на тысячелетнюю историю, в ней не было ничего необычного. Ни знаменитых артефактов, ни таинственных говорящих статуй, ни зловещих рунических надписей. Склеп как склеп: довольно внушительных размеров, с высокими сводами и толстыми стенами. Кругом ровные немногочисленные ряды саркофагов и склепы высотой в два человеческих роста, увенчанные двускатной крышей и замурованные так, что в щель между каменным дверным полотном и боковой стенкой не пройдет даже лезвие ножа. Из странностей здесь были лишь каменные алтари, которые имели неизвестное происхождение и выглядели слишком примитивно для древней культуры народа Элвенан. Откуда они здесь взялись чародей также не знал.       Веалан быстро составил перечень имен с датами и набросал план крипты, указав расположения могил. Затем разложил заранее заготовленные подношения – такой простой языческий обычай, как будто скромные дары могли умилостивить души покойников, и возжег благовония, расставив палочки по вазам.       Он поставил артефакт – круглый отполированный шар из прохладного темного камня, словно взятого из самой Тени, в одной из незанятых ниш. Веалан запустил артефакт легким касанием ладони и зеленоватое свечение сразу же образовалось над гладкой поверхностью сферы.       Покончив со всеми делами, чародей потёр ладонью лоб и выкинул все вопросы, связанные с усыпальницей, из головы. Но в мыслях сею же секунду возник образ беловолосого эльфа с льдисто-голубыми глазами и пронзительным, недоверчивым взглядом. Наверное, следовало быть с ним более тактичным и сохранять некоторую дистанцию. Веалан был слишком напорист, нескромен и это породило определенную неловкость между эльфами.       Но ведь этот колючий и отстранённый эльф и правда понравился Веалану так, как никто за многие годы после смерти Ронана. А может, виной всему глупое пророчество Флемет? Это оно так повлияло на долийца, что он, забыв о всякой учтивости и осторожности, просто накинулся на незнакомца со своими дешёвыми ухаживаниями? Её предсказания хоть когда-нибудь сбывались? С чего бы старой карге, известной своей коварством и злопамятностью, вдруг пророчить что-то хорошее какому-то долийскому мальчишке, сбежавшему из клана?       Веалан снова вздохнул. Ведь он уже не мальчишка, чтобы верить в подобное. Пора возвращаться в лагерь, перекусить и выпить успокаивающего травяного отвара, искупаться, заняться стиркой и другими будничными вещами.       Выйдя из Унадинского грота, Веалан поставил свои сумки на каменные плиты и, заложив посох подмышку, снова принялся возиться с ключом. Нужно было запереть двери, чтобы покой этого места никто больше не нарушил. Веалан собирался отдать восстановленный магический ключ и списки имен клану Ралаферин, но как-нибудь потом. Поиски кочующих долийцев могли занять недели, а то и месяцы, и тратить драгоценное время на это не хотелось вовсе.       Поглядев на прощание на двух каменных сов у входа в Унадинский грот, Веалан покинул Вар Белланарис.       В лагерь Веалан возвратился в совсем уж скверном расположении духа растрёпанных чувствах. Состояние такое бывало у него не часто. Неужто всё из-за этого худосочного эльфа с глазами цвета лириума и белоснежным шелком волос?       Когда Первый клана высмеял чувства юного Веалана, тот ощутил обиду и злость, которые придавали сил совершать безумные поступки, ведь в таком возрасте часто кажется, будто мир лежит у твоих ног, и нет ничего невозможного. Когда от ран, полученных в битве при Убежище, умер тот, с кем Веалан хотел провести жизнь, сердце долийца оказалось разбитым, а сам он, раздираемый на части чувством вины и горечью утраты, испытывал такую невыразимую боль, что невозможно было дышать и жить.       Но объяснить произошедшее нынче в усыпальнице Веалану не не удавалось. Он не мог постичь, хоть как-то понять странную реакцию Киллиана, которого явно задело что-то из сказанного долийцем. Если бы только знать, что именно… Но и свое состояние уразуметь он тоже не мог. Более всего оно походило на душевное смятение: когда переживания накатывают неистовыми как в Недремлющем море волнами, сбивают с ног и уносят на глубину. Веалан признавал, что теряет голову от испытываемого им влечения, тяги, не только физической, но и эмоциональной.       Он давно ни с кем не был близок, и последняя случайная связь не оставила чародею ни приятных воспоминаний, ни чувственного удовлетворения. Наоборот, лишь желание отмыться. Те двое храмовников возлегли с ним пьяным, только чтобы утолить свою похоть. На утро Веалан ничего не помнил, да и не хотел вспоминать. Даже их лица остались для него размытыми пятнами.       Киллиан, кажется, тронул разбитое сердце. То ли просто настало время этому сосуду скорби исцелиться. А возможно, виною тому загадочная болтовня старой карги? Веалан не был уверен ни в чём, а страх быть отвергнутым вселял в него лишь робость и беспокойство. Да, в юности он был более бесстрашен. И куда подевалась его хваленая самоуверенность?       — Kaffas! — сорвалось с уст Веалана, когда он, погруженный в себя, воспламенил заклинанием уложенный в форме шалаша хворост. Огонь взметнулся вверх слишком резко и чуть было не перекинулся на разложенные рядом пожитки долийца и приготовленные для костра сухие ветки. Веалан даже отскочил в сторону, чтобы не быть опалённым внезапно взъярившимся пламенем.       — Вот дурак! Что же ты совсем разум потерял? — Веалан шлёпнул ладонью себя по лбу. — Ещё пожар не хватает здесь учинить. Огонь пошёл на убыль и теперь горел равномерно, испуская в воздух лёгкий струящийся дымок.       Веалан повесил свое выстиранное бельё на вкопанный в землю шест словно знамя. Сам долиец уже искупался, обсох и оделся, чтобы не вертеться перед глазами у Киллиана в голом виде и теперь занимался наведением порядка в лагере. Собрал опавшие ветки, заварил в котелке свежий травяной отвар, провёл ревизию своего барахла и аккуратно уложил сумки возле тента, почистил Шельму и Селадона и выпустил на вольный выпас. Охотившуюся в этих местах волчью стаю Веалан убил несколько дней назад, так что до темноты ветрогон и пегая кобыла могли спокойно щипать травку неподалёку от лагеря.       Кое-как перекусив орехами и сухофруктами чародей заморил чувство голода до вечера. Киллиан, скорее всего, вернётся с добычей – вот тогда можно будет наесться от пуза жареной на костре дичи. А если удача не улыбнётся охотнику, на этот случай Веалан поставил верши возле мостков, уж какая-нибудь рыба да попадется.       Когда сумерки стали опускаться на реку Веалан сел на бревно у костра и стал дожидаться Киллиана. Чтобы занять руки, очистить голову от беспорядочных мыслей и переживаний долиец принялся вырезать изящную фигурку галлы из куска белой древесины сильвана, такую, какую видел однажды в Халамширале у торговца редкостями.