Сладкое

      — Ну что, Манька, — заговорил Жеглов, забирая из-под ее холеной белой руки исписанный лист, — посидишь в нашем заведении до утра, а там поглядим, куда тебя – домой или...       Манька вспыхнула, как зажженная спичка.       — Слышишь, мусор, — прошипела она, не зная, куда деться от гнева, — у нас уговор был!       — Был, — просто согласился Жеглов, — что ж я, отказываюсь, что ли?       На его губах, бледных и тонких, расцвела неприятная улыбка.       Манька напряженно думала: по всему выходило, что попала она серьезно. Принимая пустяковый браслет, который ей, в общем-то, и не очень нравился, Манька о трупах не помышляла, а трупы, оказывается, были, и всё тут, и никуда теперь от них не скрыться. Чахнуть в тюрьме ей не хотелось ни за свои, ни за чужие дела, а Жеглов так скалился, словно уже засадил ее за решетку. Да разве когда было иначе? У него всегда такая рожа – наглая и самовлюбленная.       Волчина, волчина он, и она терпеть его не могла, сколько знала – а знакомы они были давно.       Взгляд Маньки скользнул за Жеглова, к его дружку. Хорошенький, ладный парнишка, а глаза-то какие! Голубые, ну прямо как небо в летний день. Военная выправка, гладко выбритые щеки – не чета Вальке Копченому, рыжему балбесу. Может, умаслить его? По-своему, конечно. Как Манька умела.       Она подперла кулаком подбородок, чуть склонила голову и мечтательно уставилась на мальчишку – как там его звали? Володя? Он вроде и стушевался, стоило ей кокетливо оттянуть рукав своего цветастого платья с плеча, но тут Жеглов сердито сдвинул брови и пробасил:       — Я тебе сказал молодого человека не портить. — Володе он махнул ладонью, как надоедливой мухе. — Иди, Шарапов. Я здесь сам разберусь.       Тот ушел – что ему еще оставалось?       Манька вздохнула. И чего она о нем размышляла, как о мальчишке? Немногим старше ее, должно быть, но и мужчина из него никакой – не такая порода. И через двадцать лет будет тюфяк тюфяком.       А вот Жеглов…       — Гражданин начальник, — позвала она, — чего тебе от меня надо? Копченого заложила? Заложила. Браслетик отдам хоть сейчас. Что еще сделать? Шарапов ушел, так ты только попроси…       Навалившись грудью на стол, Манька потянулась к Жеглову, к поясу его галифе, но он ее кисть перехватил и сжал. Хватка у него была стальная, и Манька возмущенно запищала – не от боли, а от недовольства.       — Маня, — проговорил он вкрадчиво, — дурная ты: ни украсть, ни покараулить.       От ласковости Жеглова ее передернуло.       Он подошел чуть ближе, – не особенно высокий, в добротных модных туфлях Манька повыше его была, – но она сидела, а он стоял, и пришлось задрать голову. Сложен гражданин начальник был славно, Манька, перекатив языком во рту сахарок, вдруг решила, что зря с ним не спуталась раньше, когда он хуже представлял, какая она из себя и с кем водилась с утра до вечера. Бабы у него не было, по крайней мере никто о ней не судачил и не слышал, потому и могло что-нибудь из этого выйти – видный красавец из МУРа крыша хорошая и приятная. И от своих бы защитил, и от ее дружков тоже, да и сто первый километр не маячил бы на горизонте…       Но чего теперь мечтать. Манька училась мало и плохо, но дурой не была.       Жеглов отвел волосы от ее лица и мягко коснулся сливового бланша под правым глазом.       — Сегодня ты обществу пользу принесла, за это спасибо. Сознательность в тебе меня радует. А вот остальное ни к черту.       — Остальное не твоего ума дело, — буркнула Манька обиженно. — Разве что прекратишь кота за хвост тянуть, да поговорим по-другому, а? А потом отпустишь меня, и разойдемся, как в море корабли?       Пальцы Жеглова скользнули ниже, к щеке.       Пару раз он держал Маньке папироску этими самыми пальцами. Длинными, крепкими. Вот и сейчас ее потянуло закурить, но болтать лишнее резона не было. В Глебе Жеглове что-то переменилось, и Маньке меньше всего хотелось, чтобы оно ушло.       Невзначай она подтянула подол повыше, к колену, а потом к бедру.       Жеглов только посмотрел, а трогать не стал.       Он помедлил, будто бы размышляя, а затем неторопливо отстранился. Манька разочарованно фыркнула – не велика была надежда, не сильно-то она и расстроилась! И все-таки, исподлобья зыркнув на Жеглова, она еще раз спросила:       — Стесняешься, начальник?       Он засмеялся – бархатисто, тихо, по-доброму, и покачал головой, уходя от стола и от Маньки тоже.       — Забыла, Маня? Не люблю я сладкое.