Быть братьями

Более всего в своей жизни Эндерс ненавидел то, что его все используют. И одновременно более всего в этом нуждался – это было единственным подтверждением того, что он живет, а не существует, и притом он необходим хоть кому-то. Может, он этого недополучил в детстве? До двадцать первого дня рождения Эндерс плохо представлял, что за дерьмо творится в их семье, после того, как узнал правду, проще вовсе не стало – вся эта божественность не несла ничего хорошего: родители постоянно ругались, отец распускал руки, мать… Наверное, она хоть немного их любила, во всяком случае он хотел в это верить, но Фрейя внутри нее стремилась быть успешной женщиной, а не многодетной матерью, так что она почти не занималась сыновьями, а уж после того, как появилась возможность, она ушла, оставив все на Майка, тот и вовсе пустил все на самотек, вместе с Вэл они возились лишь с Экслом, а Эндерс и Тай были предоставлены сами себе. Конечно, он наломал дров с Вэл, тогда, получив силы Браги, Эндерс хотел проверить свои возможности, однако… Черт! Да это был тот первый случай, когда Эндерс хотел помочь семье! Он видел эту глупую болезненную привязанность Майка к Вэл, он, пусть и слишком молодой, но чувствовал, что это не любовь, что ничего хорошего из этого не выйдет, и он пошел на авантюру, которая тогда казалась ему забавной. Ну стал бы он заниматься с сексом с Вэл там, где его мог увидеть брат, если бы не хотел, чтобы тот это знал?! Эндерсу все казалось ясным и простым: имея возможность убедить Вэл в чем угодно, он мог бы все скрыть. Да он даже на самого Майка мог бы повлиять и заставить забыть* – если старший брат подумал, то понял бы, насколько все было просто, пусть и неизящно. Сложно все стало, когда Майк выставил Эндерса вон. Тогда он еще пытался оправдываться, за что после долго ругал себя: он всегда хотел быть сильным и независимым, а такие не бывают виноваты, такие не извиняются! Тем более не тогда, когда они правы. А если Майк не понимает, что Эндерсу почти не пришлось обращаться к Браги, поскольку Вэл сама этого хотела, то пусть получит свой урок! Жизнь показала, кто был прав, пусть и спустя немало лет – но сразу, едва старый любовник появился рядом… Впрочем, сам Эндерс тоже получал один и тот же урок раз за разом, но упорно не соглашался сделать вывод. Он продолжал тянуться к семье, несмотря на то, как упорно она его отвергала, лишь используя в своих личных целях. Когда Эксл стал Одином, Эндерс решил, что это его новый шанс – он мог возвыситься вместе со всей семьей, всего-то надо, чтобы младший братишка отыскал Фригг. И вот уже все усилия были брошены на поиски, Эндерс не жалел для этого ничего: ни собственных талантов, ни времени, ни денег JPR. А ведь пиар-агентство – его детище! Все вновь шло из детства. И равнодушие их родителей к детям. Потому Тай когда-то увлекся резьбой, сначала по дереву и камню, а после, получив в «подарок» Хеда, он перенес это на лед. Эндерс же всегда был поклонником слова. Вот только он никогда и никому бы не признался, как запоем читал, как бегал на скопленные деньги в театр – не после того, как он видел постоянные ссоры, избиения и презрительные крики. Две вещи имели смысл в этой жизни – это сила и деньги. Первым он не обладал, хотя и поддерживал свое тело в отличной форме, оставалось второе. Но данный из братьев Джонсонов видел тех, кто управляет миром: эти люди были циничны, лживы и любили только плотские удовольствия. Потому и юный Эндерс, имея возможность говорить о чем угодно, вслух говорил только о сексе – правда, первое время это попало на тот возраст, когда все парни говорят лишь об этом. Поселившийся в нем Браги открыл новые возможности, Эндерс был опьянен тем, насколько его любовь к слову нашла отражение в его силах, а может, наоборот, бог выбрал того, кто наиболее близок ему по интересам. И открывая пиар-агентство, он окунулся в этот мир – во многом удивительный тем, что здесь странным образом сочеталось все: чтобы завоевать одних, нужно было говорить о наркотиках, выпивке и сексе, в то время как другие любили разговоры о поэзии или живописи, так что это лишь прочие Джонсоны, не отличая Ван Дейка от Ван Гога, пребывали в уверенности, что их «паршивая семейная овца» тем более не способен на это, в то время как Эндерс мог поддержать беседу абсолютно на любую тему, но с братьями у него все сводилось к обсуждению размера члена. И вот первый раз это свое детище, JPR, полностью служило его семье. Вместо успеха Эксл наломал дров, поторопившись согласиться на брак с Евой. И ведь это он сам уверял, что нашел Фригг! Но закончилось все тем, что Тай был вынужден жениться на этой стерве, а Майк и Эксл дружно решили, что во всем виноват Эндерс, поскольку именно его старания вывели на Еву. Как будто другие приложили к этому хоть какие-то старания! Они и вовсе не сделали ничего, словно бы эти поиски их не касались! В какой-то момент Эндерсу очень хотелось рассказать Майку о том предложении, которое ему сделала Мишель: эта сучка настаивала на том, чтобы Эндерс уговорил старшего брата (видимо, не без помощи Браги) пожертвовать собой ради возможности продолжать поиски. Минус один из Джонсонов – только бы заполучить власть. А почему он-то на это не пошел? Сам себе он тогда сказал, что это не ради Майка, просто он не желает связываться с подобной мерзавкой, она без зазрения совести вонзит в него нож, переспав. Надо было отправить ее в тюрьму в той истории с кокаином! Но вот пришел второй раз подвергнуть JPR испытаниям. На этот раз – ради той цели, которую озвучила мать… Эндерс выслушал немало упреков от Эксла перед отъездом: младший брат вновь ходил за ним хвостом и ныл о том, как важно отыскать Фригг и все в таком же духе. Поначалу Эндерс хотел ему напомнить, что все сделанное до того Эксл послал к чертям, втюрившись в Гаю, начинать все заново, чтобы после младший эгоист вновь начал рассказывать о каких-то своих чувствах, подставив вместо себе еще кого-то из семьи, Эндерсу не хотелось. В придачу к этому он подумывал сказать, насколько его задрали жалобы Эксла, его постоянное прожирание и пропивание денег Эндерса, равнодушие Майка, который мог бы задействовать силы Улля и найти Фригг гораздо скорее, пофигизм деда, отстраненность Тая… Впрочем, ладно, уж если кому и должны быть признательны Эксл и Майк, так это Таю, ему и так-то тяжко с Хедом, а с нынешней супругой точно не до поисков. Итак, все это поначалу Эндерс очень желал высказать, но не стал, вместо этого привычно нацепил равнодушный вид, отвечал короткими «угу» и «так держать» - это сработало, вскоре Эксл отстал. Другие члены семьи вовсе не интересовались тем, чем занят Эндерс, что его полностью устраивало. Возвращение матери будоражило его мысли, как и то, что именно ему она открылась, именно ему доверила миссию – это ведь означало, что он на коне! В конце концов, кому нужна Фригг, если есть Иггдрасиль?! Это чертово дерево может увеличить их силы! И именно он будет тем, кто доставит этот артефакт! Может быть, он даже первым усилит Браги, первым получит сполна свое! Этими мыслями он наслаждался все время, пока попивал вино в аэропорту, говорил с Дон и летел до первого пересадочного пункта, в Дубае. Ну и немного наслаждался, позвонив по видеосвязи Агнете – ровно до того момента, когда она сообщила, что рассказала о себе всем Джонсонам на вечеринке в честь новоселья Тая и Евы. И вот после этой беседы Эндерс, покинув массажный салон аэропорта, продолжал сидеть в приемной, спрашивая себя, кто же он для семьи. Нет, дело было не только в том, что Агнета призналась в том, что она мать Джонсонов, в отсутствие Эндерса – он ощущал легкую досаду за то, что не увидел выражения их лиц, но и только. Дело было в ином: он чувствовал обиду за то, что его мать, как и все другие, использовала Эндерса к собственной выгоде. Когда Агнета доверила тайну ему, казалось, они стали заодно, она хочет помочь ему получить больше силы, но вот, едва выпроводив его, она раскрылась другим Джонсонам. Не то чтобы Эндерс хотел, чтобы они воевали, уж то, насколько Фрейя может быть опасным врагом, они узнали отлично, и он никак не хотел бы, чтобы она вредила братьям. Агнета всегда поступала так, как хотела она – и всегда добивалась своего, чего бы ей это не стоило. Когда богини отвернулись от Фрейи, она не сдалась, вместо этого она отыскала нового союзника в лице Колина. Сколько Эндерс ни ломал голову, он так и не придумал, что она могла предложить такого, что Локи, всегда стремящийся к выгоде, согласился на этот обман с Евой вместо того, чтобы желать Одину отыскать Фригг. Что может быть лучше для богов, чем обрести полную силу? Богини не желали подчиняться мужчинам, но Локи-то это не грозило. И все же он посчитал для себя сделку с Агнетой выгодной… Бывшая миссис Джонсон умела использовать всех, чтобы получить свое. Эндерс оценил именно это качество, это показалось ему залогом его собственного будущего успеха. Раз собственные братья не ценят его, то он будет с матерью. Вот только вновь его желания никак не учитывались. Агнета раскрылась остальным сыновьям – но вряд ли из-за того, что в ней взыграли материнские чувства, не станет их проявлять та, которая сначала их бросила, а затем пыталась убить собственного сына. Значит, она собиралась использовать остальных, как и его. Ну а он опять делал то, что нужно другим. А нужно ли это ему? Может, и эта проклятущая палка не даст никаких преимуществ? Или даст исключительно Фрейе? Определенно она делает все только к своей выгоде, с ним, даже сейчас, она обращалась… как с собакой! Эндерс ощущал раздражение. И за то, что опять доверился, не понимая, что он лишь пешка, и за будущие насмешки над ним. Он бы послал все и вернулся, но не был уверен, что это будет верным решением, все-таки Иггдрасиль – необыкновенная штука, пусть неизвестно, что конкретно она может, но точно может быть полезнее, чем поиски Фригг в компании с Экслом, пусть младший братишка доводит свои нытьем кого-то еще или, например, пусть даст в морду Майку и потребует ему помочь, как когда-то этот маленький засранец ударил Эндерса, требуя помочь старшему в его проблемах с финансами и не слушая никаких доводов, будто он не знал Майка и того, что тот не примет помощь! Увы, определенно возвращение ничего не даст, Эндерс это понимал. Он подумывал увеличить затраты Агнеты, но как? Фрейя сколотила огромное состояние, она равнодушно подтвердила ему, что он может тратить в поездке, сколько пожелает, так что никакие счета за отели и обеды в шикарных ресторанах ее не заденут, скорее всего она даже не заметит, наверняка она дала распоряжение оплачивать пришедшие от него счета сразу. Хотя, конечно, отказывать себе в этом он тоже не собирался. Устроить себе путешествие дольше, чем рассчитывает его мать, было сложно – все-таки с талантом Браги нужно не очень много времени, чтобы добраться до Древа Жизни. Правда, это все же требует нескольких месяцев, особенно если действовать аккуратно, стараясь не выдать себя, так что Агнета его и не ждет через неделю-другую, но и поторапливать будет, особенно теперь, пользуясь тем, что он отдал ей управление JPR. А ведь до отъезда Эндерс полагал, что это выгодное решение – Фрейя устроит его компании процветание, как и любому другому ее бизнесу. Но вот, уехав, засомневался, может быть, довольно было бы Дон?.. Оставалось последнее – позволить себе небольшой тур на деньги матери, побывать не только в Норвегии, но и там, где пожелает он. Соблазнительно было бы устроить себе европейское турне, Эндерсу представилась поездка по французским замкам и погребам, посещение галерей Италии, оперы в Вене… Но, пожалуй, такие счета рано или поздно все-таки заинтересуют Агнету, тем более, что будут они не из Осло, о них банк может ее уведомить отдельно. Нет, начинать надо с малого, посмотреть, что это даст. Короткая мысль о Вене привела Эндерса к другим воспоминаниям. Лет пять назад, получив огромную прибыль от одного из контрактов, Эндерс уже позволил себе поездку в Европу на месяц. И совместил ее с еще одной выгодой – на месте ухватился за возможность провести пиар-акцию для выставки молодого художника. И тогда, в Вене, в галерее, где проходило мероприятие, он познакомился с одним парнем. Случайный разговор возле картины, обсуждение таланта и будущего того, кого пиарил Эндерс, показали, что его собеседник – знаток искусства, с которым весьма интересно общаться. А день спустя они вдруг пересеклись в Венской опере, где, за разговором в буфете, пришлось признать, что этот парень еще и необыкновенно разбирается в классической музыке, это не просто очередной турист, для которого посещение этого места – галочка в списке. А еще в нем чувствовалась сила. Эндерс не мог бы объяснить, что это, хотя тогда ему показалось что-то схожее с его собственным «состоянием». Вполне возможно, Карл – так звали знакомого – был тоже «сосудом» какого-то бога. Правда, он вроде бы был англичанином, пусть и с не совсем английскими чертами лица, но точно не скандинавом, то есть хотя бы один из его родителей не мог быть богом, потому Эндерс не торопился с выводами. Карл с готовностью согласился пересечься и на следующий день после оперы. И в этом не было личного интереса, хотя новый знакомый и интересовался не девушками, однако его отношения с Дэном были определенно чем-то большим, чем просто интрижкой. Возможно, Карл чувствовал Браги, но тоже не знал, как об этом заговорить. Однако в той поездке у Эндерса были лишь пара дней, и ни один из мужчин так и не решился заговорить о том, кто они на самом деле, разговоры об искусстве были отличной темой и заняли их полностью, короткое знакомство превратилось в приятное времяпрепровождение. После Эндерс просто отправился дальше, обменявшись с Карлом номерами телефонов и электронной почтой. С тех пор ни один из них другому не звонил, хотя и обменивались порой письмами – ничего особенного, в основном это были впечатления о тех или иных мероприятиях, на которых они были, кажется, каждый наслаждался возможностью с кем-то обсудить новую выставку или постановку в театре. Зато сейчас это воспоминание вернулось… А почему нет, подумал новозеландец. Несколько дней в приятной компании – это хотя бы позволит развеяться и забыть очередное разочарование от семьи. Ну и заодно проверить, насколько внимательно Агнета смотрит свои счета. Эндерс потянулся было к ноутбуку и передумал – на почту Карл может ответить не скоро, на этот раз телефон будет полезнее. Лишь бы не поменялся номер, думал киви, отправляя сообщение: «Привет! Я буду в Европе несколько дней, ты все еще живешь в Вене?». Ответ пришел в течение нескольких минут: «К сожалению, сейчас я в Бристоле. Не знаю, успею ли приехать. Как долго ты будешь в Вене?». Эндерс тем временем как раз открыл сайт аэропорта, собираясь проверить, можно ли у них приобрести билеты, не спускаясь к кассе. И наткнулся на онлайн-табло. Через два часа был прямой рейс до Бристоля**. «Бристоль – это даже лучше, - отстучал ответ Эндерс. – Пришли мне ссылку на хороший отель или дом с отличным видом». Было ли это действительно лучше, сложно сказать. Бристоль, конечно, не столица искусства, однако город старинный, к тому же оттуда точно можно отправиться в Лондон или любой другой город острова, Карл наверняка подскажет. Если же тот окажется богом… Черт! Нет, пусть лучше он будет кем угодно, но не богом, ни с кем их них Эндерс не хотел видеться сейчас. Оставалось малое: забронировать новые билеты, затем спуститься и поговорить с нужным человеком, подключив все таланты Браги, тем самым добиться, чтобы возврат денег за перелет до Осло пришел на его карту, а не на счет Агнеты, чтобы багаж перенаправили в новый пункт назначения и чтобы провести последние полчаса ожидания в vip-зале. До отлета Эндерс успел посмотреть ссылки, которые ему прислал Карл, выбрать себе небольшой шикарный номер в отеле в центре города и отправить заявку на бронирование, пока на несколько дней. В дополнение к уютным комнатам и отличному виду шло то, что у владельца было несколько отелей по всему миру – Агнета точно не сможет проверить, где именно находится арендованная недвижимость, она не станет звонить хозяину. Наконец он сидел в удобном кресле бизнес-класса, потягивая шампанское и направляясь туда, куда решил он, а не его мать. Был ли это его каприз или бунт против семьи, неважно, Эндерс просто хотел отвлечься от всего этого божественного дерьма. *** Если у Карла был недостаток хуже, чем вампирская жажда крови, то это было неумение пренебрегать этикетом. Когда несколько лет назад он познакомился с мистером Джонсоном, то сразу отметил про себя этого странного киви. В нем словно бы жило несколько сущностей, кажется, даже больше двух… Но ни об одной из них вампир не мог заговорить. Эндерс был определенно отлично образован и обладал приятными манерами, он прекрасно разбирался в литературе и искусстве. То, что несколько раз с его губ едва не слетали словечки современного сленга, было объяснимо – все-таки он был очень молод и подвержен влиянию того общества, что окружало его. Но в то же время пару раз Эндерс собирался отпустить плоские пошлые шуточки о членах, сиськах и об однополой любви – Карл видел это по тому, как дергались уголки губ собеседника в разные моменты, а за свои долгие годы вампир научился подобные шутки угадывать до того, как они прозвучали. Как научился и отличать, от кого их можно ждать. Да, Эндерс был похож на того, кто шутит ниже пояса. И одновременно не был. Наверное, это была маска. Карл плохо разбирался в том, что называлось пиаром, возможно, это было необходимо, чтобы работать с самыми разными клиентами, хотя и странно, что парень настолько сроднился с этой маской, она кажется ему привычнее, чем грамотная речь и вежливое поведение. Вот только это не все, что было неясно в его сущности. Как все вампиры, Карл легко отличал своих, по запаху чувствовал оборотней – но Эндерс не был ни первым, ни вторым. И тем более он не был призраком: даже если бы Карл сомневался в своих выводах, он доверял своим глазам, а Джонсона видели все вокруг, ему нравилось красоваться перед людьми. Однако же и человеком новозеландец не был, в этом вампир тоже ошибиться не мог. Это было главным проклятием более ста лет. И страшной болью с тех пор, когда он привязался к Дэну: какими бы сильными ни были чувства, Карл не мог искоренить жажду крови даже ими. В моменты наибольшего обострения желание вцепиться в вену захлестывало с головой, в моменты спокойствия он мог игнорировать это, но в любое время он не мог не ощущать людей рядом. И потому никаких сомнений не было: Эндерс походил на человека только внешним видом. Карл не представлял, может ли он пить кровь этого существа. Как и в случае с оборотнями, он, при желании, точно мог вцепиться в глотку, чтобы защитить себя, но, в отличие от перевертышей, присутствие рядом Эндерса не отвращало вампира запахом псины. Однако и жажды не порождало. Итак, это был молодой человек с тремя разными сущностями (ну или двумя сущностями и маской), ни одну из которых Карл не мог понять до конца. Джонсон уехал до того, как они поговорили. Все из-за той самой вежливости. Современный этикет, пожалуй, позволял любое общение, вот только Карл не представлял себе, как об этом заговорить. Ну не в силах он был придумать, как перейти к подобному признанию, разговор даже в его представлении выходил диким: - А как ты относишься к творчеству импрессионистов? Я лично очень полюбил музей д’Орсе в Париже. Ты там был? Кстати, я вампир, а ты кто? Не придумалось ничего и после отъезда нового знакомого. Карл иногда обменивался письмами с Эндерсом, но, помимо обсуждения общих тем, не мог приписать что-то большее, чем общий вопрос, вроде того, как идут дела в его агентстве. Киви отвечал тоже не часто: то ли был занят, то ли не был заинтересован в слишком близком общении. Знал ли он, что имеет дело не с человеком? Там, в Вене, чудилось, что да, во взглядах Эндерса был невысказанный вопрос, будто он пытается понять, кто перед ним. Однако даже при своей болтливости он не спросил ничего. Может быть, просто знал правду? То, что Карл никогда не встречал подобных существ, не значит, что это зеркально, возможно, новозеландец отлично понимал, с кем он общается. Непонимание и вопросы во взгляде Джонсона могут объясняться тем, что он никогда не встречал «чистых» вампиров, ему было любопытно, но воспитание молодого человека просто не позволяло ему прямо спросить: а ты что, и вправду не пьешь кровь, как тебе это удалось? Нельзя сказать, что эта загадка мешала жить Карлу, ему хватало насущных проблем, чтобы пытаться разгадать знакомого, который находится на другом конце мира. Но порой, особенно получая письма от Эндерса, вампир этим вопросом задавался. Так было и в этот раз. Правда, теперь это было не письмо, а сообщение на телефон, Джонсон точно торопился. Что это может означать? Некое непонятное существо торопится прибыть в Бристоль и увидеться – это может нести опасность. Или просто старый знакомый, приятный и немного забавный парень, имеет несколько свободных дней и хочет провести их в хорошей компании? Не то чтобы Карл боялся. Будучи серийным убийцей, пусть и отказавшемся от крови уже двадцать лет как, странно бояться кого-либо. Но не опасаться неизвестности он тоже не мог – обычное чувство самосохранения любого мыслящего существа. И это чувство говорило, что, возможно, что-то нужно предпринять. В Бристоле вампирами управлял Херрик – это была главная причина, отчего Карл думал о том, чтобы сообщить общине о госте, меньше минуты: этот зверь велит уничтожить Эндерса сразу, как только тот прибудет в город, ни в чем разбираться Херрик не станет, потому что для него все непонятное несет угрозу, тем более, что он грезит идеей господства. Карл не отслеживал действия этого безумца, но, вероятнее всего, Херрик, по своей давней «привычке», пытается сколотить армию кровососов, полагая, что так совершит революцию, и ничуть не задумываясь о том, что в этом мире никто, кроме самих вампиров, не пожелает играть по этим правилам – не только люди, но и оборотни выступят против. И это не считая «древних», которые за тысячу лет привыкли жить в этом мире, многие из них настолько удачно устроились, что управляют им – к чему им изменения, пусть и обещающие им свободное объявление о себе, если они и так делают все, что пожелают? Для Херрика все люди делятся на две категории: потенциальные солдаты или будущая еда. Что до нелюдей, то они все – враги, потому что никогда не примут новый порядок. Вот интересно, понимал ли кто-то из вампиров, что оборотни могут быть им союзниками, если не относиться к ним, как к животным? Или это понимают лишь такие, как он, то есть тот, кто не стремится издеваться над другими созданиями? Желание власти всегда слепит… В любом случае, Херрик может оставить в живых кого-то только ради забавы или чтобы как-то использовать его. Временно отложенная смерть – совсем не то, чего желал кому бы то ни было Карл, тем более солнечному приятному парню. Кроме того, кем бы ни был Джонсон, вампир понимал, кем Эндерс не был – точно не охотником на вампиров, уж их Карл знал отлично, насмотрелся за длинную не-жизнь: они были помешаны на цитировании Священного Писания и молитв, Эндерс же был знаком с ними весьма посредственно, помнится, он даже путал сюжеты на витражах и картинах, а из молитв знал лишь парочку и то мог не узнать цитаты. Значит, можно не искать среди «небесного воинства», киви не какой-нибудь карающий архангел, посланный на землю. Да и что может быть абсурднее, чем представить себе, что улыбчивый новозеландец, едва ли не взахлеб общавшийся с ним когда-то, имевший возможность, при желании, раньше вонзить в него кол, вышел на тропу войны только сейчас? Ныне, подбирая для Эндерса варианты жилья, Карл перебирал в уме все то, что знал о новозеландце. Приходилось признать, этого было немало, за своей болтливостью киви, кажется, ничего не пытался скрыть, но – вот еще один парадокс – и слишком мало, потому что это знание подходило к кому угодно, он не сказал ничего особенного. У Джонсона было несколько братьев, но не было родителей, при этом обо всей своей семье он говорить не очень хотел, упоминал мельком. Потому следовало допустить, что эти отношения могли быть вовсе не родственными, ведь те же вампиры живут, за некоторыми исключениями, в кланах, считая подобных себе новой семьей. Да что там, порой и люди так сходятся, по интересам, по вере и прочему. Так почему бы и неким иным существам не жить псевдосемьями, называя братьями сородичей? Эндерс не пытался держаться в тени, пиар-агентство было его любовью, он жил и дышал светскими тусовками. Но это тоже не подсказывало ответ. Конечно, большинство вампиров и оборотней обходились низкооплачиваемой работой – однако причиной тому было, обычно, не плохое образование, а, в случае первых, отсутствие подлинных документов, вторым же было непросто строить карьеру, в то время как порой они оказывались в лесу и возвращались домой в весьма странном виде. В то же время было немало тех, кто достигал высоких должностей и сколотил себе состояние – и среди вампиров, и среди оборотней. Карл поймал себя на том, что вновь пытается встроить Эндерса в известных ему нелюдей, а это был тупик, он и так знает, что Джонсон не относится ни к вампирам, ни к оборотням. Что толку говорить себе, что киви может строить карьеру, отражается в зеркалах, имеет увлечения, а не просто жрет людей, и либо имеет нормальную семью, как обычный человек, либо считает таковой неких сородичей? Искать надо среди кого-то еще. Вот только фэнтези-мир предоставлял огромное поприще для догадок, любая из которых могла быть справедлива. Скажем, в северном эпосе есть эльфы и альвы. Значит ли это, что такие создания существуют в самом деле? Если да, то что правда о них? Выглядят они как маленькие человечки с крыльями или скорее похожи на троллей из кино? Или тут угадал профессор Толкин, не зря же он был гениален?! Правда, тогда Джонсон скорее походил на гнома, чем на эльфа – невысокий, улыбчивый и открытый. Но стоит ли основываться на внешности? Из того, как описывают вампиров, справедлива разве что сильная бледность. Да и она неотличима от той, которой обладают англичане и другие народы, проживающие в недостатке солнечного света. А еще внешность странного знакомого, как и его имя, выдавали в нем скандинавское происхождение, которое он, кстати, и не скрывал, хотя и говорил, что его предки просто давно перебралась в Новую Зеландию. Невольно начинаешь думать: может, он все-таки просто человек, потомок переселенцев из Норвегии? Если бы только Карл не чувствовал иного… Эпосы и легенды пестрят историями о самых необыкновенных созданиях. Даже если откинуть из списка самых необычных из них, таких как кентавры и русалки (не потому что их не существует, вампир готов был поверить во что угодно, но потому что кентавр без копыт и русалка без хвоста – это просто люди, их отличие лишь в их внешности, никаких иных способностей им мифы не приписывают), остается все равно изрядный список. Кого можно исключить? Вряд ли он черт или демон, тогда бы, как и ангел, он знал бы Писание и молитвы, пусть и не любил бы их. Но это мало помогает, ведь Эндерс может быть эльфом, гномом, огром, троллем, суккубом, сатиром и даже зомби – мало ли что о них говорят, о вампирах тоже чего только не насочиняли! Может быть, на деле отличие зомби от людей в том, что они любят лакомиться мозгами, а эльфы бессмертны. А еще ведь есть разные духи и миллион названий из фольклора разных народов. До сих пор Карл был уверен, что всех их попросту не существует. Не из-за того, что не верил в сказки – когда ты сам нелюдь, поверишь хоть в черта, хоть в джинна. Но за более чем сто лет собственной не-жизни и чужих рассказов вампир никогда не слышал никаких упоминаний об иных созданиях. Если бы зомби, гномы или эльфы существовали, разве не приходилось бы с ними сталкиваться повсеместно? Потому было ясно: люди придумывали похожих на себя страшных или прекрасных созданий, добавляя или долгую жизнь, или копыта и хвосты. Вампиры и оборотни потому и были иными, это не просто фантазия над изменением внешности, это иной образ жизни. Было бы куда проще, если бы Эндерс показал что-то особенное, свойственное лишь его «расе», но ничего такого не было. Не считать же таким умение красиво говорить!