Твоё время

      В дверь постучали. Находкинса это крайне удивило. В его доме вообще не предполагалось, чтобы в дверь стучали. Там был звонок.       «Для чего вообще, чёрт возьми, нужен звонок, если в дверь стучат?» – думал он, нехотя плетясь ко входу.       Да и вообще, кому вдруг понадобится старик-отшельник, живущий в таких дебрях, куда не сунется даже самый отбитый псих? Находкинс не понимал. И понимать не хотел. Он мечтал поскорее расправиться с незваным гостем и пойти спать. Или вязать. Или чем там занимаются старики?       Однако дверь открылась. Причём не как в привычном понимании открываются двери, а сверху вниз. Горизонтально. Переворачиваясь и становясь плоской. Если по другую её сторону и стоял человек, то его либо этой дверью пришибло, либо механизм катапульты сработал. В любом случае гостю бы не повезло. Ловить его механической клешнёй в воздухе было некому.       Но к величайшему удивлению Находкинса, человек на пороге всё-таки стоял целый и невредимый. Ну, человек в широком смысле слова. Говоря проще, то был скелет. Он, облачённый в чёрный плащ, смотрел из-под капюшона горящими голубыми огоньками в глазницах – они заменяли сами глаза. Скелет был выше Находкинса на добрые пятьдесят сантиметров, да и вообще выше любого человека в целом. И улыбался.       Возможно, сейчас мысли Находкинса были примерно такими: «Охренеть, улыбающийся скелет!» Или же: «Живой, мать его, скелет!»       Вообще эти два фактора в совокупности были весьма обоснованными и даже логичными. Во всяком случае, если он и вправду был живым, то почему бы ему не улыбаться?       Однако не каждый день приходится видеть нечто подобное на пороге своего дома. Тем более, когда последние лет тридцать за пределы этого самого дома не выходил. Кто знает, может, теперь совершенно нормально увидеть двухметрового скелета со светящимися глазницами? Только Находкинсу показалось, что его безумие немного вышло за рамки, в которые вообще можно поместить степень схождения с ума.       – Ты кто? – ошарашенно спросил Находкинс, но в его голосе по-прежнему слышалась та недовольная нотка старческой сварливости. Впрочем, так и задумывалось.       – Я? – Скелет удивился не меньше. – Э... А ТЫ?       Его голос был таким низким, таким тяжёлым и громогласным, напоминающим грохот захлопывающихся свинцовых дверей в подземелье, что Находкинсу показалось, будто голос этот вещал прямиком ему в мозг, где мысли становились тихим жужжанием комара, а голову полностью заполнял он.       – Что я? – Это начинало раздражать. Действительно, вломился в чужой дом и ещё спрашивает, кто такой его хозяин!       – НЕТ, Я ИМЕЮ ВВИДУ, КТО ТЫ ТАКОЙ, ЧТО СПОСОБЕН ВИДЕТЬ МЕНЯ? Я, ЕСЛИ ЧЕСТНО, НЕ ОЖИДАЛ.       – А я не ожидал, что ко мне домой ворвётся живой скелет. – Ворчливость и скверное настроение, присущее старикам, однако, взяло верх над любопытством. Находкинсу совсем не хотелось ни с кем разговаривать.       – АХ ДА, Я ЖЕ НЕ ПРЕДСТАВИЛСЯ. Я СМЕРТЬ.       – Смерть? – Тут уже ему стало интересно.       – Э... ДА. – Смерть всё ещё был озадачен.       – Почему ты так удивляешься тому, что я тебя вижу? – в конце концов спросил Находкинс, так и не потрудившись представиться в ответ.       – НУ, ЗНАЕШЬ, ОБЫЧНО ЛЮДИ НЕ ХОТЯТ ВИДЕТЬ СМЕРТЬ. С ТОБОЙ ЧТО-ТО НЕ ТАК.       «Удивительно,» – подумал Находкинс, в голове которого на протяжении нескольких десятилетий без конца спорили две личности: скупой и жадный бизнесмен и добродушный музыкант-романтик. Хотя, они вдвоем вполне неплохо уживались в одном теле. Всё-таки с годами буйство обоих личностей прошло. Прошёл, так сказать, юношеский максимализм. – «Что же со мной не так?»       «С нами,» – поправил Уанслер.       «Безусловно,» – согласился Гридлер.       Внутренние диалоги – вот, что по-настоящему страшно. Когда руководила одна личность, вторая ворчала и путала мысли. Зачастую это приводило к головной боли.       – Ладно. – Находкинс вздохнул. – Зачем ты пришёл?       – НУ, КАК БЫ ПОМЯГЧЕ СКАЗАТЬ... ЗАЧЕМ ПРИХОДИТ СМЕРТЬ?       – А, – сказал Находкинс. Личность Уанслера мысленно посмеялась. Гридлер даже огорчился. – Ну и что же? Что дальше?       – НУ ВООБЩЕ, ТВОЁ ВРЕМЯ ЕЩЁ НЕ ПРИШЛО. – Смерть поднял костлявую руку, на ладони которой стояли песочные часы. В одной половине песок почти иссяк, но несколько маленьких песчинок всё ещё очень медленно падали вниз, растягивая время как мёд. – ОСТАЛОСЬ, ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО, ДЕСЯТЬ МИНУТ.       – Может, тогда пройдёшь в дом? К чему стоять на улице? – предложил Находкинс, со своей участью, однако, быстро смирившийся.       – ДУМАЮ, Я МОГУ ОСТАВИТЬ ЕЁ НА НЕСКОЛЬКО МИНУТ. – Как показалось Находкинсу, Смерть улыбнулся. Ещё шире. Даже как-то по-доброму.       Под «её» Смерть, конечно, подразумевал свою лошадь, что стояла рядом с домом и с грустью смотрела в пол. Бедняжка, ей так хотелось, наверное, пожевать травы... Которая завяла, удушенная дымом и смогом. Внутри у Находкинса что-то дрогнуло.       Смерть вошёл в дом. Правда, для этого ему пришлось согнуться почти вдвое. Но в самом помещении потолки были высокими.       – Садись. – Находкинс кивнул в сторону небольшого, старого и скрипящего дивана. Смерть присел, занимая своим существом всё место, и ставя косу рядом.       «Да, у Смерти есть коса. Логично,» – подумал Гридлер.       «Интересно, насколько больно она режет,» – подумал Уанслер.       Лезвие этой косы было настолько тонким, что сквозь него можно было смотреть. Оно излучало некий голубоватый свет. И резало воздух, если забегать вперёд. И воду. И даже атомы.       Смерть заметил, что на его орудие так пристально пялятся.       – Э... НЕ БОЙСЯ. ОНО ТОНЬШЕ ПЫЛИНКИ, – сказал Смерть.       – Я не боюсь, – заявил Находкинс так, будто всякие сомнения Смерти непременно его оскорбили.       – ПОЧЕМУ?       – А надо?       – НУ ВООБЩЕ, – начал Смерть. – ТЕ, КТО ВИДЯТ МЕНЯ ПРОЯВЛЯЮТ Э... НЕДОВОЛЬСТВО. В БОЛЬШИНСТВЕ СЛУЧАЕВ. ДЕТИ ПЛАЧУТ, ВОЛШЕБНИКИ НАЧИНАЮТ СПОРИТЬ. ЭТО ЕСТЕСТВЕННО.       – Ладно, – сказал Находкинс. Но продолжения не последовало. Повисла неловкая пауза.       – ИЗВИНИ ЗА ТАКОЙ ВОПРОС, НО, – Смерть слегка помедлил. – ТЫ ХОЧЕШЬ УМЕРЕТЬ?       – Ну, если так подумать... – Находкинс тоже замолчал ненадолго, но фразу не продолжил. – Хочешь услышать историю?       – ИСТОРИЮ? ОХ, БОЮСЬ, У ТЕБЯ НЕТ ВРЕМЕНИ.       – О Лораксе.       – ЛОРАКСЕ? – опять переспросил Смерть. – Я ЕГО ЗНАЮ.       – Правда? – Находкинс удивился. Неужели кто-то, кроме него и лесных зверушек, знал о Лораксе? Ну, если не считать его семью, которая хранителя леса воспринимала как слегка гиперболизированную шутку. – И каким образом? Он ведь не...       – НЕТ-НЕТ, ОН БЕССМЕРТЕН. ОН ЖЕ БОЖЕСТВО. ПРОСТО ДОВОДИЛОСЬ С НИМ ВСТРЕЧАТЬСЯ.       – Ясно. – Находкинс опять вздохнул.       – ВПРОЧЕМ, Я ЖЕ СМЕРТЬ. – сказал Смерть.       Находкинсу это показалось слишком уж очевидным. Но Смерть продолжил:       – Я ВПОЛНЕ ОСВЕДОМЛЁН О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО. Я И ТАК ЗНАЮ ТВОЮ ИСТОРИЮ.       – А, – сказал Находкинс и как-то резко погрустнел.       Чего уж там, старику не хватало общения. Несколько десятков лет вести диалоги между двумя своими личностями – любой с ума сойдёт. А тут упущена такая возможность поболтать. Обидно.       Хотя, на душе и вправду было неспокойно. И у Находкинса определённо было время подумать над этим. Вообще причин жить было крайне мало, а вот умереть – предостаточно.       Одной из этих причин был Лоракс. Лоракс, которому он дал обещание. Лоракс, которого он предал. И Лоракс, который в нём разочаровался.       Разочарование – другая причина. Некий нож в спину от всех близких ему людей, даже от собственной матери. Оставшись в полном одиночестве, Находкинс и сам разочаровался в себе.       Отсюда вытекает и следующая причина – одиночество.       Так можно продолжать до бесконечности. Находкинс в своих мыслях уже давно перебрал все возможные сценарии своей смерти, её причины и последствия. И последствия пугали его больше всего.       Стало как-то тоскливо.       У «штурвала» встал более сентиментальный Уанслер.       – Тогда да, – согласился он. – Смерть будет наилучшим вариантом.       Смерть задумался.       – РАЗВЕ ТЕБЕ НИЧУТЬ НЕ ГРУСТНО?       – Последствия – вот, что грустно. – Находкинс вздохнул, предаваясь размышлениям.       Ах да, последствия.       Природа в полной мере ощутила те самые последствия его действий, его огромного бизнеса. Поначалу Находкинсу было всё равно. Тогда его сознание полностью затмил Гридлер. Он без конца твердил о том, что нет ничего важнее денег, о том, что никаких законов нарушено не было и о том, что неважно всё остальное. Он радовался, а потом, разорясь, сидел в этом доме в гордом одиночестве.       Но долго выпендриваться не пришлось. Не для кого, незачем. Другая частичка его сознания – Уанслер – была более эмоциональна. Тут уж он дал волю чувствам.       Тогда ещё, будучи молодым и слишком, слишком амбициозным, он не мог понять. Ничего. Ему казалось, что мир вертится вокруг него, что ему все рады, что все его по-настоящему ценят и теперь поймут. Возможно, он даже добьётся признания своей семьи!       Так и случилось. Но ненадолго. Производство остановилось, бизнес прогорел, все разочаровались. А последствия... Остались непоправимые. Всё вымерло. В природе и в сердце самого Находкинса.       А что осталось? Только бесконечное чувство вины, тяжёлым бременем свалившееся на плечи, неиссякшее с годами, оно всё больше давило своим грузом и становилось тяжелее с каждым словом Смерти. Он как назло всем своим видом напоминал о безысходности положения и невозможности что-либо исправить.       – Впрочем, тогда это несправедливо. – сказал Находкинс, хмурясь ещё больше.       – ДА? – Смерть удивился. – И ПОЧЕМУ ЖЕ?       Да, Смерть, конечно, знал всё о смерти как явлении. И о том, что она иногда бывает несправедлива. Но в чём же заключается несправедливость конкретно в этой ситуации?       – ТЫ ЖЕ УНИЧТОЖИЛ ЧЬЮ-ТО ЖИЗНЬ. И... КАК ТАМ ГОВОРЯТ СМЕРТНЫЕ? НИ СТЫДА, НИ СОВЕСТИ.       – Кто бы говорил, – проворчал Находкинс, крайне недовольный подобными нотациями от Смерти.       – Я НЕ УБИВАЮ. Я ЗАБИРАЮ ЖИЗНЬ ПО ИСТЕЧЕНИЮ ВРЕМЕНИ. ЭТО СОВСЕМ РАЗНОЕ.       – Ладно. – Находкинс опять вздохнул. – В таком случае, разве не очевидно, что я хотел всё исправить? Но...       – ДА, У ТЕБЯ СОВСЕМ НЕТ НА ЭТО ВРЕМЕНИ. УВЫ. – сказал Смерть и взглянул на песочные часы. – ПОРА.       Последняя песчинка падала вниз.       Смерть поднял косу, опуская её на плечи Находкинса словно гильотину. Лезвие разрезало вокруг себя пространство. А Находкинсу показалось столь величественное действо лёгким дуновением ветерка.       – И? – спросил Находкинс. – Это всё?       – ДА, – сказал Смерть.       – Я думал, будет эпичнее.       – ВСЕ ТАК ДУМАЮТ.       – А что дальше?       – ПОДОЖДИ НЕМНОГО, ТЫ ИСЧЕЗНЕШЬ.       – А дальше?       – ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ? Я СМЕРТЬ, А НЕ БОЖЕСТВО.       И вправду. Спустя некоторое время Находкинс почувствовал, что тело его будто растворяется. Странное ощущение на самом деле. Однако тяжесть вины совсем не спала с плеч, напротив, она становилась ещё тяжелее, а в груди болело сильнее. С каждой секундой, когда растворялась физическая оболочка. А ведь так хотелось сделать хоть что-нибудь. Исправить. Или хотя бы попытаться.       И тут он вспомнил. Семечко. Оно все эти годы бесцельно валялось, ждало своего часа. И именно оно должно было спасти этот мир.       «Стой!» – хотел было закричать Находкинс, но...       Смерть вышел из дома.       Белая лошадь так и ускакала в небо, разрывая пространство, время и материю вселенной.       Мальчик стоял на пороге шатающегося и такого непрезентабельного дома.       «Находкинс,» – прочитал он табличку на двери.       И только палец его коснулся звонка, как в недрах дома что-то зашумело, заработало. А потом открылась дверь. Сверху вниз. Взору Тэда на пару секунд предстал незамысловатый механизм катапульты. Мгновение спустя, мальчик взлетел в воздух.       Это было страшно. Очень страшно, его сердце чуть не выскочило из груди! И больно. Падать на твёрдую землю было очень больно.       И когда никакой Находкинс так и не появился, Тэд, разочарованный рассказами бабушки, был вынужден поехать домой.       А семечко так и осталось лежать на полу пустого дома.