Аврора
Нахожусь в этой знакомой темноте, ничего не вижу. Иногда мое тело покачивается из-за резкого поворота машины. Слышу голос на переднем сиденье, который говорит, что «дело сделано». Тон этого голоса грубый, нетерпеливый и с ноткой злорадства. Машина движется с большой скоростью, и от этого слышны недовольные сигналы других автомобилей. Их двое мужчин. Один из них сидит за рулем этой машины, и я точно уверена, что другой мужчина едет сзади нас на другом автомобиле. Я чувствую тепло, когда мои руки лежат под руками моей лучшей подруги. Слышу ее затрудненное дыхание, как будто она вот-вот потеряет сознание или с ней случится паническая атака. Чувствую страх, который живет в ней с того момента, когда нас схватили и запихнули в эту черную, тонированную машину. Единственное, что я ощущаю внутри себя, — это удушающую пустоту. Мое тело и все инстинкты напряжены до предела, я слышу каждый звук вокруг нас. Мой мозг работает, обдумывая, что делать, и разрабатывает план пошагово. Нам связали руки, но я понимаю, что узел не крепко затянут, потому что они делали это в спешке. Глаза закрывает маска, через которую совершенно ничего не видно. Карлотта своими дрожащими пальцами пытается развязать узел на веревке, которой связаны мои руки, но из-за такой сильной дрожи это занимает много времени. Она поняла меня сразу же, когда я поднесла свои руки к ней так, чтобы Лотти могла почувствовать меня и начать развязывать. Каждые тридцать секунд я слышала ее всхлипы, от которых мое тело вздрагивало. Веревка падает на сиденье, и мои руки наконец освобождаются. Немного опускаюсь на сиденье, чтобы мужчина не видел меня в зеркале заднего вида, хотя меня, наверно, и так не видно в нем, и осторожно снимаю маску с глаз, чтобы рассмотреть каждую деталь. В то же время я тихо развязываю веревку на руках Карлотты. Салон автомобиля был погружен в полумрак, и стоял приятный запах, словно этот автомобиль только сегодня выехал из автосалона. За окнами не было видно многоэтажных домов и почти не было освещения, что указывало на то, что мы выехали из города. Мужчина сидел прямо, периодически поглядывая на экран своего телефона и очень тихо бормоча что-то себе под нос. Карлотта хочет снять маску, но я останавливаю ее, и из нее исходит нервный вздох. Мое внимание привлекает нож, лежащий на свободном переднем сиденье. Он мерцает каждый раз, когда хоть немного света попадает на него. Он манит меня. Папа часто брал меня с собой в спортивный зал дома Фальконе, чтобы я могла тренироваться с оружием. В нашем спортивном зале было довольно тесно, поэтому он хотел, чтобы мужчины из семьи Фальконе также обучали меня и давали советы. Так тихо и осторожно я протягиваю руку вперед, пытаясь дотянуться. Лотти сильно вздрагивает, когда я случайно касаюсь ее кожи локтем, и она сильно сжимается, прижимаясь ко мне, словно думает, что это тот мужчина, а не я, дотронулся до нее. Осталось совсем чуть-чуть. Самую малость. — Какого хрена! Мужчина заметил мою руку, которая схватила нож, машина внезапно вильнула в сторону. Он пытается схватить меня, чтобы отобрать оружие, но мои движения настолько быстрые и неконтролируемые, что я машу ножом в его сторону, задевая кожу лезвием. Мужчина кричит от боли, когда острее ножа ранит его лицо вблизи глаза, но из-за быстро образующейся крови я не вижу насколько серьезная рана. Раздается крик ужаса Карлотты, когда машина съезжает с дороги на быстрой скорости и резко со скрежетом останавливается. Мне приходится схватиться за сиденье, чтобы не полететь вперед. Тишина. Только наше с Карлоттой тяжелое дыхание, но ее более дрожащее. — Ты в порядке? — спрашиваю я тихо, поворачиваясь к ней и сразу же снимая маску с ее лица. Совершенно не обращаю внимания на мужчину, который из-за резкого торможения машины ударился головой о руль и хнычет. Мои глаза внимательно осматривают подругу, чтобы убедиться в отсутствии у нее ран. Карлотта также смотрит на меня с шокированным выражением в глазах, изредка поглядывая в сторону мужчины. Лотти медленно кивает на мой вопрос, всхлипывая. Я вздыхаю с облегчением, но тут же замечаю, что мои пальцы, покрытые брызгами крови, пачкают ее. Быстро убираю их подальше, чтобы не испачкать ее еще больше. Карлотта рассматривает все вокруг и начинает плакать, отчего у меня щемит сердце. Кажется, только сейчас она осознала, что с нами произошло. Нас хотели похитить. Забрать от наших семей и увезти подальше. Дверь с ее стороны резко открывается, отчего мы обе вздрагиваем от неожиданности. Лотти вскрикивает от испуга и прижимается ко мне поближе. Другой мужчина вытаскивает ее из машины, не обращая внимания на то, что она сопротивляется, и его выражение лица искажается от злости, когда он видит своего раненого напарника. — Аврора! — с ужасом кричит Карлотта. Мужчина поднимает ее сильным захватом, ее лицо морщится от боли. — Нет! Тут же тянусь к ней и быстро выхожу из машины. Погружаюсь в темноту, и в панике кричу ее имя, продолжая тянуться руками. Меня обволакивает прохлада. Когда в глазах картинка фокусируется и лунный свет позволяет увидеть знакомый сад, я оглядываюсь вокруг. Из здания доносится музыка и голоса людей, которые кажется веселятся и что-то празднуют. Слишком знакомое место. Смотрю по сторонам, чтобы найти Карлотту. Вдруг замечаю, что на мне надето голубое платье в пол, однако оно покрыто огромными пятнами крови. Руки немного дрожат, когда я их поднимаю, и они еще больше перепачканы в крови, чем прежде. Мое телосложение кажется взрослее, чем было всего секунду назад. Рядом нет никакой машины. Как и Карлотты. Только безжизненное тело парня на зеленой короткой траве. Из его раны на горле течет так много крови. Меня охватывает такая сильная дрожь, которая становится все сильнее с каждой секундой. Мое сердце бьется так громко и судорожно, словно сейчас просто выскочит из меня. — Аврора, — поднимаю глаза и сталкиваюсь с испуганным взглядом моей мамы. — Мамочка, — шепчу я тихо, шатаясь, делая шаг к ней. Но замечаю, что она содрогается от этого. — Что ты наделала? Мама делает несколько шагов от меня, будто боится. Словно я монстр, чудовище, от которого нужно спрятаться. Просыпаюсь на кровати с сильной дрожью. Мое дыхание прерывистое, и чувствую, как пот стекает по нижней части спины. Я агрессивно сбрасываю простынь с тела, прижимаю ладони к глазам и тру лицо. Тело все еще дрожит от увиденного, особенно из-за главного страха, который подкинул мне разум. Это моя мама, которая смотрит на меня с ужасом в глазах и отшатывается от меня в страхе. Но во всем остальном не было игрой воображения. Это были гребаные воспоминания. День похищения и смерть Лео Пироса. В какой-то период, несколько месяцев назад, я даже пыталась не спать, но затем ощутила негативные последствия: беспокойство, раздражительность и даже ночные галлюцинации. Я слышала звуки шагов, скрип дверей и видела тени в своей комнате. Поэтому решила, что пусть лучше эти сны продолжают тревожить меня, чем я сойду с ума. Лихорадочно ищу под подушкой раскладной нож, который очень давно подарил мне папа. Если я сейчас не найду его, то мое тело само поднимется и начнет перебирать все, что есть в комнате, чтобы найти его. Звук моего сердца, который я слышу так отчетливо, не помогает мне в этой ситуации, а только больше нервирует. Мне нужно найти то единственное, что даст мне безопасность ночью от этих снов. Хотя я даже осознаю, что папа спит дальше по коридору, так же как и Давиде в соседней комнате, которые могут с легкостью защитить меня, мой разум все равно не успокаивается. Моя рука тянется к прикроватной тумбочке, и мне даже не важно, что книги и блокнот падают на пол. Не обращаю на это внимания, потому что ищу то, что мне действительно нужно. То, в чем я так нуждаюсь. — Это ищешь? — слышу я грубый, хриплый голос. Ножик раскладывает в чужих руках прямо перед моим лицом, но это не пугает меня. Угроза быть раненой или убитой, кажется, никогда не пугала меня. Когда слышу его голос, мое сердце перестает биться от паники, как раньше. Теперь оно трепещет от волнения из-за его приходом. Перед сном я стояла возле окна, думая, закрыть его или нет, но мои руки сами не тянулись это сделать. Поэтому единственное оправдание, которое придумал мой разум, это то, что я оставила окно открытым, потому что было довольно жарко. Лунный свет, проникающий сквозь стекло окон, позволяет мне увидеть его. Темные джинсы низко сидят на его бедрах, а обтягивающая футболка подчеркивает развитые мышцы груди. Взгляд его темно-карих глаз выражает заинтересованность, но выражение лица абсолютно равнодушное. — Интересное у тебя применение ножа, Рори, — он переводит взгляд на нож между нами, и поднимает его выше, чтобы лучше рассмотреть. — Ты постоянно кладешь его под подушку? Он был с самого начала и видел, что я его искала. Возможно, Невио вытащил его, когда я еще спала. — Какая тебе разница? — В последнее время у тебя вошло в привычку не отвечать на мои вопросы, — говорит он так тихо, что у меня по коже бегут мурашки. Невио намекает, что я не назвала имя, которое он так сильно хотел узнать. Мое ласковое отношение к нему заставило его пообещать мне, что он больше не будет требовать от меня ответа или предпринимать какие-либо действия на стороне, чтобы узнать правду. Невио будет в ярости от этой правды, потому что он до безумия ненавидит всех Ди Лауро и терпит их присутствие в Каморре, независимо от того, что их даже нет сейчас в Лас-Вегасе. Простое присутствие их на территории Каморры выводит его из себя. Я не ожидала, что смогу добиться от него пообещать мне ничего не делать, но благодаря тому, что Невио был полностью поглощен мной и нашими поцелуями, мне это удалось. Однако я все же подозреваю, что есть вероятность, что он не выполнит свое обещание. Обо мне и Дарио знает лишь небольшое количество людей. Мои друзья точно не расскажут ему ничего. Римо не любит вмешиваться в такие дела, и сейчас он просто рад, что все, что было между мной и Дарио, закончилось. Но в отношении Алессио у меня есть сомнения. Я знаю, что мы друзья, но меня преследует мысль, что в любой момент он может проболтаться. Хотя он этого не сделал за все время. — Я пытаюсь игнорировать свое желание вытрясти из тебя всю правду. Если ты не ответишь и на этот вопрос, то я точно сорвусь, Аврора. Ты не хочешь, чтобы это случилось, поверь мне. Его глаза темнеют от злости, и я тяжело сглатываю, чтобы избавиться от кома в горле. Невио, несомненно, всеми возможными способами попытается выбить из меня правду, и я не сомневаюсь, что мне не понравятся последствия. — Да, я постоянно кладу его рядом. Не слышу свой внутренний голос, который подсказывает мне противостоять ему сейчас. Не лучшее время. Его выражение лица изменилось, в глазах появилось любопытство. Невио наблюдает, и его взгляд темнеет еще сильнее, когда я прикусываю нижнюю губу зубами. Его челюсть напрягается, и он смотрит только на мои губы. — Что ты здесь делаешь? — Пришел спать. — Почему не у себя дома? — Не было особого желания. Да и моя кровать была облита водой благодаря Джулио. Из меня вырывается смешок. Этот маленький озорной мальчик. Невио отстраняется от меня, кинув нож куда-то на пол. Я возмущенно шиплю на него, пытаясь встать, чтобы поднять его, но он не позволяет мне это сделать. Его сильная рука надавливает на мою кожу в области живота, где мой пижамный топ на лямках приподнялся, и не дает мне пошевелиться. — Тебе он больше не понадобится, чтоб спокойно спать. Естественно, Невио догадался, почему именно раскладной ножик лежал рядом со мной. Слышу звон ремня, а затем звук падающей на пол ткани. Его движения медленные и наполнены сексуальной энергией, которая разливается в воздухе и словно затягивается петлей на моей шее. Он переходит на другую сторону кровати, забирается под легкую простынь и ложится на бок, обнимая меня за талию. Сразу же тепло его тела переполняет меня, окружая таким уютным ощущением. Невио опускает голову и целует мое обнаженное плечо, отчего я удивляюсь от такого нежного прикосновения. — Хочу знать только одно, и мы закроем эту тему окончательно, — тихо произносит он, слегка хмурясь. — Ты сказала, что это было в прошлом. Это правда? — Да, — так тихо отвечаю, поражённая, что Невио так спокоен. — Ты его любила? В его голосе слышны нотки злости, но есть и что-то еще, напоминающее горечь. Однако у меня все равно остались сомнения. И я так хочу узнать, что он чувствует прямо сейчас. Любила ли я Дарио? То, что было между нами больше года назад, сложно назвать отношениями или любовью. Это была связь и привязанность. Мне был нужен кто-то, кто смотрел бы на меня, только на меня. И я думаю, что Дарио тоже этого хотел. Мы просто нуждались друг в друге, чтобы забыть обо всем вокруг. О людях, о проблемах, обо всем. Это не продлилось долго, но то время, которое мы провели вместе, было нежным, добрым и прекрасным. Оглядываясь назад, я ни о чем не жалею, даже несмотря на то, как все закончилось. Мне просто хотелось, чтобы Дарио был счастлив в Лос-Анджелесе. Чтобы он чувствовал себя свободным и мог делать то, что ему хочется, не думая о Марио. — Нет. Невио выдыхает, и мне кажется, что мой ответ принес ему облегчение. Ему будто было важно услышать именно этот ответ. — Я тоже хочу кое-что узнать. Не знаю, что происходит… между нами, — на секунду замолкаю, задумавшись, и замечаю, как уголки его губ слегка приподнялись. — Но если «что-то» будет, ты будешь смотреть на других девушек? — Нет. — Правда? — в моем голосе звучат сомнения, и Невио, конечно же, это замечает, покачивая головой. — Это абсолютная, блять, правда. У меня нет ни малейшего стремления и желания смотреть на кого-либо другого. Мне нужно видеть тебя постоянно, поэтому тебе лучше быть рядом со мной поблизости, — его глаза искрятся от чего-то мрачного. — Но это относится и к тебе. — Что? — Ты не будешь смотреть на других, я плохо реагирую, когда кто-то трогает то, что принадлежит мне. Сейчас я стараюсь не обращать внимания на то, что ты рассказала, потому что это в прошлом, и у меня тоже было прошлое. Теперь никто не будет прикасаться и смотреть на тебя, Рори. — Я не принадлежу тебе. — Верь в это и дальше, — Невио говорит это насмешливо, словно я сказала какую-то глупость. — Но ты принадлежишь. — Нет. — Да. — Временно. Уступаю я, чувствуя проигрыш. — Долгосрочно. — Неохотно. — Через некоторое время ты и сама с радостью будешь говорить всем, кому именно ты принадлежишь, mio cara. Мои глаза расширяются от удивления, когда я слышу слова Невио. Mio cara. Моя милая. Я никогда не слышала, чтобы он говорил на итальянском языке. Наши семьи не говорят на нем, особенно моя семья. Мама не знает итальянского, но я и Давиде выучили язык из-за нашего собственного желания, хотя папа говорил, что это не обязательно. То, как Невио произнес это, прозвучало возбуждающе сексуально, и от этого у меня мурашки по коже волнами пробежали. Во мне еще есть сомнения и недоверие к нему, поэтому я сказала «временно», хотя на самом деле это было выигрышным вариантом для меня. Потому что я не смогу вынести, если Невио бросит меня, когда я ему надоем. Сейчас он настолько настойчив по отношению ко мне, постоянно где-то поблизости, но что будет потом? Я этого не знаю. Мне нужно защитить себя. Создать некую дистанцию между нами, чтобы он не мог быть слишком близко. Чтобы разрыв между нами в будущем не стал для меня слишком болезненным. Чтобы я смогла пережить его уход. А он уйдет. Невио никогда не воспринимает «что-то» всерьез, кроме Каморры. Он посвящает почти все свое время делу, которому он сильно предан. — Ты слишком много думаешь, — Фальконе это заметил. — А ты на удивление спокойно себя ведёшь, — с сомнением проговорила я, чувствуя подвох. — Я могу быть таким, — кратко говорит Невио. — Спи, mio cara. Черт, то, как звучат эти слова. Он натягивает простынь мне до плеч, что поражает меня еще больше. Ведь я думала, что Невио буквально набросится на меня, как это было все эти дни. Я ожидала, что он будет прикасаться ко мне, целовать, но сейчас Невио просто лежит рядом и обнимает меня. Это его сторона ошеломляет меня. Я никогда не думала, что Невио может быть таким. Способен быть таким. — Теперь я буду охранять твой сон. Мое тело само собой расслабляется от его поглаживаний пальцами по моей талии. Он не пытается приблизиться ближе, но и не лежит слишком далеко от меня. Наши лица прямо напротив друг друга. Его темные глаза выглядят спокойно, в них нет ни злости, ни гнева, как это было ранее. Невио выглядит умиротворенно, просто разглядывая меня. Глаза закрываются, и сон поглощает меня. Нет ни одного проблеска дурного или кошмарного сна. Чувствую спокойствие. Я не вижу обычных мне картинок, нет больше тех воспоминаний, которые тревожили меня почти каждую ночь. Словно Невио отгоняет их, охраняя и не давая им беспокоить меня. Я могу к такому привыкнуть, черт возьми.***
Когда я просыпаюсь утром, его нет рядом со мной. Но то, что место, где он лежал, скомкано и все еще теплое, дает мне понять, что все это реально и он только недавно ушел от меня. Мои глаза сразу же смотрят на приоткрытое окно, и губы немного приподнимаются, не зная почему. Чувствую бодрость. Сны в эту ночь не забрали мою энергию. Мне требуется немного времени, чтобы собраться перед учебным днем. На самом деле, я уже считаю дни до окончания школы, ведь этот год выпускной. Осталось пару месяцев. Я порядком устала от нахождения там. Надеваю на себя классическую школьную форму и прикрепляю небольшую брошь в виде белой розы и браслет на запястье, который мне подарил папа несколько лет назад. Я постоянно ношу его, на нем несколько маленьких шармов, которые выражают мою суть: кисть для рисования, машинка, цветы. В сумку кладу несколько тетрадей для записей и свой любимый альбом, в который я делаю наброски и рисунки. Он уже такой потрепанный и почти полный, что скоро придется купить новый. Редко делаю какие-то сложные укладки на волосах, потому что у меня от природы прямые волосы. Если я их завиваю, то они все равно со временем возвращаются в свой первоначальный вид. Поэтому просто расчесываю их и откидываю за спину. Волосы довольно длинные, блондинистые. Это у меня от папы, и маме так нравится, что мне достался такой цвет волос. По утрам мне не хочется тратить много времени на макияж. Просто наношу бесцветный блеск на губы и тушь для ресниц, чтобы сделать взгляд более выразительным. Спускаясь по лестнице, я уже слышу голоса моей семьи. Когда оказываюсь в столовой зоне, запах приготовленной мамой еды сразу пробуждает во мне желание съесть все здесь и сейчас. Мама в последнее время начала увлекаться готовкой, хотя часто бывает занята на работе. Несмотря на это, она стала экспериментировать с разными блюдами и продуктами. Ей особенно нравилось готовить десерты, и теперь из-за этого она еще чаще проводила время с Киарой. Папа, хоть и не говорил ничего, но по его поведению было видно, что он не очень доволен. Ему совершенно не нравилось, когда мама проводила долгое время с кем-то, а не с ним. Он стал таким ворчливым. — Принцесса проснулась, — у мамы было определенно хорошее настроение. — Доброе утро. Она порхала вокруг, раскладывая каждому то брускетту, то омлет, не останавливаясь. Ее красивый нежно-розовый сарафан развивался с каждым ее шагом, и она выглядела очень воздушно. Папа не отрывал от нее глаз, и уголки его губ приподнимались всякий раз, когда она что-то накладывала на его тарелку. — Доброе утро всем. Мой взгляд был направлен на Сайласа, который сидел за столом рядом с недовольным Давиде. Последний смотрел на свою переполненную тарелку, и его недовольство было заметно. — Хотел поехать с тобой в школу, но приехал немного раньше, — произнес мой друг, также глядя на свою тарелку, куда мама накладывала много еды. — Меня пригласили на завтрак. — Ешь. Знаю, что сейчас в доме с тобой никого нет, так как твой отец в Финиксе. — мама нежно погладила его по плечу. — Мы всегда рады видеть тебя, Сайлас. Ты можешь ночевать у нас, чтобы не чувствовать себя одиноко в доме. — Не волнуйтесь, я здесь на пару дней. Мне потом стоит вернуться к отцу. — У него все хорошо? — от этого маминого вопроса папа с прищуром посмотрел на нее. — Завален делами, но все хорошо. Могу с уверенностью сказать, что маме очень нравится Сайлас. Она заботится о нем в какой-то степени. И самому Сайласу это нравилось, потому что она вела себя по-матерински. Ему этого не хватало, ведь его мать давно умерла и он почти не чувствовал такой материнской любви, но теперь чувствует от моей мамы. Да, у него была Сесилия, которая дарила ему сильную любовь, как и мне. Но она была его бабушкой. И у него была тетя Франческа, мать Николо. Однако эта женщина всегда была сосредоточена на том, чтобы иметь на своем счету точное количество денег для покупки дизайнерских платьев и сумок. Брак родителей Николо был заключен по-договоренности, и в нем никогда не было искренней любви. Однако, несмотря на это, он не был ужасным. Леопольдо и Франческа нашли свой путь, чтобы создать семью, которая будет устраивать их обоих и сделает Николо счастливым. Хотя воспитанием своего сына всегда занимался Леопольдо, а не его жена. — Мама, не накладывай больше, я не смогу это всё съесть, — недовольно пробурчал Давиде. — Ты съешь всё, — строго проговорила мама, наконец садясь за стол рядом с папой. — Я лопну. — Не преувеличивай, — сказал насмешливо папа, покачивая головой. Сажусь на свой стул, сразу накалываю вилкой омлет и отправляю его в рот. — Мы заедем за Киллианом и Карлоттой? — спрашиваю я Сайласа. Николо сейчас в Портленде, но, возможно, скоро приедет, чтобы навестить меня. Хотя, возможно, он хочет увидеть не меня, а Карлу. Он постоянно спрашивает у меня совета, что написать ей. Даже если он находится в другом городе, он не забывает о ней. — За Карлоттой, конечно, заедем, но Киллиана сегодня не будет в школе. Винсент вернулся в город, Килл хочет провести с ним время. Отец Киллиана, в силу своей работы, часто бывает на различных встречах и в разъездах, поэтому не может проводить много времени с детьми. Киллиан очень привязан к папе и, хотя отсутствие отца его огорчает, как только у старшего Торреса появляется свободное время, его сын с радостью проводит с ним время. Карла, напротив, держится на расстоянии. — Я попросил разрешения у отца, чтобы принять участие в бое на Арене, — говорит Сайлас, и мой папа сразу же заинтересованно смотрит на него. Но не мама. Она выглядит встревоженно. Давиде, как и отец, очень любит бои. Однако, я могу с уверенностью сказать, что даже когда станет старше, мой брат не сможет сразиться ни с кем. Это точно, так как мама не позволит ему. Если только папа не уговорит ее. — Ты еще слишком мал для такого, — с беспокойством проговорила мама. — Мне скоро восемнадцать, — мягко произнес Сайлас, — Отец раньше отказывался, но теперь мне нужно показать себя. Арена — лучшее место для этого. — Сайлас хорошо тренировался все эти годы, — успокоил папа, взяв ее за руку. — Карлос обучал его, я также тренировал его и Леопольдо. Для него бой будет простым делом. — А мне можно посмотреть вживую? — возбужденным голосом воскликнул Давиде. — Нет! — возмущенно сказала мама. — Но я должен поддержать Сайласа. Губы моего друга немного приподнялись, давая намек на улыбку. Как я давно этого не видела. — Поддержишь его мысленно, сидя в своей комнате. Тебе всего четырнадцать, молодой человек. — Ну, мама… Я вижу, как лицо папы смягчается, когда он наблюдает за этой семейной перепалкой. За этот год я видела его только уставшим. Война между Каморрой и Фамильей забирает все его силы, потому что, хоть папа и не говорит, ему тяжело. Его сестры в Нью-Йорке и их общение прекратилось. Они столько лет выстраивали семейные отношения, привыкшие жить в мире между нашими семьями, как в один миг все это оборвалось. Маме тоже нелегко. Она была очень близка с тетями, особенно с тетей Арией. С началом войны мама так же лишилась их. — Невио! — резко поворачиваюсь к маме, которая произносит это имя. — Садись с нами, ты завтракал? — Уверен, он уже поел дома, — проговорил папа, хмуро посматривая в сторону прибывшего. От его смягченного лица не осталось ни следа. Теперь там только мрачность и недовольство. — Фабиано, — тихо проворчала мама, пихая его локтем в бок. Папа не обращает внимание на это, продолжая наблюдать, не моргая. — Я не голоден, — слышу насмешку в голосе Фальконе. Возможно, все веселье на его лице исчезает после того, как наши глаза встречаются. В моей голове возникают образы его прикосновений, когда он прижимал меня к себе этой ночью. Я чувствовала его губы на своей коже, на шее или просто ощущала их легкое прикосновение к моему лицу. Невио вчера был нежен в своей манере. Его губы были нежными, но в его прикосновениях, когда он прижимал меня к себе, чувствовалась власть. Некое собственничество. Сейчас его лицо не выражает абсолютно ничего. Его взгляд пустой, а сжатые кулаки говорят о том, что он напряжен. Невио, казалось бы, выглядит безразличным, но я вижу, что внутри него есть темнота, которая затрагивает самые глубины моей души. Его взгляд переводится на спокойно сидящего Сайласа, который также прямо смотрит на него. Это плохо. — Хотел подвезти тебя, — говорит он таким ледяным тоном, что по коже пробегают мурашки. — Массимо скоро подойдет к машине. Нам еще Карлотту забирать. — Сайлас довезет их, — говорит папа, чуть улыбаясь. Черт. Папа словно издевался и наслаждался всем этим. Сайлас спокойно отпивает из бокала сок, кивая, как будто совершенно не замечает, как Фальконе бросает на него взгляд, полный угроз. — Как чудесно, — притворно дружелюбно произнес Невио, обнажив свою улыбку. На самом деле, это больше напоминало оскал. Невио просто кивает всем и направляется обратно к выходу, бросив на меня напоследок испепеляющий взгляд, от которого у меня перекрываются все пути кислорода. — Я могу пойти к Джулио? — спрашивает мой брат, будто не замечая оставшегося напряжения в комнате. Мама смотрит строго сначала на него, потом на его тарелку, отрицательно качая головой. — Нам пора, — тихо проговорила я, вскакивая со стула.***
После долгого времени, проведенного на уроках, я сижу на трибунах и иногда наблюдая, как Сайлас играет в баскетбол с командой на тренировке. Николо и Киллиан тоже в команде, но из-за их отсутствия их пришлось заменить. На трибунах слышен шум. Чирлидерши также тренируются недалеко от поля, а руководит ими Джоанна, которая время от времени поглядывает в мою сторону. После отъезда Арианны в Италию, мне больше не было смысла оставаться в команде, так как я присоединилась к ней только из-за нее. Мне так не хватает обычных шуток Николо и Киллиана. В школе мне стало довольно одиноко. Сейчас Сайлас приехал сюда на некоторое время, но скоро снова уедет. Николо в Портленде, а Киллиан находится в своем доме, будто в крепости. Только Карлотта со мной, но она всегда так погружена в учебу, особенно в преддверии экзаменов, что ее как будто и нет рядом. Мой блокнот для рисования вот-вот развалится, но это не мешает мне делать несколько набросков. И вдруг я поймала себя на том, что рисую человека. Не какого-то, а Невио. Обычно я избегаю рисовать людей, потому что мне всегда было сложно выразить их эмоции на бумаге. Некоторые из них мне были непонятны, а некоторые не могла отличить друг от друга. Искусство было для меня спасением. Раньше. В последние месяцы я чувствовала себя опустошенной и не знала, что именно хочу изобразить. Ничто не могло привлечь мое внимание настолько, чтобы захотелось взять карандаш и начать рисовать. В детстве я любила рисовать солнце, потому что все говорили, что я такая яркая и светлая. Мои рисунки были развешаны по всему дому, а также я положила их в бумажники родителей, чтобы это солнце всегда было с ними. Когда Давиде был маленьким, я уговорила родителей нарисовать маленькое солнце на стене в его комнате, чтобы и с ним оно было. Так же я рисовала светлые пейзажи, особенно мне полюбилось делать это в саду в доме Сесилии. Но со временем яркость рисунков начала угасать. Вместо светлых оттенков стали преобладать более темные и холодные цвета. На некоторых из моих работ было много красного. Когда я рисовала, то полностью погружалась в процесс, становилась дикой и неконтролируемой. Когда была занята рисованием, краска разбрызгивалась в разные стороны, загрязняя пол и меня. Искусство стало для меня способом потери контроля. Все считают, что моя карьера в искусстве уже началась и процветает, ведь Сесилия активно продвигает мои работы, организуя выставки. Но там я вижу призрак нормальности — старые картины, где все было светлым и позитивным. Пейзажи, которые я когда-то видела и сразу начинала создавать новую картину. Если бы я вывесила картины, которые рисовала недавно, то все бы ужаснулись. Мне никогда даже в мыслях не приходило нарисовать Невио, но рука сама начала делать это. В моей голове так ярко отпечатался его образ со всеми деталями, что я с легкостью это делала. Вела карандашом по бумаге, чтобы подчеркнуть его острые скулы. Делала глаза темнее, чтобы они казались такими же мрачными, как в жизни. Выделила маленький шрам, который был на подбородке. Он получил его в детстве, и я помню этот день, как будто это было вчера. Невио так быстро бегал по всему дому и саду, что в какой-то момент споткнулся и ударился подбородком об угол мебели. Любой ребенок заплакал бы, но Невио встал и побежал дальше, не замечая, что кровь потекла по шее и капала на пол. Использую большой палец, чтобы растушевать четкие края, размывая их и создавая текстуру кожи, что придает рисунку больше глубины. — Выглядит красиво. Тебе удалось изобразить Невио Фальконе не таким отталкивающим, каким он есть в жизни, — слышу голос и поднимаю голову, замечая, как Сайлас стоит рядом и смотрит на лист бумаги. Его голова наклоняется ближе, чтобы лучше рассмотреть. Сайлас прибегает к искусству, чтобы немного сдержать свои эмоции, как и я. Но вместо красок и карандашей, он больше любит использует глину, чтобы создать что-то прекрасное. Совершенное. Если все-таки у него есть желание взять кисть в руки, то картина становится определенно шедевром. Возможно, Сесилия как-то догадывалась, что таким детям, как мы, нужно что-то, чтобы выплеснуть все. Поэтому она хотела, чтобы мы увлеклись этим в детстве. — Ты его недолюбливаешь, — не вопрос, а утверждение. Мои слова сопровождаются смешком, и я откладываю блокнот с карандашом в сумку. — Мне никогда не удавалось видеть его в приветливом настроении. — Ты точно такой же, — мои губы растягиваются сами собой. — Мне не нравятся люди. Если бы можно было избегать их вечность, я бы выбрал именно это. — Не забывай, я тоже человек. — Ты не «кто-то», — Сайлас берет бутылку воды и отпивает. — И к тебе я привык. Мы, можно сказать, выросли вместе. Он берет свою сумку с вещами в руки, собирая туда какие-то предметы и достает телефон. Его волосы немного влажные от пота, и он морщится, когда осознает это. — Завтра за тобой заехать? — Напишу точно вечером. Сайлас кивает после моих слов, легко целует меня в щеку, как всегда делает, когда прощается и идет к зданию школы. — Вы встречаетесь? — слышу я заинтересованный голос Джоанны. Она подходит ко мне, судя по всему, их тренировка также закончилась. Выглядит очень уверенно и надменно, словно здесь она все контролирует. Мои губы кривятся, когда Пирос подходит ближе. — А что, подумывала и за Сайласом побегать? — с усмешкой произношу, вставая на ноги. На лице Джоанны появилось возмущение. — Ты хочешь враждовать, Скудери? — Ну подругами мы никогда не будем, Пирос. За эти годы ты должна была это понять. — Мне и не нужна дружба вовсе, — ее губы кривятся в ядовитой улыбке. — Зачем мне связываться с девушкой, которая только наполовину итальянка и у которой бабка была наркоманкой-шлюхой, а дед был жалким должником? Может, ты пойдешь по их стопам? Хотя это я еще твою отцовскую линию не начала перебирать. Моя рука выдвигается вперед, и тыльной стороной кисти я бью ее по лицу. Пирос отшатывается, скуля от боли, и сразу прикрывает место удара ладонью. Мои пальцы хватают ее за шею, сильно сжимая, чтобы перекрыть доступ кислорода. Мои ногти впиваются в ее кожу, вызывая еще больше боли. — Скажешь еще что-то подобное, и в следующий раз, вместо моей руки на твоей шее, будет гребаная петля. Знай свое чертово место. Джоанна ловит ртом воздух, бледнея на глазах. Она руками пытается убрать мой захват, но из-за того, что я сжимаю довольно сильно, ее силы теряются. Мне плевать, что все это увидят. Пусть смотрят. — Аврора, отпусти ее, — руки цепляются за меня, оттаскивая в сторону, подальше от кашляющей Пирос. Мои губы приподнимаются, когда я замечаю полумесяцы от ногтей и ранки на ее покрасневшей коже. Карлотта встает прямо передо мной, выглядит встревоженно. Но она даже не смотрит в сторону Джоанны, все ее внимание сосредоточено на мне. — Ты за это заплатишь, — прохрипела Пирос, потирая рукой свою шею. — Я тебя уничтожу. — Давай-ка посмотрим, как ты это сделаешь. Делаю шаг вперед, но Лотти хватает меня за руки, не давая подойти к ней ближе. — Советую тебе уйти отсюда, Джоанна. Боюсь, я не смогу долго сдерживать Аврору, да и, если быть честной, у меня нет особого желания это делать, — произносит Карлотта ледяным тоном. Вокруг нас столпились несколько учеников, которые словно наблюдали за разворачивающимся шоу. Глаза Пирос горят от гнева, и ее словно трясет от всего происходящего. Я жду, что именно она выберет: побег или нападение. Но Пирос выбирает первое, поджимая губы и хватая руку своей подружки, которая подбежала к ней. Они уходят к парковке. — Все в порядке? — спрашивает парень из баскетбольной команды. Мы учимся в одном классе, и мои друзья, конечно же, знают его. Но я не помню, чтобы мы с ним когда-либо разговаривали. Парень подходит ко мне ближе, рассматривает меня, словно это на меня напали. Мои брови нахмурились. — Что тут произошло? Мои и глаза Карлотты расширяются от звука знакомого голоса, который звучит безразлично и пусто. Люди вокруг сразу же расходятся, как и тот парень, который был рядом со мной. Мы с подругой медленно поворачиваем головы в сторону, откуда раздался голос, и прямо рядом с нами стоят мрачно-спокойные Массимо и Невио Фальконе. Они выглядят так, будто только что вышли из преисподней, чтобы начать убивать. Неудивительно, что все разбежались. Последний наблюдает за уходящим парнем, который через секунду заходит в здание школы. Невио медленными шагами подходит к нам, ко мне, и поднимает мои руки, внимательно осматривая их. Под ногтями виднеется кровь. Его пальцы снимают мой браслет, который я так люблю, и он передает его Массимо, который сразу же забирает его, а потом берет Карлотту под руку и уводит за собой. — Массимо, нет! Я не оставлю Аврору, — сердито пытается его оттолкнуть от себя, но у нее нет никаких шансов. Он тянет ее к себе, прижимая ближе, и что-то шепчет с таким холодным и бесстрастным видом, что это даже пугает. Карлотта расслабляется в его руках, смотря на него с удивлением, и Массимо, не теряя времени, ведет ее к парковке, кивнув Невио на прощание. — Зачем ты отдал мой браслет? — Фабиано установил в него датчик слежения. Мои мысли не могут сформироваться или предложить что-то, что я могу сказать, когда Невио хватает меня за руку, а другой рукой прикасается к моему лицу. — Возле тебя был какой-то придурок. Произносит слова настолько собственническим и яростным голосом, отчего мое тело дрожит от страха и возбуждения. — И что ты сделаешь? — приподнимаю подбородок, уверенно выдерживая его взгляд. Кажется, я настоящая мазохистка. Предполагаю, что будет после этих слов, и моё сердце жаждет его тьмы. — Возможно, я должен вести себя более безумно, чтобы ты поняла, что больше ни один парень не должен быть рядом с тобой, — его пальцы обхватывают мое горло, массируют кожу. В глазах Невио не видно ничего светлого, только безумие, близкое к власти. Кажется, что он может вспыхнуть, как пламя, если кто-то прикоснётся к нему. — Знаешь, кажется, мне передалась по наследству любовь к похищению девушки.