Секс или Кровь

Слегка подрагивая от усталости, руки сложили тетрадки и пенал в рюкзак, застегнули змейку и ловко закинули его на одно плечо. Он повернул голову, оглянулся на мечущихся одногруппников, которые также, как и он, хотят побыстрее уйти из этого кабинета, из этого здания, зайти в свою квартиру, комнату, лечь на кровать и спать до следующего утра, прежде чем повторить ещё один точно такой же день. Когда он встал из-за своего места, вспомнил о головной боли, которая сопровождает его каждый день, каждую ночь — стала привычным явлением. Мозг этого человека работает как бешеный, запоминания слишком много информации, заучивая и осознавая слишком сложные вещи. Учиться на медика сложно, даже если и интересно. По дороге домой он вспомнил: сегодня пятница. Это пришло в голову, наверное, потом что он подумал о том, что сейчас зайдет в комнату общежития и увидит его. Этот человек совсем противоположный. Он не думает, он делает. И сейчас, когда его сосед по комнате вернулся с учебы, он продолжает делать. Медику сложно понять, что это: оно сантиметров 30 в высоту, все из белой бумаги, по форме напоминает змею. Творец, сгорбившись в три погибели, сидит над этим днями и ночами. В комнате только один источник света — настольная лампа. Его тонкие, но не слабые руки держат какую-то деталь из бумаги и видимо подравнивают ее края ножницами. — Вернулся, учёный? — Вернулся. И сегодня пятница. — он ставит свой рюкзак на пол, облокачивается на стену и устало сползает по ней. Сгорбленное тело впервые за день выпрямляется, сопровождая это тихим стоном. Между его пальцев зажат скальпель, он разворачивается к сидящему на полу и внимательно рассматривает его жалкий усталый вид. Свет от лампы перекрывает творец, его белобрысые волосы сияют на самых кончиках, и весь его вид отбрасывает резкую тень на уставшего медика. Последний поднимает глаза и: — Я же просил тебя, не брать мой скальпель. Он не для бумаги, а… — Для тебя. — после этих слов на лице его расцветает злобная улыбка. Второй замолкает, его лицо спокойно. Он не первый раз видит эту улыбку и прекрасно знает, что она означает. Он медленно поднимается с пола и на уставших ногах топает к своей кровати. — Ты сейчас хочешь? — спрашивает он, лёжа лицом в подушку. — Я всегда хочу. — отвечает, поднимаясь со стула и медленно в развалочку шагая к лежащему на кровати телу. Он перешагивает коленом через это тело и надавливает рукой на поясницу, ведёт вверх и хватает за волосы. Голова поднимается вверх, открывая миру уставшее лицо, на котором брови свелись к переносице, на котором вдруг появилась чужая рука и закрыла все дыхательные пути. Лицо творца расслаблено, в глазах сверкает власть. Пока уставший сосед по комнате задыхается, он пропускает свою руку, как змею, под него, и ловко расстёгивает ширинку штанов. Пальцы пока ещё нежно притрагиваются к самому нежному месту и замирают. Вся его сущность ждёт, когда тело под ним начнет желать вдохнуть. И оно начинает. Его грудь вздымается, руки сжали одеяло, спина начинает дёргаться, ноги пытаются спихнуть с себя груз, но недостаток воздуха слишком затуманивает разум. Глаза его закатываются, а член в руке садиста набухает. Он не может сдержать самодовольной улыбки и отпускает бедную уставшую тушу. Она начинает жадно хватать воздух, ударяясь щекой об подушку, пока с нее рывком стягивают штаны. Змейка случайно царапает внутреннюю часть бедра и парень тихо шипит. Скальпель лежит рядом, иногда поблескивая в поле зрения, как конфета, которую хочется съесть. Творец задирает белоснежную рубашку, смело проходится ногтями по нежной светлой коже спины, оставляя яркие красные полосы. Он наклоняется к уху низлежащего: — Секс или кровь? — Секс. — голос его хрип и слаб, как и тело, как и разум. Кивок, который заметен только его обладателю, и бедра уставшего медика поднимаются, с них стягивают нижнее белье, бледная кожа оголяется нараспашку и тут же опаляется смачным шлепком. Тело снизу дёргается и из него кажется вырывается тихий выдох. Спина выгибается в плавную дугу, а человек сверху ещё сильнее надавливает, царапает ее, заставляя мелко дрожать. Время идёт мучительно долго, каждый удар, каждый шлепок расходится режущей болью по всему телу. За спиной у бедного мальчика не человек, а животное, аура которого забирается острыми шипами прямо в грудь, пронзает сердце, вростает в лёгкие и сжимает их, не давая дышать на полную грудь. От него не веет ни каплей комфорта. Он олицетворение тревоги. Из горла его неконтролируемо вырываются крики, выше его привычного голоса. Кожа, что когда-то была бледнее белого сейчас ярко красная. Тело пытается отодвинуться, избежать источника боли, но кто ему позволит. Спустя какое-то время сверху слышится грубый голос, который не просто заседает в голове, он заключает в клетку мозг, гипнотизирует твой разум и лишает собственной воли. «На колени.» В голове слышатся удары собственного сердца. Они и его голос — это все, что сейчас есть в мыслях. Тело незамедлительно сползает с кровати и становится на колени перед ним. Глаза поднимаются и лицезреют то, от чего кровь стынет в жилах: его сильные ноги в черных джинсах, его узкая талия, его грудь, обтянутая домашней футболкой, его плечи, шея и… Глаза, которые смотрят в самые глубокие впадины твоей души, они пронзают все твое тело насквозь, испепеляют. От этого взгляда у сидящего на полу кружится голова и он опускает взгляд вниз, туда, где не менее страшно. Скрыться все равно не получается, все его существо сейчас открыто нараспашку. По его шее проходится грубая рука, слегка израненная скальпелем после долгой кропотливой творческой работы. Мелкие ранки почти незаметно чешутся на руке, которая поднимается по затылку и крепко сжимает волосы. Голова, в которой болезненными импульсами стучат удары в висках, не по своей воле прижимается к чужим штанам. Глаза пока не осмеливаются подняться, но рот знает что делать. Язык начинает лизать прямо так, ощущая как плоть под одеждой начинает подниматься. — Снимай ремень. И ручки, обтянутые бледной кожей, начинают расстёгивать незамысловатую застежку, вскоре они справляются со своей задачей и обладатель ремня вытаскивает его из петель, складывает пополам, чем заставляет парня снизу слегка отшатнуться. — На 180 и руки за спину. Приказ незамедлительно выполнен, руки парня связали ремнем и теперь он его не снимет, как бы не пытался. Это сделает только тот, кто его связал. — Сюда. Пока парень снизу поворачивался на коленках, которые уже болят стоять на холодном твердом полу, тот, кто сверху, снял штаны и нижнее белье, облегчая участь первому. Когда его глаза увидели обнаженную плоть, дыхание сбилось. Горло распирает изнутри из-за инородного объекта. Он даже не успел понять, когда. Когда это началось? Рвотные рефлексы не прекращаются, горло сжимается, а в него вдалбливается скользкий член, вызывая новые порывы. Даже дышать невозможно. Он не успевает понять как ему действовать. И пусть это уже не первый раз, он никогда к этому не привыкнет, не научится. Не научится совладать с бешеным характером того, кто сейчас насаживает его горло на свой член, крепко сжимая волосы. Член страдающего затвердел и сочится смазкой, не получая и капли внимания. Были бы руки развязаны, может быть и получил бы. По подбородку стекает слюна, неприятно холодно раздражая кожу, падает свисающими каплями на пол. Из-за рвотных рефлексов тело пробирают мурашки и холод. Он поднимает глаза вверх и видит его: бешеного зверя, не человека. В его глазах полное отсутствие света, ни капли комфорта. От одного вида этих глаз, у страдающего голову сносит, он стонет то ли от боли в горле, то ли от удовольствия в члене, то ли от крышесносных глаз, которые сжигают его каждую секунду. От человека сверху тоже слышатся хриплые стоны и тяжёлое дыхание и вдруг в горло попадает что-то теплое. Даже если бы хотел, выплюнуть не смог бы. Все, что было, пришлось сглотнуть. Наконец-то член покидает чужой замученный рот. Дыхание. Вдох-выдох. Хриплые порывы. Рот открыт, глаза прикрыты, слюна продолжает сползать по подбородку. Вдруг этот влажный скользкий подбородок крепко сжимает рука и заставляет подняться. Уставшие, замученные глаза смотрят вверх, ресницы мокрые, по щекам темные полосы потекшего макияжа. Грудь вздымается, ее обладать пытается отдышаться, в его открытый рот вдруг снова заползает что-то инородное. Все тот же член, снова он. Глаза смотрят наверх, без смысла. Они не просят, не умоляют, не желают. Они просто устали. А во рту все больше и больше появляется чужая плоть. Вскоре она начинает заползать в горло и снова. Снова. Снова вызывает рвотные рефлексы, от которых по телу проходятся мурашки. Грубая рука надавливает на затылок и насаживает до самого упора, заставляя глотнуть всю длину члена. И держит. Не даёт шелохнуться. Тело снизу начинает задыхаться, рвотные рефлексы заставляют кашлять и выплевывать слюну, она стекает, стекает, стекает, капает. Пошлые влажные звуки из недр гортани. Глаза уже даже смотреть наверх не могут, они закрываются, без сил продолжать быть открытыми. А он все смотрит сверху. Смотрит, наслаждается. Своим превосходством. Тем, что он заставляет другого человека. Заставляет без особых усилий. Он влияет на него. Он решает, как долго второму стоять на коленях. Он решает, когда тот будет дышать, а когда давиться членом. Он решает как сильно будет болеть. Он решает, как долго придется ждать. Он подчинил такого же, как он, человека. Они равны, но ему подчиняются. Они не просто так дружат. Секс бывает не часто. Чаще эти двое занимаются совершенно ненормальными вещами, которые сильно влияют на их социальную жизнь. Плохо влияют. И оба из них хотели бы избавиться от этого. Оба. Избавиться. Но они не могут. Все, как они могут бороться с этим, это не оставлять слишком видимых следов. К примеру не трогать запястья и шею. Но желания обоих порой бывают невыносимыми. И так сложно отказать себе в том, чтобы разрезать руку, или оставить пару царапин на шее. Следующим утром медик проснулся, прекрасно помня что сегодня выходной, и прекрасно понимая, что вчера было только начало. Руки его не развязывали со вчерашнего вечера. Он спал на животе. Болит все: спина, шея, плечи, запястья, горло… Он открывает глаза и видит стену. Он смотрит прямо, осознавая в каком он до сих пор положении. Сон как рукой сняло. Через несколько минут он слышит, как дверь открывается и в комнату заходит его сосед. — Проснулся? — Сегодня кровь. Тихий смех сопровождает лезвие на его пути от плеча к локтю, затем к нему присоединяется заглушенный подушкой стон. Рука как будто ослабевает от такого ранения. Разрез длинный, глубиной в пару миллиметров. Садист сверху наблюдает, как полоса разделенной кожи начинает наливаться кровью. И вдруг он слышит: — Блядь, у меня это останется на всю жизнь, хоть бы немного сдержался! — парень тяжело сдерживает болезненный стон. Как бы ему это не нравилось, он думает головой о том, что будет потом. Какие будут последствия. — А тебе не все равно? В ответ тишина. По длинному кровавому разрезу проходится влажный горячий язык, заставляя парня снизу шипеть. Кровь почти безвкусная, зато ее обладатель стонет сладко. Утро началось прекрасно.

***

Колени снова стоят на твердом полу, из окна в глаза бьёт яркий солнечный свет. Жарко. Он ненавидит лето. Всем телом и душой он бы хотел отключить солнце. Между его губ зажато только что распечатанное лезвие: одно неверное движение, одна попытка сглотнуть слюну, и… В спину ударяется что-то твердое, холодное. Это что-то выбивает из парня стон боли и волну возбуждения. «Еще» — проходится в голове, но вслух ничего. Но ему и просить не надо. Его ударяют этим же предметом по ноге, она сразу же чувствует такую слабость и кажется что больше не сможет держать тело. Удар по второй ноге. Удар в колено. — Мммггх, — все, что может возразить парень. — Бита тяжёлая, но на тебе я натренируюсь с ней управляться. Как ноги его до сих пор держат — он не знает. Наверное потому, что сесть на несколько горящих свечей будет не очень приятно. Их жар итак уже обжигает кожу и бедное тело еле еле его избегает. Кажется, ощущение того, как слюна стекает по подбородку и шее уже стало чем-то обыденным для этого человека. Садист время от времени подходит к нему, придушивает его горло, чтобы скучно стоять не было. А он стоит уже около часа со связанными руками, избитыми в хлам ногами, изрезанной спиной, с которой струи крови стекают на поясницу, потом между ягодиц и раздражают возбуждённую нежную плоть. Член стоит как каменный. И ни капли внимания ему. И хотел бы парень попросить, умолять, расплакаться в мольбах, но меж губ его лезвие и выплюнуть его будет означать отказаться от удовольствия в принципе. В этот раз творец подошёл не просто придушить, а чтобы положить свои грубые тяжёлые ладони на бедра страдающему заставить присесть. Нежную тонкую белоснежную кожу, которую вчера беспощадно избил, обжечь. Парень смотрит на него глазами полными страха, но в тоже время дикого возбуждения, из его открытого рта вылетают крики боли, стоны наслаждения. Кожа обжигается жаром свечей и парень забывает про лезвие между губ, он резко закрывает их, лезвие проходится между нежной кожей и разрезает и сверху и снизу, падает на пол окровавленное. Парень кричит неистово, желая все прекратить, желая остановиться. Но его слишком крепко держат чужие руки, а из-за разрезанных губ он даже говорить сейчас не может. Но через несколько секунд его отпускают и он падает лицом вперёд, дергаясь, пытаясь освободить руки. К нему подходит его сосед и нежно похлопывает по щеке. — Угомонись. Сейчас все сделаем. Первым делом он освободил руки парня, которые были связаны со вчерашнего вечера. Эти руки болезненным образом падают вперёд, как будто вовсе не живые. Они пытаются растереть друг друга, облегчить боль в плечах. Все мышцы как будто разорваны. После ему дали холодный компресс и он буквально сел на него. А затем сосед принялся за его губы. Это пальцы художника, пальцы музыканта, пальцы творца, они умеют быть нежными, когда это требуется. Они аккуратно держат губу и промывают ее изнутри перекисью. С верхней сложнее, но он справляется. Он даёт кучу салфеток пострадавшему, а после замечает: — У тебя, конченный мазохист, даже после такого стоит. — Можно подумать, у тебя нет. В ответ тишина.