The Ghost of You

— Снова трёшься возле фестралов? Чёрные раздутые ноздри животного шумно выдохнули облачко пара. Существо запрокинуло морду, обтянутую шелковистой кожей, и обеспокоенно захрипело, заставляя длинную вороную гриву мелко трястись. Мужчина одним протяжным и уверенным движением провел ладонью по гладкой шерсти на гибкой шее к выпирающим выступам рёбер. Фестрал, словно зачарованный, мгновенно успокоился и, сложив как у летучей мыши размашистые крылья, фыркнул, ткнувшись влажноватым горячим носом в шею волшебника. Сан закрыл глаза и досчитал до пяти, прежде чем вновь их открыть. Девушка, скрестившая руки чуть поодаль, снисходительно ухмылялась. — Я магизоолог, Дора, откуда этот сарказм в твоём голосе? — глухо ответил Бакар, провожая гарцующего фестрала взглядом. — Я думала, мы договорились, что ты не будешь меня так называть, — чуть прищурившись, сказала Морганак. — Я думал, мы договорились, что ты больше не будешь сюда приходить, — подняв, наконец, глаза на собеседницу, с горечью отозвался он. В полумраке Запретного леса её тёмно-русые с медным отливом волосы казались почти чёрными. Глаза по-ведьмински блестели на неестественно бледном лице, словно Исидора насквозь могла видеть профессора по уходу за магическими существами и читать его мысли как открытую книгу. — Я прихожу сюда, потому что ты этого сам хочешь, Сан, — пожала плечами девушка и медленно пошла в сторону скопления фестралов. — Можешь врать себе, но не мне — ты проводишь здесь куда больше времени, чем в загоне с гиппогрифами. — И что с того, — внимательно следя за каждым её шагом, вскинул бровь Бакар. — Люди сейчас наслушались всякого бреда, говорят, мол фестралы приносят только несчастья. Если за ними не приглядывать, деревенские идиоты уничтожат всю их популяцию в Британии. Морганак хмыкнула и протянула руку к блестящему гладкому боку животного. Тот лениво повернул на неё голову и пронзительно взглянул на профессора, заставляя всё внутри того сжаться. — Ты мог их видеть раньше? — поигрывая неведомо когда взявшейся в её руках палочкой, спросила она. Сан Бакар осёкся. Ком подкатил к горлу, узел под рёбрами затянулся ещё туже. В лёгкой дымке Запретного леса пролетела, чирикая, стайка птиц, заставляя фестралов заинтересованно поднять на них морды. — Ты же знаешь, что да, — коротко выдавил он. — А ты? — Мой брат умер на моих глазах, — отвернувшись от Бакара, она подняла голову к темнеющему небу. Голос её звучал совершенно обыденно, от чего по коже магизоолога пробежалась волна мурашек, даже несмотря на утеплённый камзол и накинутую поверх мантию. — Отец держал его за руку, но брат смотрел прямо на меня. Я могла видеть фестралов ещё до того, как меня взяли в Хогвартс. Прибежала тогда, помню, рассказать отцу, а он только взглянул на меня и скривился. — Мне жаль, что такое случилось с твоим отцом, Дора, — Сан приблизился и замер в метре от неё. — Правда жаль. Исидора резко развернулась к нему и, чуть опустив подбородок, уставилась бешенным взглядом. На секунды ему почудилось, что по радужке её глаз пробежали красные искры. — Мы все чувствуем боль, Сан, — горячо зашептала она, её голос теперь раздавался словно из недр его сознания. Он, как завороженный, смотрел за тем, как двигаются её искусанные потрескавшиеся губы, не в силах оторваться, скованный незнакомым до этого чувством. — Я знаю тебя, я знаю, что ты не тот человек, который будет готов смотреть на то, как мучаются другие. Ты всё ещё можешь искупить вину! Сковывающий мозг мерзкий червячок словно забрался в его голову, заставляя схватиться за виски, внезапно разразившиеся сверлящей болью. Фестралы, чувствуя что-то неладное, осторожно отошли дальше, вглубь леса, оставляя его наедине с его мучительницей. — Дора, прошу, не надо… — Сан, я знаю, что ты тоже страдаешь, — обжигающе ледяная ладонь легла на его щеку и нежно провела вниз, к оглушительно пульсирующей вене на шее. — Ты сам можешь помочь себе избавиться от вины, стоит только убедить остальных! — Хватит! Тебя здесь нет! — истошно закричал Бакар и закрыл лицо руками, отбрасывая чужие пальцы и бессильно оседая на землю. — Ты просто в моей голове! Морганак опустилась напротив, отнимая ладони от его лица и снова заглядывая в самую душу. — Я здесь, потому что ты этого сам хочешь, — повторила она и поднялась, взмахнув подолом тёмно-синего пальто с высоким воротом. — И знаешь, что должен сделать, чтобы отпустить. Сан со злостью ударил кулаком в промёрзшую землю, там, где ещё секунду назад был такой реалистичный мираж. Кожа на костяшках пальцев содралась и засаднила. Исидоры Морганак больше нет. Он сам её убил. *** Высохший колодец возвышался над небольшой вытоптанной проплешиной, заставляя всё внутри вновь сжаться. Бакар вышел из небольшого домика в Фелдкрофте, осторожно прикрывая за собой дверь. Последнее, что выцепил его взгляд в некогда уютной комнате — это безвольно раскачивающаяся сутулая фигура у огня, отбрасывающая дрожащие протяжные тени. Ещё один укол в сердце. Запустив руку в карман мантии, он нащупал там гладкий металл — подвеску, что он снял с её охладевшего тела, прежде чем похоронить. Он приходил сюда едва ли не каждый день после смерти Исидоры. Они с Рэкхемом и Руквудом неоднократно пытались объяснить мистеру Морганак, что его дочери больше нет, даже отводили к ней на могилу, но тот лишь безэмоционально смотрел отрешённым взглядом насквозь небольшого надгробия с выгравированным на нём символом древней магии — идея Персиваля. Наверное, Исидоре бы такое понравилось, она упивалась своим даром, поглощала все доступные знания. — И ты готов дать этим знаниям быть вот так похороненными? — донёсся до него пронзительный голос, заставляющий волосы на шее встать дыбом. Сан бросил быстрый взгляд к колодцу — там, обеими ладонями и бёдрами опираясь на раскрошившиеся каменные края, вновь стояла она. — Хватит лезть ко мне в голову, — с раздражением ответил он. — Как ты могла позволить такому случиться с собственным отцом? Морганак закусила губу и свела брови. — Это случилось с отцом лишь только потому, что он страдал слишком долго! Если бы Рэкхем и другие не были так упрямы, я бы смогла избавить его от боли раньше! — скривив рот, с болью в голосе отвечала она. — Если бы я не позволила боли поглотить его полностью, прежде чем мои исследования увенчались успехом, всё было бы иначе! Бакар усмехнулся. — Нет, Дора, всё не так. Ниов и Персиваль были правы, нельзя забирать чужие эмоции. Ты изменилась после своих экспериментов. До этого ты была другой. Девушка оторвалась от колодца и вновь приблизилась к нему, подходя вплотную. Он всегда был выше, но сейчас её глаза оказались на уровне его, вновь просверливая его насквозь. Выделяющиеся ярким красным пятном на мертвенно-бледном лице губы оказались совсем близко. — Я была другой, когда извивалась под тобой и сминала от удовольствия простынь? — с презрением выделяя каждый слог жарко проговорила она. — Ведь тебе нравилась та неукротимая бестия, что по ночам приходила к тебе в покои тешить самолюбие и снимать напряжение? Интересно, что подумал бы благоразумный Персиваль, увидев, как ты загоняешь в меня член по самые яйца и скулишь моё имя? — Я любил тебя, — сквозь зубы с горечью процедил Бакар. — И если бы мне хватило смелости сказать об этом раньше, всё не закончилось бы так. Исидора вздёрнула бровь и наклонилась к его уху. Он не чувствовал ни тепла её тела, ни щекочущего дыхания, но каждое слово, что она говорила, отбивалось выжженной ледяной отметиной в мозгу. — Ещё ничего не поздно исправить, Сан. Ты можешь доказать мне, что любишь, — наклонив голову и смахивая снежинку с его плеча, прошептала она. — Уговори Рэкхема не уничтожать репозиторий. Позволь моему наследию жить! — Откуда ты знаешь, что Персиваль собирается уничтожить репозиторий? — похолодел Бакар, запоздало осознавая смысл своих слов. Конечно, ей было известно всё, что было известно ему. Пытаясь отогнать наваждение, он, тряхнув головой, прошёл мимо той, что пала от его рук. — Ты искалечила столько судеб, они были совсем дети, Дора! И теперь больше никогда не смогут почувствовать всю невероятную красоту этого мира, столько счастливых моментов — и все ты у них украла! — Я спасла их от боли! — нагоняя его, повысила голос Морганак, пронзительным тоном продолжая. — Всепоглощающей, отравляющей их существование! Никто больше не мог понять меня: Ниов, Чарльз, Персиваль — они отказывались меня даже слушать, но я знаю, что ты не такой! Сан, ты единственный, кто может спасти мою память. Тебе не придётся каждую ночь просыпаться в холодном поту, вновь и вновь видя один и тот же кошмар! Бакар закрыл глаза. В то же мгновение его сознание нарисовало ему ослепительный изумрудный луч, бьющий из конца его же палочки, на долю секунды загорающиеся таким же ярко-зелёным глаза Исидоры, в следующее мгновение отсвечивающие стеклянным блеском. — Я сделал то, что должен был, — тихо проговорил он, чувствуя ледяной взгляд Морганак на своём затылке. — Оставь меня в покое. *** Короткий стук в дверь. Бакар, мотнув чёрными густыми завитушками, поспешил впустить гостя в свою хижину. В последнее время он почти не видел Персиваля — тот часами пропадал в репозитории, зачастую пропуская собрания в Большом зале. Провидец величественно кивнул и зашёл в скромную обитель профессора по уходу за магическими существами. Сан скользнул по нему быстрым оценивающим взглядом — когда они познакомились, старцу уже было под сотню, но он всегда казался Бакару довольно бодрым и полным сил. Возможно, древняя магия придавала ему жизненной энергии так долго — сейчас же Персиваль сильно исхудал, лишь глаза выделялись на морщинистом лице, устало отражая блики зажженных в хижине свеч. Преподаватель прорицания втянул носом аромат зажжённых благовоний и присел за стол, положив подбородок на замок из рук. — Я что-то упускаю, Сан, — без приветствия оповестил его Рэкхем. — С репозиторием. Возможно, мы поторопились, решив безоговорочно уничтожить его? Бакар опустился напротив и развёл ладони в непонимании. — Персиваль, что случилось? Ведь это была твоя идея его уничтожить! — едва сдерживая негодование, воскликнул он, упорно стараясь не смотреть за спину Хранителя, где скрестив руки и довольно ухмыляясь, стояла до рвущей нутро боли знакомая фигура. Провидец поднял на него обеспокоенный взгляд и отвёл к округлому окну, покрытому лёгкой изморозью. — Мы уже нашли Брагбора и стёрли ему память. Кроме нас о репозитории больше никто не знает. Возможно, не мы, но кто-то сможет использовать эту магию во благо? — в голосе его дребезжала надежда. — Ведь когда-нибудь должен появиться достойный человек с тем же даром, что делили мы с Исидорой. Услышав своё имя, девушка застыла на мгновение и, на этот раз сцепив ладони за спиной, развернулась к окну. Сан скользнул взглядом по её силуэту и тут же перевёл глаза на Рэкхема. — Как мы сможем доверять какому-то незнакомцу? — возмущённо ответил Бакар. — Даже Исидора оказалась не той, кем мы её считали. Морганак повернулась через плечо и бросила холодный взгляд на него. На доли секунды её глаза вновь сверкнули красным. — Мы оставим для потомка испытания, нацеленные на то, чтобы проверить, достоин ли он этих знаний, — Персиваль явно уже всё придумал, в его уставшем голосе зародилось воодушевление. — Я уже поговорил с Ниов и Чарльзом, они согласны. — Значит, вы решили всё без меня? Кажется, я не получал совы о собрании, — с обидой ответил Бакар. — Ну что ты, Сан, — Рэкхем кашлянул в кулак и отвёл глаза. — Без твоего согласия мы не будем действовать. Прошу тебя только лишь об этом подумать. Магизоолог провёл ладонью по волосам и шумно выдохнул. Что-то явно поменялось в седовласом мудреце, которого он всегда знал. Но, сухо пообещав поразмышлять над этим предложением, он выпроводил гостя и снова сел на стол, на этот раз спиной к Исидоре. — Кем же ты меня считал, Сан? — донёсся до него её ироничный голос. — Я думал, что ты благоразумна, Дора, — не разворачиваясь, отозвался он, снова закрывая глаза. — Но ты не знала, когда остановиться. Из-за спины донеслись приближающиеся шаги. Морганак опустила холодные руки ему на плечи и наклонилась ближе. На мгновение профессору показалось, что он уловил едва ощутимый мускусный аромат. — Снова врёшь, — на ухо ему негромко пробормотала она и запустила пальцы в его чёрные кудри, указывая на укрытую балдахином кровать с резными столбиками. — Ты и сам терял со мной остатки благоразумия, вон там, на том ложе. Помнишь? Бакар поднял измученный взгляд на свою кровать и воспоминания тут же накрыли его. Её разметавшиеся по его простыни волосы, отливающие тёмной медью в подрагивающих огнях парящих свечей, сумасшедший блеск глаз и приглушённые стоны. Её длинные пальцы, скользящие по его телу, страстные укусы и сладкая нега после того как оба, счастливые и опустошённые, падали на яркие подушки. Она была как ещё одно, новое и неизведанное магическое существо, которое ему нужно укротить. Заведённый, Сан попытался поймать юркие пальцы, играющие с его кудрями, но девушка ловко их убрала и оказалась напротив, с почти садистским удовлетворением наблюдая, как помутнел его взор. — Значит, ты считал меня своей очередной зверушкой, — наклонив голову и не отрывая от него дразнящего взгляда, проговорила она. — Очень благородно, профессор Бакар. — Это неправда! Ты была мне дорога! — тут же очнувшись от нахлынувших воспоминаний, он ударил кулаком по столу. — В тот день, когда всё произошло, когда я во второй раз увидел твоего отца… Я шёл к тебе. Я хотел во всём признаться, но то, что я узнал, открыло мне глаза на то, кем ты была на самом деле. Исидора откинулась на стуле, радужки её глаз вновь вспыхнули холодным красным светом. Долгие минуты спустя она встала и подошла к кровати, пропуская тончайшую полупрозрачную ткань балдахина между пальцев. — Подумай над предложением Рэкхема, Сан. И я обещаю, что ты обретёшь покой. *** — Дромарог? — директриса Фицджеральд с присущими ей грацией и статностью восседала в кресле своего кабинета. Выражение её лица почти не изменилось, лишь брови вздёрнулись на доли секунды. — Не чересчур ли это, профессор Бакар? — Поверь мне, Ниов. Если мы действительно хотим доверить репозиторий достойному человеку — магические существа обладают невероятным внутренним чутьём. Не говоря даже о том, что сражение с дромарогом никогда не было уделом малодушных. Директриса подняла на него задумчивый взгляд и коротко кивнула. Дуги армиллярных сфер, которыми был уставлен её кабинет, медленно вращались вокруг своей оси, напоминая Сану о заключенном в гоблинское серебро ядре магии. — Хорошо, Сан. Мы с остальными Хранителями уже закончили приготовления к нашим испытаниям, — размеренным тоном ответила Ниов, поднимаясь со своего кресла, и направилась к высокому, с витражными вставками окну, плавно скользя взглядом по всё ещё заваленными снегом верхушкам гор. — Чарльз предложил ещё кое-что. Если мы действительно хотим убедиться, что тайна репозитория отойдёт в руки нужному человеку, нам нужно сохранить своё присутствие в будущем, хотя бы частичку. Я свяжусь с художником, который рисует портреты для директоров Хогвартса. Нам нужен лучший мастер своего дела, если мы хотим, чтобы они вобрали в себя хотя бы толику нашего характера. — Замечательная идея! — отозвался Бакар, не в силах оторвать взгляд от одной из армиллярных сфер. — Дайте мне знать, когда я понадоблюсь. Вежливо попрощавшись, профессор по уходу за магическими существами направился прочь из кабинета директрисы. Вот уже несколько месяцев они активно занимались подготовкой испытаний, за всё это время Исидора ни разу больше не явилась ему. И если сначала это и правда приносило ему несказанное облегчение и покой, с течением времени он сам стал желать её появления. Сан искал её в мыслях и снах, как сумасшедший, просыпаясь с её именем на устах. Снова и снова приходил в Фелдкрофт, к безучастному надгробию, со слезами на глазах умоляя её вновь явиться. Он видел её в каждой фигуре в синих одеждах, в каждом блике медных волос, в каждом дрожащем огне свечи. Но каждый раз жадно бросаясь к прохожим, он лишь глубже загонял себе в сердце тупой кинжал разочарования, с которым теперь учился жить. Она обещала ему покой, но это оказалось совершенно не тем, чего он желал. Нашарив в кармане тяжёлую подвеску, он вновь сжал её в ладони, позволяя колючим краям впиться в кожу. Ноги сами вели его из башни к подземельям, по тайному ходу к репозиторию. Персиваль уже начал создавать округлый зал, с высокими арками, которые, похоже, станут пристанищем для отголосков их давно забытых жизней. Сан, словно ведомый неведомой рукой, даже не остановился, спускаясь всё ниже, в грубо вытесанные катакомбы с подвешенными коваными люстрами. Репозиторий заволновался и заходил лёгкими разрядами, стоило ему приблизиться. — Ты ведь обещал себе, что больше не вернёшься сюда, — мягкий голос донёсся из-за спины, и кинжал в сердце в одну секунду расплавился, раскалённым металлом обжигая израненный орган. — Я сделал всё, как ты просила, Дора, — с замирающим сердцем разворачиваясь к снисходительно улыбающемуся миражу, он достал подвеску из кармана и прижал её к груди. — Почему я не могу обрести покой? Морганак скользнула взглядом по его побелевшим костяшкам, сжимающим то, что когда-то принадлежало ей, и нежно улыбнулась, опуская ледяную ладонь на его дрожащую руку. — Потому что ты хочешь прощения, Сан, — заглядывая ему в глаза, негромко ответила она, отражающиеся в её зрачках разряды завораживали его. — Помнишь, ведь это здесь, на этом самом месте ты меня убил. Лёгкие будто сдавили ледяные пальцы, не давая ему вдохнуть. Виски вновь вспыхнули раздирающей сознание болью, Бакар пал вниз, пытаясь обхватить её колени, но она лишь высокомерно прошла вперёд, оставляя его там, уткнувшимся носом в холодный камень, на который когда-то пало её бездыханное тело. — Что я должен сделать, чтобы ты меня простила? — подняв к ней полные слёз глаза, взмолился он. Исидора, склонившись над ним и приподняв его голову острыми ногтями за подбородок, провела обжигающе холодной подушечкой большого пальца по его скуле. Её касания вновь заставили всё внутри профессора болезненно сжаться. — Тебе не нужно моё прощение, Сан, — мягко сказала она, оставляя невесомый поцелуй на его лбе, от которого по всему телу прошлась сковывающая ледяная волна. — Ты должен простить себя сам. *** — Благодарю, профессор Бакар, на сегодня мы закончили, — удовлетворённо проскрипел волшебник в шляпе с плюмажом, придирчиво оценивая своё творение сквозь монокль. — Нам придётся встретиться ещё несколько раз, боюсь — чтобы сохранить в портрете отпечаток вашего характера одной сессии недостаточно. После этого мне понадобится доработать детали, поэтому я позабочусь о том, чтобы отправить все холсты вместе чуть позднее. Сан коротко кивнул и поднялся, разминая замлевшие мышцы. В комнате-мастерской художника всё было уставлено полузаконченными полотнами — в большинстве своём напыщенно дующие щёки портреты с пышными жабо и тянущимися по полу дорогими мантиями. Профессор, окинув светлое помещение уставшим взором, заметил скрытый тяжёлой бархатной завесой уголок рамы и сложенные на коленях, укрытых длинным кобальтовым подолом, тонкие пальцы. Не сводя с них взгляда, он на ватных ногах подошёл ближе и отвёл ткань палочкой в сторону. Девушка на портрете лениво приоткрыла глаза, словно щурясь от неожиданно яркого света и губы её растянулись в лёгкой улыбке. Бакар не мог и пошевелиться. — Дора, — беззвучно прошептал он, протягивая дрожащие пальцы к портрету. — Ах да, этот так и не забрали, — неизвестно откуда за его спиной вырос художник, и Сан поспешил отдёрнуть пальцы, как от огня. — Он уже больше года вот так стоит, всё никак не найду в себе силы очистить холст. Очень деятельная молодая леди, должен вам сказать! — Была, — хрипло ответил профессор, разворачиваясь к мгновенно принявшему сочувственное выражение лицу мастера. — Сколько вы за неё хотите? — Мне очень жаль, вы знали её? — художник достал палочку и, направив её на портрет Морганак, что-то пробормотал. — Она оплатила портрет наперёд, можете забирать. Мне будет приятно знать, что моя работа не прошла напрасно и память девушки кто-то будет хранить. — Сан? — с удивлением зашевелились нарисованные пухлые губы. — Что ты здесь делаешь? — Я забираю тебя отсюда, Дора, — Бакар, с благодарностью пожав руку художника, ухватился за края рамы, венчающейся сверху широким треугольным шпилем, и трансгрессировал. *** — Зачем ты здесь? — маслянистые глаза на картине осуждающе воззрились на него. В них не было ни красных всполохов, ни сковывающего всё его тело льда — но почему-то изображение Исидоры на портрете казалось ему менее реальным, чем отравляющий его существование несколько месяцев назад мираж, поджидающий его за каждым поворотом. Отголосок той её, что он знал, лишь что-то едва уловимое в тоне голоса и манере постоянно поправлять волосы — но не она сама. Сан долго хранил портрет Морганак в своей хижине, разговаривая по утрам, каясь на коленях и с отчаянием пытаясь выпытать, как она могла позволить всему произойти. Хотя и точная копия её, девушка на портрете с непониманием косилась, лишь иногда вновь начиная говорить о том, как хотела лишь избавить мир от боли, и как хотела бы спасти от мучений его. Бакар терзался, но не мог заставить себя рассказать этой последней оставшейся частичке Исидоры о том, что случилось с ней самой. Он соврал, что она пала жертвой собственного репозитория, что та магия опасна, но нарисованная Морганак всё равно стояла на своём и не хотела признавать вины, лишь то и дело умоляя его не дать делу всей её жизни быть уничтоженным. В один из этих споров Сан перенёс портрет в Фелдкрофт, чтобы показать ей то, что она сотворила с собственным отцом. Мистер Морганак всё так же сидел, безвольно раскачиваясь, отрешённо уставившись на изображение девушки, упрямо отрицающей безуспешность своих действий. Даже образ дочери не заставил его выразить и толики эмоций. Бакар взбесился и, хлопнув дверью, оставил портрет в небольшом, заросшем плющом домике. Несколько дней он не мог заставить себя притронуться к еде, отправил сову директрисе о том, что ему нужно взять короткий отпуск, и, заперевшись внутри своей украшенной яркими коврами хижины, просто лежал на кровати, глядя в потолок, чувствуя, как собственные эмоции медленно смешиваются в нём, образуя изысканный яд, заставляющий его испытывать сладкие муки совести. Когда она впервые поцеловала его, вернувшись из своих странствий по приглашению Фицджеральд, она уже была другой. Её глаза уже тогда горели страстным очаровательным отчаянием, она бы пошла на всё ради задуманного, но он этого не хотел признавать. Она никогда не была невинной. Сан поднял глаза на портрет, глядящий на него с укоризной. — Я соврал тебе, Дора, — негромко ответил он, проходя мимо безучастного мужчины. — Тебя убил не репозиторий. — Тогда что? — с волнением спросила она. — Я. Повисла звенящая тишина, Морганак поражённо распахнула глаза, неверящим взглядом скользя по его безутешному лицу. Бакар уже всё решил. Так будет лучше. — Почему? — Ты едва не убила Ниов, едва не убила Персиваля с Чарльзом, ты лишала эмоций стольких студентов. Взгляни на своего отца, Дора! Тебя нужно было остановить. Девушка на портрете поджала губы и бросила потупленный взгляд на отца. На лице его застыло безмятежное выражение, но глаза не давали себя одурачить — в них читалась лишь всепоглощающая пустота. Морганак отвернулась. — Ты сожалеешь об этом? — спросила она, вновь подняв глаза на некогда своего любовника. — Нет, — отозвался Бакар. — Но мне больно. Мне больно осознавать, что та ты, которую я полюбил, оказалась совершенно другой. Ты предала меня. А я тебя. — Что ты собираешься делать, Сан? — моргнув, спокойно спросила девушка на портрете. — Я обещал другим Хранителям, что мы сохраним репозиторий в тайне и передадим знания только достойному человеку. Для этого я должен помнить о твоём предательстве и о том, куда тебя привела жажда силы. Но каждый раз вспоминая об этом, я не могу не думать о той девушке, которую любил, — Бакар сглотнул и обречённо прикрыл глаза, словно в поисках смелости, чтобы впервые озвучить то, о чём он так долго думал. — Я должен забыть о нашем с тобой секрете, Дора. Иначе я не вынесу. Морганак на портрете пронзительно посмотрела на него и встала, прикладывая едва заметными рельефными штрихами выделяющуюся ладонь по ту сторону холста. — Сан, прошу, ты единственный, кто может хранить обо мне память, — дрожащим голосом сказала она. — Не предавай меня снова. Бакар сделал шаг ближе, прикладывая пальцы к её нарисованным. Нет, это была не она. Но даже блёклая её тень готова была идти до последнего, игнорируя здравый смысл и судьбы других. В выражении нарисованного лица сквозила щемящая нежность, но даже ей не под силу было изменить его решение. — Прости, — прошептал он, губами прикоснувшись к холсту, и отошёл на несколько шагов назад, доставая палочку. — Я позабочусь о твоём отце. Исидора истошно замотала головой, до последнего не желая верить. Профессор занёс руку и набрал в грудь воздуха. Тогда, в катакомбах с репозиторием он, раненный её предательством, действовал быстро. Сейчас же не мог даже набраться духу, чтобы уничтожить портрет. Голова будто налилась свинцом. — Стой, Сан, — внезапно смиренным голосом сказала она, переводя взгляд с его занесённой руки чуть поодаль, где сидел забывшийся Морганак. — Прежде чем ты сделаешь то, что задумал — только одна просьба. Избавь отца от этой участи. Бакар обернулся на мужчину. Тот, словно поняв, что речь идёт о нём, повернул голову на звук. Грудную клетку снова сжало в тиски. Он безвольно опустил палочку. — Прошу, Сан. Если я хоть немного была тебе дорога. Отец Исидоры всё так же смотрел прямо насквозь его, хотя где-то в глубине побелевших зрачков на мгновение мелькнул отголосок чего-то живого, уголки его губ едва заметно дрогнули. Бакар сжал палочку сильнее. — Авада кедавра! Полуулыбка, застывшая на безмятежном лице старика, раскалённым металлом впечаталась в мозг. Мистер Морганак обмяк, голова его завалилась набок. Профессор снова развернулся к портрету, очертания девушки на нём размылись из-за застилающих его глаз слёз. — Спасибо, Сан. Прощай. — Прощай, Исидора. Конфринго! Огненная вспышка устремилась к холсту, оставляя на нём чёрные выжженные следы, с бегущими в разные стороны дорожками копоти. Фигура на портрете так и застыла навсегда, недвижимая, смиренно сложив тонкие пальцы на коленях. Он делает то, что должен. Непослушными дрожащими пальцами сжимая древко, он прикусил губу и поднёс палочку к своему виску. — Обливиэйт.