Опиум

Пак Сонхун не знал, почему снова гасит мотор возле квартиры Чан Вонён и, взяв только телефон и ключи, закрывает машину. Он всегда, словно верный пёс, стоит ей только написать своё сухое «Приезжай», садится в Porsche Spyder и летит через весь ночной Сеул, потому что в другой день этого может не повториться. Чан любила винтажные автомобили, виниловые пластинки, лошадей, украшения от Tiffany & Co, не спать по ночам и когда-то, Сонхун надеялся, его. Пак поднимается на нужный тридцатый этаж. Лифт неохотно едет вверх, еле слышно скрипя механизмом. Чан Вонён — жительница мегаполиса, созерцатель ночного Сеула из панорамных окон своей квартиры почти на последнем этаже. Это дарит ей, кажется, какое-то удовлетворение. Заставляет чувствовать, что мир вокруг реален, что она жива. Лифт останавливается, Пак Сонхун движется так медленно, как позволяет коридор, ведь только и может, что наслаждаться редкими мгновениями, когда Вонён нуждается в нём. Набирает шестизначный код. В этом есть что-то своего рода унижающее: она никогда не открывает ему дверь и не провожает, входить и выходить — его личная инициатива. Но он доволен даже этим. Им не обязательно быть влюблёнными. Чан Вонён, кажется, ценит свободу. Глаза не сразу привыкают к полной темноте в квартире. Так всё кажется нереальным. Она любит, когда между ними все нереально. Сонхун снимает ботинки и проходит внутрь, наблюдая, как через сухое красное вино в тонких руках сияют огни города. Чан стоит близко к панорамному окну в шёлковом халате и подносит бокал к губам, даже не поворачиваясь, хотя он знает, что ей известно об его присутствии. Но им же не обязательно быть влюблёнными. Не обязательно бежать друг к другу с объятиями, не обязательно рассказывать, как прошёл день. Пак расстегивает верхние пуговицы рубашки и садится на белый кожаный диван. Ему всегда становится неимоверно душно в её квартире. Вонён допивает последнюю каплю и, заправив прямые волосы за уши, медленно движется к нему, неслышно шагая по паркету, а затем наклоняется, оставляя бокал на стеклянном столике. — У тебя что-то случилось? — выдавливает Пак, следя за тем, как Чан занимает свое место у него на коленях, а её запах заставляет вдыхать глубже. Карие глаза смотрят в пустоту и не выражают ни радости, ни сожаления. Сонхун знает, что Вонён никогда ему не раскроется. — Если бы я хотела поговорить, то не звала бы тебя, — Чан проводит пальцем по его лицу, очерчивая контур скул. Она пахнет опиумом. Так не пахнет никто. Он, как заядлый наркоман, делит кредитной картой подаренную ему дозу, вдыхая через нос и обжигая слизистую. Сонхун губами проводит по шее Чан Вонён, оставляя мокрые поцелуи на бледной коже и ощущая, как она ногами сжимает его колени. Одно время её отец вынашивал идею замужества. Было бы выгодно: брак детей партнёров мог ещё сильнее укрепить отношения двух семей, однако девушка совершенно ясно дала понять свою ненависть к этой идее, а Сонхуну ничего не оставалось, кроме как поддержать её реакцию. Не хотелось, чтобы она думала, что он что-то чувствует. А Пак Сонхун чувствовал, как сходит с ума, лишь иногда наблюдая за ней, подгоняющей ногой породистую белую лошадь. Конный спорт — её собственный способ справиться с болью. В этот момент нет ничего: ни смерти, ни жизни, ни любви, ни предательства, есть только она и ветер, развивающий тёмные волосы. Ей нравились винтажные машины, особенно имеющие откидную крышу, возможно, по этой же причине. Она всегда включала музыку погромче, вдавливала педаль газа сильнее и летела по ночной свободной трассе, ни о чём не думая. Прожигательница жизни. И Пак Сонхун купил кабриолет в надежде, что однажды она сядет к нему в машину и будет подпевать «7 Rings». Но пока что он не открыл крышу ни разу. Вонён целует жадно, кажется, пытаясь выжать из него все силы, и парень, наверно, не против. Она накручивает на указательный палец его волосы, слегка оттягивая, другой рукой проводя по шее и цепляя мужскую кожу ногтём. Чан не разрешает целовать себя до алых следов, Пак Сонхун об этом знает, но позволяет ей отмечать его самой. У них всегда были односторонние отношения, в какой бы стадии не находились. Хотя сейчас их разве можно назвать чем-то значимым? Обыкновенные знакомые, которые время от времени занимаются сексом в гостиной квартиры с панорамными окнами. Шёлковый халат съезжает по тонким плечам, и Сонхун тянется руками к застежке её лифчика, губами очерчивая контур выпирающих ключиц, отчего с губ Чан срывается едва слышный глухой стон. От её запаха, от её голоса, от её тела в глазах словно взрываются тысячи салютов, превращая тёмную комнату в сияющую ночь четвёртого июля, а сердце тупо бьётся где-то в горле. В венах больше нет крови. Теперь там только опиум. Она тянет пальцы к пуговицам его рубашки, и он чувствует, как дрожат её руки, поэтому перехватывает похолодевшие ладони своими, останавливая жалкие попытки. — Пак Сонхун, ты любишь меня? — еле слышно шепчет Вонён, следя за тем, как оголяется его тело. Пуговица за пуговицей. Он молчит, не разрешая себе взглянуть на неё и стараясь спрятаться за этими монотонными движениями. Чан Вонён не стоит знать: у него перехватывает дыхание даже от лживой возможности прикоснуться к ней, но Пак никогда не знал, за что любит её. Тут нечего любить. Наркотики не любят. От наркотиков зависят, без наркотиков не представляют жизни, но никогда не любят. — А ты меня? — кажется, он произносит это ещё тише, чем может расслышать человеческое ухо. Сонхун аккуратно поднимает свой взгляд, в темноте комнаты ставший совершенно чёрным, а из её пустых кофейных глаз течёт одинокая слеза, оставляя солёный след сначала на щеке, затем на шее, а потом скатываясь куда-то ещё ниже. Она смеётся зацелованными губами. — Люблю тебя ненавидеть. Пак Сонхун кивает, большим пальцем размазывая мокрую дорожку по щеке, позволяя ей полностью впитаться в кожу. Им же не обязательно быть влюблёнными. — Тогда совсем меня не люби. И он никогда не сможет ей противостоять, потому что в опиумных войнах побеждали не те, кто зависел, а те, кто подсаживал. Целует её, до крови кусая нижнюю губу, целует так, как никогда раньше не целовал, и сжимает в руках девичьи бедра, приближая Чан Вонён ещё ближе, так, как никогда раньше не приближал, так, чтоб её оголенная грудь касалась его. Впитывает так жадно, задыхаясь, как будто знает, что больше не придёт. Она негромко стонет в поцелуй, пока Пак проводит пальцем по внутренней стороне бедра, закрытого упавшим шёлковым халатом, а Сонхун наслаждается той редкой минутой, когда может полностью обладать её телом и её желаниями. Её вкус, её запах — опиум, а он не любит Чан Вонён, он любит только находиться в эйфории рядом с ней. Тридцатый этаж, панорамные окна и ночной город, в котором никогда не погаснут огни.