Словами и без слов

― Ну, как вы там? Как погода? ― преувеличенно бодрый голос Андрея разрывает сонную тишину квартиры. Слышно его все равно хреново, а вот видно неплохо. Спасибо вотсапу за это. Скольких нервов Владу стоило заставить их сменить ненавистный скайп на что-то посвежее, лучше не вспоминать. Кто старое… А глаза ему еще пригодятся. Вот хотя бы на Костю смотреть. Вместо ответа Влад скатывается с кровати и шлепает прямо к распахнутому окну. Градусник за стеклом показывает неприлично жаркие для ранней июньской ночи двадцать три градуса. На полу под вентилятором, откинув голову на край постели плавится Костя. Его голые плечи почти сияют в поздних розовых сумерках, и Влад с огромным удовольствием оставил бы на них еще парочку засосов, а не говорил бы с отцом. Но отделаться быстро, видимо, не получится ― тот явно настроен серьезно. Остается лишь улыбаться и терпеть: ― Мы нормально. Жаримся понемногу. Как вы с папой? ― Потихоньку, концерт вот отыграли, недавно в номер вернулись, ― против обыкновения Андрей не пускается в долгий нудноватый рассказ об очередном выступлении, а как-то весь разом подбирается. Влад задерживает дыхание, замирая, как кролик перед удавом. Вот сейчас он обязательно… ― Владюш, дом бы проверить. В его голосе прорезаются привычные командные нотки. Сил едва хватает не закатить глаза. А все так хорошо начиналось. Отцы, укатив в тур, не донимали ни расспросами, ни звонками. По юбилейному грандиозный тот настолько удачно занял все их внимание, что для переживаний о Владе места просто не осталось. После выхода сериала и первого его личного успеха они, отчего-то, вдруг яростно втопили в заботу. Ту самую, от которой он десять лет назад сбежал. Ту самую, что неминуемо настигла, стоило только добиться хоть чего-то значимого. И представить Костю как своего парня. ― Бать, ну сейчас вообще не до того, блин. Отчаянно тянет закурить. Влад слепо рукой по постели шарит, медленно закипая. Но айкос в ладонь заботливо вкладывают Костины горячие пальцы. Зарождающееся раздражение мигом сносит мощной волной нежности. Вот откуда он только такой взялся, а? Идеальный, блин. Настолько любимый, что не выразить и сотней поцелуев. А уж одним смазанным, быстрым в самую ладонь ― тем более. Но Костя, отчаянно алеющий ушами, походу, все прекрасно понимает. От телефона взгляд, правда, не поднимает. То ли не хочет мешать, то ли… ― Тьфу, бля! Постеснялись бы при нас-то, ― за плечом Андрея мелькает бледное пятно Михиного лица ― грим еще не смыл, значит, правда, только закончили. И ну давай ему звонить. Вот нахрена?.. ― И тебе привет, пап. ― Привет-привет. Ты это, ― камеру трясет, и во весь экран вырисовывается синюшно-белое лицо, ― не спорь, давай. Езжайте, проверьте че там как. Хватит в городе киснуть, ну. ― Хоть искупнетесь с Костяном, шашлыков нажарите, все дела, ― плавно вступает Андрей. Очередная встряска, и он вновь в упор глядит на Влада. На словах про шашлыки рядом оживляется Костя. Глазами исподлобья лихорадочно блестит. Брови вопросительно приподнимает: мол, за чем дело стало?.. Ну, все, пиздец. ― А, правда, поехали, Владь? Устроим себе отпуск, наконец. И как ему такому откажешь? Он ведь уже там ― на солнышке нежится. В одних плавках и кепке этой своей дурацкой. Бледный, с испещренными засосами плечами, с трогательными ямочками на пояснице, с… Может, правда, ну его все к херам? Интервью и перенести можно, в конце концов. Ничего нового все равно не спрашивают, а так, так… Будут только солнце, вода и они. Одни в целом мире. ― Ладно, мы в деле. От Кости так неприлично несет счастьем, что губы сами собой ползут в широкой ответной улыбке. На заднем фоне что-то одобрительно гудит Андрей, а Влад рассеянно думает, что иногда отцы бывают правы. Крайне редко. Но потрясающе метко. К утру решительности прибавляется. Солнце шпарит даже через плотно закрытые шторы, рядом тяжело и влажно ворочается Костя. Даром, что вентилятор работал всю ночь ― простыни хоть выжимай. А вот в доме есть кондей… Эта мысль заставляет шевелиться. ― Костя, Кость, пора вставать. И плевать, что до будильника еще полчаса. Чем раньше выедут, тем быстрее вырвутся из душного городского ада. ― Ммм, ― Костя шумно зевает, осоловело смаргивая. Его первая, сонная улыбка ― самая красивая. Век бы на нее любовался бы. Но еще успеется. ― Утро, заяц. Еще один зубастый зевок, и он, мигом собравшись, скатывается с постели. Руку Владу подает, игриво приподняв брови: ― Составишь компанию в душе? ― Кость, мы тогда точно никуда не уедем. ― Думаешь? ― Знаю. Костя, что удивительно, не спорит, не язвит, а хмыкнув, капитулирует в ванную в гордом одиночестве. Но Влад задницей чует подставу. Чтоб он так легко сдался? Ни в жисть! Небось уже продумывает план мести. Такой лютой, что представить страшно. Реальность, естественно, превосходит любые ожидания. «…Улицы плавают в зное. Мимо в железных каноэ мчатся красотки с глазами…» У мести пискляво надсадный, юродивый голос. Влад коротко жмурится, привалившись виском к теплому стеклу. Ему не нужно видеть, чтобы знать, как губы Кости легко повторяют слово за словом. Правда, абсолютно беззвучно. «…Я залипаю, осоловев: ты так заманчива, девочка-пай, но веки слипаются, как Чоко Пай…» Вот же… Мерный шум колес и ненавязчивая вязкость мелодии сковывают ― сил хватает только опустить ладонь на обтянутое бежевой тканью бедро и одобрительно сжать, прежде чем с головой занырнуть в дрему. Темную, уютную… В один миг расцветшую яркими, шумными вспышками. От понимания, что это светомузыка с его именем, становится так весело, что Влад выдыхает громкий смешок. ― Вла-ад... Тьфу, блин! Я его добудиться не могу, а он ржет, ― чужому возмущению нет предела. По-хорошему это ему следует возмущаться ― мало того, что разбудили непонятно зачем, так теперь еще и… Из-за плеча склонившегося над ним Кости яростно светит солнце. Сквозь открытую водительскую дверь в прохладный салон проникает лето. Влад вдыхает его медленно, сонно. Чувствуя, как губы сами ползут в примирительной улыбке: ― Да все, все уже, проснулся. Готов внимать. Вместо ответа в руки пихают стакан с холодным кофе. Этот одуряюще терпкий запах невозможно спутать ни с чем. ― Тачку надо заправить. Так что приглашаю вас, Влад Андреевич, на променад, ― выразительно, с придыханием, глазищами сверкая. Влада против воли пробивает на очередную широкую улыбку. А Костя, ну что Костя? Лыбится довольно в ответ. Двигатель глушит, ключами звенит, бодро вышагивая к заправке. Рукой от дверей дурашливо машет ― мол, я мигом! Костя старается изо всех сил. Но его беспокойство чувствуется кожей. Понял ведь, заметил, что что-то не так. И с домом, и с Владом. Но в душу не лезет. Как и всегда. Кажется, любить его еще больше, невозможно. Но, как пел Дима Билан, невозможное возможно. Уж им-то не знать. Возвращается Костя спустя несколько глотков горьковатого, но вкусного кофе. Влад как раз успевает обшарить куцые окрестности скучающим взглядом. Поодаль высится зеленая стена леса, подступающая к трассе тонкими молодыми деревцами и лохматыми кустами. Сколько он таких заправок, дорог и лесов повидал за время отцовских гастролей ― не счесть. Все они слились в одно ― бесконечное, пугающе сказочное, шепчущее голосом Михи о топях и колдунах, волшебных башмаках и русалках в мелких заводях. Запомнились смутным, теплым касанием пальцев, осторожно перебирающих волосы. Пока Влад, устроившись головой на папиных коленях, пытался уснуть. Тот ненавидел ездить на задних сидениях, но всегда был рядом, терпеливо убаюкивая. Их спящих гастрольных фоток Андрей сделал столько, что на отдельный альбом хватило. Костя наверняка бы в восторг пришел ― сам же постоянно его во сне фоткает. Может, стоит поговорить об этом с отцами. Только осторожно, а то зная их любовь к охуительным историям… ― Не кисни, на радуге зависни, ― в грудь внезапно прилетает ярким конфетным пакетиком. Напоминая, что с Костей невозможно заскучать. ― Так я уже, ― ладонь легко зарывается в отросшие темные пряди. Влад притягивает его ближе, впечатываясь в сухие губы голодным поцелуем. Те на вкус ― кофе с апельсинкой. И мигом растягиваются в широкой зубастой улыбке, заставляя что-то внутри мучительно замереть. В который раз. Отпускать его не хочется, но впереди еще минимум час езды. А там и дом с кондеем, и душ, и чистые простыни. А еще горячие шашлыки и холодное пиво. Солнце, вода и… Стоит чуть отъехать от заправки, как их настигают приключения. Он и понять ничего толком не успевает: Костя вдруг резко бьет по тормозам. Остатки недопитого кофе плещут на лобовуху, заливают приборку и его новенькие белые кроссы. Ремень безопасности врезается в грудь до боли, до громкого хрипа. Приехали, блядь. Костя, трасса, все вокруг расплывается перед глазами цветными пятнами. До головокружения, до глухой ломоты в висках, до подступающей к горлу тошнотой паники ― только бы с ним все было в порядке, только бы… ― Заяц, ты как? Цел?! ― голос Кости непривычно звонкий с силой бьет по мозгам. Ледяные ладони слепо шарят по телу, и Влад тут же ловит длинные пальцы своими, обнимает, стискивая до боли. Глаза облегченно жмурит. Главное, что живой. Они оба. ― Кость, посмотри на меня. Перед глазами безобразно двоится ― но так, слегка. Не сотряс и ладно. В первых раз будто. А вот у Кости… кровь из рассеченной брови заливает светлые брюки, а он дрожащими руками все пытается вскрыть бардачок в поисках влажных салфеток. Психует, за руль хватаясь, лишь бы унять предательскую дрожь. Не слышит, не хочет слышать. Потому что считает, будто проебался по полной. Нервное, невысказанное рвется изнутри с глухим истеричным смехом. Если бы не ремень, Влада бы согнуло пополам. Хуйня же полная, ну! Это не пьяный батя, который на велике в люк провалился, а так. Все ведь целы. Но Костя явно так не думает, замирая с недоуменно испуганным взглядом. ― Коть, Котенька, ― тянет ласково, крепко обнимая ладонью за шею и заземляя. Лбом в лоб утыкается, ощущая крупную дрожь. Дышит тот загнанно, осоловело хлопая глазами. Еще чуть-чуть ― и паничкой накроет. Чего допустить никак нельзя. ― Ты молодец, что успел тормознуть. И что заставил пристегнуться. Не поцелуй ― легкое касание губами губ. Попытка вдохнуть в него все свое спокойствие. Костя выдыхает громко, как-то разом обмякая. Жмурится, тычась носом куда-то в шею. Обниматься вот так неудобно: ремень мешается, неприятно врезаясь в кожу, но на это абсолютно поебать. ― Я, блядь, никогда так не попадал, веришь, нет? А тут лиса эта как выскочит, а я… ― Да ты самый ответственный водитель, что я знаю. Поверь, мне есть с чем сравнивать, ― на его короткую усмешку тот отвечает точно такой же. Успел уже заценить неподражаемую манеру Андрея водить. Приходится отстегнуться, чтобы достать с заднего сидения бутылку воды, но Влад все равно ее в чужие руки сует, заставляя сделать пару глотков. Телефон в кармане громко вибрирует, высвечивая новое сообщение от отца. Только этого не хватало. «Ну как вы там молодежь?» Вдох-выдох. Главное, не пережестить ответ. Не тогда, когда кадык Кости ходит вверх-вниз дергано, рвано. Так, что взгляда не отвести ― не хватало, чтоб тот бездарно захлебнулся. Достаточно рассеченной брови. Сухое ответное: «Нормально. Чуть лису не сбили. Как сами?», ― правда, все равно отзывается у заглянувшего в телефон Кости глухим, нервным: ― Вла-а-ад! Они меня убьют! Еще бы головой о руль побился для полного раскаяния. Хотя с него станется. И похуй, что... ― Да ты сам неплохо справляешься, ― хмыкает негромко, зло. ― Хотя место Мертвого анархиста в нашей семье уже занято. Если ты вдруг забыл. Повисшую гнетущую тишину взрывает громкая очередь телефонных вибраций. Привычно обещая тотальный разъеб. «ЖИВОТНОЕ ТУПОЕ» «НЕ ЛИСА» «А КОСТЯН ТВОЙ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!» «С вами все в порядке?» Миха в своем репертуаре, а вот последнее явно от Андрея. Вместо ответа в этот раз он записывает кружок. Ремень безопасности оттягивает, глухо щелкая ― зацените, я даже пристегнут. ― С нами, как видите, все в порядке, ― камеру на Костю направляет. Тот уже, сосредоточенно хмурясь, выруливает обратно на трассу, не сводя с нее взгляда. ― И да, пап, извинись перед Костей. Иначе можешь больше не звонить. «ЩЕНОК» «Я ТЕБЯ НЕ ДЛЯ ТОГО РАСТИЛ ЧТОБ КАКО» «Папа извиняется» Еще бы не. Он быстро кружочек жмет, одними губами проговаривая «Класс». В камеру скалится: пусть удостоверятся, что все с ним заебись. И отправляет. Костя рядом заметно расслабляется, стоит отложить телефон. И Влад обещает себе больше не втягивать его в их разборки. Несмотря на то, что он тоже часть семьи. Любопытство, походу, их отличительная семейная черта. Иначе объяснить замирающего под каждым кустом и над каждым цветком Костю невозможно. Стоит загнать машину в гараж, как он радостным щенком лабрадора выкатывается на участок. Благополучно забытые в машине вещи, Влад перетаскивает в дом сам ― что к лучшему. Привычный зуд зарождается еще на скрипящих ― крыльцо за год совсем рассохлось ― ступеньках. И с каждой секундой становится все сильнее. Он успевает сгонять в подвал ― открыть воду, пробежаться по пустым комнатам ― пыльная тишина не пугает, а раздражает. От того, чтоб схватиться за пылесос тут же, останавливает Костя. Буквально прилипнув к стеклянным дверям веранды сначала ладонями, а потом и губами ― глупая пантомима мигом отвлекает от тяжелых мыслей. Влад коротко брови приподнимает, мол, что сказать-то хотел? И Костя, отлипнув от стекла, дурашливо высунув язык, хватается за телефон. Мол, момент. «Между нами дверь стеклянная» «Между нааааами тишинааааа» Понятнее от его сообщения, правда, не становится. «Ну да. И что?» «Да в смысле» «Ты что классику не знаешь Влаааааад??????» Приходится выйти наружу ― играть в испорченный телефон совсем не хочется. А вот чувствовать живого, довольно жмурящегося яркому солнцу Костю ― очень. ― Допустим, не знаю, ― втянуть его в объятия легче легкого. Он горячий, крепкий ― привычно замирает, будто прислушиваясь к чему-то глубоко внутри. Ладонями по спине ведет вверх медленно, задумчиво. Лбом в лоб утыкается, обдавая горячим дыханием губы. Шепчет негромко, просяще: ― Покажешь где тут у вас что? И смотрит. Не мигая. Так, что при всем желании отказать не получится. ― Пойдем. Участок кажется непривычно огромным. Костя с умилительной занудностью расспрашивает обо всем что видит, а Влад послушно рассказывает. Чувствуя, как раздражение постепенно сменяется нежностью. Грудь теснит до боли, до острой жажды прикоснуться ― хотя бы и руку подать кряхтящему Косте ― тот едва не валится спиной назад, неудачно склонившись над очередной импровизированной альпийской горкой. ― А это что? Шаг за шагом они все дальше уходят от дома, вступая в тень высоченных сосен. Сразу за забором начинается настоящий лес. Миха специально самый отдаленный участок выбрал. Поближе к природе, к земле. Обострившаяся с возрастом сентиментальность требовала гармонии с окружающим миром. Это все Влад услышал уже от Андрея, который попросил найти им приличного архитектора: «Папа хочет, чтобы все по красоте было, понимаешь?» Влад понимал. Всегда. Вот только, какой ценой ему это понимание давалось, не знал никто. Разве что Костя догадывался. Но тактично молчал. ― Так это, ― ближе наклоняется, пристальнее вглядываясь в пучки травы с мелкими белыми цветами, ― Княженика. ― Что? Да ладно! ― и без того огромные темные глаза комично округляются. И Влада топит в их глубине привычно беспощадно. ― Ага. ― То есть реально? Вот прям… ― Да, Кость, да, ― невеселая ухмылка кривит рот. Он вглядывается в просветы меж тощих рыжих стволов, но отсюда видно только безоблачно синее небо. Даже плеска волн не слышно. Хотя озеро совсем рядом. «Владь, да тут до воды рукой подать! Вышел из дома ― считай, пляж. Как у бабушки с дедушкой, ну» ― как наяву слышит. И едва не дергается, заслышав такой похожий, но абсолютно другой голос. ― Ну, охренеть совпадение! ― не унимается Костя. Пальцем лепестки мягко оглаживает, голову задирает, вновь в самую душу заглядывая. Влад только плечом дергает. Погуляли и хватит. Он разворачивается и молча возвращается обратно к дому. Хорошо, что окна догадался распахнуть. Сейчас в пыльной тишине дышится хоть немного легче. Самое время для уборки. Костя настигает его на кухне. Хмурится, было, заметив в его руках тряпку и ведро. Но без лишних слов подхватывает вторую. Улыбается коротко, мягко. В горле комом встает благодарность пополам с раздражением на себя. Что он там про понимание говорил? Кажется, они уже на новый уровень вышли. Когда никаких слов не нужно. ― Чур, я в душ первый. Костя лихо забрасывает полотенце на плечо. Отросшие волосы со лба откидывает, обнажая чуть усталый, но довольный взгляд. Влад коротко улыбается в ответ, наконец, примечая, насколько небрежно залеплена пластырем бровь. Надо бы свежий наклеить и рану обработать. А то… ― Давай. Я пока мангал поставлю. ― Только без меня не начинай, ― полотенце игриво шлепает по руке, и Влад ловит его на автомате. Костю к себе рывком подтягивает, буквально впечатывая в себя. ― А то что? ― в губы мягко шепчет, чуть прищурившись. Костя хмыкает коротко, глазами стреляет ― а ты догадайся. Гадать не хочется. А вот целоваться очень. Чуть шершавые губы с готовностью раскрываются навстречу. Позволяя скользнуть языком глубже, неторопливо, лениво лаская. Костя отвечает небрежно, неловко. Будто ошалев от внезапной интимности момента. Его язык бестолково мажет по губам, зубы цепляет, наконец, мягко сплетаясь с языком Влада. Так восхитительно знакомо, так невыносимо правильно, так… Предвкушение огнем обдает нутро. Костя уже длиннющие руки на плечи закидывает. Напрочь забывая, что еще минуту назад мечтал о душе. Ближе жмется ― в ноги врезается край постели. И Влад легонько тянет за отросшие пряди назад. Из рассеянного, поплывшего Костин взгляд мигом делается обиженным. Мол, ну что опять? Сейчас-то почему нет? ― Коть. Душ. ― Это вместо «Кость, от тебя псиной несет, а я не ебу собак», да? ― вроде и отшутиться пытается, но Влад чувствует ― задело. Тот шаг назад делает, взгляд отводит. ― Понял, не дурак. ― Кость… Тот рукой машет ― не парься, проехали. И выходит. Оставляя Влада один на один с гулкой пустотой. Вот какого хера, все так сложно?.. Он присаживается перед дорожной сумкой, бессмысленно хватаясь за шмотки, перебирая одну за другой ― что-то успело помяться и завтра обязательно нужно… Кулак впечатывается прямо в стопку идеально сложенных футболок. Ни хера не сложно, на самом деле. Если самому не усложнять. Уж этому-то он у родителей научился. Урок, правда, тяжелый вышел. Но это совсем другая история. А здесь и сейчас пишется их с Костей собственная. И только от них зависит, какой она будет. В ванной душно. Пот мгновенно собирается над верхней губой. Влад на ходу тянет футболку с плеч. Она вместе с шортами и бельем отправляется на стул к чужим шмоткам. Неаккуратный ком из одежды растет на глазах. Но на это откровенно поебать. Гораздо важнее сейчас оказаться рядом, приласкать, успокоить. Костя едва различим за запотевшим стеклом кабинки. Как там было ― между нами тишина? В этот раз Влад разбивает ее первым, шагая внутрь: ― Надеюсь, твое предложение еще в силе? ― Оно бессрочное, ― отзывается тут же. Спиной пластается по белому кафелю, объятия распахивает ― иди ко мне. За пеленой воды Костя кажется нереальным, текучим. Того и гляди, ускользнет сквозь пальцы. Но Влад его обязательно удержит. Взгляд его темный, испытующий ― не много ли на себя берешь, а? ― отзывается глубоко внутри жарким предвкушением. Не много. В самый раз. Ладони обнимают раскрасневшееся лицо нежно, осторожно. Влад вглядывается в него внимательно, долго. Темные ресницы слиплись от воды, губы уже ползут в широкой счастливой улыбке. Костя смотрит в ответ. Спокойно, тепло. Пальцы сами собой мягко гладят горячую кожу скул ― тот лишь коротко жмурится. Брови мучительно сводит. А потом ближе тянет, еще ближе. Так, чтобы между ними не осталось ничего. Ни малейшей недосказанности. ― Я пиздец как испугался за тебя, Кость. Влад ладонью выше по его лицу скользит, ласково откидывая темные влажные пряди со лба. Осторожно большим пальцем утирает проступившую на брови кровь. Костя морщится, было, но тут же щурится лукаво: ― Поцелуешь, чтоб не болело? ― Я тебя всего зацелую, ― не обещание. Факт. Собственные губы ползут в широкой счастливой улыбке. Кожа под ними лихорадочно горячая, влажная. Влад чувствует, как подрагивают веки в ответ на едва ощутимую ласку. Костя шумно дышит приоткрытым ртом. А стоит чуть отстраниться, как страдальческий излом его бровей становится сильнее. Пожалуйста-только-не-отпускай ― бьется неровно в ладонь, крепко прижатую к груди. Я-тебя-чуть-не-потерял ― ощущается в каждом ответном заполошном касании. В жарких, нервных поцелуях ― Костя едва не прокусывает ему губу, сам шипит обиженно, стоит придержать за шею, замедляя. А потом, не выдержав, самому сорваться ― жадно, горячечно кусаясь, оттягивая его голову за волосы назад и вгрызаясь в бледную кожу шеи. Напоминая, что мы-все-еще-живы. Мы все еще… Вместе. Здесь и сейчас. От тесного жара его тела почти мутит. Влад утыкается носом в основание шеи, целует невесомо нежно. Яростно, резко дергая Костю за бедра на себя ― до синяков, до глухого надрывного воя в плечо. До головокружительного, ослепительного понимания ― ближе ни с кем никогда уже не… ― Ну что, Кость, все как ты хотел: начнем вместе. Пол скользит под ослабевшими ногами, его чуть ведет, но до полотенец Влад все же добирается. Программа минимум ― вытереться, очень быстро сменяется программой максимум ― переодеться и пожрать. Стоит только заслышать голодное бурчание чужого желудка. ― Угу. Еще и кончили вместе. Заебись вообще, ― ухмыляется в ответ широко, торопливо возя по телу полотенцем. Плечи, шея, алеющие свежими укусами остаются нетронутыми. Да, знатно Влад его… ― Любуешься? ― Всегда. Костя глаза закатывает, мол, не пизди. Но довольная улыбка выдает его с головой. Влад лишь коротко хмыкает, полотенце вокруг бедер обматывает. На чужих алеют следы от пальцев ― Костя обводит их медленно, заворожено. В груди привычно тянет, и он спешит из ванной прочь. Ужин сам себя не приготовит. Костя настигает его в дверях спальни, со спины наваливается, жарко выдыхая в самое ухо: ― Попался, который кусался! А потом, потом длинными пальцами быстро, проворно проходится по ребрам. Раз, другой, третий ― высекая из Влада полузадушенный, теряющийся в громком смехе вскрик: ― С-сука!.. Щекотно брыкающимся клубком они валятся на кровать. Та пружинит остервенело, того и гляди, кто-то из них скатится на пол, но сдаться сейчас… Тяжелое пыхтение Кости, перемежающееся смешками обрывается вмиг ― под руку удачно подворачивается подушка. ― Запрещенный прием! ― оглушенный, было, Костя, головой яростно трясет. Промаргивается осоловело, взглядом обшаривая постель. Вторую подушку ищет. И не найдя, отчаянно бросается вперед с голыми руками. ― Мне панк, я похуй, ― довольно скалится в ответ Влад. Поймать, привычно заломив руку за спину, обездвижить лицом в постель легче легкого. А уж притереться пахом к его заднице ― тем более. ― Что, на второй раунд нарываешься, Коть? ― к самому уху склоняется, губами мажет, чувствуя, как тот разом обмякает. Сам вдруг бедрами наверх подается, насколько позволяет поза. Скалится широко довольно, повернув голову: ― Всегда. Но сначала похаваем. ― По рукам. И пока Костя сушит найденным в ванной феном волосы, Влад собирает мангал. Обычно этим занимается Андрей, а вот сами шашлыки всегда жарит Миха. Отчего-то у него они всегда выходят как надо. «Я просто чувствую, когда нужно вытащить» ― как-то раз, безмятежно ухмыляясь, выдал он тогдашней девушке Влада. Больше та с ними на дачу не ездила. К всеобщему облегчению. А потом появился Костя. И абсолютно незаметно вписался в их сумасшедшую семейку, как родной. ― Давай подменю, ты пока овощи порежешь. Я там все помыл, ― на плечо опускается тяжелая ладонь, заземляя. Влад коротко смаргивает, кивает рассеянно. Костя лишь брови приподнимает: нормально все? Бутылку в руки сует ― холодное пиво сейчас как нельзя кстати. Хочется дернуть в ответ плечом ― забей. Но объясниться без слов не получится. Не в этот раз. ― Потом, Кость. Не отмахивается ― обещает. И Костя вмиг переключается на угли, деловито помешивая их кочергой. К полупустой бутылке прикладывается ― кадык ходит вверх-вниз медленно, красиво. Глазами сверкает, мол, давай двигай, я все еще жрать хочу. И это странным образом успокаивает. Даже тут, посреди нигде, в незнакомой глуши, после сегодняшнего трэша он остается собой. Невыносимым. Несносным. И настолько же любимым. Влад, коротко салютует бутылкой в ответ и послушно уходит в дом за овощами. К холодному пиву скоро добавляются печеные овощи и охотничьи колбаски. Влад с Костей устраиваются с тарелками прямо на широком крыльце. Можно было бы засесть в плетеных креслах на открытой веранде, но за нависающей козырьком крышей не видно яркого вечернего неба. «Стиль «шале» ― не хрен собачий. Ну… Типа в переводе «приют пастуха», понимаешь?» «Да тебя самого пасти надо», ― так и вертелось на языке. Влад тогда лишь молча кивнул. За столько лет полюбить этот дом так и не вышло. А сейчас вроде ничего. Костя рядом задорно хрустит огурцом, бедром бедра касается, оборачиваясь за очередной бутылкой. Щурится довольно, сыто. Пиво потягивает медленно, неспешно. А куда торопиться? У них впереди целая ночь. Целая неделя наедине. А, может, и целая… ― Интересно, здесь видно звезды? ― Я тебя люблю. Они сталкиваются словами. Получается что-то вроде «Интересно я люблю тебя здесь до звезд». Не только здесь, не только до звезд. Но и обратно. Что-то такое хочется сказать, но Влад без слов втягивает Костю в поцелуй. Тот горчит выпитым пивом, жжется кетчупом и луком, перчит мясом. А Костя вновь широко улыбается, откровенно мешая целоваться. Отстраняется, лбом в лоб утыкаясь, и смотрит. Вокруг темных глаз собираются лучиками морщинки ― улыбаясь всем собой от губ до… ― Я тебя тоже люблю. Повисшую тишину разбивает звон. Он небрежно стучит бутылкой о бутылку ― пиво еще не допито. А все главные слова уже сказаны. Ну, почти все. Тянет начать с середины. Костя все-таки в теме насколько возможно. Он никогда не интересовался у Влада, как было на самом деле, хотя в других случаях расспрашивал дотошно. Сказал только во время съемок той-самой-сцены: «Если тебе тяжело, я пойму. Но я хотел бы, чтобы ты был рядом». Кажется, впервые вслух признавая, что между ними что-то большее, чем спонтанная дружба. Но можно начать и с самого начала. «Мне было пятнадцать, когда родители решили сойтись обратно. После этого начался сущий кошмар». Ни слова лжи. Недаром он от них уехал учиться аж в Москву. Ну, к середине первого семестра, когда стало ясно, что жизни папы ничто не угрожает. ― Это так тупо, ― Влад неопределенно машет рукой, давясь пьяным смешком. Костя чуть голову к плечу склоняет. Прислушивается. ― Знаешь, ничего тупее в моей жизни не было. И страшнее тоже. Остатки пива опрокидывает в себя залпом, отставляя очередную пустую бутылку подальше. Ладонями лицо трет. Выдыхает шумно. Сейчас или уже никогда. ― Я тогда плеер на даче у бабушки с дедушкой оставил. Мы с отцом, с Андреем в смысле, должны были до станции скататься и обратно. Местный магазин был закрыт. Переучет или типа того. А я плеер забыл. Прикинь, мы уже отъехали прилично так, я требую обратно повернуть, а оте… Андрей артачится. Мол, чем тебе радио не нравится, включай что хочешь. А я ему ору, что говнорок их слушать не собираюсь. И он сдается. И мы возвращаемся. А там, ― к горлу вмиг подступает желчью все выпитое. Вяжет рот. Но как теперь отмолчаться, когда уже начал? ― Там папа. У нас, знаешь, в каждой комнате заначки с таблетками. Но это только если успеешь. Если бы я тогда не пробежался по всему дому в поисках этого плеера ебаного, то… Костя не говорит: «Ну, все-все» или «Иди сюда». Он молча обнимает. Осторожно притягивая ближе. Голову на плечо ладонью укладывает мягко, но уверенно. ― Пока вызванивал скорую, все пялился на лужу рвоты у кровати. Часть ее размазалась по ковру ― этот кислый резкий запах мне потом долго снился. И запах, и открытое настежь окно ― снаружи пели птицы, светило солнце. А один из его отцов медленно умирал на руках другого. Там, в кошмарах, Влад до бесконечности считал гудки, но трубку так никто и не брал. Там Андрей смотрел на него диким невидящим взглядом, пока Миха синеющими губами повторял: «Это ты виноват». ― Меня только в больнице отпустило. Там спокойно было. Знаешь, свет и тишина. Кроме нас особо никого ― вроде и больница областная, а все равно. Костя, теплый и крепкий, выдыхает в волосы короткое обреченное «Знаю». Приводя в себя одним словом. Сколько у него самого такого было ― Влад никогда не спрашивал. Может, зря. ― Ты справился. И это ― главное, ― от нежности в его голосе, за ребрами ломит до боли. Влад жмурится, вжимаясь губами в затянутое тканью плечо. В ладонь макушкой толкается. А Костя все гладит его по голове, ласково пропуская короткие пряди сквозь пальцы, уговаривает негромко: ― Пойдем в кровать? День был долгий. ― Пойдем. С тобой ― хоть на край света. Хоть за край. Где-то там ― между ― проскальзывает. Но Влад уверен: Костя все понял. Его будят звуки работающей газонокосилки. Соседняя подушка предсказуемо пустует. Типичный Костя ― если работы нет, ее надо выдумать. Что, конечно, никуда не годится. Но ловить бешеного своего до завтрака Влад точно не готов. Так что на веранду он выползает уже с кружкой чая и тарелкой яичницы. В одно из плетеных кресел падает, лениво затягиваясь айкосом. Смотреть, как Костя методично, метр за метром, выкашивает высоченную траву, можно, кажется, вечно. Особенно, когда он такой: в темных очках, кепке этой дурацкой, в одной из старых рубашек Влада. И где только ее нашел?.. Да неважно. Главное, что плечи и руки прикрыл. Иначе по такой жаре в любимой черной майке точно бы сгорел за пару часов. Иногда за ним глаз да глаз нужен. А иногда он сам проявляет чудеса здравомыслия. Хорошо, что редко. Иначе, кто знает, сошлись бы они когда-нибудь вообще? Из мыслей выдергивает нервная, долгая вибрация телефона. Не своего. Экран Костиного телефона подсвечивается интригующим «СтройМаг, дерево…», и Влад подхватывает тот без лишних слов. Косте рукой с мобилой машет ― тебе тут звонят, але. Тот, к счастью, замечает. Хмурится, было, а потом ладонь в характерном жесте складывает, мол, ответь сам. И опять за триммер берется. Ну, класс. Из бесконечного потока вопросов и ответов становится ясно лишь одно: кое-кто решил полностью оправдать свою фамилию. Напрочь забыв, что они, вообще-то, отдыхать приехали. Следующий звонок от некоего «Домовенка» Влад принимает из чистого любопытства. Девушка на том конце сбивчиво тараторит что-то про доплату за метраж окон, и он только угукает согласно. А что еще остается? К моменту, когда он завершает звонок, рядом оказывается Костя. Кружку нагло подрезает, залпом опрокидывая в себя остывший чай. Улыбается мягко, смущенно. Так, как умеет он один. Так, что Влад уже готов простить ему все. И клининг, и ремонт крыльца, и все, что угодно. Но промолчать и не напомнить, зачем они здесь, не может: ― Кость, мы отдыхать вообще-то приехали. Интересоваться согласована ли эта самодеятельность с отцами ― бессмысленно. Это же Костя. Он черта лысого уболтает, если нужно. ― Ну… да? ― Ему хватает совести изобразить смущение. Не то, чтоб Влад верил, но допустим. ― После обеда на пляж пойдем, обещаю. Он на подлокотник кресла присаживается, рукой спинку обнимает, склоняясь к самому лицу, и примирительно чмокает Влада в губы. От Кости пахнет травой и немного бензином ― свежо и химозно одновременно. И еще немного, едва ощутимо ― цитрусом геля для душа и потом. Влад за шею его ближе тянет, утыкаясь носом в шею. И просто дышит. Чувствуя, как с каждым вдохом, его, наконец, отпускает напряжение. Костя тут, рядом. И все в мире лишь для них двоих ― и солнце, и вода, и…