Неприкосновенен

      — Заткнись! В следующую секунду богу войны Фэн Синю прилетает звонкая и не менее заслуженная пощёчина. Как всегда, он и не сдвинулся с места, лишь сделав шаг вперёд к своему обидчику, чем заставил Му Цина шагнуть назад. Он открыл было рот, чтобы продолжить так называемую дискуссию, надавить на Му Цина и унизить его ещё сильнее, но вместо этого резко сомкнул губы, чтобы утаить некий грешок от юноши, ибо без подручных средств он не смог бы и порог его дворца пересечь. Тем временем Му Цин нахмурил брови, будучи без понятия, почему не получил ответной оплеухи. Он замахнулся и попал по той же щеке. В конце концов он остался недоволен, потому что хотел продолжить обычную для них обоих ссору, но всё же отвернулся и махнул рукой:       — Убирайся. Фэн Синь, будто пришпиленный, поднял на него свой взор и ухватился за ту же руку, что и отправила его восвояси, и ударила аж два раза без особого сопротивления. Так дело не пойдёт.       — Не бей меня… На лице юноши отразился самый настоящий шок. Погодите, что он сейчас сказал? Это даже не необычно, это противоестественно. Нет, не настоящий, парень испытал некультурный шок. Он еле как проговорил:       — А… что мне ещё делать? — глаза его метались по всему обиженному мужскому лицу. Морщинка между бровями залегла глубже, но не от злости, а из-за грусти.       — Не знаю, может, — Фэн Синь не продолжил и отвлёкся, глядя на белоснежную кисть вечного соперника. Он потянулся и взял её. — Как тебе не стыдно?       — Мне?!       — Я тебя не бил, а ты замахиваешься на меня. Знай же, мне больно, — мужчина смотрел прямо в глаза Му Цина, но вид у его правда был таким, как будто Ши Цинсюань одарил всех небожителей по тысяче заслуг, а его проигнорировал.       — Тебе не может быть больно, — резко возразил Му Цин, возвращая свой прежний невозмутимый лик в обычное состояние. Так всегда было, так всегда будет и… Фэн Синь крепче ухватывает его ладонь двумя руками и прикладывает к своей груди.       — Мне здесь больно.       — Ты, верно, головой врезался в золотой столб при входе, — он держался из последних сил, чтобы говорить с мужчиной как с ничтожеством, но ему мешала чужая грудь, что тяжело вздымалась в его руке. Он одёргивает её, но Наньян, воспользовавшись этим, невозмутимо подносит белую ручку к лицу и, наглядевшись ею, прислоняет тыльную сторону к своим губам. Они такие нежные… — Извращенец! — прозвучала новая оплеуха.       — Ну зачем ты так со мной? — взор перед богом из затуманенного переходил в более осознанный — действие вина неминуемо кончается. Чёрт. Фэн Синь знал, что не сможет сделать первый шаг к сближению с Сюаньчжэнем, и глупо вообще что-то к этому ледышке испытывать. Столько лет вражды как никак сказываются минимум на одном из двух, и тем стал сам Владыка Наньян. Нелепость какая, но он осознавал неминуемость этого балагана, и потому решился после стольких лет разрушить вражду или хотя бы малую её часть для своего же блага и славного имени. И, разумеется, в трезвом состоянии он бы лишь подошёл к юноше и врезал что есть мочи: так у них ход «разговоров» идёт год за годом, став негласной традицией. Он решил поменять это, не опозорившись при Му Цине и сохранив своё честное имя, но кто же знал, что единственным выходом окажется крохотная чашечка вина? И снова Фэн Синь смотрит на бога, понимая, что разум потихоньку приходит к нему. Он, конечно, и раньше замечал своими конечностями при драке, что кожа рук Му Цина мягкая (а сам-то безжалостный гадёныш), но не настолько же. Пока есть возможность, он ощупывает её, проверяя на достоверность собственное наблюдение. И вправду, неописуемо приятная… Вновь прижимает к собственным губам и неуловимо мурлычет.       — Убрался отсюда! — звучит громче, чем обычно, но как будто мужчину это остановит. Он всё-таки отвлёкся и обратил внимание на парня. Фэн Синь не верил, но мог поклясться, что на щеках того выступил розовый румянец, а сам он выглядел до жути смущённым и слегка задетым.       — Му Цин, ты чего? — Фэн Синь бережно погладил щёку парня, где кровь наливалась всё пуще, и улыбнулся.       — Да ничего! — и в растерянности отвесил ещё одну пощёчину богу войны. Алкогольный дурман спал, и теперь ему не было обидно. Мужчина тихо произнёс: «Ай».       — Отойди от меня! Ты меня пугаешь. — Ещё немного, и Му Цин впадёт в истерику: он уже неровно дышал.       — Ты просто не замечай, — голос его бархатный, оказывающий успокаивающий эффект, отчего юноша хотел убежать куда подальше и скрыться от этого идиота раз и навсегда. Фэн Синь пожал плечами и уставился на соперника с приятной улыбкой. Он всё ещё держал Му Цина, сам того не осознавая, и не хотел отпускать.       — Можно? — спросил он. Не дожидаясь ответа, умудрился провести по предплечью и вверх без единого возражающего удара и дотронулся до шеи, на которой внезапно рассыпались мурашки. Му Цину стало щекотно и вместе с этим невыносимо. Его лапает… Фэн Синь? Небожитель застопоривается и всё-таки оттягивает краешек чёрных чужих одежд, прикладывая внутреннюю сторону ладони прямо к неприкасаемой коже, и тяжело вздыхает. Тот стоял, подобно фарфоровой статуэтке. А вот сейчас Фэн Синь бы отказался обращать на него взгляд, а то убьют ещё и морально перед тем, как закопают живьём. Не дожидаясь своей смерти, ведёт вниз, попутно снимая с него одежды, которые даже не оказывали ему сопротивление, что уж говорить про их хозяина. В последний миг, когда они чуть не упали с хрупкого плеча, Му Цин, ошеломлённый, быстро поднёс руку, прикрывая грудь. Тот хмыкнул и с заинтересованным видом повёл дальше.       — Фэн Синь, не смейся надо мной! — юноша готов был зайтись в истерике, но вместо этого прикусил губу, из-за чего она приобрела алый оттенок, привлёкший Фэн Синя ещё больше, чем гладкая и идеальная на ощупь кожа цвета вкусного молока. Он хочет выпить его. Всего. Собравшись с мыслями, говорит первое, что приходит в голову:       — Я не смеюсь, Му Цин. Мне нравится. Тут бы настала долгая пауза, молчание вперемешку с невысказанными чувствами, рвущимися наружу ожесточённее, чем боги войны в бой, но не произошло ничего из выше перечисленного. Му Цин, наконец решившись переступить черту и быстрее закончить с этим фарсом, целует Фэн Синя, желая утонуть в этих нежных губах, признавших, что ему понравилось бесстыдно трогать его кожу. Утонуть бы ему не помешало в совершенно любых понятиях, ибо сейчас умрёт от стыда. В конечном итоге он отстраняется, уверенный, что тому было крайне мерзко, и ждёт ответной оплеухи. Но только потом замечает, что стоило ему прекратить поцелуй, Фэн Синь пару секунд всё ещё держал глаза закрытыми. Что это всё значит?       — Не молчи, — выдавил Му Цин.       — Я… — тот застыл и проморгался от недоумения.       — Теперь точно уходи. Не хочу видеть твою глупую рожу. Фэн Синь, осознав, что уходить ныне точно не собирается — никогда и ни за что, — сближается с Му Цином и окольцовывает его талию и спину, чтоб не сбежал. Ловит столь сладкие уста и незатейливым способом раздвигает их, дабы доставить ему удовольствие. Парень, не сдержавшись, красиво простонал в поцелуй и оттого помотал головой, увиливая от настойчивых действ, исходящих от мужчины. Но тот не принуждал, он лишь показывал, что может быть ещё более благостно, чем секундой ранее, и так с каждым мигом. Губы Му Цина оказались такими, как он их себе и представлял. Но что они настолько жаждят ласки — тут немного просчитался. Они буквально просили не останавливаться. Были до того влажными и податливыми, что крышу сносило капитально. Фэн Синь держался пока в этом мире, но юноша уже давно был в другом — наслаждения. Он покорно отдавался и не заметил, как придерживаемый им край халата вновь упал вниз. Мужчина прекратил, но на этот раз глаза были закрыты у юноши. Он желал ещё. Обоим хватило немного времени, чтобы отдышаться, но искры из глаз никак не покидали его. Фэн Синь бы и дальше любовался недотрогой Му Цином, но почувствовал, что что-то не так, и внял: внутренняя рубаха на парне не была завязана даже при приходе его во дворец. Похоже, тот быстренько завязал на себе чёрный халат, чтобы не показаться в неподобающем виде. От этой мысли не только крыша слетала, но вдобавок стены рушились от одного осознания причины. Так вот почему слой за слоем с бога войны слетает одежда, как будто и не его вовсе, предательски обнажая без лишнего содействия.       — Фэн Синь, зачем ты пришёл? Он последующего ответа будет зависеть, завяжет ли на себе он халат или так и останется стоять, ожидая должных действий. Му Цин уловил ненавязчивый аромат вина во время не самого целомудренного поцелуя и хотел знать, что заставило того пойти на такой шаг. Можно было отнести его странное поведение на алкоголь, но он напрочь забыл о том, что так жалобно мямлил перед ним небожитель. Всё стёрлось подчистую, и юноша до сих пор думает, что это всё Фэн Синь сам. Одновременно с этим — ему просто невозможно запудрить мозги.       — Я пришёл, чтобы… положить конец нашей вражде. Вроде бы сказал твёрдо, но затем подался вперёд и вновь прочувствовал на своих устах чужие тонкие, то до невозможности изголодавшиеся губы. Окончательно признав то, что его, скорее всего, не собираются бить, он невозмутимо и совершенно естественно — как будто они это проделывали не единожды — подхватил юношу под бёдра и без труда поднял, приближаясь к изножью огромной богатой постели самого́ совершенного владыки Сюаньчжэня, из-за чего обнажилось и второе его плечо. У обоих сердце билось, словно заведённое, они до конца не вникали в то, что творят в полном сознании, и хотели разобраться в недоговорённости, однако абсолютно все мысли сливались воедино и они продолжили без всяких слов разбирательств отдаваться друг другу. Фэн Синь уложил на постель Му Цина и сам начал раздеваться, снимая многочисленные слои своего убранства, что в конце он бросил их за борт кровати и остался в одних лёгких штанах. Всё время, пока Фэн Синь избавлялся от одежды, юноша чётко наблюдал и вовремя подметил, что тело его идеально во всех смыслах. Где-то на периферии прозвучала мысль: «Только такой мог бы возложить меня под собой». А какие выпуклые мышцы, какой стан. Му Цину хоть и не нужно было это вовсе, но за этой каменной стеной и вправду можно ни о чём не волноваться. Тогда он заметил, что слишком таращится на бога, а радужки то и дело поблёскивают. Но не один он дошёл до понимания.       — Тебе тоже нравится? — улыбчиво сказал Фэн Синь, чересчур уж довольно.       — Потом определюсь. И с этими словами он притянул мужчину ближе, заставляя почти лечь на себя. Фэн Синь упёр локти по обе стороны от партнёра, чтобы элементарно не задавить, и затем Му Цин принялся гладить его мускулистую спину, часто натыкаясь на новые бугорки. А когда мышцы перекатывались, то возвращался вновь. Юноша поглаживал и откровенно трогал красивое тело, собственнически ведя вверх-вниз. Придётся признать, что кожа у того тоже чертовски приятная.       — Я могу считать это за согласие? — хмыкнул Фэн Синь.       — Не обольщайся. Он явно напрашивался. Наньян поднял бровь, когда парень добрался до его ягодиц и начал ощутимо гладить их, но уже более сдержанно, хотя и это уже значило слишком много для партнёра. В таком случае и ему позволено понатворить дел с этим прохвостом. Между ними плыли лишь возбуждённые вдохи и выдохи, Фэн Сину этого показалось мало, и он, находясь от своей цели примерно в паре сантиметров, впился в белоснежную шею, вытащив зубы.       — Придурок, без следов, — Му Цин постучал его по спине, шикая.       — Не-а, — нахально протянул мужчина, и в следующую секунду юноша внезапно застонал в голос да поймал такую пошлую ноту, что не поверил, из его ли благочестивых уст он вырвался. — М-м, — Фэн Синь, пососав место укуса, широко облизнул засос. — Оказывается, ты и так можешь. От контекста его речей юноша подёргал ногами, притворяясь, что хочет вылезти.       — Я хочу, чтобы ты был рядом, не уходи от меня так эгоистично, — с мягкой ноткой добавил он, чем только усугубил ситуацию. У Му Цина встал. И всё из-за этого… этого…       — Ох, — Наньян зажмурился и прижался самым сокровенным местом о парня.       — Я… не могу. — В мозг ударило перевозбуждение, но была исключительно одна попытка, чтобы избежать того, о чём они впоследствии оба будут жалеть.       — Просто расслабься, я всё сделаю сам, — Фэн Синь и вовсе не желал обратного. Ему хватало одного вида своего любимого полуголого соперника, чтобы возбудиться и возжелать его прямо здесь и сейчас.       — Но…       — Будь уверен. Я хочу доставить тебе удовольствие. Не лишай меня себя. Ты единственный, с кем я могу быть наедине, будучи спокойным. Тут они не хотят напоминать друг другу их специфичное поведение наедине, и Му Цин давит в себе усмешку.       — Хорошо. Только пообещай, что больно не будет, — совершенный владыка, и боится боли… Или боится, что боль ему причинит в таком деликатном и интимном деле именно Фэн Синь?       — В первый раз всегда больно, — решил не скрывать истину и дал время для раздумий, то тот так и остался лежать и ждать, когда его дотронутся. — Но я постараюсь уменьшить боль. С этими словами он опять наклонился и с концами стянул легкое одеяние с острых податливых плеч, отправляя туда же, куда ранее свой халат да всё остальное, благо его обладатель не рассердился. Оказавшись совершенно нагим, Му Цин сомкнул вместе бёдра, однако стояк не давал ему покоя. А Фэн Синю, наоборот, нравился красивый ровный член, трущийся об их торсы по его же инициативе. У него-то тоже уже давно затвердел, но проблема в том, что пока он не снимает штаны. А ведь не осознаёт, как другого любопытство съело, наслушавшись слухов про храм Большого члена. А вдруг правда? Но это сейчас не самое главное. Фэн Синь, попутно выцеловывая выступающие ключицы, что вмиг становились приглушённо-красными, ухватился за резинку на смольных волосах и ненавязчиво стянул, моментально впуская широкую ладонь и надавливая кончиками пальцев.       — А-ах, — Му Цин закусил губу.       — Не кусай их. Мои, — мужчина чувственно проникает языком внутрь приоткрытого рта и принимается изучать его всего. Сердце Му Цина пропустил удар, невыносимо тяжёлый и жгучий. Это перебор. Точно перебор. Он отпирается, но мужчина придавливает его сильнее в матрас и стонет, поглаживая подтянутый живот и тонкие изящные бёдра бога войны. Он восхитителен. Стоило Фэн Синю коснуться члена, как его куснули.       — Я не специально, — Му Цин натурально забеспокоился, быстро выпалив это, и бездумно провёл пальцами по ранке, из которой выступила капелька крови. — Прости-прости-прости…       — За что извиняешься? — риторический вопрос, но юноша никак не унимался. — Я могу лишь благодарить Небеса за то, что ты оставил на мне свою метку. И юноша тотчас умолк, после чего Фэн Синь широко улыбнулся, не имея ни издевательского контекста, ни насмешки. И всё же надо заходить глубже, иначе он кончит даже без проникновения. Наньян наконец решается и трогает внутреннюю сторону гладких сомкнутых бёдер, раздвигая, и парень с большим усилием поддаётся, напрягаясь всем своим нутром.       — Не надо, — напоминает Фэн Синь, горячо шепча в покрасневшее ухо. — Какой чувствительный, — улыбка. Он сладко ласкал всё его тело — внутри Му Цина разливалась тягучая патока, обжигая. Иногда оттягивал и ощупывал, вынуждая партнёра расслабиться и осмелеть.       — Не закрывай глаза. Может, всему виной удовольствие, но не стоит, ладно? — что бы он ни имел ввиду, некогда было элементарно думать или начинать очередную ссору. И то, они оба понимали, что Фэн Синь совершенно прав.       — Ладно. И как же юноша пожалел, что послушал этого развратника. Фэн Синя довольно облизнулся и приник к затвердевшим розовым соскам. Му Цин грациозно выгнулся и простонал в сладости и удовлетворении, но тело мужчины источало похоть, так что рано пока забывать о том, что он без всякой одежды заставляет его член твердеть с каждой секундой, не прилагая никаких усилий — только не нарочно поддаётся на его манипуляциям, похотливо двигаясь под чужой ритм, и запрокидывая голову от услаждения.       — Скажи что-нибудь, — Фэн Синь, не отрываясь от вставших торчком сосков, просит и всем нутром ждёт ответа.       — Фэн… Ахм! Кх… м-м… — тянет он. Фэн Синь прикусил сосок, благодаря чему тот не смог сконцентрироваться и выдал без какого-либо стеснения…       — Звучит как признание. Даже представить не мог, что когда-нибудь подо мной будет стонать сам генерал Сюаньчжэнь. Я польщён. А я ведь даже не начал… — кончиком пальца ощутимо провёл от влажной уретры вдоль органа вниз, задевая яички, и непристойно схватил генерала там.       — Наньян!       — Говорил же, не кусай свои губы. Они очень чувствительные, тебе же больно. Сказал бы себе прошлый Наньян, что будет так печься о губах или обо всём теле Му Цина, опустил бы на землю этого полудурка. И правда, раньше он без сожаления бил небожителя, но теперь вряд ли осмелеет до этаких грешных действий, смотря на соблазнительные изгибы бёдер, поясницы, голеней, плоской груди и шеи. Да чёрт с ним, это просто отвлекающий манёвр, не стоит обращать внимание. И на этих умозаключениях он проталкивает указательный палец в узкий анус да забывает про те незрелые мысли, признавая, что ему не пятнадцать лет и не стоит вести себя, как юнец, заглянувший не в ту купальню. Реакция Му Цина на это истинно незабываемая, и он обдал дыханием мужскую шею, облизнув выступающий кадык. Он не хотел ничего делать и крепился с силами, чтобы решиться отплатить Фэн Синю за его «старания». Он лижет и засасывает кожу цвета пшеницы, отступая, падая на подушки. Наньян от неожиданности хватается за укушенное место, и лицо у него в это время такое счастливое, будто ребёнку подарили долгожданную игрушку. Он подставился под его поцелуи, а сам проник уже двумя пальцами внутрь, ощупывая проход и шёлковые стенки. Всё сжалось.       — Ты знаешь, что надо делать, — неоднозначно подсказал Фэн Синь.       — Угу. — Му Цин успокоился и разжал мышцы, как бы это ни было сложно. А тот уже во всю крутил пальцами в его проходе да охал и ахал каждое мгновение. Когда Му Цин в отместку принялся за его ключицы, попутно специально сильно стискивая плечи и сгибая поясницу, потирался сосками о накаченную грудь.       — Ах ты ж, — шикнул Фэн Синь, втискивая третий палец. Пока не было больно, но Му Цин принимал всё чересчур чутко и откликался на малейшие изменения. В нём откликалось вековое воздержание, что боле запрещено прятать глубоко в себе. Он с радостью бы вцепился в задницу партнёра, но только вот мужчина не прекращал своё изучение и не переставал испытывать его терпение, которое утекает так же быстро, как и внутри Фэн Синя. Они в равных позициях.       — Хватит. Я думаю, хватит… — пробубнил он.       — Ты разве забыл название моего храма? Поверь, то правдивое описание. Вопреки словам он закончил растягивать юношу — в глазах вспыхнул огонёк. И наконец-таки стянул штаны. Хватило одного вида Му Цина, чтобы растянуть уголки губ во все тридцать два зуба. А тот и передумать успел, беря владыку за запястье, намекая на продолжение растягивания его прохода.       — Вау, — выдохнул Фэн Синь.       — Это я должен говорить «вау», но с другим выражением, — растерялся парень. — Не войдёт…       — Я сделаю так, чтобы вошёл. Доверься.       — Уж кому-кому… Фэн Синь не ждал и быстро вздрочнул прямо перед богом, но вдруг кое о чём вспомнил.       — Есть что-то скользкое? — с невозмутимым видом спрашивает он.       — Я не понимаю, — Му Цин давно поплыл, перед глазами встала белая пелена.       — Сейчас поймёшь. Фэн Синь встал с кровати и увидел на столе ароматическое масло, без раздумий и разрешения взял бутылочку и приземлился обратно на Му Цина, приводя его в сознание.       — Ещё рано, — шептал он. — Я ещё даже ничего не сделал, как ты уже мысленно в храме вожделения. Странно, но сработало, и кстати, юноша подумал совсем о другом: «Если для тебя это «ничего», так, что под твоим пониманием «всё»?» Тайна до жути пугающая. Без сомнения, он ему расскажет. И продемонстрирует. С отдачей и всеобъемлющим распутством. Какое же у него высокое либидо… Так, Му Цина точно понесло. Фэн Синь вылил на пальцы немного жидкости и с лёгкостью проскользнул внутрь дрогнувшего юноши, ибо пальцы были сравнительно холодными, а он привык к пылкости генерала…       — Ещё чуть-чуть, потерпи. С его уст это звучит не очень-то правдиво, особенно если посмотреть на большой вставший член, упирающийся ему в ногу. Му Цин сходил бы в его храм и поставил бы палочку благовоний. А впрочем, ему это не так-то и нужно.       — А представь, когда он будет внутри, — не унимался Фэн Синь, нашёптывая пошлости, подобно вечной молитве у алтаря.       — Не хочу представлять, — парень, входя во вкус, дотянулся до его ягодиц и подтолкнул ближе к себе. По просьбам или без, Фэн Синь наконец вогнал сочащуюся смазкой головку в скользкий, но тугой проход. Он прошёлся рукой по нижней части живота любовника, заставляя избавится от накопившегося напряжения.       — Получай удовольствие, тогда и я его получу. Ты же не эгоист, да?       — Я не могу… говорить, — промычал тот.       — Ах так, значит. Не принимай близко к сердцу, но я сделаю так, что ты забудешь, как ходить. Тебя кто-нибудь нёс на руках? Очередной отрывистый стон, от которого член всё наливался кровью, но уже в самом Му Цине. Фэн Синь протолкнулся глубже, сам забывая равномерно дышать. Но затем крепко упёрся ногами в матрас и навис над юношей, съедая хищным взглядом, не забывая входить глубже и глубже, всё-таки оставив парочку сантиметров, а то выражение лица Му Цина порядком изменилось. Грудь скоро вздымалась, и мужчина припёр её ладонью в кровать — тот подуспокоился, что помогло продолжить незамысловатое дело. Фэн Синь вышел, но после сразу же вогнал член обратно, дотрагиваясь там до чего-то твёрдого. Простата. Он услышал самый жалобный, громкий и вкусный стон в его жизни.       — Хочу ещё, — в унисон. Таким образом он набрал нужный ритм: не слишком резко, не слишком по-детский, — наглядеться не мог на сходящего с ума Му Цина. При всяком проникновении доходил до маленького комочка нервов и бил прямо по нему. Мурашки Му Цина теперь уже покрывали его всего, а пальцы ног сжались.       — Не больно? — было бы жестоко не спросить.       — Не очень, но… а-ахм! Но хорошо. Так хорошо… Можно быстрее.       — Как пожелаешь. Мужчина невесомо скользнул рукой по длинной изящной ножке и подхватил того под коленкой, кладя на своё плечо. Он бережно поцеловал её и сконцентрировался на горячем проходе, который и без посторонней помощи поглощал его внушительный агрегат. Но раз он тут главный, Фэн Синь так же красиво выгибается и вталкивается в прошлого соперника. И как Му Цину не стыдно издавать такие громкие звуки? Не думает, что его может кто-нибудь услышать? Или их вообще застукают? Но раз бога войны это не волнует, то его и подавно. Не будет он волноваться из-за каких-то мелочей. Берёт член — жаждущий внимания — Му Цина и начинает негрубо вести по нему, растягивая сладость до последнего. Его-то орган давно уж полыхает в животе любимого, и кажется ведь, что он находится в пекле. Самом лучшем пекле, в котором посчастливилось побывать. В нём так мокро и тесно. Он толкался в него и после каждого толчка слышал реакцию юноши, буквально чувствовал ногти на лопатках и добивался того, чтобы его царапали, наказывали и дарили метки на память. Но не только стоны касались его ушей: шлепки от их тел оказались громче, чем он предполагал. Му Цин извёлся весь, пока непослушно подвижно лежал и подтягивался к Фэн Синю, который попутно надрачивал ему. Когда настало время разрядки, юноша смазано поцеловал бога и отвёл взор, стоило сперме брызнуть на их торсы. В уголках его глаз выступили слёзки, а сам он всхлипнул, показывая, насколько сильно извёлся в постели с этим Наньяном.       — Кончаю. Фэн Синь завёл чужие руки за голову и излился прямо в анус парня, удерживаясь лишь уставшими локтями, чтобы не придавить Му Цина своим весом. Ему пришлось нелегко, когда сперма всё не прекращала выходить из уретры и заполнять нутро юноши полностью и до конца. Внезапно они почувствовали, что Небеса содрогнулись. Мышцы атрофировались — и он упал рядом с Му Цином. Громкая одышка. По сосудам словно патока разливалась, кипятком заполняла сильные тела и увеличивала подозрение, что им обоим чертовски понравилось. Настала благодатная тишина, и Фэн Синь понял, что парню холодно. Накрыл его одеялом, а сам залез к нему, обнимая и притягивая столь неприкосновенное ранее тело. Лыбился он до ушей, но так мягко и светло, что Му Цин тоже не удержался от улыбки.       — Вот это ты имел ввиду под «положить конец нашей вражде»? — улыбка превратилась в добрую ухмылку.       — Честно, я хотел сделать это, но раз мы… Му Цин заткнул ему рот рукой, но глазами быстро метнулся к губам и одарил его ярким поцелуем, облизнув напоследок языком уголочек.       — Прошу, больше не говори во время секса, угу? — взял лицо мужчины в ладошки и отчего-то чмокнул его в нос.       — Он у нас… не последний? — Фэн Синь в вопросе приподнял брови. Он думал, что сегодня ему просто повезло. Оказывается, ошибался?       — Не выводи меня. Лучше, — юноша повернулся к нему и увлёк за собой, — потрогай меня ещё. Фэн Синь лёг на него и укрыл себя и Му Цина до макушек, уже принимаясь за второй заход, требовательно сжав талию вечного любовника.