***
Прохлада задевает их тела, слишком горячие после внезапного соития. Драко долго смотрит в ее глаза, нависая сверху, и приглаживает ее кудряшки. Он не моргает и почти не дышит. Она вторит за ним. Ей интересно, что можно увидеть в ее глазах? Позволяет ли он себе листать её мысли? И только подумав об этом, Гермиона замечает, как он прикрывает веки и качает головой. Осторожно он целует ее в лоб и прижимается к нему своим. Он отпускает её лицо. Медленно, будто нехотя, ведь так и есть. Он отпускает её домой, а сам снова скорбит о потере такого необходимого. — Иди, Грейнджер, ты ведь всё равно уйдёшь. Ком растёт в ее горле, а слезы сами текут из глаз. Несправедливость бьёт под дых, дрожащий рассвет обнажает его точеные скулы и ее душу. Ей пора, несмотря на то, что она открылась ему. Губы дрожат, а он водит по ним большим пальцем и еще раз успевает поцеловать ее, приглаживая локоны возле лба. Он отдаляется. Скрип половицы возле окна и его фигура в отражении зеркала олицетворяют всю зыбкость мгновения. Ему абсолютно точно есть, что сказать, но молчание повисает в воздухе. Она уходит, рассыпав все свои вопросы и сожаления о пол его имения. Запутавшись в паутине из собственной лжи, Гермиона перестает двигаться и поддается некоему течению, что подхватывает ее и ведет в неизвестность.***
Дома тихо и так же небрежно откинут плед с дивана, когда она уходила. Рон спит, и Гермиона сразу же надевает рабочую одежду, норовясь после завтрака отправиться в Министерство. С утра он не замечает ее отстраненности и садится на стул напротив. Свежий «Пророк» на столе и Рон сверлит его взглядом. На первой полосе фотография семьи Гринграсс, оплакивающих бледное тело дочери. Взяв газету в руки, Рон быстро скользит глазами по строчкам. Напряжение внутри Гермионы тонкой леской натянуто до предела и может лопнуть в одно мгновение. Она силится не вспоминать о ночи и, делая невозмутимое лицо, отрезает полоску от бекона. — Вижу, что вы таки похоронили, наконец, этот ходячий манекен, — отзывается Рон, бросая на стол рядом с собой утреннюю газету и принимается за завтрак. Непреодолимая вязкая тишина повисает на кухне, и первой ее должна смахнуть Гермиона, но она сводит колени вместе под столом и откладывает приборы. Вчера были похороны его не состоявшейся невесты, но вместо глубокого траура они переспали с Драко Малфоем в его же спальне. В их спальне с Асторией. Дважды. Они трахались на простынях, которые совсем недавно окутывали тела будущих супругов. Они посмели предаться первобытным грехам, получая наслаждение в их семейном ложе. Стыд и страх заливает ее щеки, и Гермиона нервно комкает подол своего платья. Она опускает взгляд на Живоглота, который невинно и бесцельно возится с коробкой, подталкивая ее лапкой к проходу. — Это были похороны, Рональд. Зачем ты так говоришь об умершем человеке? — Затем, что их семейству только там и место. Гнить в мешанине из земли и червей, поняла? Или что, Малфои стали для тебя чем-то вроде святош? Быстро же ты изменила о них свое мнение. — Но она такой же человек, как и все мы, — возражает Гермиона и вжимается в стул от внезапной смелости. — Ты мог бы и посочувствовать. — Этот утырок извинился только перед тобой, а не перед нами. Ясно? И я не собираюсь уважать чью-то жену только потому, что она сыграла в ящик. — Да что с тобой, Рон? — То, как ты об этом написала… Знаешь, хочется блевануть, — он откидывает вилку с ножом и встает из-за стола. Лезвие скользит по скатерти и падает возле ног Гермионы с пронзительным звоном. Живоглот шипит и убегает в гостиную. — Рон! Он не отвечает, исчезая на лестнице. Его тяжелые шаги отзываются где-то над ее головой и далее по коридору второго этажа. Шаги стихают. Ее сердце больно сжимается. Вернувшись неделю назад с соревнований по квиддичу, Рон стал еще более взвинченным, чем раньше. Гермиона забыла о том, когда он в последний раз нормально общался с ней, не сводя все темы разговора к бывшим Пожирателям или тому, что всем этим ублюдкам нужно было перерезать глотки сразу после Битвы. Гермиона находила оправдание его поведению постоянно, на протяжении нескольких месяцев подряд, и ни с кем даже не говорила об этом. Вероятно, настало время? — Джинни? — камин напротив Гермионы чуть посвистывает и, наконец, голова Уизли-младшей показывается в горке из угольков. — Привет, Гермиона, — улыбается она, рассматривая ее. — Что случилось? Обычно ты мне никогда не звонишь. — Джинни, мне нужно спросить про Рона. Он… — С ним всё в порядке? — уточняет Джинни и хмурится. — Слушай, ничего не знаю, но выглядишь ты подозрительной. Ты его отравила блевательными батончиками? — Он здоров, — громким шепотом выпаливает Гермиона и переводит взгляд на лестницу позади. — Просто стал вести себя не так как раньше, и груб со мной. — После смерти Фреда он впадал пару раз в это дерьмовое состояние и срывался на меня, поэтому, когда он оказывается наедине сам с собой, ему в голову лезут черти. Он ненавидит это. И когда ты в Министерстве, а он просиживает штаны дома, у него мысли только о том, чего бы пожрать и как убить время. Но, ты же знаешь, у него скоро начнутся новые тренировки и он уедет на пару месяцев в Италию. Джинни приободряюще кивает и растягивает губы в улыбке. — Пара месяцев свободы, Гермиона. А моя свобода к тому времени кончится, — она улыбается шире и наклоняет голову вперед. — Гарри еще не знает, что у нас двойня, — прибавляет она почти шепотом. — Что? О боже, — Гермиона прикрывает губы рукой и округляет глаза. — Ты же знаешь, что он… — Знаю, — перебивает ее Джинни, — чуть не задохнется от счастья. Но я пока держу это в секрете. — Ну а вы, думали о ребенке? Хотя, о чем это я, оставлять тебя одну с этим не дело, — поправляет она себя. — Вот когда пройдет матч, там и подумаете, верно? — Верно, — выдыхает Гермиона и мысленно затыкает свой внутренний голос о том, что с Роном у них «не получалось», но для Джинни это пока ненужная новость. Возможно, Рон нервничает именно из-за этого, но просто не высказывает ей свои претензии. Испугавшись, что Рон скоро спустится, Гермиона кивает подруге, прощается с ней и тушит камин. — Уже иду, — отзывается она, когда он ворчит в спальне. — Мне пора на работу, что ты хотел? — она зависает в дверном проеме и смотрит как Рон наворачивает круги по спальне. — Пообещай, что больше ноги твоей не будет в этом змеином гнезде. Гермиона опешивает и сглатывает воздух, вместо слюны. Горло пересыхает, а от мыслей остается труха. Рон следит за ней глазами и, скорее всего, чувствует тот страх, который ласково кладет лапы на ее шею. — Через неделю у нас деловая встреча, приедет… — Обязательно делать это у них? — огрызается он и движется на нее. Еще несколько шагов и он прижмет ее к стене. Пальцы Гермионы немеют и она делает шаг назад. — Таков уговор Кингсли, — она сходит на шепот и потирает кожу шеи, желая скинуть с себя давящее ощущение. «Ты сама себя в это зарыла», — шепчет ее разум, но еще шаг назад, она спотыкается и падает на пол. Подол ее платья приподнимается вверх и Гермиона шипит от удара бедром, не замечая подступающий гнев Рона. — Для кого ты носишь эти чертовы чулки? Вы что, там в Министерстве кабаре устраиваете? Ты выглядишь как шлюха. Последнее бьет наотмашь, и Гермиона старается не сказать что-то колкое в ответ. Ее платье привычной длины до колена, а чулки она носила всегда, несмотря на время года. Так было удобнее. Но Рон, бывающий дома от силы пять-шесть раз в год, в этот раз посчитал иначе. — Переоденься, — кидает он и выходит из спальни, даже не утрудив себя помочь ей встать. Гермиона поправляет платье и медленно поднимается с пола. Она оглядывается на лестницу, с которой уже спустился Рон и закрывает дверь в спальню, оставаясь там одна. Трясущимися руками она открывает дверцы шкафа с одеждой и ищет колготки, чтобы переодеться. Она стягивает свои удобные чулки и натягивает колготки, решив перетерпеть безумие, которое снизошло на ее мужа. Это только сегодня, утешает она себя. Только сегодня у него плохое настроение после утренних новостей. Да, именно так. Она покидает дом, бегло спускаясь с лестницы и оставляя позади гостиную, в которой Рон безуспешно пытается поладить с магловским телевизором. Он не покидает дом в ее отсутствие и не общается с сестрой и Гарри. Гермиона обещает себе поговорить с мужем и выяснить, наконец, причину его гнева на нее. Позже. *** — Грейнджер, — деловой тон Малфоя замечен ею не сразу и она отрывается от бумаг только тогда, когда он кладет папку ей на стол. Гермиона поднимает на него ничего не выражающий взгляд и Драко прищуривается на доли секунды. Она чувствует жжение в голове, но оно тут же исчезает. — Я отнесу в архив как только закончу отчет. Ее ледяной тон явно задевает его, но она не придает этому значения. Драко уходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Гермиона выдыхает и кладет голову на руки. Она больше не поддастся этому. Потому что это противоестественно для них. Они не могут так поступать друг с другом.***
В архиве сумрак съедает большую часть стеллажей. Шум откуда-то сверху доносится слабым постукиванием. Гермиона нервничает, но продолжает идти между рядами. Взмахом палочки она отыскивает нужную ячейку и вкладывает в нее папку с документами, но не успевает закрыть из-за рук, что прижимают ее, обхватив под грудью. — Ти-ше, — произносит он по слогам и завершает движение палочкой за нее. Ячейка задвигается обратно и в архиве остается только стук ее сердца и его дыхание. Он разворачивает ее к себе и видит загнанный взгляд. — Грейнджер, я чуть с ума сошел не застав тебя днем. — Я была на совещании и не думала, что ты придешь ко мне раньше обычного. — Мне нужно было увидеть тебя. Ты нужна мне, — произносит он почти что ей в губы. Его слова переворачивают вверх дном ее стойкость, ведь это то самое «нужна», которое ей хотелось услышать? Она вновь так поступает. Наивно тянется и целует его, приподнимаясь на цыпочках. Он обескуражен ее очередному согласию, но ему это нравится, и, как бы то ни было, он целует ее в ответ. Отстранившись, Драко рассматривает ее в полумраке. Впервые его лицо светится и она замечает улыбку, которую, как он думает, она не почувствует, когда он вновь крепко обнимает ее. Обнимает как что-то действительно важное и нужное, проводя пальцами по волосам. Его руки неспеша опускаются вниз. Гермиона не останавливает его даже тогда, когда мужская ладонь ребром скользит между ее ног. Она прохладная и бедра даже сквозь капрон колготок покрываются мурашками. Если бы на ней сейчас были чулки, он уже почувствовал бы влагу на ее белье от внезапного возбуждения. Поэтому, она трется о его пальцы, желая, чтобы он освободил ее от ненужной одежды. — Хочу тебя, Грейнджер, — давит он ребром ладони на клитор, и Гермиона оседает на его руку, хаотично и необузданно выдавая сдавленные стоны. — Ты наверняка мокрая… — шипит Драко и опускается перед ней, приподнимая подол платья вверх и стягивая колготки до лодыжек. Сдвинув кружево белья, он целует ее гладкую кожу и задевает языком клитор. Берет на себя грех и стонет вместе с ней, раздвинув ее бедра и посасывая жаркую плоть. — Блять, — выдыхает Драко и снова принимается вылизывать ее, с удовольствием собирая влагу. Он глотает всё до капли и проникает языком в горячее влагалище. Нетерпеливо стаскивает колготки с одной из ног и закидывает ее коленом к себе на плечо. Гермиона едва успевает схватиться за полки, чтобы не упасть. Кончик его языка дважды задевает вершину клитора, и Гермиона сжимается в почти наступившем оргазме. — Драко, — она стонет через рваные выдохи, а он не унимаясь гладит ее, порхая языком и завершая глубоким проникновением пальца, чтобы почувствовать, как стенки тоже дрожат от оргазма. — Оо, Господи… Драко, — мычит она, оседая в его сильных руках, и кончает. Они всё еще в архиве, среди столпов стеллажей. Драко не выпускает ее из объятий и выдыхает в шею. Гермиона не знает, куда деть себя от стыда, что ползет вверх по недавно обожжённой страстью коже. Ей нужно возвращаться, ведь если их застукают вместе, это будет грандиозным скандалом. Ее руки отпускают его рубашку. Выскальзывая из его объятий, Гермиона намеренно делает себе больно единственной мыслью, что она наверняка поступает омерзительно. — Приходи сегодня ночью, — в его голосе явная мольба, но она не может и стыдливо прячет взгляд. Щеки пылают и она вновь приглаживает подол платья. — Мне нужно кормить Живоглота, и… — Да, конечно. Уизли тоже ждет, — его голос принимает ледяные нотки и скрежет. Она отходит на шаг. — Он ведь не делает тебе больно, Грейнджер? Но она уже выбегает в проем и на дрожащих ногах скрывается за дверью. Захватив сумку и пальто, она спешит к лифтам в холле Министерства и, едва увидев его светлые волосы в толпе волшебников, испаряется в камине. *** Заказав несколько флаконов с зельем, она выпивает один сразу же. У него более горький привкус, чем она помнит, но всё равно опрокидывает его в себя, а остальные прячет в шкафу ванной и зачаровывает их под духи. Рон не так искусен в заклинаниях и, очевидно, не сможет заподозрить ее магию. После ужина на скорую руку они забираются в постель, и Рон ее неуклюже обнимает. Он касается ягодиц грубой ладонью и прижимается выпуклым членом, но ее тошнит при мысли о сексе с ним, как бы ни безумна была эта мысль. Бедром Гермиона отталкивает его от себя. Но Рон продолжает возиться с ее бельем и стягивает его до коленей, забираясь сверху. Он не совсем тверд, но всё равно пытается войти в ее не готовую вагину. С шипением Гермиона упирается ему в грудь. — Рон, не сегодня. — А когда ты захочешь? В прошлый раз ты тоже не хотела, — он надавливает на ее тело, и член с трудом входит внутрь, причиняя жжение вместо удовольствия. Гермиона терпит, когда он быстро шлепает бедрами. Рон кончает за считаные секунды, и она с благодарностью сталкивает его с себя. Он кряхтит от полученной разрядки, а ее щеки всё еще горят от воспоминании о сексе с Драко. Это порок, который они никогда не смогут смыть со своих грешных тел. Гермиона дожидается, когда Рон засопит, и сползает с простыни ближе к краю кровати, натягивая белье обратно. Отвращение мутит ее желудок и она уходит в ванную, выкручивая кран на полную. Всю эту фальшивую близость она хочет немедленно выблевать, что и делает, нависая над унитазом, а позже сворачивается клубком на полу ванной комнаты. — Гермиона, — слабый возглас Рона пугает ее, и она хватает халат с крючка на двери. Осторожно приоткрывает дверь и слышит, как он шуршит постельным. Она не хочет возвращаться в спальню. Поэтому, спускается вниз и еще долго сидит в кресле, поглаживая Живоглота. В ее голове до сих пор не укладывается мысль о том, что она кому-то может быть по-настоящему нужна. Может, она себе это придумала?