Звук твоего имени

В который раз Ло’ак приходит сюда? Он не помнит. Зачерпывает почти белоснежный песок пятипалыми ступнями, зарываясь ими в него почти полностью. Едва слышно, но глубоко вдыхает соленый морской воздух, поднимая давно поблекнувший взгляд на горизонт. Туда, где небо встречается с морем на границе вселенной, как он сам встречается с братом лишь на границе миров. Мысль о Нетейаме жалит на’ви во все еще открытую и кровоточащую сердечную рану и юноше даже кажется, что боль настоящая — не фантомная. Он морщится от этого ощущения, но проглатывает его, садясь на песке, скрещивая ноги, не отрывая взгляда от горизонта. Он знает, что боль заслуженна, каждая его мука — расплата. Прошло уже много лет, но навязчивая мысль вины не ушла, а лишь въелась глубоко в сознание. Настолько глубоко, что Ло’ак сроднился с ней. Впустил этот яд в свою кровь. Но он приходил сюда не только, чтобы думать о вине, навсегда ставшей частью его, а еще и для того, чтобы вспомнить о том единственном, кто мог бы заставить эту боль уйти. О том, кого уже давно нет. Его друга, брата, защитника. Его Нетейама. — С твоим уходом — все изменилось, — шепчет Ло’ак в пустоту, перебирая в пальцах сыпучий песок, словно четки тсахик, смотря на океан. — Я изменился. Ему вновь не хватает решимости прямо сейчас встать, набрать побольше воздуха в легкие и добраться до Древа Душ, чтобы сказать это брату лично. Никогда не хватало. И от осознания собственной трусости появляется неприятное, сосущее чувство под лопаткой. «Брату? Во имя Эйвы… — невовремя думает Ло’ак и одергивает себя. — У него есть имя. Его зовут Нетейам». Вспомнив имя брата, напряженная грудь Ло’ака расслабляется, а груз на плечах, будто становится легче. Простое воспоминание даже не на’ви — его имени, и он чувствует брата за своей спиной. Словно став одним из атокирина, старший опустился на плечо и сопровождает отныне и до конца. Как и было всегда. Юноша и не думал говорить о брате хотя бы сколько-то в прошедшем времени. И раздражался до трясущихся рук, когда хотя бы кто-то упоминал о нем в таком ключе. Нетейам все еще был частью их семьи. Это было не под силу изменить никому, ни смерти, ни самой Эйве. Нетейам. Звук этого имени он не слышал уже давно. Семья не упоминает его. «Салли держатся вместе, как же», — с издёвкой думает Ло’ак и от накативших эмоций берет в руки камень рядом с собой, бросая его в лазурную воду, но тошнотворная злость не отпускает его. Юноша вздыхает и качает головой. Недовольство и тихая ярость накрывает с головой. «Вы забыли о нем, — думается Ло’аку и он злится лишь сильнее, — вы забыли даже звук его имени!» — густые человеческие брови сходятся у переносицы и на’ви старается успокоить бурю, бушующую внутри. Нетейам не заслужил забвения. Сын, брат, оматикайя, охотник, меткайина — как только при нем не называли его брата, но никогда по имени. От этого хотелось выть. «У него есть имя! — хотелось закричать Ло’аку. — Скажите его! Не забывайте о нем!». Дыхание учащается и широкие ладони сжимаются в кулаки от подобной несправедливости, загребая вместе с песком сломанные ракушки и маленькие осколки камней, впиваясь в кожу, отвлекая эмоции на себя. В прошлом, юноша часто слышал имя брата. И все еще помнил, как до такой же ревностной дрожи оно его раздражало. «Нетейам» — звучало ласково от матери, уговаривающей своего любимого сына не вступать в бой. «Нетейам» — звучало смешливо от Кири, которую брат подверг жесточайшей пытке щекотки. «Нетейам» — капризно звучало от Тутерей, которая тянулась к старшему на руки и тот без жалоб брал ее и носил по лесу до онемения обеих рук. «Нетейам» — строгий голос отца зазвучал в голове, знаменуя очередную выходку, за которую по традиции спросят с брата. «Бро» — голос не звучит, потому что Ло’ак не слышит собственную интонацию почти никогда. Слово просто бьется немой мыслью в голове. Бро — безликое и глупое прозвище Небесных людей. Насмешка. Издёвка. Нетейам не заслужил этого. Ло’ак зажмурил глаза и вцепился пальцами в свежезаплетенные косы, забивая их частицами песка, отгоняя навязчивые воспоминания. Он помнил, как впервые назвал так Нетейама. Бро. Помнил, как на мгновение потухли вечно пылающие глаза брата и посмотрели на него будто с укором, мол, чем тебя не устраивает tsmukan? Или это было его воображение? Брат никогда не обвинял. Тогда младший на’ви и не придал этому значения, а Нетейам ничего не сказал. Он выслушал новое прозвище, а после — привык. Глаза Ло’ака начало жечь, но он силился не заплакать. Не от горя — от стыда. «Не следовало привыкать, Нетейам, — думал он про себя, скрепя зубами. — Надо было встряхнуть меня и хорошенько врезать!». Но он знал — не таков был Нетейам. Он не умел причинять боль тем, кого любил. В отличие от самого Ло’ака. От понимания этого, юноша резко мотает головой из стороны в сторону, стараясь успокоить себя, отогнать ненужные, болезненные мысли, которые появлялись каждый раз когда он думал о брате. Когда понимал, сколько ошибок он совершил. Ло’ак судорожно дышит, хвост за ним вырисовывает зигзаги в воздухе и иногда задевает песок. Он полностью следует за мыслями хозяина. — Я скучаю по тебе, — наконец-то признается самому себе Ло’ак и все же позволяет себе всхлипнуть, снова впиваясь пальцами в косы, зная, что брат его не услышит, — я так чертовски по тебе скучаю, Нетейам, — глухо продолжает он и беспомощно смотрит на лазурную гладь океана, прямо вглубь, будто надеясь, что сейчас покажется Нетейам, успокоит его, они вернутся домой и все станет, как прежде. Он снова услышит его имя. Но время идет, а вода остается спокойной, гладкой и Ло’ак лишний раз убеждается, что как прежде не будет никогда. Слишком поздно мечтать об этом. Слишком поздно просить прощения. Однако он все же поднимает взгляд на покрывшуюся рябью воду. -Прости меня, — тихо шепчет он в никуда и уткнувшись в колени все же дает волю слезам. Флешфорвард. Цирея опускается на настил после многочасовых трудов и устало прикрывает глаза, стараясь не концентрироваться на звонком детском крике наполнившем маруи. Ронал произносит слова молитвы над новорожденным и передает его в руки дочери. Цирея улыбается, принимая его и смотрит на Ло’ака, все время находившегося рядом. — Нетейам, — слабо шепчет она, целуя ребенка в голову, — мы рады тебе. Цирея снова устало улыбается и протягивает сына его отцу. Ло’ак как в ознобе дрожит от зазвучавшего в почти полной тишине знакомого имени, неуклюже принимает ребенка на руки и заглядывает в янтарные глаза. — Я вижу тебя, Нетейам, — гулом раздается собственный голос, снова вслух произносящий давно затихшее имя и Ло’ак видит, как малыш улыбается такой знакомой, нежной улыбкой. Давно потухший взгляд вдруг начинает мерцать.