Hiraeth

      — Не будем обо мне. — Финн закинул ноги на ее письменный стол, хоть прекрасно знал, как ее это раздражало. — Как там у вас продвигается с Дэмероном?       — Чего? — Рей подумала, что ослышалась.       — Сестренка, — по-чеширски усмехнулся он. — Ты уже час витаешь в облаках, киваешь невпопад. Ты вообще слушала, что я говорил? С Роуз такая херня прокатывает, но я хорошо тебя знаю. Так что? Как там что с Дэмероном?       Рей молча моргала.       — Ну, это же Дэмерон, да?       — У нас с По Дэмероном ничего нет, — излишне громко сказала она, краснея.       И это было именно то, что Финн хотел услышать.       — Я так и знал! — Он театрально заломил руки. — Это его «солнышко» действует безотказно. Бедняжка Роуз пропускает все веселье в своей вонючей дыре. И как у вас продвигается? Он приглашал на свидание? Вы целовались?       Финн был так искренне взволнован, сверкал улыбкой, ловил взгляд. Он был рад за нее.       Ох, если б он только знал.       — Клянусь могилой матери, Финн, — строго сказала Рей. — У нас с По ничего нет.       — Как скажешь, сестренка. — Надулся Финн. — Просто напоминаю: Новогодняя ночь! Все будут тусоваться на площади. Музыка, выпивка, магия, веселье. Ну, и всякое такое. Сегодня — идеальный шанс захомутать латиноамериканского любовника-контрабандиста!       Какая же он сваха.       Рей хотела ему рассказать.       Потому что который день она с трудом вставала с кровати, ее постоянно тошнило, руки тряслись, голова не соображала. Во рту до сих пор горчило.       Как, интересно, он бы отреагировал? Поначалу не поверил. Потом бы разозлился. И, наконец, разочаровался. Она бы разбила ему сердце, он назвал бы ее безрассудной идиоткой.       И был бы прав.       — Сестренка, не грусти. — Финн встал со стула, подошел к кровати и обнял ее. — Не буду тебя дразнить. Это же здорово, что ты нашла себе кого-то. Не теряйся сегодня. Новый год же. Действуй. Живи для себя.       Она обняла его в ответ. Финн был теплым, пах дешевым лосьоном для бритья, уютно, как дома. Но настроение было поганое.       — Жизнь — не только учеба, работа и политика. — Он заправил прядь волос ей за ухо. — Иногда и о себе надо подумать. Давай, красься. Хочу, чтобы ты была красивой.       Рей не торопилась. Она даже не хотела делать макияж, но Финн бы не отстал.       Ее глаза в зеркале смотрелись ярче и драматичнее из-за черных и коричневых теней, не идеально, это Роуз наносила косметику со вкусом. Рей сама на себя была не похожа. Но с определенной стороны ей это даже нравилось.       Финн был в восторге.       — Бедняга Дэмерон, — присвистнул он. — У него нет шансов.       Почти в одиннадцать они вышли из общежития. Финн торопил ее, когда она замедляла шаг, разрываясь между страхом перед неизвестностью и полным нежеланием вообще куда-то идти.       Улицы были забиты людьми, заразительный оптимизм расползался паутиной. Были дети, молодые пары, группы друзей, распивающие вино из бутылки, раздающие незнакомцам печенье. Сквозь толпу нужно было продираться. Повсюду мелькали штампованные картонные шляпы с надписями «Херового Нового года!» и фотографией президента. Рей усмехнулась. Удивительно, как люди могли не терять чувство юмора в мрачные, дерьмовые времена.       — Продавцы этих шляп, наверное, озолотились, — сказал Финн. — Никогда не видел столько людей в одном месте. Безумие какое-то. Только два дня назад по улицам текла кровь, а теперь все веселятся.       — По сказал, приедут люди из других городов, чтобы поддержать столичных протестующих. А веселиться мы будем до самого конца, ответим властям на насилие праздником. No pasarán, Финн!       — Прибереги лозунги для идиота, который называет тебя солнышком. — Финн закатил глаза. — Надеюсь, мы найдем его в этой толпе.       Рей вздохнула. Видеться с По Дэмероном не было никакого желания, но она промолчала.       На площади поставили огромную сцену, концерт был в самом разгаре.       Прожекторы били в новогоднее небо ярко-синим, зеленым, золотым и красным цветами. Красный горел ярче всех. Бордовый оттенок мерцал среди низких зимних облаков, разгоняя стаи птиц. Музыкальная группа на сцене объявила свой главный хит. Рей не нравилась их музыка, мягкая и претенциозная, но ребята были достойны уважения за мужество подняться и спеть не для своих фанатов, а в поддержку правого дела.       Удивительно, но она знала слова припева, и могла подпевать.       — Вон, смотри. — Финн указал на ограждение. — Вон Дэмерон, рядом с охраной! Сегодня твой счастливый день, сестренка! Думал, придется искать, как иголку в стоге сена…       Скорее всего, По рассказывал организаторам, как получил боевое ранение, потому что показывал на свой уже зеленовато-пурпурный синяк на лбу. Парни смеялись и хлопали его по спине. Других знакомых из сопротивления поблизости не было.       Странно.       Финн силком потащил ее сквозь толпу стремительно пьянеющих людей, крепко держа за руку.       — Рей, солнышко, ты пришла! — По приобнял ее. — Чудесно выглядишь.       Она чувствовала, как Финн сиял за ее спиной.       — Прости, мы опоздали, — сказала она.       — Да брось, сегодня вечеринка, а не митинг. Вступительную речь все равно толкали политики, а не наши люди. Терпеть их не могу, солнышко. Вечно играют в свои игры.       Финн напрягся. Ему было что добавить про политиков и их игры, но, к счастью, он промолчал.       — А где все? — спросила Рей. — Я думала, мы вместе будем.       — Да везде, — пожал плечами Дэмерон. — Честно говоря, я почти никого не видел. Это нормально. Все хотят веселиться так, будто никто не видит, и при этом прилично выглядеть на камеру. Как говорит генерал, мир должен увидеть, какие мы на самом деле.       Он подмигнул и отпил из стакана, будто больше нечего было сказать.       Они помолчали. По поглядывал на часы, Рей качалась в такт музыке, с каждой минутой чувствуя себя все более неловко. Она понятия не имела, что ей делать.       Лучше бы дома осталась. Или пошла бы к Финну домой смотреть фильмы на кассетах. Или позвонила бы Роуз и попросила вернуться, потому что скучала по ее смеху. Что угодно, только не это.       Она так ждала Нового года.       — Солнышко, — через некоторое время окликнул По, — а куда делся твой друг?       — Ты имеешь в виду, Финн? — не поняла Рей.       Она оглянулась и с удивлением обнаружила, что Финна позади и след простыл.       Разумеется. Разумеется, он это сделал, чтоб его. Сводник проклятый. Наверняка гордился собой.       Черт бы побрал его, и того, кто не объяснил ему, что благими намерениями вымощена дорога в ад.       Рей даже нечего было сказать, чтобы не выглядеть дурой.       — Может, увидел кого, и пошел поздороваться, а теперь не может продраться через толпу, — неубедительно предположила она. По погрустнел, скрестил руки на груди.       — А вы договорились, где встретитесь, если потеряетесь?       — Нет. — Рей прищурилась, не понимая, к чему он вел. — А что?       По прикусил губу, нахмурил лоб, будто что-то скрывал.       Или ему было стыдно.       — Солнышко. — Он начал жестикулировать, чтобы помочь подобрать слова. — Я не знаю, как сказать. Я… я тут надолго не задержусь. Я уже вообще-то должен идти. Я… в общем, мне надо встретиться кое с кем, и это… ну… личное. Не могу тебя взять с собой.       Оу.       Оу.       Вот как.       Рей едва не рассмеялась от накатившего всеобъемлющего облегчения.       — Это не по-джентельменски, бросать даму одну. — По потирал руки. — Я не знаю, где остальные, твой друг ушел. Давай я помогу тебе найти его? Или подождем его вместе? У тебя есть какие-нибудь планы? Ты надолго останешься?       Рей впервые искренне улыбалась за последние дни.       — Иди, — сказала она.       — Ты уверена?       Он виновато смотрел ей в глаза, на этот раз было не похоже, что это выражение лица он репетировал перед зеркалом. Хотелось взъерошить ему волосы, как младшим детям в приюте.       — Абсолютно. — Рей кивнула. — Иди. Отмечай, веселись. С Новым годом. И просто чтоб ты знал — если тебе когда-нибудь нужно будет с кем-нибудь поговорить, я буду рядом. Я умею хранить секреты, обещаю.       По сильно покраснел, его синяк стал темнее. Он порывисто обнял ее и поцеловал в лоб.       — Я твой должник, солнышко, — крикнул он, уходя.       И Рей поняла, что осталась совсем одна среди тысяч людей.       На сцену вышла другая группа. Заиграла грустная песня, публика подпевала, махала зажигалками и бенгальскими огнями. Сцена полностью горела красным, над головой сомкнулись налитые кровью облака. Рей подумала найти Финна. Куда он мог деться?       До полуночи оставались считанные минуты.       Рей бродила в толпе, с трудом протискиваясь, сталкиваясь с незнакомцами. Ей наступали на ноги, извинялись, поздравляли с Новым годом или говорили «улыбнись, детка, мы творим историю». Ей предлагали виски, глинтвейн в пластиковом стаканчике, конфеты, но она отказалась. Понадобилась вечность, чтобы пройти от сцены до центра площади.       А думала она все о том же, о чем и последние два дня — о боли в его глазах и о его нежной коже под кончиками ее пальцев.       Хотелось домой.       Рей была не уверена, в общежитие, или в детдом. Она сдерживалась, чтобы не закричать.       — Рей?       Поначалу она не узнала голос.       Профессор Органа приподняла бровь, будто не ожидала такой встречи. Прическа у нее была особенно замысловатой — толстые косы вокруг головы, как у принцессы из русских сказок. Рей в детстве видела картинки: Василиса Прекрасная перехитрила Кощея Бессмертного, потому что была умной и смелой, и ей было плевать на неуязвимость.       — Ты одна? — спросила профессор.       — Потерялась в толпе. — Рей пожала плечами.       Рядом с профессором стоял мужчина. Лица было не разглядеть из-за капюшона его коричневого пальто, натянутого до самого носа. У него была длинная седая борода, густая, как шарф.       Странная они была парочка — принцесса и волшебник.       Мужчина отстранился, недоверчиво скрестил руки на груди.       Рей поняла, что прервала разговор.       — Это Рей, — представила профессор Органа. — Одна из самых молодых и преданных наших активисток.       Была очередь мужчины представиться.       — Знаешь, Лея, — вместо этого сказал он. — Я, наверное, пойду.       — Не останешься на обратный отсчет? — спросила генерал без надежды в голосе.       — Нет. — Мужчина махнул рукой. — Я и так уже долго здесь. И вообще, мне не нравится такая музыка.       Лея Органа вздохнула, будто привыкла к подобным капризам. Он поправил капюшон, повернулся спиной и ушел, не попрощавшись. На удивление, это вовсе не выглядело грубо.       Он ловко двигался в толпе, уворачиваясь от танцующих, быстро скрылся из виду.       Рей показалось, что расспрашивать, кто это был, неуместно.       — Тебе весело? — небрежно спросила генерал, желая перевести тему.       — Это просто… — Рей попыталась подобрать слова. — Просто впечатляющее событие. Вы можете гордиться.       — Гордость — не совсем то слово, но да, я довольна. — Лея Органа хитро улыбнулась. — Тут прекрасная энергетика. Люди собрались ради общего дела, отмечают, это вселяет надежду. Надежда важна… Впрочем, не время для лозунгов. Все мы люди. Как и ты, я бы предпочла быть в другом месте.       — Неужели все так очевидно? — напряглась Рей.       — Да, тебе придется поработать над бесстрастным выражением лица, дорогая, если хочешь продолжать заниматься политикой.       Профессор Органа сделала глоток из стаканчика. Ее напиток пах корицей и анисом.       — И что за мальчик доставляет тебе неприятности?       — Да он не мальчик, — призналась Рей.       Если генерал что-то спрашивала, вы обязаны ответить.       Рей было нужно с кем-нибудь поговорить.       — А, — кивнула генерал. — Мне тоже всегда нравились постарше, как бы то ни было.       Рей вздохнула, оглядела толпу, подмечая счастливые улыбки и блестящие красные шляпы в тон сцене.       — У нас… кхм… было кое-что. Давным-давно. Но закончилось плохо. Очень плохо.       Она замолчала, не зная, как много сможет рассказать, и не пожалеть позднее. Генерал просто слушала.       — И вот мы снова встретились недавно, и он… эм-м... мы…       — У вас остались чувства? — закончила за нее Лея Органа.       — Между нами что-то есть, — после паузы сказала Рей.       Генерал понимающе кивнула, ее глаза были печальны.       Музыка резко стихла.       — Черт подери, — сказала генерал. — Уже полночь.       Тысячи голосов хором отсчитывали последние секунды 1996 года.       «Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три… Два… Один!»       Небо взорвалось красным.       Фейерверки трещали и рассыпались на огни между облаками. Искры каскадом летели на ликующую толпу. Люди махали руками, обнимались, желали всего наилучшего в наступившем году. Все кричали тосты за перемены, за демократию, за лучшее будущее, обливаясь напитками и смеясь.       Пахло дымом и серой.       — С Новым годом, — сухо сказала генерал.       Рей кивнула, радуясь, что Лея Органа не сентиментальна.       Они смотрели в небо на огни салюта, и внезапно профессор Органа взяла Рей за руку.       — Дорогая, послушай одинокую старуху, которая много накосячила в своей жизни. — Ее хватка была крепкой и теплой. — Однажды ты поймешь, больше всего в жизни мы сожалеем не о том, что сделали, а о том, чего сделать не смогли. И если ты думаешь, что у вас с парнем что-то есть, выясни, что именно.       Другой рукой генерал подняла стакан к алому небу, будто говорила тост за кого-то, кого рядом нет.       — Ведь если ты этого не сделаешь, — мягко продолжила она. — Так и не узнаешь, что же это было.       Целый час Рей провела в поисках телефона.       Из ближайших ресторанов ее погнали, утверждая, что телефон только для посетителей. Бары, в которые она ходила с друзьями-повстанцами, были закрыты — вся их клиентура на концерте. Наконец, к ее немалому удивлению, администратор роскошной гостиницы сжалилась над ней и пустила в укромный уголок с телефонным аппаратом. Пожелала удачи и оставила одну.       Глядя на шикарный холл отеля, она набрала номер.       Возле нее стояла пушистая елка, ее перевернутое отражение сверкало в полированной мраморной плитке на полу. Все украшения, мишура и огни были красными.       Он моментально ответил на звонок.       — Да?       Забавно, что не на автомате «Армитаж».       — С Новым годом, монстр!       На другом конце провода возникла пауза, потом послышался тихий смех.       — Рей…       Он опять произносил ее имя так, будто оно имело большое значение.       Рей закрыла глаза.       — Не думала, что застану тебя, — тараторила она, боясь передумать.       — Я только зашел. Сопровождал Сноука на важном приеме. Галстуки и вечерние платья, типа того. Политики в основном. Ну, и бизнесмены, знаменитости, военное руководство. Элита. Все играют в благородство. — Он вздохнул. — Это был кошмар.       В его голосе что-то было не так.       — Ты пьян?       — Нет, — неубедительно солгал он. — Сноук не разрешает мне пить на людях. Была пара… инцидентов. Я открыл бутылку только что. Не успел напиться.       Рей представила его в проклятой белой квартире с бутылкой в руке и взглядом в потолок.       Убого.       — Пожалуйста, остановись.       — Почему?       Он нарочно провоцировал ее признаться, что ей не все равно.       — Потому что я так сказала. — Она прислонилась к стене, скручивая телефонный шнур. — Пожалуйста.       — Ты где? — он сменил тему.       — В отеле на главной площади. — Она оглянулась на скучающего администратора. — Только тут разрешили позвонить.       — Тебе понравился концерт?       — Ты бы плевался от той музыки, — спонтанно ответила Рей.       Кайло искренне рассмеялся, будто эту шутку могли понять только они двое. Рей тоже улыбалась.       — Хочу тебя увидеть, — вдруг сказал он. — Мы можем встретиться?       Хоть он и застал ее врасплох, но в целом Рей ожидала подобного исхода.       — Сейчас?       — Мгм.       Его голос резонировал в ее животе, пробуждая давно забытые чувства. Она сильно сжала шнур.       Пьяный дурак.       — Думаешь, то кафе, где мы были, открыто в Новый год? — спросила она.       Кайло помолчал. Очевидно, он не ту забегаловку имел в виду.       — А можешь…э-э… Можешь приехать ко мне?       Стойкость Рей трещала по швам.       Нет. Она чуть не бросила трубку.       — Рей, пожалуйста. — Нужда в его голосе выдавала понимание, что он слишком далеко зашел в этот раз. — Я не… Не хочу ничего такого. Нам даже не нужно разговаривать. Можешь даже не смотреть на меня. Просто… Просто побудь рядом. Мне так одиноко здесь. Я не… Блядь! Я не справлюсь. Не смогу быть один. Теперь, после того, как ты позвонила…       Некоторое время в трубке слышалось только тяжелое дыхание.       — Пожалуйста. Я не буду пить, обещаю.       Вот и все, — подумала Рей.       Это уже абсолютно точно осознанное решение. Не опрометчивый порыв, не прыжок в омут с головой. Это нужно было остановить немедленно.       Прямо сейчас.       Любым способом.       Рей почти до хруста сжала телефонную трубку.       — Хорошо.       Он вздохнул с облегчением.       — Возьми такси, — заботливо и самодовольно сказал он. — Буду ждать тебя на улице с деньгами.       Рей повесила трубку и попросила администратора вызвать такси.       — Все хорошо? — спросила девушка, пока они ждали. В такую ночь всегда за машинами очередь.       — Пока не знаю, — Рей пожала плечами.       — Не сдавайся, дорогая. — Администратор постукивала идеальным красным маникюром по стойке. — Сегодня самое время для новых начинаний.       Такси приехало в два часа ночи. Интересно, монстр уже стоял на улице? Он же замерзнет.       Ехали медленно, водитель сигналил пьяной молодежи, плетущейся по проезжей части. Они стучали в стекла, желали счастья в Новом году. Рей чувствовала, что какая-то невиданная сила толкает ее навстречу развязке.       Что-то явно должно было случится сегодня вечером.       Утром ее жизнь будет другой, хуже или лучше.       — Домой едешь? — спросил таксист.       — Нет, в гости.       — А, на свидание с любимым везу! — водитель улыбнулся. — Чудесно.       Как только он увидел Кайло, улыбка погасла.       Вряд ли он узнал, кто это — это было бы слишком. Видимо, просто не ожидал, что «любимый» окажется угрюмым двухметровым мужиком с безумными глазами и уродливым шрамом на щеке. Кайло сунул ему купюру, сильно превышающую стоимость поездки, таксист неодобрительно нахмурился.       Как только Рей захлопнула дверцу, он дал газу, не поздравив их с Новым годом. Сцена была достойна комедии из золотого фонда.       Кайло и внимания не обратил — во все глаза он смотрел на нее, приоткрыв рот.       — Ты… эм-м… выглядишь по-другому, — он указал на ее лицо. — Это макияж. Я думаю. Да. Точно. Ты прекрасна.       Холод отрезвил его немного, говорил он внятно.       — Опять яйца себе отморозил? — пошутила Рей, не позволяя себе прочувствовать его комплимент.       — Ждал час, — кивнул он. — Мы можем… можем зайти внутрь?       Рей молча пошла за ним в квартиру.       Кайло открыл дверь, гремя ключами. Многие вещи теперь обретали смысл: неизвестная фамилия на дверной табличке, два комплекта замков. Это было типичное тайное логово монстра.       Она притормозила у порога. Собралась с силами.       Взяла себя в руки.       Кошмарно, но за три года в квартире ничего не изменилось.       Те же светлые тона, те же коробки в углу, никаких личных вещей.       Неудивительно, что он терпеть не мог оставаться один.       Кайло снял куртку, под ней до сих пор была нарядная рубашка, правда, мятая, наполовину расстегнутая, наполовину — выправленная из штанов. Какое впечатление он произвел на элитном приеме со знаменитостями и политиками?       Он метался, в панике осматривая комнату, в полной мере осознав сложившуюся ситуацию.       — Я правда не хочу ничего такого. Можешь чувствовать себя как дома. Просто побудь здесь. — Он сложил ладони перед собой. — Я найду чай, если хочешь согреться. Или могу приготовить поесть. Ты голодная?       Рей села на диван, но сразу встала, видя, как сильно он нервничает, и не может сесть рядом. Его руки дрожали.       Он был, как фейерверк, — красный, шипящий, потрескивающий и взрывоопасный.       — На самом деле, я хочу поговорить, — сказала она.       — О чем? — он поднял брови, выражение лица было уязвимым, ожидающим удара.       — Я хочу понять, — деловито произнесла Рей фразу, которую репетировала в такси. — Помоги мне понять.       — Что понять? — Он откинул волосы назад, обнажая шрам.       Рей выдержала паузу.       — Почему Первый Орден?       Вопрос поставил в тупик. Он не ожидал этого.       Кайло отвел взгляд, посмотрел на бутылку водки на журнальном столике, на фото таинственного дедушки в рамке.       Бутылка была выпита на треть.       — Ты же обещал, не пить.       — Да. — Он поджал губы и вздохнул.       Рей шагнула к нему. Осторожно, не очень близко.       — Поговори со мной, Кайло. — Она встретила его взгляд, от которого скручивало живот. — Я здесь, как ты хотел. Давай поговорим.       Он повалился на диван, будто у него подогнулись колени, и Рей поняла, что победила. Его огромное тело было как натянутая тетива лука, он казался старше своих лет. Должно быть, сложно постоянно жить на грани, мучиться противоречиями.       Она осторожно села на другой конец дивана, глянула на часы. Три часа ночи — она никогда так поздно не ложилась.       — Ты… эм, — начал Кайло. — Ты знаешь, у меня немного вспыльчивый характер.       — Да ладно, — почти рассмеялась Рей.       Уголок рта Кайло приподнялся, словно он давал понять, что понял шутку.       — Я мучился с этим всю жизнь. — Он откинул голову на диванную подушку. — Эта… ярость внутри меня. Как зуд. Всегда чешется изнутри. И вспыхивает в неподходящие моменты. И у меня бывают… иногда блэкауты.       Он закрыл глаза и немного помолчал.       — Иногда я не могу контролировать то, что делаю, говорю, или как я реагирую… А они… моя семья… Они бросили меня, Рей. Они, блядь, бросили меня в самый важный момент, потому что со мной было много забот.       Рей помнила историю мальчика по имени Бен, слишком высокого и слишком сильного, без друзей, одинокого и жестокого, мальчика, что сменил пять школ и кучу детских терапевтов, пока слово «ненормальный» не зазвучало обыденно и банально.       Она вспомнила о дяде, руку которого он сломал в двух местах.       — А Сноук, профессор, он… Когда я встретил его, он мне помог. — Он так это сказал, будто до этого никто никогда ничем ему не помогал. — Он был единственным, кто не пытался меня переделать. И не осуждал. Наоборот, он слушал меня, направлял, помогал понять себя. Он научил меня использовать ярость во благо.       У Рей отвисла челюсть.       — Во благо? — медленно спросила она, будто сомневалась, что он понимает, о чем говорит. — Убивать мирных жителей — благо, по-твоему?       — Ты ничего не понимаешь, Рей, — назидательно сказала Кайло, вздернув подбородок. — На гражданской войне не бывает мирных жителей.       Настоящий пиздец.       Он правда это сказал?       Рей вдохнула, пытаясь прийти в себя.       — Ты вообще себя слышишь? — спокойно спросила она. — Ты слышишь, что ты говоришь, Кайло?       — Только не говори мне, что ты так наивна, что не знала, какие преступления совершала другая страна. — Кайло закатил глаза. — Ты ни хера не знаешь, что было на самом деле.       Ебаный больной ублюдок.       — Я знаю, что это не наша страна развязала войну! — закричала она.       Кайло склонился к ней на скрипучем диване, в его глазах был мрак, желваки играли, как от нервного тика.       — Знаешь, а может и стоило бы развязать. Вместо того, чтобы публично выражать крайнюю озабоченность, надо было вмешаться с самого начала! Наш народ, наши близкие, наша кровь, люди, которые жили за границей, гибли ни за что. Их некому было защитить. Некому им помочь. Мир отвернулся от них, и мы тоже. Наша страна так долго отсиживалась в стороне, как жалкий трус!       — Но ты-то трусом не был? — Рей нашла силы посмотреть ему в глаза.       — Нет, — отчаянно сказал Кайло. — Я поступал правильно. Я использовал ярость во благо.       Большого труда стоило сдержать саркастическую улыбку, но Рей смогла сохранить бесстрастность. По заветам генерала. Или пусть бы увидел ее отвращение к своим взглядам?       — Ты не перестанешь называть это благом, правда?       Кайло скрипнул зубами, но возражать не стал.       — Мир… — начала Рей, подняв руку, но быстро поняла, с кого копировала этот жест, и положила руку на колени. — Миру было и так ясно, кто затеял войну. Мы много лет жили под экономическими санкциями. И ты до сих пор утверждаешь, что кровь лилась во благо. То есть весь мир неправ, а ты прав? Я ожидала услышать от тебя больше, чем заученная правительственная пропаганда.       На удивление Кайло только усмехнулся.       — Любая пропаганда опасна, Рей. Думаешь, богоспасаемый запад чем-то лучше? Американцам, британцам, CNN и BBC плевать на нас с высокой колокольни. Они охотятся за сенсациями, которые можно продать подороже. А дороже всего продаются трагические исторические конфликты, с хорошими и плохими парнями, со светлой и темной стороной.       Он тоже расправлял плечи и выпрямлялся, как она, чтобы казаться больше и страшнее, чтобы отбрасываемая тень придавала сил. Он даже не осознавал этого.       Рей не было страшно.       — Мы не подчинились, и нас объявили злодеями, а другую сторону выставили жертвой. Так логично и обоснованно. Но это ложь, понимаешь? Запад ведет свою игру, делит власть и деньги, использует маленькие страны в своих интересах. — В его глазах горел огонь, он твердо верил своим словам, и говорил, как с трибуны. — Я видел мир, Рей, и могу с уверенностью сказать: демократия — всего лишь иллюзия. Ширма. Тех идеалов, во имя которых вы маршируете, не существует в реальности. Вы думаете, что стоит свергнуть правящий режим, наступит свобода, равенство, братство, мир примет вас обратно в цивилизованное мировое сообщество? Пойми одно, Рей. При западной демократии единственный выбор, который у вас будет — это купить Кока-колу или Пепси.       Кайло сделал паузу, чтобы отдышаться от длинной речи, но он еще не закончил, и Рей дала ему время сформулировать кульминацию.       — Я не жду, что ты осознаешь правду прямо сейчас. Ты вырастешь. Научишься. Просто иногда приходится принимать трудные решения. Делать дерьмовые вещи. Пачкать руки кровью. — Он поднял ладони, словно демонстрировал красные пятна. — Но в конечном счете это во благо.       Он закончил. Рей помолчала, не позволяя себе обдумывать правильность его слов. Не сейчас.       Она досчитала до двадцати.       — Ладно. Допустим. — Она сжала руки в кулаки. — Тогда скажи мне вот что. Если ты так гордишься Первым Орденом и всей той сранью, что творил на войне, тогда почему ты теперь такой охуенно несчастный?!       Эхо ее крика отражалось от пустых белых стен. Хоть это и была новогодняя ночь, большинство соседей, наверняка, давно спали крепким сном.       Его бравада испарилась.       Будто она нажала выключатель. Он сгорбился, попытался улыбнуться, но это выглядело как гримаса боли. Монстр исчез — перед ней сидел сломленный мужчина с незажившим шрамом и запущенным алкоголизмом, к лицу которого она прикоснулась две ночи назад.       Рей взглянула на бутылку.       — Я же сказал тебе, — мягко напомнил Кайло. — Времена меняются.       Это не ответ.       — Как именно изменились времена? — нетерпеливо спросила Рей. — Ты страдаешь, потому что больше нельзя безнаказанно стрелять в людей, и чувствовать себя при этом ангелом-искупителем?       — Тебе обязательно быть такой жестокой со мной, Рей? — он усмехнулся, волосы скрыли его шрам.       Так нечестно, — подумала Рей. Но потом заметила, что дрожала.       — Поговори со мной, Кайло. — Она удерживала себя от порыва убрать волосы с его лица. — Что случилось? Скажи мне, что не так?       — Чтобы ты сказала «пошел ты»? — Он поднял полные вселенской печали глаза.       — Я не хочу делать тебе больно, — прошептала она удивительную для самой себя правду.       — Боюсь, нужно было думать раньше, Рей. — Кайло усмехнулся, будто шутка здесь была уместной.       А она думала. Все время сомневалась, и теперь почти уверилась, после того, что он сказал. Комок в горле мешал говорить, но она обязана была спросить.       Она начала плакать. Макияж потек.       — Это из-за меня? — спросила она.       — Не понял. — Кайло сузил глаза.       — Твои… эти блэкауты… из-за меня? — Она опустила голову. — Тогда, в тот день, я соврала тебе, назвала тебя монстром и убежала — это я виновата? Поэтому ты…       Она запнулась.       Дыши, Рей. Просто дыши.       — Поэтому ты сорвался, когда отец пришел к тебе?       Кайло напрягся, выражение его лица внезапно стало очень серьезным.       — Рей, — тихо сказал он, — не поступай так с собой.       — Так это я была виновата? — Она посмотрела ему в глаза.       Он молчал.       Слезы градом текли по щекам, размазывая тушь.       — Твой отец, он… был хорошим человеком. Он не бросал тебя. — Голос ее предал. — До самого конца не бросал тебя. А ты… Ты все равно… Как ты мог?       — Рей, — перебил Кайло, — это была не ты.       Тыльной стороной ладони она растерла черные пятна на лице. Она забыла, когда в последний раз плакала, думала, что слезы у нее давно кончились, что она слишком взрослая для этого дерьма, время придало черствости, но слезы вернулись нескончаемыми потоками.       Еще и сопли потекли.       — Это случилось в этой комнате, Кайло? — Она шмыгнула носом. — Или у двери? Соседи что-нибудь видели?       Диван скрипнул от его быстрого рывка. Кайло упал перед ней на колени, встал так близко, что она чувствовала запах его одеколона.       Амбра и мускус — проклятые воспоминания.       — Рей, любимая, послушай меня, пожалуйста. Ты не сделала ничего плохого.       — Ты специально так говоришь, чтобы мне стало легче! — Она закрыла лицо руками и в голос зарыдала.       Кайло взял ее запястья и убрал руки от лица.       Рей замерла.       Он держал крепко, но нежно. Медленно он опустил ее руки и посмотрел в глаза. Его губы дрожали, а шрам вблизи выглядел до ужаса болезненно, красная полоса на белой коже.       — Рей, посмотри на меня, — прошептал он. — Я здесь монстр.       Она хотела оттолкнуть его, но не могла.       Он наклонился и поцеловал ее.       Когда ей было пятнадцать, она не так себе это представляла.       Его губы были мягкими и мокрыми, на вкус как мята и ликер, соленый от ее слез. Борода царапала ее кожу. Поцелуй был отчаянный, дыхание частое, дрожа от желания, он провел языком по ее нижней губе и скользнул в рот. Застонав, он отпустил ее запястья, а, вместо того, чтобы отбиваться, Рей обняла его за плечи.       Она целовала его в ответ.       Все случилось слишком быстро. Голова шла кругом.       Он обнял ее за талию, притянул поближе, она чуть не упала с дивана. Они прижались друг к другу, его мышцы напряглись под тонкой тканью. Рей провела ногтями по его волосам, таким густым и красивым.       — Скажи, и я остановлюсь, — шептал он, целуя линию ее подбородка.       Она хотела сказать.       Но не проронила ни слова.