Хитрости Фуджи

Утро давно вошло в свои права, и солнечные лучи уже украдкой просачивались сквозь щель между занавесками, отпечатываясь яркими белыми пятнами на смятой подушке. Рема не спал. Он лежал с открытыми глазами и равнодушно смотрел в потолок. Но и там ничто не говорило о том, что у мальчика сегодня День Рождения. Все то же самое, как и раньше – в самое обычное утро. А ведь так хотелось хоть раз что-то невероятное, радостное и удивительно-приятное получить в этот единственный день в году. Мальчик не имел ввиду подарки, а думал об ощущениях и восторженных эмоциях, которые обычно испытывают дети в свой День Рождения. А у него с самого детства все не так. Теннис отобрал возможность в полной мере почувствовать себя ребенком, вместо этого дав возможность стать лучшим теннисистом. Но выбор сделан, о чем сейчас, казалось бы, жалеть? Но он жалеет... Жалеет, что почти всю жизнь — он взрослый. А сейчас не покидало ощущение, что ему исполнилось лет 20. Возле стены мяукнул Карупин и, довольно потянувшись, перепрыгнул через Рему, вмиг оказываясь на полу, уже царапая дверь острыми коготками, требуя выпустить его наружу. Мальчик приподнялся было с кровати, чтобы исполнить каприз кота, но тут же снова упал обратно на подушку и устало выдохнул. День, как день. Все как всегда, лишь бы пережить. Постепенно настойчивый скрежет когтей Карупина стал Рему порядком раздражать, поэтому, пересиливая себя, он поднялся с кровати и выпустил кота из комнаты. "Наверное, есть захотел", — предположил мальчик, щурясь от попадавших в глаза солнечных лучей, которые сейчас еще больше пробивались сквозь занавески в уютный полумрак помещения. Быстро одевшись в командную форму, Эчизен схватил сумку с ракетками и покинул комнату. Но тут же на пороге он остановился, увидев под ногами конверт со знакомым на нем почерком, уже догадываясь о возможном его содержании. Подняв с пола "письмо", мальчик повертел его в руках. Почерк двоюродной сестры он не спутает никогда, тем более, когда на каждый День Рождения, как и сейчас, она дарит ему веселую открытку и немного денег. В чем уж точно он никогда не нуждался, так это в деньгах. Но Эчизен привык, что ему любой подарок приятен, тем более от близких, неважно какой в нем смысл был заключен. Рема вздохнул с легкой полуухмылкой, положил открытку с деньгами на полке в своей комнате и спустился вниз. С кухни доносился знакомый аромат Реминого завтрака, что обычно готовила мама в честь Дня Рожденья сына. "Чертов день Сурка", — обреченно подумал мальчик, бросив сумку возле обеденного стола. — Доброе утро, — сказал он маме не слишком радостным тоном. — Доброе, Рема, — ответила она, — почему хмурый такой? Сегодня твой праздник, 13 лет исполнилось! С Днем Рождения тебя, милый! — женщина ласково поцеловала сына в щеку и поставила перед ним тарелку с его лакомством. — Спасибо, мам. А отца как всегда нет? Ее лицо заметно погрустнело, даже приняло виноватый вид. — Ну, ты же знаешь Нанджиро, он вечно где-нибудь пропадает в такие моменты, да еще этот храм на нем временно. Ты только не обижайся, он же все равно тебя любит... Эчизен сидел на стуле и гипнотизировал приготовленную тушку рыбы, которую ненароком в пятый раз проткнул вилкой, но при этом не съел ни кусочка. Мальчик думал о том, почему все выходит именно так, и почему отец ни разу его не поздравил, не спросил, как дела, не имея в виду только лишь теннис. Но и тут один и тот же ответ, что и на многие другие. Теннис. Опять это слово. Если вдруг убрать его из жизни, Рему, наверное, просто перестанут замечать, как того, кто был отличен от других. У него нет больше интересов, и все из-за тенниса, который был для него всем и отнимал все оставшееся время на развлечения. И все начинается заново – бесконечный замкнутый круг с теми же вопросами и одним единственным ответом. – Рема, что с тобой? Почему ты не ешь? Ты же так любишь... — обеспокоенный голос мамы заставил Рему разогнать туман беспокоивших его мыслей, и выйти из-за стола. — Что-то мне сегодня не хочется, извини. Но все равно спасибо, — Рема быстро одел куртку, закинул сумку на плечо и, мгновенно одев ботинки, спрыгнул с веранды, помчавшись к выходу со двора. — Рема! Да что же это с ним? Эх, растет сын, — вздохнула мать, улыбнувшись, и присела на стул. Солнце было таким же ослепляюще ярким и белым, как в тот день, когда они с командой были в кафе. Невольно всплыли воспоминания о его первом поцелуе. Поцелуе с Фуджи. Рема покраснел только от одной мысли об этом, а про то, что случилось несколько дней спустя, он предпочитал не думать в людных местах. Да что там, даже на пустой улице. Мальчик шел медленно по уже проторенной дороге от дома до школы, ощущая, как все больше холодеет воздух и как тихо хрустит под ногами снег, радугой переливаясь под лучами солнца. Впереди показалась остановка, и Рема вдруг задумался о поездке на автобусе, несмотря на то, что это был более длинный путь. Несколько человек уже стояли в ожидании транспорта, пытаясь отогреть замерзшие руки своим горячим дыханием и сильнее кутаясь в теплые шарфы, да натягивая капюшоны. Автобус подошел почти сразу, поэтому долго ждать и мерзнуть мальчику не пришлось. Он первый же влетел в открытые двери и сел на тенистую сторону салона, прячась от вездесущих лучей света. Но на ближайшем повороте автобус свернул, и Рема вместо тени оказался у солнца как на ладони, которое так не по-зимнему слепило глаза. Мест свободных вокруг не было, поэтому идею о том, чтобы пересесть Эчизен отбросил и из-под полуприкрытых век стал смотреть на мелькающие за окном городские картинки. Рассеивающийся с неба свет, точно тлея, укрывал все неестественным матовым ореолом, превращая город в застывшую зимнюю сказку, которая продлилась крайне недолго. Рема глянул на небо, где мутные серые облака уже смыкались с большой скоростью, удушая солнечные лучи. Прошли буквально минуты, и за окном перед глазами мальчика пролетела первая снежинка. А вскоре вся Нарита оказалась под белым куполом снегопада. Ежась и сонно глядя в окно, Эчизен пытался понять, сколько он уже едет, час или больше и сколько же сейчас времени, но руки предательски отяжелели, и взглянуть на часы не удалось. Клонило в сон. Безжалостная погода отнимала все силы, да и к тому же сегодня этот день... "День Рож...", — мальчик зевнул и его глаза, после недолгой борьбы со сном все же закрылись, и он вовсе забыл куда и зачем едет. Да и какая разница?.. Сегодня можно. Сегодня же его День Рождения. Разбудило его неожиданно резкое торможение автобуса, отчего мальчик чуть не приложился лбом о спинку переднего сидения. Разлепив веки, он огляделся по сторонам, понимая, что в автобусе остался совершенно один. — Несносные собаки! Лезут же под самые колеса! — выругался вдруг водитель на выбежавших на дорогу животных. А заметив в зеркало заднего вида, что его единственный пассажир, наконец, соизволил проснуться, обернулся через плечо и спросил: — Эй, парень! Тебе до которой? Конечной что ли? Ты подумай, а то тут пробка впереди на час, небось... Дальше Рема не дослушал и с волнением осознал не только то, что он проехал свою остановку и не появился на тренировке, но и то, что абсолютно не понимал, где же сейчас находится. — Эй, парень, слышишь? — Да, мне не... Выпустите меня здесь, если можно, — попросил он водителя, подхватив свою сумку. — Хех, что, проспал свою? — засмеялся мужчина. – Ну, иди, смотри не заблудись. Водитель нажал кнопку, открывая двери, и выпустил Рему. В лицо тут же ударил морозный воздух колючими снежинками после теплого салона автобуса. Эчизен повертел головой во второй раз, пытаясь осмотреть местность, найти хоть один ориентир и представить, куда его занесло, но тщетно. Ничего мало-мальски знакомого не было. Транспортная пробка двинулась, и автобус скрылся за рядами других машин, оставив мальчика совсем одного. Странный район. Ни души, ни магазинов, ни прилавков - будто бы окраина. Рема сокрушительно выдохнул. Окраина. — Надо было спросить, как доехать обратно, — сказал он вслух, смахивая с носа упавшую снежинку. Внешне Рему можно было сравнить с монументом — ни одной эмоции на лице, однако в душе он был раздражен и обижен. Да еще в который раз обвинял этот день в случившихся неприятностях. Но вот чего больше всего ему сейчас хотелось, так это чтобы его обняли и пожалели. Зажглись фонари. Пусть в такое время еще и было светло, но их зажигали пораньше потому, что темнело очень быстро. "И это я столько катался?" — не верилось Эчизену. Но факт оставался фактом. Он посильнее натянул капюшон и зашагал в тихую даль улицы, провожаемый фонарным светом и тишиной. Казалось, что он идет уже целый час, хотя в реальности прошло не более 20 минут. К тому же, когда вокруг такое безмолвие, можно подумать, что на земле больше никого нет кроме тебя одного. Перебежав дорогу, мальчик доплелся до ближайшей остановки и устало сел на скамью, откинув голову к стенке. — Гадость, — констатировал Рема сам себе, как вдруг вспомнил про мобильник в боковом кармане сумки с ракетками. Немного покопавшись, он достал телефон, мигающий красный светом. Пропущенные вызовы. Рема совсем забыл, что оставил беззвучный режим. Проверив звонки, мальчик удивился — все 10 были от Фуджи. "Момо, наверное, разболтал о Дне Рождении". Эчизен вздрогнул от холода, а мысли перетекли на личность Сьюске, причем мальчик не собирался их отгонять, как делал раньше. Еще раз взглянув на знакомый номер, Рема нажал кнопку вызова. Мысли и действия самому себе казались туманными и невнятными. От мороза хотелось спать и как можно быстрее оказаться где-нибудь в теплом и уютном месте. Пара гудков и раздался знакомый голос. — Рема? Я тебе звонил, почему ты не брал трубку? — прозвучало как и всегда мягко, однако, с отголоском не свойственного для Фуджи волнения. Слыша этот голос, Рема дышал в телефон все громче, причем сам он не мог понять, что такого в этом звучании провоцирует подобную реакцию. — Рема, ты меня слышишь? Где ты? Мы все волну... — Я, — мальчик прикрыл глаза и понял то, единственное, что он хотел сейчас: — Приезжай, ты нужен здесь... — Где? Эчизен осмотрелся и увидел позади себя некие громоздкие здания, окруженные высоким бетонным заграждением. — Здесь завод и никого нет. И мне холодно, Фуджи... Сладкая нега ощутить себя уязвимым, слабым, хоть на время почувствовать себя подростком. Короткое: "Жди" было ему ответом, и связь разъединили. Положив мобильник в карман, мальчик расслабился, зарылся носом поглубже в шарф и стал пытаться считать, сколько же уместилось звезд на том чистом от облаков фиолетовом клочке неба, чтобы хоть немного отвлечься от холодного томящего ожидания. Рема подумал, будто прошло всего пару минут с момента его звонка, как вдруг возле остановки притормозила знакомая красная машина, из которой тут же показался Сьюске. Он подбежал к Эчизену, остановившись в пару шагах от него. Выдохнув облачко пара, мальчик взглянул на тенсая из-под нависших на лицо прядей волос, намокших и слипшихся от снега. — Рема, — выговорил немного растерянно Фуджи. Тот медленно поднялся и встал прямо перед семпаем. Эчизен непривычно путался в своих мыслях, путался в словах, что хотел и одновременно не хотел сказать, не знал как чувствовать себя, поэтому решил полностью отдаться первому порыву; шаг и Рема уткнулся в грудь Сьюске, вцепившись в его распахнутое пальто и чувствуя его тепло. Фуджи на миг перестал дышать, не ожидая подобного, но тут же улыбнулся, обнимая мальчика в ответ. — Не пугай так меня больше, — шепнул он. — Никогда. Холодный ветер хлестнул в спину. — Идем, ты замерз, — парень осторожно взял Эчизена за руку и повел к машине, где ждала Юмико. — Я к тебе, — только и сказал Рема. — Хорошо, — Сьюске улыбнулся, потрепав его по голове. Сестра Фуджи, сидевшая за рулем, ничего не сказала, лишь ласково улыбнулась заботливости брата и завела машину. Рема же и не заметил, как задремал на заднем сиденье, когда машина подъехала к дому. Улыбнувшись при виде дремлющего мальчика, Фуджи потряс того за плечо. Едва Рема приоткрыл глаза, тенсай мигом втащил его в дом, продлив маршрут до своей комнаты. — Зачем же так резко, семпай? — зевая, спросил гость, окинув комнату беглым взглядом. — Мы все волновались. Даже вечеринку устроить решили, а ты не пришел. И дома тебя не было, Рема, — будто не слыша вопроса, сказал Сьюске. — Спасибо, но... Не стоило. Я не люблю этот день, — Эчизен снял кепку и бросил ее на стул, вздохнув, отвернулся к темному окну. — Да? – удивился Фуджи, подходя к шкафу. Взяв что-то с полочки и спрятав это за спину, он вернулся обратно к гостю. — Рема, — осторожно позвал он мальчика по имени. Эчизен обернулся. — Может, все же отметим твой День Рождения? — предложил семпай, улыбнувшись. — Нет. Обычный день, ничего особенного не произошло и не происходит. — Глупый, — Фуджи ткнул пальцем свободной руки в живот Ремы. — Так не говорят. Этот день важен потому, что ты явился на свет на радость всем нам. Ты дорог нам, и мы все тебя очень любим. А я в особенности. Прозвучавшие слова заставили Эчизена задуматься. — Ты что-то прячешь от меня за спиной, семпай? — посмотрел он краем глаза на фигуру юноши. — А, это? — тот показал из-за спины руку, в которой держал белую плюшевую лису и протянул Реме. — Это мой тебе подарок. С Днем Рождения! Мальчик только и смог, что уставиться на плюшевый сюрприз широко раскрытыми глазами, не находя слов что-либо сказать. Фуджи склонил на бок голову, пытаясь разглядеть эмоции на лице Эчизена. Ничего не добившись в течение 5 минут, вздохнул, поняв, что игрушки все-таки не по вкусу Реме. — Извини, не угадал, видимо. Мальчик вскинулся, перехватил руку Сьюске и выхватил лису, крепко прижимая ее к себе. — Я думал тебе не понравилось. Ты, наверное, думаешь, с чего я тебе дарю такие детские вещи? — Фуджи замолчал, отметив раскрасневшиеся щеки Эчизена, которые тот пытался спрятать за белым мехом лисы. — Фуджи. Почему ты... мне это подарил? Улыбка расплылась на лице семпая, а в следующую секунду Рема почувствовал горячую ладонь на своей щеке. — В тебе очень много взрослого. Я знаю, как это трудно, когда на кон ставишь детство, ради своего будущего. — Но тогда, те слова на счет малолетства, в парке... — Просто чтобы уберечь тебя от себя, — Сьюске наклонился так близко к Реме, что тот ощутил, как его скул касаются пряди волос семпая. Дыхание вдруг сбилось, заставив мальчика дышать ртом, отчего получались хриплые, чуть шипящие звуки. Фуджи смотрел в упор, своими синими глазами, будто змей, завораживая и гипнотизируя, но ничего не делал для преодоления крохотного расстояния между ними. Эчизен заметил странную дрожь в руках семпая и понял, что это нерешительность. Нерешительность Фуджи. Сощурив глаза, Сьюске хотел отшатнуться, как от последнего шага к пропасти, но пропасть сама сомкнула пальцы на его запястье. Мальчик дернул на себя семпая, прижался к его груди и обвил руками худоватую талию. Фуджи никогда не подозревал, что сердце способно так долго не биться, а чье-то дыхание на обнаженную кожу может как и прожигать, так и одновременно доставлять удовольствие. «Пропасть, наконец, пожелала тебя в свои объятия, — сам себе сказал парень, — я готов падать так сколь угодно долго, лишь бы только так». Несколько минут длится вечность, после чего Рема поднимает голову, ловя взгляд Сьюске. Но тот уже не думает, а, наклонившись, целует его в бледные пересохшие от волнения губы. Понимая, что сходит с ума, Эчизен еще больше притягивает к себе семпая и вместе с ним почти падает на пол, оказываясь прижатым. — Фуджи, — хрипит он, выгибаясь, и вспоминая тот день в парке. — Останови меня, Рема, — в бесконечном потоке нахлынувших чувств появляется последняя отчаянная попытка спастись от надвигающейся бури. Но тот, обняв семпая и запустив руки ему под футболку, окончательно отрезал ему и себе все пути к отступлению. Хриплые вдохи и выдохи, раздирающие горло, нервные, резкие и, мгновенно медленные движения рук и тел; шуршание одежды и отсутствие света по вине Сьюске, дотянувшегося до выключателя. Эчизен не противился ни единому действию этого человека сейчас, он решил играть другую игру, не теннис. К его удивлению она оказалась гораздо увлекательней, чем казалась ранее. Когда Рема кое-как стянул с Фуджи футболку, тот на минуту остановился, задерживая свой взгляд на нем. — Рема, это - ВЗРОСЛАЯ, неравная игра. Я хочу, чтобы ты понял... — Я никогда не буду взрослым рядом с тобой, Фуджи-семпай. Это то, что я искал, — перебил мальчик, притянув за волосы его к своему лицу. Прохладная ладонь Сьюске легла на оголившуюся часть живота Ремы и медленно заскользила вниз. От этого у Эчизена мышцы пресса самопроизвольно напряглись, а по телу прошлась волна мелкой дрожи. На миг он забыл как дышать, когда же вспомнил, понял, что раздет уже наполовину. Вдруг Фуджи отклоняется и, подхватив мальчика на руки, подносит к кровати, укладывая словно хрусталь. Только теперь Эчизен начинает смущаться и краснеть, как никогда. Нависнув сверху, Сьюске произносит единственное: — Люблю, — бесповоротно теряя контроль. Руки мгновенно нащупывают оставшуюся одежду, и Фуджи не думая, оставляет ее на Реме все меньше. — Ф-фууджи-ии... — тихий стон с губ мальчика, от которого, тот поклялся бы, растаяли и вечные льды. Парень отбросил свою рубашку, внимательно посмотрев в приоткрытые золотые глаза. — Рема, если ты не... то только скажи, — дрогнувшим голосом попросил Фуджи. Но тот ничего не произнес, вместо чего притянул его на себя и жарко впился в губы. И больше каких-либо слов не было слышно, только частое дыхание и еле слышные стоны. За окном беззвучно пошел снег, а белый плюшевый лисенок с завистью смотрел на его медленный вальс, поблескивая в темноте черными бусинками глаз. Юмико чуть отошла от двери комнаты и тревожно вздохнула, положив руку на сердце. Ей даже не обязательно было заходить в комнату брата, чтобы понять, что там происходит. Она рассеянно глянула в зеркало на стене. — Эх, Сьюске, Сьюске. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что ты делаешь... — шепнула она и стала спускаться вниз — очень хотелось спать, ведь завтра на работу вставать рано. А на утро следующего дня Эчизен проснется с мыслью, что его День Рожденья не так уж и плох. И, вероятно, он даже сможет его полюбить.