***
Родитель — самая трудная профессия на свете, а никто к ней не готовит. "Марли и я"
Юрий Михайлович нервничать не привык: всё в его жизни находится под железным контролем, и никаких неприятных сюрпризов не происходит. Точнее, обычно не происходит, когда Мишель занята и не думает о том, чтобы удивить кого-либо или «разнообразить серые будни». Мишель уже давно не «маленькая папина принцесса», она относительно взрослая девушка, мечтающая не о красивых куклах, а о парнях. Юрий Михайлович отказывается это признавать: он не готов мириться с тем, что его «маленькая принцесса» теперь уже «королева», за которой бегают «короли». Вот им хочется оторвать все три ноги и затолкать их в глотки, а ещё можно выколоть глаза. Ну никто из этих парней не достоин даже глядеть на Мишель. Та определённо красивая и умная, она заслуживает лучшего, а не какого-нибудь там «мамкиного романтика». По идее, Мишель должна себя ценить и трезво выбирать, с кем из ухажёров водиться. В конце концов, гордости (а возможно и гордыни) ей не занимать. Так что стоит успокоиться. Однако Юрия Михайловича всё равно трясёт как ненормального. Он закрывает глаза, и его воображение, несмотря на скудность, рисует ужасные образы возможного ухажёра дочери. Вот в дверях стоит сорокалетний наркоман с гниющими зубами. Вот его образ сменяется на отсидевшего преступника... Картинок слишком много, ни одна из них не радует. Хочется запереть дочку дома, взять автомат и расстрелять всех парней, чтобы они даже не думали прикасаться к Мишель. – Пап, прекрати вести себя так, словно я собираюсь в дом привести насильника и убийцу, – громко цокает языком, поправляет косу и хмурит густые брови. – Я уже немаленькая девочка и могу понять, с кем стоит общаться, а с кем – нет. Прекрати строить из меня дуру, пап, прошу тебя. Эти слова заставляют Юрия Михайловича почувствовать себя жалким и беспомощным. Он не мог заставить себя перечить дочке, «поставить её на место», поругать за «неправильные выражения». Вот стоит в голове какой-то блок, и ничего с ним поделать нельзя! На Лёшу – младшего сына – подобное не распространяется. Ему легко отвесить «целебного» и «воспитательного» подзатыльника. – Миша, я всё понимаю, но не хочу, чтобы ты тратила время на какого-то урода, – Юрий Михайлович звучит серьёзно. Он не может заставить себя сказать, что боится, переживает и беспокоится. Подобное воспринимается высшим проявлением слабости. Её нельзя демонстрировать никому, особенно дочери. Юрий Михайлович хочет остаться в её глазах героем, бесстрашным и сильным. – Он не урод, пап. Не самый красивый. Ну уж точно не урод, – Мишель косится в сторону входной двери. – В каком смысле «не самый красивый»? – Юрия Михайловича подобное напрягает и заставляет приготовиться к худшему. Нет, он никогда не думал, будто внешность способна определить нравственные качества человека, но всё равно это «не самый красивый» вводит в замешательство. Вот как красивая Мишель могла выбрать кого-то, кто хуже неё? И главное – зачем? Чтобы устроить своеобразный бунт? Это самое страшное... Пусть уж лучше Мишель покрасит волосы и сделает пирсинг. – Ну он очень своеобразный, пап, – Мишель хитро-хитро улыбается. – Но он хороший... Я с ним в безопасности. «Нет, ты без меня в самой большой опасности, милая. Давай ты бросишь этого уродца, и мы продолжим жить как раньше, будто у тебя и не было никакого ухажёра» – вертится в голове у Юрия Михайловича. У него в голове образ маленькой нежной девочки, но перед глазами сидит юная «леди», полная сил, мечт и стремлений. Сдерживать это долго физически невозможно. – Обычно такие «безопасные» парни оказываются полными моральными уродами. Вот вспомни бабу Любу. За ней тоже ухаживал такой вот «безопасный», а потом что? А потом, после регистрации брака, избивать её начал, – Юрий Михайлович говорит об одном человеке, а воображение рисует побитую дочку. Она вот вроде и гордая, но никогда не признает, что ей необходима помощь. Значит, она в случае чего не скажет, что парень поднимает на неё руку, и Юрий Михайлович не сможет защитить. – Андрей... Ну он не додумается поднять на меня руку, он точно не такой, – Мишель делает паузу. – Он может глупо пошутить, ущипнуть или толкнуть, но полную силу использовать не будет... Да и нет у него её. Он больше щенка напоминает, чем волка. Ему можно спокойно доверять. Юрий Михайлович может доверить свою «принцессу» лишь двум мужчинам: себе и Лёше (последнего дома нет: ему удалось скрыться под шумок). А вот этот Андрей не внушает даже каплю доверия, потому что он посмел толкать и щипать не своих дружков, а Мишель. Ну вот какой нормальный молодой человек станет так поступать с дамой? Только тот, что хочет получить нагоняй от её отца. – Доверяй, но проверяй, дочка, – хмуро и серьёзно говорит Юрий Михайлович и косится в сторону часов. – Знаю, и я уже проверила его, – твёрдо говорит Мишель и снова закидывает длинную тугую косу себе за плечо. – Он меня до дома провожал, раз сорок спрашивал, можно ли меня поцеловать в щёку, а ещё он слушал, как я играю на гитаре классику, и не просил, чтобы я ему сыграла Цоя. Андрей, может, и своеобразный, и мечтательный, но терпения у него много-много... Всё равно неприятный тип этот Андрей. Плевать, что Юрий Михайлович не видел его ни разу и только слышал. Больно уж много хорошего о нём говорит Мишель. Она будто идеализирует Андрея и не говорит о его промахах. Так обычно поступают девушки, одержимые первыми отношениями. – Юра, дай ему шанс. Ты уже поставил на нём крест, хотя даже не видел его! – Подаёт голос Татьяна Ивановна. Она немного успокаивает супруга, и тот мысленно рисует образ молодого гитариста из училища дочери. Двое музыкантов – красивая пара! А главное в ней то, что долго она не продержится, и Мишель найдёт себе кого-то более достойного. В этом Юрий Михайлович на сто процентов уверен. Установившееся спокойствие нарушает громкий стук в дверь. На лице Мишель расплывается счастливая улыбка, а у Юрия Михайловича – ужас, смешанный с паникой и гневом. Двое Горшенёвых идут к двери, её открывают, и на пороге виднеется не наркоман, не алкоголик, не тюремный заключённый. – Это что такое? – Спрашивает, не выдержав, Юрий Михайлович, глядя на зашедшего молодого человека. Тот напоминает какую-то плешивую гиену, научившуюся ходить на двух ногах. Волосы пострижены ужасно, сзади висит «крысиный хвостик», жилетка грязная, затасканная и изуродованная всякими нашивками. А ещё большие уши торчат похлеще, чем у Чебурашки или зайца. Юрий Михайлович забывает, как необходимо дышать, когда его милая Мишель закатывает глаза и демонстративно целует «облезлую гиену» в щёку с самым довольным и счастливым видом. Лучше бы это был человек лет на двадцать старше, но не эта «чупакабра». Её хочется выкинуть за дверь. – Здравствуйте, Юрий Михайлович, я Андрей, – улыбается «гиена» и протягивает руку. Улыбка гаснет, когда он натыкается на хмурое лицо Юрия Михайловича, которого прямо-таки трясёт от желания «избавить кривую плешивую гиену от существования на этой планете». Все красивые эпитеты, сказанные в сторону Андрея, забываются. Ну не может быть ничего хорошего в этом. Юрий Михайлович игнорирует протянутую руку и натыкается на злобный взгляд дочери. Она смотрит на людей так же, как и сам Юрий Михайлович. Ему даже жутко от того, насколько его «маленькая принцесса» на него похожа. Наверное, поэтому ещё невероятно тяжело грубить Мишель. Андрей испуганно таращит глаза и медленно пятится назад, очевидно собираясь уйти. Подобное забавляет Юрия Михайловича. Всё же Андрей оказался обычным трусом, на которого Мишель не должна тратить ни секунды своего времени. Правда, победное настроение исчезает, когда Мишель хватает «сопливую гиену» за шиворот и буквально тащит вперёд, игнорируя испуганные глаза. С одной стороны, хорошо, что дочь такая уверенная в своих чувствах. С другой, плохо, что они касаются такого парня, как Андрей. Он же нелепый и больше напоминает животное, чем человека. Ну вот как Мишель могла из всех парней выбрать его?! – Ладно, пойдёмте на кухню, а то все котлеты остынут, – прерывает молчание Мишель и вновь тащит Андрея в сторону кухни. Юрий Михайлович плетётся следом, хмуря брови и представляя, как будет душить «гиену», посмевшую украсть сердце Мишель. Да, она перечисляла милые вещи, которые делала вместе с Андреем. Правда, слабо верится, что такой уродец способен хоть на что-то романтическое. Татьяна Ивановна же встречает предполагаемого зятя более радушно и широко ему улыбается, начав заваливать вопросами. Юрий Михайлович чувствует себя преданным: две главные женщины в его жизни нормально относятся к плоду любви недорокера и облезлой гиены. Мишель постоянно накладывает Андрею побольше еды, смотрит на него влюблёнными глазами и мило улыбается. А сам Андрей глядит на неё так же и постоянно порывается приобнять одной рукой. Это останавливает лишь Юрий Михайлович и его громкий демонстративный кашель. – И какие же у тебя планы на будущее, Андрей? – с пассивной агрессией в голосе спрашивает Юрий Михайлович. – Училище окончить, может быть, на работу пойти, свою квартиру взять и с Мишей туда переехать, – быстро-быстро отвечает Андрей с набитым ртом. – А потом... ну... вместе там жить? План вроде хороший, но уж больно небрежно он озвучивается. Юрий Михайлович начинает думать, будто его «маленькую принцессу» используют в качестве развлечения, играя на чувствах. В таком случае придётся тряхнуть всеми связями и избавить планету от одной из «гиен». – А о браке ты думаешь? Или у тебя всё «хиханьки да хаханьки»? – Юрий Михайлович своими словами стирает улыбку с лица всех присутствующих. – Чего глазами хлопаешь? Отвечай давай. Андрей испуганно смотрит на Мишель, та глядит на отца с раздражением, а Татьяна Ивановна – просто неодобрительно. Последняя немного остужает пыл супруга, и тому даже становится несколько стыдно за своё поведение. Вот вроде всех Андрей устраивает: он в меру вежливый, смешной, а ещё он искренний. Это видно по тому, как он озирается на Мишель и что-то ей тихо шепчет. – Думал, но... Какой брак в семнадцать лет? – Андрей неловко хихикает – как настоящая гиена – и быстро затихает. – Для брака же нужно иметь хоть какую-то базу? А у меня ничего нет! Резонно. Мишель вот снова улыбается, опять накладывает «гиене» салат, а Юрию Михайловичу становится больно. Он в очередной раз убеждается в том, что его «маленькая принцесса» выросла, и папа для неё больше не главный мужчина в жизни. Теперь это место занимает некто другой. – Юра, не нужно так давить... Ты вспомни, какими мы были в их возрасте, – Татьяна Ивановна хитро улыбается. – Помню, как ты ко мне через окно в комнату лез, а потом убегал от моего отца... Ты ещё долго знакомиться с ним не хотел, а Андрей вот серьёзный, раз решил так не делать. Мишель тихо хихикает, «серьёзный Андрей» громко хрюкает и тут же прикрывает рот ладонью, боязливо косясь на главу семейства Горшенёвых. Тот вжимает голову в плечи и думает, что действительно был не лучше Андрея. Правда, сейчас мучает грусть оттого, что доченьку придётся отпускать. Она уже не девочка, а девушка, и её отец не молодеет, а только стареет. Пора бы и принять это. – Помню, – коротко говорит он и невесело усмехается. – Ещё помню, что, когда Мишель родилась, я пообещал голыми руками оторвать голову тому, кто сделает ей больно. Намёк понятен, Андрей, да? Андрей нервно кивает, а Мишель громко цокает языком и произносит: «Пап, прекрати его пугать». А Юрий Михайлович думает – он никогда не прекратит доводить до дрожи эту «гиену», пусть и дочка безумно любит её.***