Тварь, заточённая, завывает,
Тварь безголосая и слепая
Он проходит мимо воющих, рычащих, стенающих клеток, многие из которых были заперты на три - или больше - замков. Старается держаться уверенно, но гнетущая атмосфера действует на нервы даже самому закаленному человеку, и Освальд слегка мотает головой, пытаясь избавиться от визжащего шума со всех сторон. —У нас здесь много всяких - на любой вкус, — вещает владелец цирка уродов, ведя его мимо камер, — пироманы, маньяки, мутанты... Рекомендую вот этого, кстати, славная зверушка. Освальд следит за его взглядом и видит существо вдвое больше него и втрое шире в плечах. У существа полностью отсутствовали какие-либо опознавательные признаки человека, а внешне оно скорее напоминало какого-нибудь крокодила. Хозяин цирка подмигивает: —Злобная, агрессивная тварь. То, что надо для ваших целей. Глубокая, некрасивая морщина прорезает лоб Освальда, когда он отходит на пару шагов от чудовища с капающей из пасти слюной. —Мне не нужна настолько агрессивная тварь, мистер Стравински. Он хоть человеческую речь понимает? —Кхм... Не уверен. Он на всех только рычит. —Повторюсь еще раз, — Кобблпот повышает голос, — я не хочу, чтобы эта тварь рвала на куски еще моих людей вдобавок к врагам! Владелец примирительно поднимает руки: —Ладно-ладно... Взгляните тогда вот на этого... Он не успевает договорить. В самом конце помещения, в котором содержались "монстры" господина Стравински, внезапно слышатся крики. —Твою мать! Подкрепление на В12, повторяю, на В12! Крик умолкает на полуслове, сменившись стоном боли. Освальд, заинтригованный, спешит к источнику звука. На полу камеры В12 в довольно живописной позе агонизировал недавно кричащий охранник, истекая кровью из распоротой артерии на горле. —Вы не собираетесь ему помогать? — интересуется Освальд, впрочем, без особого волнения: все внимание поглощено высматриванием того, что с ним это сотворило. —Некому уже помогать, — владельца передергивает, — лучше оставить его в покое с новой игрушкой. Так он хотя бы будет чем-то занят... Освальд вытягивает шею. Монстр сидит на корточках к нему спиной, но Освальд может видеть напряженную до предела спину и гладкий, безволосый череп. Из одежды на существе были лишь штаны - но даже так он мог сказать, что оно выглядит вполне себе по-человечески. Без видимых дефектов, во всяком случае. Голос совсем немного подрагивает, когда он интересуется: —Что... С ним не так? Возможно, ему просто кажется, но на лице сопровождающего мелькает тень ужаса - впрочем, появляясь так же быстро, как и исчезая. Он вновь натягивает благодушную улыбку торгаша с базара и разводит руками: —Он не испытывает боли. Совсем. Смотрите. По щелчку пальцев человек начинает трястись в приступе (предполагаемой) агонии. Хотя, если приглядеться чуть внимательнее, вовсе не по щелчку пальцев - просто в руках у хозяина цирка был пульт управления электрическим ошейником на костлявой шее монстра. И этим же пультом он теперь посылал по его телу разряды тока, судя по конвульсиям, постепенно увеличивая напряжение. Однако монстр не кричит и не делает вообще никаких попыток облегчить предполагаемую боль. Кобблпоту кажется, что ему абсолютно плевать: существо обхватывает себя жилистыми руками и пытается улыбнуться насмешливо, и не выходит это у него, разве что, из-за непроизвольного сокращения терзаемых электричеством мышц. Освальд хмурится, с некоторой неприязнью наблюдая за экзекуцией: —Как такое вообще возможно? —Без понятия. Наверно, какое-то поражение нервных клеток, — владелец пожимает плечами, а после усиливает разряд. —Эй, хватит! Хозяин цирка неохотно убирает палец с выключателя, а после насмешливым кивком указывает внутрь камеры: —Ему самому нравится. Просто смотрите. Освальд смотрит. Едва по телу монстра перестал идти ток, он выпрямляется и хрустит шеей - так, как если бы ему только что сделали массаж. Освальд продолжает широко раскрытыми глазами таращиться на чудо природы. На его глазах худой человек в камере медленно выуживает из кармана мертвого охранника нож, а затем так же медленно поднимат глаза и глядит прямо в его, Освальда, зрачки. Завороженный глубиной этих глаз, тот даже не сразу замечает крови из глубоких порезов, которые монстр преспокойно наносит на свое тело. Вдобавок к уже кровоточащим ранам и синякам, расцветающим всеми оттенками багрового и сиреневого. Чуть приглядевшись, он видит еще множество таких же точных, глубоких шрамов по всему телу - оставленных явно намеренной, твердой рукой. —Зачем... Зачем ты это делаешь? — он и сам не понимает, почему обращается непосредственно к монстру, а не к его хозяину. Тем более, что тот даже не удостоил его ответом, продолжая свое методичное членовредительство. —Он не говорит, сэр. Мы его не заставляем, — шепчет ему в ухо владелец. Но Освальда это мало волнует. Сейчас, во всяком случае. Освальд больше не может на это смотреть. Вообще, он не страдал слабостью психики, но спокойно наблюдать, как кто-то пилит себя железкой, было слишком даже для него. Он рявкает: —Заберите у него эту штуку, он же истечет кровью! —Какой-то вы нервный, — хмыкает владелец, — люди постоянно истекают кровью. Или еще чем-нибудь, в организме полно жидкостей... А уж чтобы прикончить это, потребуется кое-что посерьезнее, чем простая железка. Несмотря на это, он все же делает знак своим людям, и те, в полной защитной амуниции, отбирают у существа острое лезвие. Тот вдруг поворачивает голову и смотрит прямо на Освальда. В суженных глазах монстра он не видит благодарности за избавление от участи истечь кровью. Только раздражение, словно от надоедливых мух. Освальда пробирает дрожь от такого равнодушного, спокойного взгляда.Видеть не может нас жалкий монстр,
Он ненавидит нас, презирает...
—Я беру его, — Кобблпот указывает на камеру с табличкой "В12". —Уверены? Он малость бешеный, — ему в ответ щербато, неприятно ухмыляются. Освальд в изнеможении закатывает глаза. Ему не терпится поскорее убраться из этого места. —Да, уверен. Поживее! Разве вам не нужно делать выручку на таких, как он? Владелец ведет плечом: —Может, и нужно. Вот только с ним еще ни один дрессировщик не справился. Тварь голыми руками потрошит всех, кто осмелится приблизиться, — не похоже было, что господин Стравински сожалеет о потере своих людей, судя по тому, как равнодушно он поглядывает на своего теперь уже мертвого сотрудника. К нему выводят монстра. Безволосая кожа отдает матовым блеском, когда на ней плотно закрепляют несколько рядов перекрученных цепей. Монстр не сопротивляется, только смотрит спокойно, с оттенком угрожающего любопытства в глубине зрачков. Пингвин сглатывает. —Как его зовут? Хозяин немного молчит, прежде чем ответить: —Виктор. Не снимайте ошейник... Для вашего же блага.Мы крикнем, как всегда -
Посмотрите!
Вон, вон она, та тварь, тварь из цирка...
***
У себя в поместье Освальд освобождает человека от оков и с отвращением отбрасывает цепи в сторону. Тот стоит смирно, лениво как-то наблюдая из-под полуприкрытых век. Словно все, что происходит, совсем его не касается. Кобблпот оглядывает тело в кровоподтеках и струпьях разной степени давности, а после, откашлявшись от неизвестно откуда взявшегося смущения, указывает в сторону: —Ванная там. Э-э-э... Справишься? Монстр смотрит на него пренебрежительно, как на глупого. Будто это он тут крупный криминальный авторитет, подчинивший себе две трети преступных когорт города, а Освальд - так, мелкая сошка. Вообще, у него присутствует подозрение, что вся "чудовищность" странного человека из цирка уродов заключается скорее не в убийственной опасности, а в поведении кота. Тощего, ободранного, беспредельно наглого кота - какие обычно бродят по улицам Готэма, постоянно настороженные и бдительные. За всеми этими мыслями о семействе кошачьих Освальд не сразу замечает звук прекратившейся воды в душе. Только когда Виктор выходит к нему, в одних штанах на голое тело - почему-то, из кухни, он оборачивается на него. В руках у монстра зажата стеклянная бутылка, которой он лениво помахивает перед лицом своего нового хозяина, прежде чем хрипло пробормотать: —Молоко заканчивается. Купите потом еще. Кобблпот аж подскакивает: —Ты говоришь?! В темных глазах напротив мелькает что-то, похожее на обиду: —Разумеется. Я что, по вашему, отсталый? —Но... Почему ты тогда раньше не говорил?.. —Не хотел, — следует лаконичный ответ. "Справедливо", — думает Освальд, едва взгляд падает на свежие совсем рубцы на верхней половине туловища человека. Он хочет спросить что-то еще, но Виктор уже шествует мимо него в гостиную, явно намереваясь оккупировать хозяйский диван. Тем вечером Освальд как-то пропустил момент, когда Виктор неслышно подкрался сзади и навис над ним, дремлющим на диване. —Ш-ш-ш, — он прижимает указательный палец к чужим губам, пока Освальд барахтается с перепугу под ним. —Мне просто интересно, какой вы на вкус. Расслабьтесь... У вас сердце стучит, как у того недомерка из зрительного зала - я как-то вырвал его у него из груди на глазах у восторженной публики. По-моему, им понравилось. Он чуть усмехается, увидев испуг (легкий, к его достоинству) в глазах Освальда. —Я могу быть нежным. Или грубым. Как захотите, — бормочет Виктор, заползая тонкими бледными пальцами под чужую рубашку. Он приближает причудливую свою, акулью пасть к шее Освальда и обводит языком ямку в самом низу горла. —Я... Ох, — Кобблпот хватает ртом воздух, выгибается под крепким телом. —Расслабьтесь и получайте удовольствие, — мурлычет у самого уха бархатисто-отрывистый голос. Повадки Виктора - что-то среднее между кошачьими и акульими. Он трётся, покусывает и подминает под себя, стремясь подчинить. Однако холод его голой кожи обжигает, так, словно тело монстра совсем не перекачивает кровь. Освальд колеблется между желанием оттолкнуть как можно дальше эластичную рептилью кожу и прижаться к ней как можно ближе. Жутко. Пугающе. Не по-человечески. Но вместе с тем до дрожи любопытно. Острые позвонки Виктора отчетливым рядком проступают на спине, как у какого-нибудь доисторического динозавра. Освальд благоговейно проводит по ним пальцами, чувствуя, как напрягаются под его прикосновением мышцы. Его вдруг втягивают в поцелуй - жесткий, неумелый совсем. Вряд ли Виктор хоть кого-нибудь целовал, только на картинках видел, разве что. Освальд усмехается про себя, не слишком расстроенный, впрочем: у него этого навыка тоже не было. Кусачий поцелуй монстра между тем все напористей, и вот он уже хрипло, по-звериному дышит ему в шею. Монстр не соврал: он и вправду был с ним предельно аккуратным. Подготавливал, растягивал, ледяными подушечками пальцев бегая по коже. У Освальда возникли бы неприятные ассоциации с пауками, если бы только это не было так приятно. Он тянется ближе, позволяет другому человеку обхватить его всеми конечностями, а после - делать с ним, все, что тот захочет. Спустя тридцать минут они вдвоем лежат на подушках, которые Виктор заблаговременно подсунул под головы. Хозяйственный монстр. Виктор широко зевает, сверкая белоснежным рядом острых зубов, а затем интересуется: —А теперь... Кого мне надо убить? —Что?.. —Бросьте, я не идиот. Вы же наняли меня для этого, так ведь... Босс? Он произносит это обращение с призывным акцентом, и Освальда поражает, как странно это звучит из его уст. Обхватив подбородок монстра ладонью, он заставлет посмотреть на себя. Отвечает спокойно: —Я нанял тебя, чтобы ты не оставался там. Виктор моргает. —Правда? "Правда", — хочет сказать Кобблпот, но не может. Вместо этого он слегка подрагивающими пальцами касается крепления ошейника, и через секунду тот с негромким щелчком падает на пол. Виктор машинально потирает гладкую белую шею, расчесывая следы от соприкосновения металла с кожей. Затем вопрошает лукаво: —Не боитесь, что убегу? Или проткну вам глаз вот этой вот ручкой? Освальд усмехается: —Не боюсь. Выколоть мне что-нибудь важное ты и с этой дрянью на шее мог - думаешь, я не заметил, с каким облегчением твой бывший хозяин тебя сбагрил? Да он был просто счастлив избавиться от подобного проклятия. А теперь ты, в некотором роде, мой монстр. Вообще-то, он в этом сомневается. Виктор, если уж на то пошло, больше походил на "своего собственного монстра" - но против указанной характеристики, вроде, не возражал. Развалившись на его коленях, он говорит со всей серьезностью: —Я сделаю все, что вы скажете. Но с одним условием. Нет, с двумя... —Какими это? — Кобблпот с любопытством косится, продолжая почесывать ему подбородок. Виктор загибает пальцы: —Во-первых, мне нужно оружие. Нормальное. Можно и голыми руками, но слишком долго... Иногда счет на минуты идет. Во-вторых, смазка, — Освальд краснеет и открывает было рот, но от него тут же отмахиваются, — не спорьте. Вам больно было, я же видел. Так что она не для меня. А, и в-третьих... Его осторлжно подталкивают: —Да? В изумрудную радужку уставились, не мигая, широко раскрытые глаза без ресниц: —Молоко. Молоко не забудьте купить. Уже проваливаясь в сон в объятиях cвоего личного монстра, Освальд думает, что согласен со всеми пунктами. Кроме молока, возможно. Он просто не прокормит такую прожорливую черную дыру, которую представляло из себя чудовище из цирка.