Между светом и тьмой

      Больше всего на свете Петуния Дурсль желала, чтобы с ней никогда и ничего не приключалось. Пределом её мечтаний был дом на тихой улице, любящий муж и сын, что в будущем станет её гордостью. Всё это она уже имела. Женщине нравилось, что дом, в котором она проживала, был построен по тому же проекту, что и все соседние дома. Аккуратно стриженные газоны ослепляли своей зеленью даже в самый засушливый период. А розы, что росли вдоль домов, источали пьянящий аромат по всей округе.       Миссис Дурсль не терпела перемен, вследствие чего каждый свой день проводила одинаково. По утрам провожала мужа на работу. За обедом встречалась с подругами, где могла обсудить все последние новости и изменения внешности своих соседок. А ближе к вечеру готовила ужин, наполняя аппетитными запахами весь дом. И непременно, каждую минуту с ней был её маленький сын Дадли, на которого она изливала всю свою заботу без остатка. Женщина не могла отказать ему ни в чем. Стоило мальчику захотеть шоколадную конфету, как она тут же оказывалась у него в руках. Ведь если желание ребенка проигнорировать. Звонкий плач заполонит всё вокруг. И никто не сможет утихомирить малыша, пока он не получит своё. Вот почему для своего небольшого возраста Дадли был довольно упитанным мальчиком.       Все решения в воспитании сына Петуния доверяла своему мужу Вернону Дурслю. Она во всём полагалась на него. Для неё он был образцом порядочности, исполнительности и терпения. Этот человек всегда поступал в соответствии со своими убеждениями. Мужчина считал, что каждый порядочный гражданин должен уметь обеспечивать себя и свою семью. Потому, если к нему на улице приставал проходимец с просьбой подкинуть пару монет. То вместо того, чтобы прогнать бродягу, как это делали другие люди. Он непременно останавливался, поправлял ворот рубашки и начинал свою затяжную проповедь. Вернон внушал бедолаге, что только прикладывая усилия, можно чего-то добиться в жизни. А если целый день стоять на дороге и отвлекать прохожих от их важных дел, то успеха не видать, как своих ушей. Кроме того, мужчина успевал похвалиться новенькой машиной, приобретённой недавно, домом, в котором счастливо проживала его семья, и собственной фирмой по производству дрелей. На этом моменте Вернон был особо горд собой, и его грудь надувалась сильнее. Несчастный человек смотрел то в одну сторону, то в другую с целью быстрее улизнуть. И чувствовал себя более паршиво, чем пару минут назад. Впрочем, закончив монолог, мужчина кидал монетку бродяге. На лице мистера Дурсля появлялась самодовольная улыбка от того, что он в очередной раз наставил на путь истинный заблудшую душу. А поникший человек переходил дорогу в надежде больше не встречаться с такими личностями.       Вечер в доме номер четыре на Тисовой улице, где проживали Дурсли, проходил в спокойной обстановке. Вернон Дурсль сидел в гостиной в мягком кресле с газетой в руках и читал о последних событиях, происходящих в мире. Рядом стояла недопитая кружка чая, которую он время от времени подносил к губам и легонько прихлебывал. Петуния стояла у раковины на кухне и мыла посуду после ужина, изредка вытирая руки о передник. А маленький Дадли, нахохлившись, как воробей, сидел в манеже возле отца и следил за цветными картинками, мелькавшими на экране телевизора. Громко агукая и размахивая руками в разные стороны. На что Вернон, приглядывающий за ребенком, с улыбкой восклицал:       — Ох, ты мой хороший! — и продолжал читать газету дальше.       Тем временем к дому на Тисовой улице направлялся человек, которого здесь раньше никто и никогда не видел. Он был одет в фиолетовую мантию и держал спящего ребёнка на руках. Человека звали Альбус Дамблдор. Остановившись посреди улицы. Он начал ощупывать свои карманы. Наконец он нашел, что искал и вытащил предмет, напоминающий серебряную зажигалку. Сделав щелчок одной рукой, зажигалка сработала и поглотила в себя свет от ближайшего фонаря. Это действие он повторил столько раз, пока улицу не поглотил мрак. Только после этого он убрал зажигалку обратно в карман и пошёл дальше. Оказавшись на пороге дома номер четыре. Он взглянул на ребёнка в руках, который по-прежнему крепко спал. И три раза ударил в дверь.       — Тук, Тук, Тук! — глухой звук раздался в тишине.       Вернон, задремавший в кресле с газетой на животе, резко дёрнулся. Не понимая, что происходит, он повернул голову сначала влево, а потом вправо.       Петуния, которая в это время домывала посуду, подскочила на месте. Но тарелка, что она держала, выскользнула из её мокрых рук и полетела прямиком на пол. Десятки осколков разлетелись по всей кухне. Маленький Дадли, не ожидая резкого звука, заверещал.       — Вернон! — громко воскликнула Петуния. — Успокой малыша. Пока я посмотрю, кто пришел.       Мистер Дурсль с кряхтением поднялся из кресла. Подошёл к ребенку, взял его на руки и начал напевать:       — Ты мой малютка! Ты моя кроха! — Голос у мужчины был хриплый и громкий. Оттого это ещё больше встревожило малыша, и он заплакал сильнее.       Петуния подошла к двери, не предвидя ничего хорошего. В это время все добропорядочные люди ужинают со своими семьями или готовятся ко сну. А в гости они никого не ждали. Женщина плохо относилась к незваным гостям. Потому, открывая дверь, она заранее насупилась и готова была обругать любого, кто потревожил их покой и заставил её сына плакать. И её вовсе не смущало, что Дадли заплакал не из-за стука в дверь, а из-за тарелки, которую она разбила.       Как только дверь отворилась, на крыльце женщина увидела старика в длинном плаще и ребёнка на его руках.       «Попрошайка, — решила она и сразу скривилась. — От таких одни неприятности!»       Альбус, стоявший на пороге, вскинул брови вверх.       — Вы ошибаетесь, миссис Дурсль, — с легкой улыбкой пояснил Дамблдор.       Петуния округлила глаза. Но не успела она опомниться и что-либо ответить, как старик продолжил:       — Я не попрошайка, а директор Школы Чародейства и Волшебства профессор Альбус Дамблдор! —представился мужчина и уже более серьёзно произнёс. — И я к вам принёс скорбные вести.       На лице Альбуса в мгновение пропала та доброжелательная улыбка, которую он по привычке всегда носил. И он слегка наморщил лоб.       В этот момент миссис Дурсль, что неотрывно слушала голос профессора Дамблдора, была похожа на рыбу, которую только что выкинули на берег. И она то и дело открывала и закрывала рот.       Справившись с волнением, Петуния спросила:       — Что за вести? — взгляд её при этом стал настороженным и она скрестила руки.       — Петуния! — голос мужчины стал мягче. — Тридцать первого октября, в канун Дня Всех Святых, вашу сестру и её мужа убил тёмный волшебник.       Профессор не дал время женщине, чтобы осмыслить услышанное. И сразу добавил:       — В живых остался только их ребёнок. Девочка Габриэла Поттер.       Эмоции на лице Петунии менялись с невообразимой скоростью. Сначала в её мыслях промелькнуло, что это злая шутка. Не может её Лили, сестра, которую она так давно не видела, умереть. Старик явно не в себе.  Да и по мнению Петунии, он похож на шарлатана, что обманывает доверчивых граждан своими глупыми фокусами. Но потом женщина вспомнила фотографию, которую Лили показывала в детстве. Петуния тогда отобрала её и швырнула под стол. Но то, что она увидела на картинке, впечаталось в её память. На фотографии был изображен старик, который прямо сейчас пристально на неё смотрел. Но он был моложе и почему-то двигался. Лили объяснила это тем, что так работает магия. И фотография, которую она показала, называлась колдографией. Как только в голове Петунии вспыли эти воспоминания из далекого детства. Сердце её пропустило удар. Она побледнела, попятилась назад и опёрлась ладонью о стену.       Если бы в прихожей висело зеркало, то в своём отражении Петуния увидела живого мертвеца. Иначе её внешность описать нельзя. Кровь отлила от лица. Из легких вышибло воздух. Она схватилась за грудь и медленно сползла по стене на ковер.       Перед глазами появился образ заплаканной Лили. Это было полгода назад. Тогда они виделись в последний раз. Если бы она только знала, то всё бы непременно исправила. Муж Лили наговорил гадостей Вернону, и семьи поругались друг с другом. Как бы Петуния хотела, чтобы всё сложилось иначе. Она ночами корила себя за свою несдержанность. Но потом, как и всегда, Петуния предпочла не думать об этом, чтобы ещё больше не расшатывать свои хрупкие нервы.       Успокоив и положив ребенка обратно в манеж, Вернон, встревоженный шумом в прихожей, направился к жене.       — Кто вы такой? Что вам нужно? — завопил он. Но, заметив состояние жены, его лицо побелело, и он с заботой в голосе спросил:       — Туни, что случилось? — он снова резко покосился на мужчину, что по-прежнему стоял неподвижно и уже готов был накинуться на старика, но помедлил и с визгом добавил: — Что вы сделали с моей женой!?       Петуния в этот момент пришла в себя. Медленно поднялась и без сил произнесла:       — Успокойся, Вернон, — голова её была наклонена вниз, а щёки были мокрые от слёз. — Это профессор из школы, где училась моя сестра. Я тебе об этом рассказывала.       Услышав эти слова, Вернон, бывший и так белым как мел, побелел ещё сильнее. Хотя, казалось, это в принципе невозможно.       — Вернон! — Петуния ещё раз произнесла имя своего мужа, но так и не взглянула на него. — Лили мертва!       Пока женщина не озвучила новость вслух, мозг отказывался это принимать. Но стоило словам обрести форму, как весть, из-за которой Петуния чувствовала боль, где-то глубоко внутри, стала правдой. Едва она сказала эту фразу, в глазах потемнело, и она снова осела на пол.  Петуния была бы рада провалиться в спасительную тьму, где всего этого кошмара просто не существовало. Но разум женщины был ясным. Слезы покатились по её лицу. Изо рта послышался протяженный стон.       Вернон стоял пришибленный. Он только и мог, что смотреть на свою жену. Мысли все разом покинули его голову, и он не знал, что делать дальше. Но тут вмешался профессор Дамблдр и попросил:       — Мистер Дурсль! — напомнил о себе старик. — Принесите своей жене стакан воды.       И пока Вернон с огорошенным выражением лица побежал на кухню. Профессор подал руку женщине и помог ей подняться. Одновременно удерживая ребёнка в другой руке, который, как по волшебству, спал так крепко, что ребенка не смущал ни громкий шум, ни яркий свет.       Вернон воротился из кухни и протянул жене наполненный до краев стакан воды. Петуния выхватила у него стакан из рук и пила так жадно, пока не осушила его до дна. Вслед за этим она сделала глубокий вдох. Немного прокашлялась и, вспомнив про ребёнка на руках профессора, задала вопрос:       — Это их дочь? — обратилась она к мужчине и указала пальцем на ребёнка, сидевшего на руках профессора. Голос её был охрипшим.       — Да, всё верно, — с горечью подтвердил Дамблдор. Он с нежным взглядом посмотрел на спящую девочку.       Петуния схватила край своего передника и вытерла слезы, которые вновь начали наполнять её глаза.       Ох, бедная Лили! — прошептала она себе под нос. И тут же чуть громче добавила:       — Вернон, возьми ребёнка и положи его в кроватку Дадли. А потом сразу спускайся!       Мужчина посмотрел на свою жену, а потом перевёл взгляд на малыша. Сделав шаг вперед, он протянул руки. Профессор Дамблдор молча передал ребенка мистеру Дурслю, а затем следил, как он удаляется на второй этаж.       Петуния заметила, что профессор всё ещё топчется на пороге, и проводила его вглубь дома. Они проследовали в гостиную. Женщина предложила профессору сесть. На что Альбус добродушно ответил:       — Спасибо, миссис Дурсль. Я постою. Совсем скоро я вас покину. — Дамблдор поправил рукава своей мантии и сцепил руки в замок. — А сейчас нам нужно обсудить детали.       Петуния кивнула и присела на край дивана. Разговор с профессором успокаивал её, и она всё больше погружалась в себя.       Казалось, прошло полночи с того момента, как Альбус Дамблдор показался на пороге дома номер четыре на Тисововой улице. За это время он успел сообщить все необходимые подробности, которые следовало знать Петунии Дурсль о смерти своей сестры и будущем воспитании Габриэлы Поттер. Пока они беседовали, обычно шумный Дадли мирно спал в манеже, так же крепко, как и его двоюродная сестра, спящая наверху, в его кроватке. Да и сама Петуния была излишне спокойна.  Соглашалась со всем, что говорил профессор. Не задавала лишних вопросов и вела себя на редкость сдержанно. Только взгляд её был затуманенным. Но, вероятно, это последствия шока, от которого она все никак не могла прийти в себя.       На новость о предстоящем воспитании ребёнка женщина также не показала сильных эмоций. Словно её лицо потеряло всю человеческую живость. Женщина согласилась вырастить дочь своей ныне покойной сестры. И пообещала, что о девочке в этом доме позаботятся, и она получит всё необходимое. Вернон же, который всё это время тихо сидел в гостиной в своем кресле. Не издал ни одного звука. Пристально следил за всем происходящем. И не пропускал ни одной услышанной фразы мимо ушей. Он поперхнулся, когда понял, что его жена, не учитывая его мнения, согласилась обеспечивать ребенка, на которого уйдет львиная доля заработанных им денег.       Когда они закончили обсуждать заботу о Габриэле Поттер, Альбус перешёл на другую, но не менее важную тему разговора.       — Миссис Дурсль, простите старого дурака, я не упомянул главное! — с легкой небрежностью выдал он. — Через пару дней состоятся похороны Лили и Джеймса Поттер. Они будут в Годриковой Впадине, в месте, где они жили. — Руки профессора немного напряглись. Он пристально посмотрел на женщину. — Я вернусь за вами в десять утра, и мы отправимся туда с помощью Порт-ключа. Он перенесет нас прямиком на кладбище.       Женщина продолжала слушать его, но её лицо по-прежнему не выражало эмоций.       — Не берите собой Габриэлу, — заявил Дамблдор с такой твёрдостью в голосе, словно этот вопрос не подлежит обсуждению. — Девочка многое пережила и ей нужен отдых. — Добавил он всё также серьезно.         — Думаю, мистер Дурсль сможет за ней присмотреть. — Взгляд Альбуса неожиданно упал на мистера Дурсля, который был обескуражен тем, что ему так резко уделили внимание.       Женщина без какого-либо волнения в голосе произнесла:       — Хорошо, мистер Дамблдор.              — А вот Дадли вы можете взять с собой. — Дамблдор сделал небольшую паузу и всё с тем же пристальным взглядом посмотрел на миссис Дурсль.       — Он ваш свет, и в этот тяжёлый момент вам будет легче с ним, — профессор сделал шаг к миссис Дурсль и взял её за руку. — Уверен, он будет спокойно себя вести. — Рука женщины была тёплой.  Мужчина бросил взор на спящего Дадли, который даже не ворочался во сне, как он это обычно делал.       Петуния на эти слова с потупленным взглядом, как завороженная, подала голос:       — Да-да, будет легче.       Мистер Дурсль противился тому, чтобы его ребёнок был в окружении всяких магов. Пусть это и не заняло бы много времени.  Но, возможно, это и правда хорошая мысль. Раз ему дали понять, что сопровождать жену он не может. То присутствие Дадли придаст его жене сил, и ей не составит труда держаться уверенно. И она покажет этим выскочкам, чего стоят настоящие Дурсли. Вернон Дурсль не очень доверял этому старику в странной одежде, но раз он директор школы волшебников и следит за безопасностью детей, то наверняка сможет позаботиться о его жене и сыне. Одна мысль о том, что ему пришлось бы стоять рядом с этими чудаками в разноцветных мантиях, заставляла всё внутри сжиматься. Потому перспектива нянчиться с девчонкой Поттер не казалась такой уж плохой.       Профессор Дамблдор, как он любил это делать, улыбнулся краем губ. Глаза же его немного сузились. Он попрощался с миссис и мистером Дурсль, ещё раз принес свои соболезнования и напомнил о своем скором возвращении к ним. Мистер Дурсль вызвался его проводить, и мужчины направились к выходу. Стоя у входной двери, Альбус Дамблдор развернулся к мистеру Дурслю и протянул ему руку для рукопожатия. Вернон немного замешкался и, наклонив голову вниз, сделал ответный жест. Когда их руки соприкоснулись, взгляд мистера Дурсля поднялся выше и он увидел, как изучающе на него смотрит профессор Школы Чародейства и Волшебства Альбус Дамблдор. Этот взгляд продержался доли секунды, и лицо профессора стало таким же добродушным, каким было прежде. Альбус Дамблдор вышел из дома, и мистер Дурсль аккуратно закрыл за ним дверь, чтобы не разбудить своего маленького и горячо любимого сына.