The world we knew (over and over)

… это большое горе, в конце концов, остаться на земле, когда другой ушел. Мадлен Миллер — «Песнь об Ахилле» На Лондон обрушивается ливень в тот момент, когда по радио раздается новость о гибели наследника семьи Блэк. Джеймса пробивает крупная дрожь, из рук выпадает стакан, осколки разлетаются по полу. Ему кажется, такой же осколок вошел точно в его сердце, легкие, заставляя задыхаться и судорожно хватать воздух. Регулус Блэк, пропавший без вести, признан мертвым. Джеймс опускается на пол, в голове продолжает повторять грубый голос: Регулус Блэк, пропавший без вести, признан мертвым. Джеймс впивается ногтями в пол, ему надо за что-то держаться, пока мир медленно рушится, распадается на куски. Он сжимает осколки, они больно впиваются в кожу, но никакая боль не может заглушить уничтожительное чувство потери. Под ребрами туго оплетает бинт, сдавливает пустота, заставляя задыхаться. Осколки постепенно окрашиваются красным. Всхлипы вырываются наружу, слезы заполоняют взгляд. Регулуса больше нет. Его не стало задолго до того, как об этом объявили. Регулус Блэк умер для Джеймса Поттера на следующий день после Рождественских каникул. Возможно, сам Регулус считал себя мертвым гораздо раньше, но Джеймс не мог простить себе, что не удержал его от пропасти. Где-то далеко Регулус умер в одиночестве. Джеймс надеется, что Регулус не умирал в темноте. Регулус ненавидел тьму. *** В доме на площади Гриммо мертвая тишина. Пыль кружится в воздухе, оседает на старых деревянных досках, издающих скрип, стоит наступить на них. Он не помнит, в какой момент аппарировал из квартиры, когда решился переступить порог чужого дома. Защита пустила внутрь, и его не волновало, почему. Джеймс желает лишь вновь почувствовать присутствие Регулуса, скрытое в доме, пропитанном тьмой. В письме — которое Джеймс получил незадолго до того, как Регулуса Блэка признали пропавшим без вести — Регулус просил об одном: сжечь воспоминания, оставшиеся чернилами на пожелтевшей от времени бумаги. Тогда он не придал этому значения, разозлился еще больше, написал длинное ответное письмо, полное перечеркнутых слов, состоящее из отрывистого почерка. Внизу, на бумаге, виднелись маленькие круглые следы, будто на нее попали капли дождя. Письмо — наполненное чувствами, бушующими подобно урагану. Он вложил туда всю накопившуюся обиду, и, все же, это был крик в пустоту. Регулус датировал письмо в год исчезновения из Хогвартса. Свой ответ Джеймс бросил в камин. Никто ему бы не ответил. Регулус прекратил отвечать после злополучного Рождества, когда их жизни распались на «до» и «после». «Я надеюсь, что ты забыл меня. Мне жаль, если своим письмом я пробудил воспоминания, которые ты сумел надежно спрятать, но я смею просить тебя: сожги то, что осталось от нас. Я пойму, если ты не желаешь переступать порог места, которое когда-то звалось моим домом, если даже не откроешь письма. Все в порядке. Я приму твой выбор. Вероятно, это лучше, потому что это означает, что ты сумел оставить прошлое позади. Но если ты продолжаешь терзаться воспоминаниями о нас, то, прошу тебя, перестань, сожги их и продолжай жить. Прости меня, может быть, в другой вселенной я бы последовал за небом и солнцем, но в этой — я остаюсь в темноте.» Джеймс стоит напротив двери в комнату Регулуса, судорожно вдыхает. Не мог он стереть все то время, проведенное рядом, не мог перестать любить человека, которого уже нет в живых. Возможно, Джеймс будет оплакивать его до конца своей жизни. Дверь легко поддается. Комната в беспорядке; книги неровными стопками лежат на столе и полу, какие-то все еще открытые, и тетради, исписанные размашистым почерком, кривыми линиями, со странными схемами и рисунками. Создается впечатление, что у Регулуса не хватало времени. К стенам прикреплены вырезки из газет, иногда целые страницы. Темный Лорд, Тот-кого-нельзя-называть, Волдеморт — читается на многих из них. Джеймс вздрагивает. Сириус когда-то упоминал, что его младший брат повелся на рассказы родителей, поверив в превосходство крови и то, что Волдеморт вернет величие чистокровных волшебников. Однако у Джеймса не мог сложиться воедино образ мальчика, с которым он проводил ночи в музыкальном классе, мальчика, который играл для него произведения собственного сочинения, который рассказывал о звездах и маггловской литературе, будто не было ничего прекраснее и интереснее на свете и того, о ком рассказывал Сириус. Но всегда существовала другая сторона Регулуса Блэка — примерный наследник; холодный, как звезды, и такой же далекий. Должно быть, Регулус одновременно был и тем, и другим. Полный противоречий и углов, и, несмотря на все, это был его Регулус. Джеймс не знает, с чего начать. Он пришел, чтобы в последний раз ощутить призрачное присутствие Регулуса. И во всем этом беспорядке его так много; в каждой букве, в каждой строчке прочитанных им книг, тетрадях с записями, темно-зеленых покрывалах, в засушенных цветах, сложенных в одной из книг, которые Джеймс подарил ему перед летом шестого курса. Он осматривает небольшую комнату, цепляется взглядом за высокую полку. Деревянная шкатулка, приставленная к самой стене, на которой криво вырезаны инициалы Регулуса, стоит на самом верху книжной полки. Джеймс оглядывает ее, слабая улыбка трогает губы. Это подарок Сириуса. Скорее всего, в ней Регулус хранил письма, и — Джеймс не смеет надеяться — причину своей смерти. Внутри действительно оказываются письма, перевязанные тонкой красной нитью, чуть дальше от них располагаются несколько небольших тетрадей, напоминающих те, которые лежат по всей комнате. Кончики пальцев подрагивают, когда касаются шершавой бумаги. Джеймс расчищает небольшое пространство на столе и ставит туда письма. На обложке тетрадей, на которые он даже смотреть боится, написано: Принадлежит Регулусу Арктурусу Блэку. Джеймс взлохмачивает волосы, переводя взгляд на стопку писем. Его просили сжечь единственное оставшееся подтверждение былой любви, относились ли к этому дневники Регулуса? В конце концов, Джеймс решает оставить их в стороне. Он медленно перебирает лист за листом, практически не читая, если только взгляд сам не цепляется за отдельные слова и предложения. Джеймс до сих пор наизусть знает текст своих писем. Он мог бы воспроизвести с закрытыми глазами каждую строчку, каждую клятву в любви, каждую просьбу уйти из этого дома, каждое обещание, что никогда не оставит. Как он мог все это предать огню? В этих письмах — все его чувства, столько любви и надежды на будущее, которое так и осталось несбыточной мечтой. Кажется, что вслед за сожженными письмами в пепел превратится и память о Регулусе. Джеймс испускает протяжный вздох — письма, которые, как он думал, отправлял в пустоту, тоже здесь. Он продолжал писать, не получая ответа с самого исчезновения Регулуса после Рождества. Джеймс не имел понятия, доходили ли письма до адресата, но он не мог молчать, ему надо было выговориться хотя бы клочку бумаге. «Я никогда не отправлю это,— гласило начало последнего письма из шкатулки, — или вовсе уничтожу. Я мог бы написать сотни страниц о том, как мне жаль, что в этом мире остался человек, который будет горевать обо мне. Я сожалею, что когда-то любил его, позволил себе личное солнце, от которого так тяжело было отказаться. Иногда мне казалось, что в итоге я сдамся, позволю ему увести меня в тот самый дом с садом полным цветов, старым пианино и библиотекой с сотнями книг. Но это всегда была лишь утопия. Возможно, мне удастся уничтожить, — следующее слово было зачеркнуто настолько сильно, что нельзя было разобрать написанное. — И тогда, может быть, фантазии станут явью хотя бы наполовину. Но я знаю, что умру. Думаю, что я не был рожден для счастливой и долгой жизни. Мое предназначение — умереть, попытавшись быть храбрым единственный раз за эти восемнадцать лет.» Джеймс дрожащими пальцами сжимает клочок бумаги. О чем он писал? Что он собирался уничтожить? Он вновь оглядывает комнату. Есть ли информация во всех этих книгах и тетрадях? Может ли она привести к причине смерти Регулуса? Джеймс берет дневник, начатый около трех лет назад. Он начинает быстро листать, не желая вторгаться в личное пространство Регулуса, будто… будто он все еще может разозлиться из-за него. Глаза широко распахиваются на строчках: «… не ожидал увидеть в рядах Пожирателей Петтигрю. Мог ли он быть таким же шпионом, как Снейп? У меня плохое предчувствие, но у меня нет времени, чтобы разобраться с этим, уже завтра я стану предателем для обеих сторон, а этот дневник останется незаконченным.» Когда Джеймс переворачивает страницу, оттуда выпадает колдография. На ней Джеймс касается лбом чужого виска, смеется, в попытки поцеловать. На губах Регулуса играет редкая улыбка, его рука лежит на бедре Джеймса, а другая обнимает за спину. — Регулус, — шепчет Джеймс. Его имя отдает жжением на языке. Когда-то оно было подобно нежности, ощущалось во рту сладостью, теплым весенним ветром, травяным чаем и лимонными пирожными. Его имя слетало на выдохе, протяжно разносилось по комнате, вмещая тысячи других слов, более чувственных, ласковых, и все же, они складывались в одно. Регулус. Оно выбито у Джеймса на душе, на костях, по всей линии судьбы, на протяжении всей его жизни. Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус. Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус, Регулус. Это всегда был Регулус. Как бы судьба ненавидела видеть их вместе, это всегда был только Регулус. Ему надо было крепче держать. Вцепиться намертво в его ладонь, не отпускать до Рождества или уже после. Джеймс мог сколько угодно пытаться убедить себя, что, получив метку, Регулус навсегда потерял его, но это никогда не было правдой. Самое печальное, что Джеймс понял это слишком поздно, и ему остались лишь иллюзии множеств других вариантов, при которых Регулус мог все еще улыбаться, плакать, смеяться, сочинять собственные мелодии на пианино в Годриковой лощине, читать вслух сонеты Шекспира, Регулус мог бы жить, мог бы дышать. Джеймс обещал, что сделал бы для него все, что угодно, но не сумел самого простого — взять за руку и притянуть к себе, когда Регулус больше всего в нем нуждался. Джеймс проводит большим пальцем по колдографии. Его больше нет. Регулус состоит из воспоминаний, чернил на пожелтевшей бумаге, но его самого больше нет. Воспоминания уже начинают покрываться туманной пеленой; смех Регулуса звучит бесшумно, блеск серебристых глаз тускнеет, очертания лица становятся размытыми. Джеймс лишь надеется, что когда воспоминания окончательно превратятся в пыль, он последует за Регулусом. Джеймс сильнее сжимает колдографию, перебирает еще раз письма. Это все, что осталось. Все, что осталось от его любви. Джеймс проваливается в сон с застывшими на щеках слезами, продолжая держаться за воспоминания. Он так и не успел попрощаться. *** Джеймс чувствует себя выжатым. Он переворачивается на другой бок, подтягивая ближе лежащее рядом тело, зарываясь лицом в чужую копну волос, успокаиваясь от мягкого запаха звездчатого аниса. Сон медленно накрывает вновь, пока где-то вдалеке на слышится шум: поспешные шаги, чьи-то переговоры, перетекающие в смех… Джеймс резко открывает глаза. Это не комната Регулуса, и даже не его собственная квартира. Общежитие Гриффиндора, — проносится в мыслях Джеймса. Он осторожно приподнимается, разглядывая мирно спящего Регулуса. Джеймсу кажется, что весь воздух выкачали из легких. Он тянет руку, но замирает в страхе, что Регулус рассыплется, если дотронуться до него. Это реальность? Джеймс наблюдает, как вздымается грудь Регулуса. Он дышит. Он жив. Глаза обжигает слезами вместе с пониманием, что он может касаться его, чувствовать запах, зарыться пальцами в темные пряди волос… Дрожащей рукой Джеймс невесомо проводит по открытому плечу Регулуса, прислушивается к спокойному дыханию. Он не знает, сколько прошло времени, оно превратилось в растянутую линию, не имеющую начала и конца, будто одновременно прошла всего минута и целая вечность. Джеймс с замиранием сердца смотрит, как Регулус просыпается. Он не может окончательно поверить, что Регулус жив, пока глаза, напоминающие тихую гавань, не встречаются с его. Регулус опирается на руки, из-за чего одеяло спускается со спины, закрывая лишь нижнюю часть тела. Все еще будучи сонным, он тянется к Джеймсу и оставляет поцелуй на подбородке, постепенно переходя к губам, обвивая руками шею. Но когда не следует ответа, Регулус отстраняется, пристально осматривая. Джеймс тянется к чужой щеке, эмоции настигают ураганом, разгоняя беспечную гладь, наступившую только недавно. Он не замечает, что из его глаз льются слезы, однако он ничего не может поделать с этим. Сбивчивое дыхание заседает в груди, вырываясь комками. Липкий, холодный пот сходит по спине, звук ведущего новостей по радио наполняет голову. Регулус Блэк мертв. Регулус Блэк мертв. Регулус Блэк мертв. Регулус мертв. Регулус мертв. Регулус мертв. Реджи мертв. Его Реджи мертв. Любовь всей его жизни мертва. мертв. мертв. мертв. мертв. мертв. мертв. мертв. мертв. мертв. мертв. мертв… — Джеймс? Джеймс? — обеспокоенно повторяет Регулус. Дыхание медленно приходит в норму, паника отступает. — Я… — голос будто чужой. Он не знает, что говорить, что чувствовать, это все смешивается в огромный запутанный клубок, поэтому Джеймс просто притягивает Регулуса к себе. Через какое-то время, когда слезы отступили и взгляд стал ясным, Джеймс отстраняется. Регулус удобнее устраивается на кровати, обводя его взглядом сверху вниз. — Что-то случилось? Ты хочешь поговорить об этом? — спокойно спрашивает он. Джеймс слабо улыбается. Он так скучал по нему. — Я просто скучал по тебе, — признается он. На губах Регулуса мелькает усмешка. — Я был с тобой всю ночь и все утро. «Нет», — хочется сказать Джеймсу, — «прошлой ночью я сжимал в объятиях наши письма, единственную колдографию, где мы счастливы. Но не тебя. Я начал забывать твой голос, как звучал твой смех, блеск твоих серебристых глаз, напоминающих холодное сияние звезд и море перед началом шторма. У меня были воспоминания о тебе, но тебя самого у меня больше не было». Джеймс судорожно вздыхает, вновь притягивая Регулуса, утыкаясь ему в ключицу. Никто ничего не говорит, они только держат друг друга в объятиях, касаясь невесомо оголенной кожи. И в этот момент мир мог бы застыть, отдав им вечность. Может, и вечности было бы недостаточно. И все же, Регулус нарушает тишину: — Я бы рад провести в твоей постели еще сутки, но у меня скоро занятия, и ты не можешь заставить своих друзей не заходить сюда еще целый день. Он ловко поднимается, уклоняясь от попытки Джеймса взять его за руку, и берет с пола одежду. — Ты странно тихий, — говорит Регулус, застегивая рубашку. — Мы можем поговорить об этом позже? Если ты хочешь. Он звучит неуверенно, будто сомневается в правильности слов. Тяжело проявлять сочувствие и беспокойство, когда всю жизнь это было под строгим запретом. — Все в порядке. — Я сделаю вид, что поверил, но, — Регулус берет мантию-невидимку, накидывает на себя, оставляя видимой только голову, — когда ты придешь забирать ее, не лги мне. Регулус полностью покрывается себя мантией и незаметно выскакивает из комнаты. Джеймс вновь падает на кровать, смотря в потолок. Это не сон, нигде не ощущается темная магия или что-то подобное, это реальность, то, о чем он грезил — вернуться назад. — Эй, Сохатый! В комнату, громко распахивая дверь, врывается Сириус. Джеймс испуганно натягивает одеяло, — на нем нет одежды и это смущает. — Кошмар, я знал, что ты выпроводил нас вчера, чтобы с кем-то переспать, — обвиняет Сириус. Не то чтобы он не прав. — Нет, я просто не хотел слушать, как ты трахаешься с Лунатиком. Сириус закатывает глаза. — Мы не трахаемся, мы занимаемся любовью, — притворно-драматически ахает он и, делая поворот, повисает на дверном косяке. — Собирайся и пошли на завтрак, я не переживу зелья на голодный желудок. *** Ремус и Питер о чем-то переговариваются, когда Джеймс садится напротив Питера, а Сириус рядом с Ремусом. — Сохатый кого-то приводил в нашу комнату, — объявляет Сириус. — Я проиграл Ремусу галеоны, — вздыхает Питер. Джеймс накалывает яичницу, поднимая удивленный взгляд. — Вы на меня ставили? — Бродяга не верит, что ты забыл Лили, — начинает объяснять Питер, — а Ремус считает, что ты с кем-то встречаешься и скрываешь от нас. Я же думаю, что ты не забыл Лили, но пытаешься ее кем-то заменить. Джеймс поправляет очки, напрягая память. Раз он вернулся в прошлое, то оно должно остаться таким же, каким было, разве не так это работает? Хотя, Джеймс в принципе не уверен, как работают перемещения во времени, особенно в его случае. И все же, из тысячи разговоров за столом Гриффиндора в Большом зале, в воспоминаниях не проскакивает ничего похожего. — Я ни с кем не встречаюсь, — полуправда режет язык, — а с Лили мы решили быть друзьями, и меня это устраивает. — Ты стал таким взрослым и здравомыслящим, — смеется Ремус. Джеймс мог бы поспорить о здравомыслии. Встречаться с младшим братом лучшего друга, который в будущем станет самым молодым Пожирателем Смерти — звучит как самый не здравомыслящий поступок. Впрочем, он с Регулусом не встречается. Неофициально. Они никогда не говорили об этом прямо, а когда Джеймс пытался завести разговор, чтобы прояснить отношения, Регулус каждый раз обрывал его. В то время — Джеймсу странно думать об этом, как о прошлом — он считал, что выяснение статуса отношений может подождать до того момента, когда Регулусу будет комфортно говорить об этом. Джеймс заканчивает с завтраком, задерживая взгляд на общающихся между собой друзьях. Тепло наполняет грудь. В один момент все превратилось в хаотичный круговорот дней, состоящий из заданий Ордена. Война нарастала со страшной силой, люди боялись доверять друг другу, видя во всех предателей, способных отобрать их жизнь и жизни их близких. Сириус сильно поссорился с Ремусом, из-за чего тот прекратил приходить, Питер много работал, отправляя лишь письма, говорящие, что с ним все в порядке. Питер. Джеймс вспоминает записи Регулуса. Он не мог увидеть в Пите Пожирателя Смерти или шпиона Ордена, не в этом громко смеющимся мальчике. Джеймс отбрасывает дальше мысли о записях, пытаясь взглядом запечатлеть счастливые улыбки друзей, чтобы они сохранились как можно дольше. Он не знает, сможет ли исправить будущее, поэтому остается только это. Джеймс надеется, что не кажется слишком тихим, так что вливается в пустой разговор. Когда они собираются выходить из Большого зала, Джеймс помечает себе, что не видел Регулуса за завтраком. Он заворачивает обычный тост, с намерением отдать его Регулусу, как только они пересекутся. *** Регулус, еще не принявший метку и мародеры, снова вместе и снова смеющиеся, перекрывают всю скуку, исходящую от занятий. Вернуться в Хогвартс — было мечтой. Возможность исправить хотя бы часть событий — сном, отдающим тоской, но теперь это реальность. Джеймс мог перетерпеть, вновь сидеть на занятиях ради того, чтобы сделать будущее чуть лучше. — Сохатый, — обращается Сириус, — ты серьезно читал книжки по трансфигурации, а не с кем-то трахался, пока комната была в твоем распоряжении? Джеймс улыбается, наваливается на Сириуса, обнимая. — Я просто хорош в этом. — Конечно, — тянет он, — ты хорош во всем, кроме своей личной жизни. Джеймс театрально прижимает руку к сердцу. — Грубо! Смех разносится по коридору, смешивается с голосами других студентов. Джеймс не мог не использовать небольшую поблажку в виде знаний, обретенных в подготовке к экзаменам и в работе на орден. Впрочем, Джеймс меньше всего желает вновь сдавать выпускные экзамены. Они идут на следующее занятие, и Джеймс не может перестать оглядываться на до боли знакомые стены, ловить каждую улыбку друзей и их заливистый смех. Он так не хочет, чтобы время двигалось вперед, — хотя до этого представлял будущее в ярких красках, с нетерпением ожидая каждого нового дня, но война сделала их всех старше в один короткий момент. Когда Джеймс замечает в толпе темные кудри Регулуса, а затем встречается с безразличным взглядом серых глаз, он быстро выходит из своих мыслей. Им хватает пары секунд, чтобы договориться о встрече без использования слов. Джеймс разворачивается к Ремусу и Питеру, идущим сзади, извиняется и что-то бурчит про туалет, под возмущения Сириуса, который грозится пойти с ним, но Ремусу удается его остановить. Кладовка не предназначена для хранения метел и прочего инвентаря. На самом деле она практически пустует, не считая одинокой полки и пыли, из-за которой Джеймс каждый раз чихает, когда заходит. Кладовка предназначена для секретных встреч и для вещей, о которых Джеймс не желает думать. — Нам нельзя видеться в середине дня, — говорит Регулус, как только запирает дверь и накладывает заглушающее заклинание. — Я только хотел отдать тебе, — Джеймс достает обернутый в салфетку тост и протягивает Регулусу. Регулус молчит, Джеймс тепло улыбается. — Я не видел тебя за завтраком, поэтому подумал, что ты сразу пошел на занятия. Это поможет продержаться до обеда. Джеймс невесомо касается кончиками пальцев руки Регулуса, когда тот берет тост. Будь возможность — он продолжал бы держать Регулуса в объятиях, уберегая от всего, что ждет в будущем. Джеймс незаметно вздрагивает, кидает быстрый взгляд на предплечье, скрытое под формой Слизерина — сколько осталось до момента, когда Регулус примет метку? Джеймс не знает, хватит ли сил удержать Регулуса в этот раз, но он не может вновь дать ему умереть. — Спасибо. Ты опоздаешь на зелья, — тихо бурчит Регулус и быстро выходит. Джеймс проводит по волосам. До Рождества остается неделя, до получения метки Регулусом — неделя, до того, как он исчезнет и погибнет… Нет, Джеймс выходит из кладовки с твердым намерением не позволить Регулусу принять метку Пожирателя и обречь себя на гибель. *** Утро начинается с громкого возгласа Сириуса: — Ты проспишь завтрак! Джеймс радуется хотя бы одной постоянной — Сириусу Блэку. — Ты вернешь мне заметки по гербологии? — Ремус спрашивает его, одновременно просматривая записи. Джеймс на мгновение замирает, когда воспоминания прочно врезаются в голову. Это точно происходило, он не помнит все до мельчайших подробностей, но перед глазами мелькают похожие картинки, заставляя чувствовать себя странно. — Ты в порядке? — Питер кладет руку на его плечо. — Да, просто голова немного болит, — оправдывается Джеймс. Он пытается вспомнить что-то еще; Джеймс смотрит на дату, и его не покидает ощущение того, что сегодня значимый день. В Большом зале все идет так, как и в любой другой день: Лили, Марлен и Мэри машут им, они завтракают, Сириус шутит, Ремус и Питер подхватывают его веселый настрой и смеются, что-то дополняют и говорят о скором матче по квиддичу, об экзаменах и других вещах. Джеймс знает, что ведет себя слишком тихо, но не может перестать чувствовать, что что-то пойдет не так. Он обязан предотвратить хотя бы часть ужасных событий будущего, защитить дорогих людей. День проходит до беспокойного обычно — совы отдают письма, Джеймс даже получает одно от родителей, и чуть не плачет прямо посреди Большого зала, занятие по гербологии проходит сносно, как и остальные два. Джеймс падает в омут обычной жизни, по которой так сильно скучал, хотя ему не удалось полностью забыть о приближающемся будущем — разговоры о Волдеморте бродят по коридорам, о войне, которая вскоре накроет всю волшебную Британию. Может быть, это неправильно, но Джеймс желает хотя бы на день забыть обо всем. И он не может противиться желанию вновь увидеть Регулуса, почувствовать его кудри между пальцев, вкус его губ. Джеймс с предвкушением крадется по коридору. Когда он открывает дверь в музыкальную комнату, его ноги будто сковывает прочной коркой льда, а по сердцу, наперекор этому, разливается теплое чувство. Тусклый свет рассеивается за спиной Регулуса, и он может только стоять, наблюдая, как длинные пальцы нажимают на клавиши, как телом он слегка покачивается в такт, смотря на густые ресницы и приоткрытые губы. Мелодия заполняет комнату; тихая, переливается подобно колокольчикам на ветру, мягкая, точно бархат. Джеймс все же подходит. Игра Регулуса всегда завораживала его, она никогда не могла оставить равнодушной, только взращивала еще большее восхищение к этому удивительному мальчику. И сколько же любви вмиг вырывается из всего его существа, смешанное со всей пережитой болью. Джеймс делает вдох. Регулус не пережил тоже самое. Пока что нет. Обычно прямая осанка опадает, Регулус резко прекращает играть. — Это отвратительно, — говорит Регулус. — Я неправильно сыграл. — Ты отлично справился, — мягко начинает. Он знает, что игра на пианино сложная тема. — Я мог бы вечность слушать твою игру. Регулус хмыкает что-то в ответ. Джеймс узнал о умении Регулуса играть только через год общения. Вальбурга заставляла его учиться, выделяла по несколько долгих часов беспрерывной практики, наказывая за неправильно сыгранные ноты. Регулус не любил вспоминать подробности, но однажды признался, что задыхается, когда играет, но и дышит полной грудью только в момент соприкосновения пальцев о черно-белые клавиши. В серых глазах блестит тихое отчаяние, поблескивает сожаление — глубокое и темное, и тогда Джеймс вспоминает. — Ты дорог мне, — начинает Регулус. Он никогда не говорит «я люблю тебя», но в этом «ты дорог мне» спрятано столько любви, столько доверия, все то потаенное, скрывающееся так далеко в душе, что Джеймс понимает: что-то не так. — Нам стоит перестать… Видеться. Так будет лучше для нас обоих. Он прячет взгляд, касается пальцами клавиш, невесомо — они не издают ни единого звука. Джеймс теряется. — Мы ведь увидимся после Рождества? Сердце моляще бьется. Регулус на мгновение закрывает глаза, его рот приоткрывается в попытке что-то ответить, вероятно то, что разобьет душу и сердце Джеймса вдребезги. Он качает головой. — Джеймс, — безнадежность в голосе кружит голову. — Мне жаль, но я больше не могу. С самого рождения нам предначертано быть на противоположных концах, и мы никогда не должны были встретиться. Кажется, что все скатывается в пропасть. — Они заставляют тебя принять метку? Регулус тяжело сглатывает, отводит взгляд. — Заставить — значит склонить к выбору, у меня его нет. Я единственный наследник семьи Блэк, мое предназначение… — Твое предназначение стать Пожирателем смерти? Убийцей? В этом твое гребаное предназначение? Ты выше этого, Регулус. Пошли со мной, — он протягивает руку. Регулус не смотрит на нее, будто, лишь взглянув, не сможет больше сопротивляться. — Мне жаль, но я не могу. Джеймс коротко усмехается, странная злость наполняет его. — Чего ты боишься? Сириус ведь смог… — Не смей, — перебивает он, — я — плата за его свободу. Пока у них есть я, у тебя может быть Сириус. Но тебе не забрать себе обоих. Джеймс никогда не смотрел на ситуацию с этой стороны. Они всего лишь дети, никто из них не должен быть платой за чью-то свободу. О, Мерлин, как же он желает попасть гораздо глубже в прошлое, спасти Сириуса и Регулуса из поглощенной тьмы. — Мы что-нибудь придумаем, Рег, пожалуйста, просто возьми меня за руку. Я не хочу терять тебя. — Я действительно сожалею, что встретил тебя, — Джеймс замирает. — Мы никогда не должны были сближаться, мы не должны были стоять здесь и прощаться. — Я не сожалею, я никогда не смогу сожалеть о тебе, — шепчет Джеймс. И это было правдой: сожалеть о любви, которую он дарил кому-то, которую дарили ему, он никогда бы не смог. — Ты все еще можешь уйти! Ты не такой, я знаю, что ты не хочешь метку. Ты гораздо лучше, чем думаешь. В глазах Регулуса нарастает шторм. — Я не хороший человек, Джеймс. Ты предвзят ко мне из-за своих чувств… Он замолкает, и тогда Джеймс не выдерживает: — Тогда откажись от этого ради меня. Я люблю тебя, — слова так легко слетают с языка. — Я люблю тебя. — Иногда одной любви недостаточно. Джеймс тянется к руке Регулуса, когда тот делает шаг назад, шаг к двери, шаг к тому, чтобы навсегда уйти из его жизни. Что-то яростное вырывается из него, вспышка гнева, смешанная с отчаянием, Джеймс отдергивает себя. — Я не стану опускать палочку, если увижу тебя. Регулус ничего не отвечает, выходит из музыкальной комнаты, оставляя опустошенного Джеймса. — Ты дорог мне. — Нет, — шепчет Джеймс, — они не заставят тебя взять метку. Регулус вздрагивает. — Она прислала письмо сегодня утром, он хочет, чтобы я присоединился к ним. — Тебе шестнадцать, Рег, — Джеймс порывается взять его за плечи, но Регулус отступает. — И я все еще наследник дома Блэк. Мне жаль. Оно повторяется. Джеймс ненавидит чувствовать себя таким беспомощным. Он представлял эту сцену тысячи раз, пытаясь найти слова, способные удержать Регулуса, но сейчас Джеймс мог только моляще смотреть на него. — Возьми меня за руку, пойдем вместе со мной и Сириусом. Мы найдем способ. Никакого способа не существует, и они оба знают это. В тот раз Джеймс немного ненавидел Регулуса за то, что тот не попытался спастись, но в итоге он пришел к выводу, что Регулус находится в мелком стоячем болоте — нельзя ни утонуть, ни сдвинуться с места. — Я не могу уйти. Никогда не смогу. Джеймса разрывает на части. Он хочет спасти его, уберечь от боли, но беспомощен перед реалиями. При первом разговоре Регулус вернулся после Рождества; похожим на собственную тень и, как Джеймс предполагал, с меткой на предплечье. И все же, Джеймс отпустил его, старался перестать кидать взгляды на стол Слизерина, искать в коридорах знакомую копну волос. Он злился на то, что Регулус не захотел бороться, что отказался взяться за протянутую руку. Лишь спустя долгое время, Джеймс узнал, что Регулус не вернулся на седьмой курс Хогвартса, а через полгода был объявлен без вести пропавшим, через почти два — признан погибшим. — Прошу тебя, подумай об этом. Ты можешь сбежать ко мне в любое время, даже если…. Даже если не сможешь отказаться от метки. Регулус на мгновение смотрит удивленными глазами, словно не верит в услышанное. Джеймс отказался от него в прошлый раз, в этот же не оставит его, несмотря ни на что. Он примет Регулуса с меткой или без, позволит ему укрыться в своем доме. — Я люблю тебя, Регулус. Не отказывайся от меня так просто. Регулус ничего не отвечает, выходит из музыкальной комнаты. Джеймс опускается на колени, вздрагивая. Он вновь отпустил его? Не сумел удержать? Он вздыхает. У него есть время до весны, чтобы убедить Регулуса уйти из дома. *** В первый день Рождественских каникул Джеймс сдерживается, чтобы не зарыдать на плече Эффи, не обнять Флимонта, пока тот взлохмачивает его волосы. Тяжело видеть вновь живых, улыбающихся родителей, когда год назад пришлось хоронить их одного за одним. Ночью Джеймс беззвучно плачет в подушку, пока не засыпает. Но, как и обычно, Сириус тихо пробирается в его комнату, о чем Джеймс сумел забыть. Он толкает его в бок, чтобы подвинулся, прыгает на кровать и разваливается на ней, словно она его собственная. Джеймс шмыгает носом и осознает ошибку, когда Сириус встревоженно смотрит на него. — Ты… плакал? — осторожно спрашивает он. Джеймс переворачивается на другой бок. Он всегда рядом, чтобы утешить, всегда говорит, что слезы — это нормально, но, когда самому требуется утешения, Джеймс предпочитает спрятаться ото всех, даже от Сириуса, который, как бы странно это не звучало, приносит с собой спокойствие. Возможно потому, что Сириус Блэк неизменно рядом. Чтобы ни случилось, сколько бы они не ссорились, Сириус все равно рядом. — Ты можешь не говорить, если не хочешь. Я обниму тебя, и мы полежим в тишине, как тебе? Джеймс тихо смеется. — Пользуешься моими же словами? — Ну, извини, что ты единственный человек, с которого я могу брать пример, как утешать других. — Я просто скучал. По всему этому. — По Рождеству у Эффи и Монти? Джеймс поворачивается, глядя на вопросительный взгляд Сириуса. «По родителям, Ремусу и Питеру, по шуткам Марлен, ласковым улыбкам Лили, вечным «когда ты повзрослеешь, Поттер?» от Мэри. По времени, когда война, хоть и приближалась, казалась все равно нереальной, когда я не мог представить, что кто-то из нас может погибнуть». — Да, — только отвечает он, и, не желая больше продолжать тему, накидывается на Сириуса, начиная щекотать. Он мог бы спасти их всех. *** На протяжении Рождественских каникул Джеймс обдумывает способы спасти как можно больше друзей, а, по возможности, предотвратить каждую смерть. Но если он мог уберечь Марлен, дав ей и ее семье другое убежище, то с Регулусом все гораздо сложнее: у Джеймса есть время до конца учебного года, чтобы убедить его уйти. С другой стороны, он мог бы просто выкрасть Регулуса, однако объяснить Сириусу и остальным будет гораздо сложнее. Из мыслей Джеймса вырывает Сириус, громко хлопнувший дверью. Исходящего от него гнева можно коснуться. — Бродяга? — спрашивает Ремус, медленно подходя ближе. — Что случилось? Сириус со злости бьет кулаком по стене. Ремус тут же оказывается рядом, кладет руки ему на плечи, успокаивая взглядом. — Тише, хорошо? Ты можешь рассказать, что случилось? — вновь пробует Ремус. Сириус прячет взгляд в пол. — Они забрали его из школы. Джеймс чувствует, как к горлу подступает комок. — Кто кого забрал? — Мои любимые родители забрали Регулуса из школы, — на его лице проскакивает злая усмешка. — Зачем им забирать его? Он только на шестом курсе, — уточняет Питер. — Чтобы он стал настоящим наследником Блэк и принял чертову метку, — Сириус судорожно вздыхает, сжимает кулаки, будто хочет еще раз что-нибудь ударить, но Ремус крепко держит его, не давая причинить себе боли. — Ему ведь всего шестнадцать, — шепчет Ремус. — Им плевать. — Мне жаль, Бродяга, — тихо говорит Питер. Сириус отмахивается от него. — Он остался там, зная, что его ждет. И мы уже давно… — он обрывает себя на полуслове. — Неважно. Дыхания не хватает, в груди что-то ломается, надрывается тонкой ветвью, Джеймс пытается ухватиться за что-то, найти опору. Нет, Регулус не мог уйти. Только не снова. У него ведь было столько времени, чтобы убедить его сбежать. Почему все неожиданно изменилось? Какое из слов или действий стало толчком? Джеймс не мог продолжать стоять в окружении друзей, позволить увидеть им, как он распадается на куски. Сириусу нужна поддержка, но у него есть Ремус и Питер, а Джеймс… Он справится сам. — Я… Мне надо отойти… — он не узнает собственный голос. *** Джеймс приходит в сознание в кладовке для метел, обнимая колени и слушая дыхание, тяжело вырывающееся из легких. Следующее, что он видит — это Ремус, положивший свою руку на его ладонь. — Тебе не надо ничего объяснять, — шепчет он, — но только не говори, что ты в полном порядке. — Нет, — вырывается у Джеймса, — я совсем не в порядке. — Я никому не расскажу, можешь плакать, если тебе хочется. Джеймс знает, что каждый секрет в сохранности рядом с Ремусом, но все равно не мог признаться. Впрочем, Ремус не требует от ничего. Может быть, их связь не образовалась так же быстро, как с Сириусом, но она становилась крепче с каждым годом, с каждым секретом, доверенным друг другу. — Я рад, что ты здесь, Лунатик. Ремус мягко хлопает его по руке, Джеймс проваливается в беспокойный сон. *** Месяцы проходят словно на быстрой перемотке: все продолжает повторяться. Джеймс вспоминает отрывки разговоров, вопросы профессоров, мелкие ссоры Сириуса и Ремуса — все идет по той же линии, кроме исчезновения Регулуса Блэка. Первое время Джеймс отправляет ему письма, состоящие из одного предложения: Прошу, напиши, в порядке ли ты. Сова возвращалась без них, что вселяло в Джеймсе надежду — он получает письма, а значит — жив. Однако, в конце мая сова возвращается с тем же привязанным бумажным свертком. Сириус больше не упоминал о Регулусе, казалось, из мира стерли его существование, оставив воспоминания о нем лишь у Джеймса. Он будто проживал смерть Регулуса во второй раз; те же эмоции, та же пустота в груди и столько же тоски, сковывающей его сердце. Однако Джеймс не терял остатки надежды, рассчитывая сразу после окончания Хогвартса заняться поисками Регулуса. И ему все равно нужно было обезопасить как можно большее количество людей, не дать Сириусу и Ремусу поссориться из-за обвинений в предательстве, уберечь родителей от смерти… — Ты в последнее время задумчивый, — Лили садится к нему в гостиной Гриффиндора. — О, неужели? — отшучивается он, приходя в себя. — Экзамены немного портят веселый настрой. Она кивает, продолжая сидеть рядом. Джеймс засыпает под треск огня в камине и тихое напевание Лили. *** Утро начинается с громкого возгласа Сириуса: — Ты проспишь завтрак! Джеймс медленно поднимается, надевает очки и хмурится. — Ты вернёшь мне заметки по гербологии? — спрашивает Ремус, одновременно просматривая записи. Джеймс замирает, сердце пропускает удар. — Сохатый, ты не выспался? Ты ужасно выглядишь, — замечает Питер проходя мимо. — Да, ты будто боггарта увидел, — подхватывает Сириус. Слова застревают поперек горла, Джеймс рассеянно оглядывается. Он засыпал на диване гостиной Гриффиндора, Лили сидела рядом, до конца обучения в Хогвартсе оставалось несколько недель. У него был вполне рабочий план — все так же присоединиться к Ордену, вспомнить хотя бы большую часть атак Пожирателей Смерти и одновременно искать Регулуса. — Сколько осталось до Рождественских каникул? — Два дня, — отвечает Ремус, странно смотря на него. Джеймс издает протяжный вздох и падает на кровать. Возможно, ему стоит впервые за долгие годы посетить библиотеку. Джеймс задумчиво водит вилкой по тарелке, пока совы не влетают в Большой зал, и тогда он случайно перемещает взгляд на край стола Слизерина, где Регулус сидит в окружении Эвана Розье и Барти Крауча. Джеймс видит, как Регулус получает письмо, как его плечи опускаются в напряжении, когда он начинает читать. Проходит не больше минуты, Регулус резко встает с места и уходит прочь, оставляя встревоженно переглядывающихся друзей. Джеймс не обращает внимания на вопросительные взгляды Ремуса и Питера, на громкое негодование Сириуса, слепо следуя за Регулусом. По карте он находит его в пустующем музыкальном классе. Косые лучи подсвечивают копну темных волос, создавая своеобразный нимб. Регулус спасительно прижимается к стене, мнет в пальцах письмо, первый порыв Джеймса — притянуть его в долгие объятия, он опускается рядом, но лишь осторожно берет за руку, большим пальцем поглаживая костяшки. — Я забыл наложить запирающие чары, — слабо улыбается Регулус. — Зачем ты пришел? — Ты в спешке ушел, как только получил письмо. Я волновался. Джеймс не хочет давить на Регулуса, он сам все еще не мог окончательно принять, что его вновь откинуло назад во времени. Они недолго сидят в тишине, пока Джеймс не рассекает воздух тихим вопросом: — Ты хочешь уехать на Рождество со мной? Регулус измучено смотрит. — Я не могу, — устало отвечает он. — Может быть, в следующий раз. Джеймс знает, что следующего раза не будет. — Они заставляют принять метку? — Заставить — значит склонить к выбору, у меня его нет. Джеймс злится. На мир, на самого себя, на Регулуса, на его семью… на то, что беспомощен. Это наваливается сразу: тяжестью. Глухой, безобразной тяжестью бьется внутри, разрывает грудную клетку. Он ничего не может сделать с этим. Ни-че-го. Это никогда не зависело от Джеймса, только от Регулуса, он может попытаться снова протянуть руку, но как спасать того, кто изо всех сил сопротивляется? — Ты погибнешь, Рег. Регулус безразлично пожимает плечами. — Это логичный конец, не так ли? Джеймс крепче сжимает его руку, заставляя обратить на себя внимание. — Нет, Регулус, это ни хрена не логичный конец. Ты заслуживаешь того, чтобы прожить счастливую, долгую жизнь. Глаза Регулуса стекленеют, он отдергивает руку, поднимается с пола. — Нам не следует больше видеться, — бросает он. Джеймс не может удержать его, так есть ли во всем этом смысл? — Если ты когда-нибудь позовешь меня, я приду, — Джеймс смотрит ему в спину. — Неважно, есть у тебя метка или нет, я всегда буду ждать тебя. — Даже если я сделаю сотни ужасных вещей? — Всегда. Регулус выходит из комнаты, ничего не сказав. *** Джеймс перелистывает старые книги, упорно пытается задержать внимание, но все равно отвлекается, говорит себе, что нужно разобраться со всем этим странным перемещением назад во времени, но это все равно не помогает. Он закрывает очередную книгу, не найдя ничего полезного, и опускается лбом на стол, протяжно вздыхая от усталости. Если все завязано на Регулусе, на его смерти, то как Джеймс мог уберечь его, если тот продолжает отмахиваться от протянутой помощи? Сколько времени у него в этот раз? Придется ли пережить все заново, или круг возобновится раньше? Джеймс закрывает глаза со страхом заснуть и вновь очутиться в общежитии Гриффиндора. Рождество проходило точно так же, но Джеймс был гораздо задумчивее, чем обычно, тревожась о том, что Регулуса могут вновь забрать из Хогвартса, и тогда придется ждать, пока круг вновь не повторится. Если он вообще станет повторяться. Когда они ждут поезда, Джеймс лихорадочно ищет в толпе знакомый силуэт, но никого не находит. — Твой брат, — осторожно начинает Джеймс, зная, что Сириус, скорее всего, не станет слушать, — что-то его не видно. Сириус сжимает кулаки, он кажется напряженным. — Сидит где-то со своими змеями. Какая тебе разница? Джеймс лениво пожимает плечами, поправляет очки и отвечает как можно более беззаботно: — Просто необычное явление, что Крауч и Розье стоят без него. Сириус хмыкает. Джеймс не может разобрать его настоящие чувства. Для него отношения Сириуса и Регулуса никогда не были прозрачны; он мог одновременно видеть беспокойство и пылающий гнев, тоску и глубокую ненависть. И они оба никогда не рассказывали ему, что действительно чувствуют, вероятно потому, что сами до конца не осознавали, как назвать спектр от желания защитить до искрящейся злобы. В этот раз Джеймс замечает, что Сириус выходит из комнаты в общежитии почти сразу после приезда. Джеймс раскладывает вещи, перекидывается словами с Питером и Ремусом, хотя единственное, о чем может думать — Регулус. Ему дают возможность говорить с ним, видеть как в глазах отражается пустота, бессилие перед будущим, собственной смертью и Джеймс тянется, чтобы спасти его, но Регулус продолжает ускользать, будто нет никакого способа помочь, будто его заставляют понять, что, чтобы он не делал, Регулуса невозможно вытащить из тьмы. Плечи Джеймса бессильно опускаются, когда Сириус, точно как и в прошлый раз, возвращается в комнату со взглядом, пылающим гневом. — Они забрали его из Хогвартса. *** Джеймсу страшно засыпать. Вереницы дней превращаются в месяцы, стремительно пролетают мимо, яркими вспышками проносятся перед глазами, словно Регулуса Блэка никогда не существовало. Все повторяется с ужасающей точностью, каждая деталь, каждая смерть. Джеймс желал спасти всех, но обязательно — хотя бы самых близких. В итоге, каждая жизнь ускользала от него. Он словно держался за плетеную веревку, хватаясь за нее до проступающей крови на стертой коже, и все равно этого не было недостаточно. В день смерти Марлен, Джеймс впервые за долгое время плачет на плече Сириуса, засыпая беспокойным сном. На следующее утро за порогом нет полыхающей войны, нет смертей, круг снова замыкается, петля перемещает его за несколько дней до Рождества. Все повторяется. Регулус сожалеет, говорит, что ничего может сделать, Джеймса разрывает на части, он держит его за руку умоляет не возвращаться, но Регулус лишь дарит в последний раз объятие и исчезает. И все заканчивается и начинается заново. В одной петле он вновь переживает все потери, в другой время щадит его, возвращая назад гораздо раньше, в некоторых ему даже удается удержать Регулуса, но все остальное превращается в руины, в конце концов, забирая Регулуса с собой. Джеймс мог лишь оттянуть время его смерти, но никогда не спасти полностью. На самом деле Джеймс никого не мог спасти. Часть 1.1 and if you fight i’ll fightit doesn’t matter, now it’s all gone Джеймс больше не находит утешения во сне, оно испорчено кошмарами, наполненные виной, собственной беспомощностью, отчаянием и ожиданием, что он вновь проснется в общежитии Гриффиндора. Самое худшее в том, что раз за разом он просыпается, вынужденный наблюдать, как Регулус отворачивается от него, как его друзья умирают. Знание будущего не приводит Джеймса к счастливому разрыву петли, не приводит ни к чьему спасению. Иногда время словно играется с ним, перемещает за месяц до Рождества или и вовсе после него. Это постепенно ломает. Джеймс перестает ощущать себя в реальности, будто наблюдает откуда-то сверху за выученным наизусть сценарием. Возможно, это наказание за то, что они пошли против судьбы, что в тот день Джеймс протянул ему руку на поле для Квиддича и решил присмотреть за Регулусом вместо Сириуса. Если бы линии их судьбы никогда не пересеклись, то ничего бы этого не было? Или они были обречены с самого начала? Повенчанные любить друг друга, имея единственный, трагичный финал. Иногда Джеймс думает, что ненавидеть Регулуса было бы гораздо проще. *** Джеймс открывает глаза. Он просыпается в общежитии Гриффиндора. В тридцатый раз. — Какой сегодня день? — в его голосе — вековая усталость, Джеймс встает с кровати, скучающе оглядываясь. — День теста по зельям, — со вздохом отвечает Питер. — День, приближающий нас к нашей с Лунатиком годовщине, — Сириус тянется, чтобы поцеловать Ремуса в щеку, но тот ловко уворачивается, не скрывая улыбки. — Пятнадцатое февраля, — говорит Ремус. Джеймс рассеянно кивает. Его не так часто откидывает после Рождества, и обычно эти циклы самые короткие; Регулуса или уже забирают из Хогвартса, или несмотря на все старания Джеймса, они не разговаривают. Почти всегда так и происходит, а затем его вновь перемещают за два дня до Рождественских каникул. Он так устал. Джеймсу кажется, что ничего, кроме тягучей усталости, в нем нет. — Я не хочу остаться без завтрака! — кричит Сириус, кидая в него галстуком. За завтраком Джеймс ловит взглядом темные волосы, когда осматривает стол Слизерина. Регулус не заинтересованно слушает активно-жестикулирующего Эвана, его плечи опущены, и даже с такого расстояния Джеймс замечает излишнюю худощавость, темные мешки под глазами и такой же, как и у него, усталый взгляд. Конечно, он хочет поговорить с ним. Но Джеймс каждый раз повторяет одно и тоже, используя разные слова, а Регулус все равно умирает, круг замыкается, и начинается заново. Джеймс не знает, что делать, и хочет ли вообще. На протяжении дня у Джеймса несколько раз успевают спросить о самочувствии. Что же, взглянув в зеркало, он согласен с тем, что выглядит немного дерьмово. Не то чтобы объяснить тот небольшой факт, что его откидывает обратно во времени каждый раз, когда Регулус Блэк умирает — проще, чем отшутиться, что он просто не выспался. Они идут обратно в гостиную Гриффиндора, когда на голову Джеймса садится маленькая бумажная птичка. Он плетется позади остальных мародеров, поэтому позволяет себе развернуть бумажку на ходу, почему-то даже не предполагая, кто именно ее отправил. Джеймс резко останавливается, когда в глаза бросается до боли знакомый почерк. «Я буду в музыкальной комнате в наше обычное время». Ни подписи, ничего. Впрочем, Джеймсу не надо гадать, кто написал это. Он сворачивает бумажку и кидает ее в камин, как только оказывается в гостиной. Джеймс одновременно желает вновь оказаться как можно ближе к Регулусу, но после последней петли он не мог даже долго смотреть на него. Все его существо разрывается от боли, от сожаления и тоски. Осколки бьются внутри, проходят через сердце насквозь, возвращая перед глазами образ бездыханного Регулуса на его руках. Он почти не смотрит на свои ладони, потому что стоит опустить глаза, и кровь на них становится настоящей. И все же, Регулус никогда не шел на контакт первым. Джеймс берет плащ-невидимку, карту и тихо выскальзывает из комнаты. Может быть, хотя бы в этот раз получится разорвать петлю. Свет тускло падает, Джеймс снимает с себя плащ-невидимку, облокачивается плечом о стену, впервые за долгое время вновь слыша игру Регулуса. Мелодия медленная, напоминает моросящий дождь, постепенно переходящий в ливень. Регулус останавливается, не доиграв до конца. Он поднимает голову, и в его глазах переливается столько тихой надежды. — Ты пришел? — слабо спрашивает он, будто не веря. — Ты позвал, — отвечает Джеймс. Регулус поднимается с банкетки, невесомо касается пальцами клавиш перед тем, как встать с Джеймсом в центре комнаты. Одной рукой он придерживает предплечье, где — Джеймс знает слишком хорошо — высечена метка Пожирателя Смерти. — Я не смог… Слова повисают в воздухе, Джеймс делает шаг и притягивает Регулуса к себе. Он не хочет ничего слышать; никаких признаний, ничего о том, как он винит себя, потому что не смог отказаться от метки. Джеймс мечтает сжимать его в объятиях и никогда не отпускать, чтобы время сжалилось и дало им гораздо больше, чем забрало. — Прости меня, — шепчет Джеймс, прижимая сильнее, проводя пальцами по темным кудрявым волосам. — Я никогда не могу защитить тебя. — Тебе не за что извиняться. Голос Джеймса трескается. — Это не так. Есть множество вещей, за которые он должен на коленях просить прощения, есть так много всего, что он хочет рассказать, но слова застревают на кончике языка. Джеймс давно потерялся в самом себе, не зная, что действительно должен говорить, а что нет; не осознавая, где начинается подлинное прошлое и то, что нужно считать за ложь. Честно говоря, Джеймс близок к тому, чтобы потерять самого себя. Он мог бы снова рассказать Регулусу о том, что его ждет, но зная о будущем, Регулус все равно сделает тоже самое — это случалось в одной из петель. Но еще ни разу… Джеймс отстраняется, заглядывая в серые омуты. Мог ли он? Должен ли попробовать? Он так устал возвращаться в общую спальню, устал терять Регулуса. Если это поможет, то Джеймс готов перейти любую черту, перешагнуть через свои убеждения. Разорвется ли петля, если поступить не так, как поступил бы Джеймс Поттер? — Возьми меня с собой. Регулус недоверчиво переводит взгляд с рук на его плечах и опять на лицо Джеймса. — О чем ты? — Когда-то я обещал защитить тебя, обещал выбирать тебя несмотря ни на что. Я хочу стать Пожирателем Смерти вместе с тобой. — Нет, — вырывается у Регулуса, — ты не можешь. — Почему нет? — Джеймс улыбается, слезы невольно собираются на глазах. — Я чистокровный волшебник, этого недостаточно? — Джеймс. Отпусти меня. — Регулус, почему я не могу присоединиться? Я смогу защитить тебя, только если буду рядом! — кричит он. — Джеймс, — повторяет Регулус громче, морщась. — Ты делаешь мне больно. Джеймс резко отстраняется. Его пальцы дрожат, дыхание судорожными клочками вырывается из груди. — Я… Я не хотел… — с отчаянием говорит он, — прости, я не хотел… Лицо Регулуса смягчается. — Я знаю, что ты не хотел. Я знаю, что ты никогда не причинишь мне боли, — он осторожно переплетает свои пальцы с его, и под ребрами Джеймса остро колет. — Все осведомлены о твоей стороне. Тебя не примут в Пожиратели только потому, что ты чистокровный. Чтобы доказать чистоту намерений, тебе придется сделать множество ужасных вещей. — Я сделаю все, что угодно, если это поможет мне быть рядом. Регулус грустно улыбается. — Я ценю это, правда. Я не мог подумать, что ты вообще захочешь говорить со мной, но ты здесь, просишь меня взять тебя с собой, когда единственное, чего я хочу, — это не дать прыгнуть за мною во тьму. Со мной будут Барти и Эван, этого достаточно. Джеймс качает головой, слезы заполняют взгляд. — Этого недостаточно, этого никогда не будет достаточно. Я даже не думаю, что меня будет достаточно. Пожалуйста, — твердит его взгляд. — Я умоляю, — повторяет он, захлебываясь слезами на плече Регулуса. Позволь мне спасти тебя, позволь хотя бы раз умереть на твоих руках. Регулус еще долго держит его в своих объятиях, не давая разбиться. Это Джеймс должен утешать, шептать, что все будет хорошо, но он так устал. Медленно объятия перерастают в обреченные поцелуи, в тоскливые касания кожи, всего, до чего могли дотянуться их пальцы, во взгляды, полные безысходности. Они оба знают, что это последняя ночь. Регулус не проживал эти моменты тридцать раз, но он знал, что никогда больше не увидит Джеймса, как Регулус Блэк — шестикурсник Слизерина, как младший брат Сириуса Блэка, как наследник семьи Блэк, как его друг и любовник, его человек. Если они и встретятся, то по разные стороны — где они и должны были быть изначально и никогда за них не переходить. Однако Джеймс, между словами о безграничной любви, между стонами, заполонившими музыкальную комнату, знал — в этот раз он не позволит Регулусу умереть одному. *** Регулус покидает Хогвартс через месяц после их разговора. Джеймс собирает отрывки из прошлых петель, полученные знания, и принимает окончательное решение. В случаях, когда он ранее обращался за помощью к Дамблдору, тот никак не мог помочь, но сейчас от этого зависел лишь путь, по которому Джеймс пойдет. Джеймс выбирается из комнаты после комендантского часа, задерживает взгляд на каждом из друзей прежде, чем пойти в кабинет директора. — Что вас привело ко мне в такой поздний час, мистер Поттер? Джеймса раздражает спокойствие Дамблдора, его манера медленно произносить слова. Он делает вдох, проводит рукой по волосам, успокаиваясь. Нет смысла ходить вокруг да около. — Я хочу стать вашим шпионом, — голос его тяжелый, словно металл, что сразу делает взгляд Дамблдора серьезнее. — О чем вы говорите, мистер Поттер? — Я знаю, что вам нужны шпионы на другой стороне, я могу им стать. Дамблдор легко улыбается. — Почему вы решились на подобное? Джеймс не подготовил список причин, почему именно он должен заклеймить себя меткой, заставить лучших друзей и семью возненавидеть его. — Мне надо было подготовить презентацию? — злостно вырывается у него. Джеймс кусает себя за внутреннюю сторону щеки. Взгляд Дамблдора наполняется заинтересованностью, Джеймс не знает, что в голове у его директора, и, если честно, не особенно хочет знать. Впрочем, если последует отказ, это не единственный способ последовать за Регулусом. Джеймс собирался присоединиться к другим последователям Волдеморта, которые с каждым днем увеличиваются с пугающей быстротой. Ему даже не обязательно будет называть свое настоящее имя до того, как предстанет перед Волдемортом, чтобы получить метку. Просто вариант с Дамблдором безопаснее, если у Джеймса все же получится прервать петлю. Будучи шпионом Ордена, можно оправдать не только свои действия, но и поступки Регулуса. И, может быть, Сириус и Ремус не будут сильно злиться на него. — Думаешь, у меня недостаточно шпионов, чтобы заставлять детей делать это? Джеймс проглатывает едкий комментарий. Он вспоминает дневник Регулуса, в котором говорилось о Снейпе и Питере, но если второй еще не стал шпионом до конца обучения в Хогвартсе, то мог ли Снейп уже быть им? Джеймс не мог вспомнить ни одной детали, касающейся Северуса Снейпа, однако в этой петле он собирается рисковать. — Северус Снейп разве уже не стал вашим шпионом? Но разве одного будет достаточно? Я чистокровный волшебник, у меня есть все шансы стать гораздо ближе. Дамблдор немного наклоняет голову, Джеймс чувствует, что смог заинтересовать. — Каковы же причины? — Я хочу помочь остановить эту войну. Это не совсем ложь. Полуправда, как любит говорить Ремус. — Разве вы и мистер Блэк, мистер Люпин и мистер Петтигрю не собирались присоединиться к Ордену после завершения учебы? И ваши подруги, мисс Маккинон и мисс Эванс? Вы талантливы, мистер Поттер, я не хотел бы потерять вас. Дамблдор будто видит полуправду и пытается добиться честного ответа, но Джеймс не может предоставить его. Чем меньше людей будут знать истинную причину, тем лучше. — Я хочу защитить людей, которых люблю. У меня получится это гораздо лучше, если я буду знать то, что происходит внутри. — Любовь — это сильное чувство, мистер Поттер. Любовь может помочь избежать смерти, но иногда она ее и приносит. Пытаясь кого-то спасти, вы можете подставить себя и Орден. — Я клянусь, что этого не произойдет. Я сделаю все, что потребуется, чтобы остановить… вы сами знаете кого. Джеймс не думает, что его слова как-либо впечатлили Дамблдора. Возможно, то была горячая решимость в глазах, но в итоге ему поручили присоединиться к Пожирателям Смерти и подобраться как можно ближе к Волдеморту. Это занимает довольно много времени. Сначала Джеймс, вслед за Регулусом, исчезает из Хогвартса, не оставляя после себя ничего. Его немного мучает сожаление, потому что пришлось исчезнуть из жизни близких, но с каждый днем, прожитым под маской, сожаление, как и многие другие чувства, стали ощущаться гораздо меньше. Затем — не без помощи Дамблдора — ему удается войти в доверие к будущим Пожирателям Смерти, устраивающим рейды для привлечения внимания Темного Лорда. Почти каждый день заканчивается рвотой — он ненавидит себя, ненавидит за каждое непростительное заклятие, за каждую причиненную боль. Он убеждает себя, что сможет спасти гораздо больше людей, чем убил, но постепенно это перестает казаться правдой. Джеймсу приходится оставить благородство, все моральные принципы ради одного человека. И единственное, что Джеймс не ставит под сомнение, — что Регулус Блэк заслуживает этого. *** Джеймса мучает бессонница. Страх уснуть, закрыть глаза даже на секунду, пришел так же внезапно, как и новость, что Эвана Розье убил Аластор Муди на одном из рейдов. Джеймс сжимает челюсти, подслушивая разговор двух других Пожирателей — там, где Эван, всегда Регулус. Он мало что знает о его друзьях, но Джеймсу достаточно трепетного отношения Регулуса к Эвану, чтобы понять, как сильно он дорожил им. Джеймс делает вдох, нервно перекидывая палочку между пальцев. Он теряет время, пытаясь доказать свою ценность Волдеморту, проще было раскрыть себя, но тогда пришлось бы отступить от плана, разработанного Дамблдором, а значит — заклеймить себя предателем. Но оставалось ли у него время? — Пора, — говорит один из Пожирателей, и Джеймс аппарирует. Он чувствует запах дыма и огня. Вместо магглов их поджидают авроры. Джеймс поправляет маску, не желая попадать в самую гущу битвы. Он использует только защитные заклинания, иногда отправляя слабые боевые заклинания в ответ, теряясь между своих же, привлекая как можно меньше внимания. Это его стандартная тактика. Глаза Джеймса испуганно расширяются, когда в толпе он обнаруживает Сириуса. Сколько же они не виделись? Год? Джеймс ругается про себя, накладывает протего на Сириуса, когда тот не замечает летящее в него заклятие, и быстро скрывается в суматохе, не давая себя обнаружить. И все же, Сириус знает Джеймса как самого себя; как держит палочку, какие заклинания использует чаще, каждое движение. Ему не составит труда узнать, кто прячется под маской. Джеймс сражается с другим аврором, не переставая сводить глаз с Сириуса. Ремуса нет поблизости, и это одинаково настораживает и успокаивает. Ему удается привести аврора в бесчувственное состояние, он обращает все внимание на Сириуса, которого давят быстрыми, сильными атаками. Сириус — отличный дуэлянт, один из лучших во всей школе, если не лучший, но здесь нет места честной дуэли, поэтому, когда сзади в него летит пурпурное проклятие, Джеймс вмиг оказывается за его спиной, накладывая щит, который все же трескается, из-за чего их обоих отбрасывает назад. Джеймс переводит быстрый взгляд на Сириуса. Они оба на короткое время застывают, просто смотря друг на друга. — Джеймс? Он не отвечает, проводит пальцами по треснувшей маске. Этого не должно было случится, это поставит под угрозу весь план. В глазах Сириуса — настоящий ураган из эмоций, но отчетливее всего Джеймс видит, как расцветает в нем гнев. И он готов принять его, но не сейчас. Если этими действиями удастся разорвать петлю, то он позволит Сириусу сделать с ним все, что тот посчитает нужным. Джеймс не успевает ничего сделать, только ощущает тяжелую руку на плече, и как сознание постепенно угасает. Его руки и ноги связаны, он облизывает пересохшие губы и чувствует металлический привкус. Джеймс не жалеет, что спас Сириуса, он бы выбирал его вместо себя каждый раз, однако столь долгое время, потраченное на вхождение в ряды Пожирателей Смерти — ушло в пустую. Завтра он должен был наконец получить метку, скорее всего, встретиться с Регулусом, а сейчас его ждет смерть. Джеймс слабо улыбается, холодный пот стекает со лба, пальцы противно затекают, тело слегка непроизвольно дрожит после использования Круциатуса. Впрочем, умереть раньше Регулуса хотя бы раз было бы не так больно. — Кто бы мог подумать, что Поттер встанет на сторону Темного Лорда. В комнату, предназначенную для пыток, заходит смутно знакомый мужчина. Он приподнимает его за подбородок, тыча палочкой в грудь. — Или ты шпион Ордена? Вряд ли предатель крови мог внезапно одуматься. Но выбрать из всех возможных вариантов тебя? — ухмылка расползается по его лицу. — Дамблдор окончательно потерял надежду? Джеймс поднимает голову, улыбаясь в ответ. Это будет веселая ночь. — У нас с тобой есть пара часов на развлечения, пока не пришел кое-кто хуже. — Похуже? — хрипит Джеймс. — Темный Лорд отправил мастера легилименции, хотя еще бы пару проклятий круциатуса — и ты бы мне все рассказал. Усмешка на лице Джеймса холодеет. О, он узнал, кто перед ним. — Эйвери? Я думал, тебе и Мальсиберу хватило раз искупаться в озере. На лице Эйвери мелькает вспышка гнева, он посылает Экспульсо, отчего Джеймс вместе со стулом отлетает в стену, бьется виском о холодный пол. — Слабовато, мог приложить больше силы. Или ты способен только нападать на второкурсников? Ты всегда был самым слабым, разве Сириус тогда не скинул тебя с пьедестала спустя десять секунд? Помнишь? Это было так позорно, Эйвери. — Заткнись! Давай же, заставь свою палочку светится зеленым, просто прикончи меня, и тогда это все закончится. Эйвери резко поднимает его, готовится кастовать следующее проклятие, но палочка вылетает из его рук. А затем он падает на землю, словно ледяная глыба. В серых глазах бушует буря, сверкают молнии, в серых глазах, которые Джеймс так долго искал. Регулус Блэк быстрым движением палочки освобождает его от веревок, Джеймс медленно поднимается, морщась от боли. Он упирается боком о стену, поддерживая себя, и губы растягиваются в сладкую улыбку. — Я так долго искал тебя, любовь моя. Регулус оказывается рядом, но вместо объятий, полных слез, и криков о вечной любви, он вдавливает Джеймса в стену, удерживая его за горло. — Я хотел бы, — шепчет он, прикрывая веки от силы, с которой Регулус держит его, — чтобы ты так прижимал меня при других обстоятельствах. — Ты хоть знаешь, какие последствия будут от твоих действий? — Действительно, откуда я мог знать, какие последствия будут от моих действий, — огрызается Джеймс. Регулус с каким-то удивлением отстраняется. — Тебе не идет сарказм. — Я скучал, — неожиданно признается. Он правда так скучал, будто не видел Регулуса целую жизнь. — Могу я тебя обнять? В дрожании его пальцев, в глубоком сожалении, так хорошо читаемого в глазах, Джеймс мог распознать желание мягко коснуться его, но Регулус только оборачивается к Эйвери. Впрочем, он не сказал «нет». — Сначала надо разобраться с тем, что ты натворил. — Я ничего не делал. — Ты почти вывел Эйвери из себя. Он мог тебя убить, — на последних словах голос Регулуса становится тише. — Ты бы оплакивал меня? — со смешком спрашивает. — Прекрати говорить глупости. Я наложу на него Обливиэйт, а ты забери свою палочку и помоги привести Эйвери в подобающий вид для того, кто пытался остановить сбежавшего заключенного. *** Регулус аппарирует их в маленькую квартиру, на первый взгляд она кажется заброшенной, но, пройдя чуть дальше, можно заметить разбросанные на полу и столе книги, тетради, похожие на дневники Регулуса из его комнаты на площади Гриммо. На некоторых нарисованы странные схемы, все исписано быстрым, прерывистым почерком. Он не успевает внимательнее рассмотреть, Регулус заклинанием заставляет их закрыться, садится на диван и жестом приглашает Джеймса. У него немного кружится голова, и тупая боль пульсирует в районе плеча. — О чем ты думал? — спрашивает Регулус, обхватывая руками его голову, поворачивая и осматривая. — Джеймс Поттер — Пожиратель Смерти. Это даже звучит смешно. Он закусывает губу, как делает всегда, когда раздумывает о чем-то. Джеймс не может отвести от него глаз. Его самообладание исчерпывает себя, ему нужно коснуться, убедить себя, что Регулус перед ним не иллюзия. — Я же говорил, что это единственный способ защитить тебя. Регулус вертит головой. — А я говорил тебе прекратить. — Прекратить что? — улыбается он. — Говорить глупости. Джеймс готовится новым потоком слов подразнить Регулуса, но тот берет палочку и одновременно с легким движением произносит: — Эпискеи. Кость в его плече вправляется. Он морщится и почти что стонет вслух от боли. Другим заклинанием Регулусом убирает заплывшие синяки, кровоточащую рану на губе. Джеймс внимательно наблюдает, как взволнованно Регулус осматривает его, как мягко проводит пальцами по исчезнувшим ранам, словно проверяя, в действительности ли они убрались. Регулус для многих казался жестокосердечным, недосягаемым, подобно звезде, в честь которой его назвали, и холодным, как лед. Если с последними двумя Джеймс мог кое-как согласиться, то в черствости он обвинить его никак не мог. Сердце его вовсе не было жестким. Так сложились обстоятельства, что для выживания ему требовалось спрятать мягкость глубоко внутри, оградив ее неприступным камнем. — Мне не нужна твоя или чья-либо защита. Я сам в состоянии позаботиться о себе. — Я знаю, что ты можешь. Но этого недостаточно. — Ты не должен был делать всего этого, Джеймс, — оттого, как мягко звучит его имя, он непроизвольно вздрагивает. — Я хотел лишь одного: чтобы ты и Сириус были в безопасности. И вы должны были обеспечить защиту друг другу. Джеймс закрывает глаза, прикрывает лицо рукой. — Ты пропал, Регулус. Ты просто взял и исчез. Никто о тебе ничего не слышал, даже в рядах Пожирателей. Что я должен был думать? У Сириуса есть Ремус, с ним все будет хорошо… — У него нет Ремуса, — перебивает Регулус. Сердце Джеймса бешено бьется. — Он не умер, — быстро исправляется, заметив реакцию. — Я немного наблюдал за жизнью Сириуса, когда ты тоже неожиданно исчез. Сириус один. Ты должен был быть рядом с ним. Джеймс опускает голову, упираясь локтями о колени. Он думал, что Ремус и Сириус позаботятся друг о друге, если его не будет рядом. — Но я так же должен быть рядом с тобой, — измучено говорит Джеймс, — ты умрешь. Ты всегда умираешь. И все начинается заново. Я… я больше не могу, Редж… Дрожь проходит по телу, глаза застилает пелена слез. Слишком много всего. Ему пришлось стать тем, кого он раньше ненавидел — другой Джеймс бы скорее умер, чем сделал бы те вещи, которые пришлось. — Джеймс? Джеймс хочет утонуть в мягкости, с которой Регулус произносит его имя. — Дорогой, посмотри на меня, пожалуйста. Регулус осторожно убирает его руки от лица. Джеймс прерывисто вздыхает, лбом утыкаясь в чужое плечо, не в силах сдерживать слезы. Совсем как тогда. Было ли это в другой жизни? Ему кажется, что все петли сплелись в воспоминаниях в один прочный клубок, накладываясь друг на друга как калька, отсвечивая подобно витражам. Слезы постепенно иссякают, приходит лишь тяжелое понимание того, что он все еще может вернуться во временную петлю. Регулус ставит перед ним стакан воды, садится обратно. Джеймс обхватывает ладонью руку Регулуса, медленно поглаживая пальцами похожие на птичьи кости. — Те слухи о Розье — правда? — шепот раскалывает тишину. Все тело Регулуса разом напрягается, его взгляд становится отсутствующим, словно перед ним проносятся обрывки воспоминаний. — Я сожалею, — Джеймс осторожно притягивает его к себе, и голова Регулуса оказывается на его плече. — Ты даже не знал его. Для тебя Эван был один из «злых» слизеринцев. — Да, я не знал его, но он был твоим другом, а это уже многое значит. В объятиях Регулус расслабляется, позволяет себе закрыть глаза. Джеймс ласково выводит круги на его руке, даря такое драгоценное ощущение безопасности. — Эван хотел держаться подальше от всего этого, перевестись в Шармбатон вслед за Пандорой, но вместо этого последовал за мной и Барти. В основном, за Барти. Думаю, Эван последовал бы за Барти куда угодно, их души были связаны, он удерживал Барти от пропасти, но, когда его не стало, Барти, не задумываясь, прыгнул вниз. — То есть, окончательно поехал головой? — То есть, окончательно поехал головой. — Он всегда был немного… пугающим? Вы с Розье выглядели ангелами на его фоне. Регулус испускает тихий смешок. — Да, Барти был немного… Эксцентричным. Втроем мы собирались держаться друг за друга, но смерть Эвана повлияла на нас обоих в меньшей или большей степени. В любом случае, — откашливается, явно не желая продолжать говорить, — ты правда шпион Ордена? Дамблдор сошел с ума, раз решил, что ты подходишь на роль шпиона. С обидой Джеймс отвечает: — Если бы Сириус был внимательнее, то план бы сработал… Регулус отстраняется, складывает руки на груди. — Причем тут Сириус? — О… — с одной стороны, Джеймс радуется, что Рег все еще заботится о брате, но с другой, он был по-блэковски драматичен. — Мне пришлось ему немного помочь… Слышится тяжелый вздох. — Выражайся яснее. — В Сириуса целились, он бы не успел наложить щит, а я не мог просто смотреть на это. Натужная тишина, опустившаяся на комнату подобно тяжелому грузу, заставляет Джеймса нервничать больше, чем от любых гневных слов. Когда Регулус поднимается со своего места, вспышка паники отображается на лице. — Мне надо ненадолго уйти, уладить проблемы с твоим побегом, — видя непонимание, он объясняет: — Доложу, что ты сумел выбраться до моего прихода и наложил Обливиэйт на Эйвери. Если нам повезет, его убьют; если нет, то, вероятно, он скоро случайно умрет на рейде. — Ладно, хорошо. Я могу побыть без тебя. Регулус вскидывает бровь. — Это займет пару часов. — Да, всего пару часов. Это же не целый год без тебя, не зная жив ты вообще или мертв… — Джеймс. — Регулус. Они не сводят с друг друга взгляда. Джеймс в принципе не хочет упускать его из виду. Регулус может умереть, а Джеймс не думает, что выдержит очередную петлю. Регулус молча уходит в другую комнату, Джеймс поднимается с дивана, высматривая вдалеке каждую деталь; чем дальше отдаляется Регулус, тем сильнее накатывает тревога. Тем не менее, Регулус возвращается. — Обо всем остальном мы поговорим позже, возьми, — он протягивает маленький непримечательный серебряный кулон; Джеймс улавливает исходящие от него мягкие волны магии. — Если я тебе буду нужен, прикоснись и подумай обо мне. Я почувствую. — Но только если я правда тебе понадоблюсь, а не просто станет скучно. — О, я буду так сильно скучать по тебе, что ты почувствуешь это без кулона, — улыбается. Регулус закатывает глаза. — Ты меня понял. На квартиру наложено множество защитных заклятий, никто тебя здесь не найдет, поэтому не вздумай уйти. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. И не трогай ничего не столе. Регулус с хлопком исчезает. Джеймс падает на диван и, как только голова соприкасается с мягкой спинкой, проваливается в сон. *** Его нога вздрагивает. Это первое, что он вообще чувствует. Затем дрожь переходит на левую руку и обратно — волной на ногу, вместе с всплеском страха удушая острыми когтями, принуждая лихорадочно хватать ртом воздух. Джеймс вскакивает. Все вокруг мутное, словно он застрял под толщей воды. Его успокаивает одна мысль: это не общежитие Гриффиндора, а значит Регулус все еще жив. И ему надо было срочно увидеть его. Джеймс поднимается, немного пошатываясь, оглядывается по сторонам, чтобы убедиться в присутствии Регулуса. Пытается позвать, выкрикнуть имя, хотя бы прошептать, но из рта не вырывается ни звука. — Ты собираешься умереть, и я ничего не могу сделать! — Мне жаль. Но ты должен отпустить меня. — Я не могу, Регулус, не могу! Я каждый раз отпускаю тебя и каждый раз ты умираешь, а мне приходится проживать все заново, это так больно… Он не может вдохнуть. Джеймс упирается руками о стол, раздается звук треснувшего упавшего стакана. Холодный пот стекает по спине, он смотрит на пол, на небольшой отломившийся осколок. Джеймс опускается на колени, берет его, невольно сжимая в руке, пока стекло не окрашивается кровью. Чувство паники почему-то притупляется, на самом деле все его чувства убавляются, как будто уменьшили громкость радио. Он сжимает осколок сильнее. — Это так больно, — повторяет Джеймс. — Отдай это мне. Сначала Джеймс не понимает, кто перед ним. Осколок аккуратно, словно вновь может вонзиться в кожу, убирают. — Нет, это не он делает мне больно, а ты. Он наконец-то узнает голос, узнает человека перед собой. Вроде как Джеймс должен чувствовать укол самоненависти, сожаления, чего угодно, кроме облегчения. Их отношения были обречены с самого начала. Джеймсу потребовалось тридцать раз проторчать во временной петле, чтобы понять это. Регулус собирает остальные осколки, он мог бы склеить стакан с помощью магии, но это не сработает с сердцем волшебника. — Ты снова хотел оставить меня, не так ли? — Регулус поднимает голову; в глазах напротив — серая бездна скорби. — Каждый раз, когда ты умираешь, я возвращаюсь на несколько месяцев назад. Я пытаюсь найти тебя и спасти, но ты умираешь. Ты всегда умираешь, и я возвращаюсь. В последний раз… на моих руках, Регулус. Ты истек кровью на моих руках, а я не мог ничего сделать. — Ты, наверное, ненавидишь меня. — Не знаю, — вырывается у него, — иногда, мне кажется, я люблю и ненавижу одновременно. Но это так больно… — Джеймс закрывает рукой лицо. — Я хотел бы, чтобы тебе было так же больно, чтобы хоть кому-то было так же больно. — Прости. Все, что может Регулус — бесконечно повторять зудящее под кожей «прости». Джеймсу не нужно смотреть на него, чтобы знать; никакого раскаяния Регулус не испытывает, он готов умирать из раза в раз, отдавать себя в жертву. Это Регулус должен был отправляться в прошлое после каждой своей смерти, это он должен был почувствовать боль от потери, чтобы поставить ценность своей жизни выше, чем что-либо. Это эгоистично, неправильно, Джеймс ненавидит себя за такие мысли, но он устал. Устал возвращаться в общежитие Гриффиндора, искать в пустых коридорах Регулуса, искать зацепки, искать связь между вещами, искать, искать, искать. Вечный поиск. Джеймс ищет Регулуса, но Регулус не желает быть найденным. Джеймс отдает ему свет, но Регулус тушит его. Джеймс продолжает искать и отдавать все, пока теряет себя. Когда-нибудь от него ничего не останется, и он будет просто смотреть на то, как разрушается мир, потому что мальчик, который был подобен солнцу, станет собственной тенью. — Оставь меня, дай мне уйти. Ты должен быть дальше от всего этого. Опять? — Я не стою того, чтобы ты боролся за меня. Ты разве не понимаешь? — Ты ведь пытался остановить меня? Хотя бы раз. — Пытался. — И я все равно умираю. Перестань пытаться, Джеймс. Ты сражаешься за меня, но я хотел бы, чтобы ты забыл меня, — Регулус проводит большим пальцем по его щеке. — Если ты забудешь, тебе некого будет спасать. Может быть, это ключ к тому, чтобы остановить временную петлю. Джеймс отдал бы воспоминания о каждой временной петле, но с таким же рвением не позволил бы никому прикоснуться к ним. Это мучительно больно — одновременно желать забыть и помнить. — Это нечестно. Грустная улыбка проскальзывает на лице Регулуса. — Если ты все еще любишь меня, то позволь мне. Однако. Джеймс хотел бы разорвать это «однако» в клочья. Ведь пока Регулус говорит с ним, дышит, его сердце бьется, а глаза сияют, Джеймс не перестанет пытаться спасти его. — Тогда я буду ненавидеть тебя, — шепчет он. — Я ненавижу тебя до смерти, Регулус Блэк. Возможно, их любовь и есть порождение хаоса, настоящая катастрофа, не имеющая шанса на счастливый конец. Она разрушительная и уродливая, в ней нет ничего прекрасного, великолепного, очаровательного, о такой любви пишут поэты, потому что только они видят в трагедии изящество. Любовь двух людей, обреченных на трагедию с самого начала, не может быть прекрасной. И тогда остается одно — схватиться за ненависть. Джеймс давно не может разобрать то, что чувствует в действительности, то, что Регулус заставляет его испытывать, каждый раз не выбирая его. Он не знает, как обозвать чувство, когда Регулуса хочется никогда не выпускать из объятий и одновременно навечно забыть о нем, наконец перестав испытывать боль. Тем не менее, только боль и позволяет ощущать себя живым. — Только попробуй изменить мои воспоминания, привязать меня к стулу или что ты еще придумаешь, я продолжу возвращаться назад, пока не попробую убить себя, — жесткость в голосе Джеймса заставляет Регулуса вздрогнуть. — Ты не можешь просто взять и оставить меня здесь, пока сам идешь на верную смерть. — А ты бы не сделал тоже самое? — Регулус мрачнеет. — Я не могу понять, какую боль ты испытываешь, возвращаясь назад каждый раз, после моей смерти, но я точно знаю, что, если мне суждено будет пройти через адское пламя, ты оттолкнешь меня и прыгнешь туда вместо меня. Но я не хочу этого, как и не хочу, чтобы время откинуло тебя в прошлое, потому что ты в одиночку попытаешься уничтожить крестраж. И нет никакой гарантии, что ты не умрешь в процессе, — Регулус замолкает. — Я могу жить вдалеке от тебя, но не смогу жить в мире, в котором тебя нет. Джеймс коротко усмехается. — Думаешь, что после всего этого я смогу просто смириться с твоей смертью и жить дальше? Даже если петля разорвется, а ты будешь мертв, часть моей души уйдет вместе с тобой. Я буду ненавидеть мир, в котором нет тебя. — Тогда мы в тупике. — Замкнутый круг, — Джеймс смеется под ничего не выражающим взглядом Регулуса. — Куда ты — туда и я. Расскажи мне об этом крестраже, возьми, наконец, меня за руку, а не отмахивайся от нее. — Завтра, — недоверчиво смотрит на него. Регулус вздыхает. — Нам нужен какой-никакой план, и если ты собираешься помогать мне, то отдохни. — Хорошо, тогда ты тоже идешь спать. — Я не могу пойти сейчас, мне нужно закончить зелье… — Тогда я буду сидеть рядом и смотреть. Не закатывай на меня глаза. Ты разве уже не предатель темной стороны? Зачем ты продолжаешь работать на него? — Я никогда не был ни на чьей стороне. — Еще лучше, тогда мы ложимся спать. Оба. Регулус проводит пальцами по переносице, и Джеймс уже знает, что выиграл. — Отлично, но у меня только одна кровать. — Я согласен спать с тобой, если, пока я сплю, ты не станешь пользоваться никакими заклинаниями, чтобы привязать меня, и все такое. Губы Регулуса приподнимаются в подобии улыбки, Джеймс ловит себя на сильном желании поцеловать его. Когда они целовались в последний раз? Джеймс даже не помнит их последнего поцелуя. — Ты ненавидишь меня, не забыл? Перестань так смотреть на мои губы. Регулус поднимается, подавая руку. Джеймс чувствует, как щеки его слегка краснеют. — Никуда я не смотрю. Просто наблюдаю за тобой. Он отмахивается от помощи под усмешку Регулуса. — Наблюдаешь? — Да, вдруг ты сейчас вытащишь палочку и заоблививэйтишь меня. — Заобливи… — Регулус устало выдыхает, а потом тихо смеется. — Тогда тебе точно не стоит спать со мной в одной кровати. Джеймс позволяет перехватить себя за кисть, давая залечить порез от стекла. — Знаешь, я мог бы привязать тебя, забрать все твои записи и пойти, куда бы ты нам не шел, сам. — Я бы согласился, чтобы ты привязал меня, но для других целей. Джеймс закрывает глаза, переводя дыхание. Когда они успели поменяться местами? Впрочем, если Регулус хотел, он запросто мог вогнать Джеймса в краску без особых усилий. На губах Регулуса легкая усмешка, он делает шаг, сокращая расстояние между ними, и Джеймсу кажется, он может слышать стук чужого сердца. — Ты плох в том, чтобы ненавидеть кого-то, — проводит кончиком пальца по шее, поднимается по подбородку, касаясь губ. — Ты не должен вот так замирать в ожидании поцелуя, если ненавидишь меня. — Я могу одновременно любить и ненавидеть тебя. Ты чувствовал тоже самое. Регулус пожимает плечами. — Да, мне это знакомо. Поэтому я не стану целовать тебя. — Я и не хотел… — лжет Джеймс. Регулус отстраняется. — Иди спать, Джейми. Я расскажу обо всем завтра. *** Джеймс открывает глаза, чувствуя, что другая сторона кровати в маленькой квартире Регулуса, в которой он скрывается, оказывается холодной и пустой. Он не ожидал проснуться в обнимку — может быть, совсем чуть-чуть — но из-за всей неразберихи с временной петлей и смертью Регулуса Джеймс боится упускать его из виду. Из соседней комнаты слышится шуршание, перелистывание страниц, это немного успокаивает. Он взлохмачивает волосы, берет очки с тумбочки и идет к источнику шума. Регулус сидит в кресле, лицо его выражает глубокую задумчивость, когда он читает свои же записи. Джеймс опирается плечом на дверной косяк, какое-то время бесстыдно пялясь, запоминая каждую деталь: взъерошенные волосы, расстегнутую на несколько пуговиц рубашку, дающую обзор на острые ключицы. Как бы он не желал оставить все как есть, прошлое детально показало, что, даже попытайся они убежать от войны, Регулусу не выжить. — Мне казалось, мы засыпали вместе. Регулус обращает на него взгляд. — Я встал всего на несколько часов раньше, чтобы кое-что проверить. В любом случае, садись. Я обещал рассказать тебе, чем занимаюсь, — жестом показывает на соседнее кресло. Это не должно быть настолько плохо. Вдвоем они обязательно справятся. *** Дослушивая о крестраже, Джеймс понимает, что все именно настолько плохо. — Подожди, подожди, — Джеймс ходит из стороны в сторону, размахивая руками, затем останавливается, глубоко вздыхает и спрашивает, не скрывая язвительности: — Ты уничтожаешь крестраж, полный темной магии, которая может легко убить тебя, в одиночку? Ты не говорил с Краучем или Розье? Конечно, ты не говорил. Ты лучше все сделаешь один! Джеймс кусает себя за внутреннюю сторону щеки, когда упоминает Розье. Ладно, с этим он погорячился. — Эван мертв, Барти по полной наслаждается возможностью убивать авроров, и ему плевать на все остальное. И я не стал бы просить помощи у Пандоры, которая делает все, чтобы война не коснулась ее семьи. Прости, что мой список друзей недостаточно длинный, — хмурится. — У тебя был я, — тихо произносит он, — я мог помочь. Регулус качает головой. — До сих пор я не знал, что меня ждет. Шел по дороге в неизвестность с четким осознанием того, что я могу не вернуться живым. Я предатель для обеих сторон в этой войне, и я не мог никому доверять. — Но теперь ты знаешь, что умрешь. — Знаю. — И это все равно тебя не остановит. Никогда не останавливало. Джеймс отрывает взгляд от пола, когда Регулус подходит к нему. В серых глазах блестит решимость, это зажигает огонь веры в сердце Джеймса. — В этот раз, и только в этот раз, я хочу быть эгоистичным. Ты пойдешь со мной? — Куда бы ты не сказал, я пойду за тобой. Джеймс тепло улыбается. В этот раз у них обязательно все получится. — Хорошо. Регулус легко касается пальцами его руки, почти призрачно, затем куда-то в сторону произносит: — Кричер. — Мастер Регулус, мастер Поттер, — коротко приветствует он. — Темный Лорд, — выражение лица становится жестче, — использовал Кричера для создания крестража, он может аппарировать нас на место. — Ты знаешь, что из себя представляет этот крестраж? — Это должен быть медальон Салазара Слизерина. Я нашел похожий, поэтому, когда мы получим крестраж, я заменю его на подделку. Джеймс кивает, неосознанно сжимает кулон, которой он решил повесить на шею. Уголки губ Регулуса приподнимаются в намеке на улыбку. — Я могу подержать тебя за руку, если тебе страшно. Ох, он забыл о свойстве кулона. — Нет, но если тебе страшно, я могу подержать тебя за руку. — Я был готов к этому с самого начала, — шепчет он, затем говорит чуть громче: — Кричер, аппарируй нас в то место. — Как пожелает молодой мастер Регулус. *** Свирепый ледяной ветер пронизывает до самых костей. Джеймс оглядывается по сторонам: они возвышаются над беспокойным морем, бьющимся об скалы. — Чтобы добраться до пещеры, надо спустится и доплыть на лодке, — говорит Кричер. Регулус внезапно хмурится, кладет ладонь на основание предплечья, что скрывает длинный плащ. — Он зовет? Регулус отвечает не сразу, вдыхает полной грудью свежий морской воздух, поднимает взгляд к небу. Джеймс терпеливо ждет, но не может не спросить: — Тогда… перед тем, как попасть во временную петлю, я видел в твоей комнате вырезки из газет про ты сам знаешь кого. Регулус идет вдоль растущих по краям тропинки эдельвейсов, задерживается взглядом на белых мохнатых лепестках. Джеймс следует за ним. Жизнь научила не делить людей на черное и белое, Регулус сам по себе представлял нечто посередине, и Джеймс все равно не мог разочароваться в нем, не мог разлюбить, как бы иногда любить Регулуса Блэка не было больно. — На самом деле мне всегда было интересно, откуда он пришел. Кто он такой, почему называет себя так. Меня с самого детства учили не задавать много вопросов, но у нас есть одна общая черта с Сириусом: любопытство. — И ты что-то нашел? — Нет. К сожалению, мне никогда не хватало времени. Они спускаются, море все еще не спокойное, маленькая лодка раскачивается, кажется, вскоре и вовсе перевернется. — Мы просто утонем, здорово. Регулус закатывает глаза. — Мы волшебники, Джеймс. — Крестраж находится внутри, — Кричер костлявыми пальцами показывает на глубокую расщелину, идущую от начала и заканчивающуюся у самого верха другой скалы. — Молодому мастеру Регулусу надо быть осторожным, зелье заставляет сильно хотеть пить, но воду трогать нельзя. Джеймс в замешательстве смотрит на домашнего эльфа. — Что это значит? — Нельзя пить воду из озера, иначе можно умереть, — Кричер выглядит поникшим. Регулус произносит короткое заклинание, лодка не перестает покачиваться, что доверия не внушает. Однако Джеймс доверяет Регулусу. — Если боишься, можешь остаться здесь, — говорит Регулус и садится в лодку. Она совсем маленькая, здесь едва поместятся два взрослых человека. Джеймс недовольно хмыкает на его слова, осторожно садясь напротив Регулуса и беря в руки два весла. Кричер оказывается посредине. Они отплывают дальше от берега, и Джеймс чувствует, как страх неизвестности сковывает его. *** Острое, неприятное ощущение, предзнаменующее, что что-то не так, покалывает в груди. Когда они доплывают до пещеры, звуки бьющихся о скалы волн, крики чаек и трепещущие порывы ветра словно в один миг заглушаются. Слышится лишь, как весла бьются о воду. Темнота пещеры будто принимает в когтистые лапы каждого, кто доплывает досюда. Джеймс улавливает слабое эхо темной магии, проникающую под кожу, подобно пронизывающему до костей ветру там, на скале. — Люмос. Регулус подсвечивает путь. — Наверху, — в голосе домашнего эльфа распознается страх. Лодка останавливается возле гладких камней, собирающихся в некое подобие пирамиды. Регулус выходит первым, и Джеймс тут же поднимается за ним, чуть не падая из-за неожиданного покачивания лодки. Он не хочет отпускать Регулуса дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Джеймс изо всех сил пытается слепо верить, но проблема в том, что они готовы лечь друг за друга костьми; навсегда потерять доверие другого, причинить ужасную боль, только бы другой продолжал дышать. Почему-то никто из них так до конца и не понимает, что воздух, без одного, для другого будет ощущаться мертвым. Джеймс быстро ровняется с Регулусом, не отстает ни на шаг, словно ребенок, жаждущий добежать первым. Регулус вопросительно поднимает брови, чуть наклоняет голову. — Мы находимся рядом с древней темной магией, а ты ведешь себя как ребенок. — Нет, я просто слежу, чтобы ты не бросился умирать первым. — Никто не собирается умирать сегодня, Джеймс. — Ты бы так не говорил, если бы попал во временную петлю… — шепчет он в сторону. Когда они добираются до каменной чаши, наполненной зельем, Джеймс замечает, как Кричер трусливо поднимает палец чуть выше стойки с чашей. — Кому-то надо выпить зелье, — говорит домашний эльф, — надо пить, пока чаша не опустеет, будет мучить жажда, но воду в озере трогать нельзя. Только тогда можно получить медальон. — Рег, не ты говорил, что никто не собирается умирать? Регулус молчит, затем переводит взгляд на Джеймса. О, как же он ненавидит этот взгляд; переполненный сожалением, горечью и потухшей надеждой. Мне жаль, — говорит Регулус глазами. Джеймс качает головой. — Нет. Даже не думай об этом. Мы справимся вдвоем. — Кому-то придется выпить зелье, и… — Нас здесь двое! — выпаливает он, смотрит на Кричера и исправляется. — Трое. Даже если кто-то пьет зелье, другие могут помочь ему не умереть. Регулус испускает протяжный вдох. — Я мог бы попросить Кричера аппарировать тебя отсюда. Джеймс хмурится. — Дай нам шанс. Регулус нехотя кивает. — И как мы решим, кто будет пить? Я не позволю Кричеру вновь испытывать это. — Положимся на удачу, — с этими словами Джеймс лезет в карман, доставая галеон. — Не смотри так разочарованно, Ремус показал мне это. Так вот, я подброшу галеон, если выпадет дракон, пить буду я, если гладкая сторона, то ты. Все честно. — Никакой магии. Джеймс усмехается. — Такой магии не существует. — Вы могли бы и придумать, если так решали каждый свой спор. — Я знал, что ты считаешь меня умным. Регулус закатывает глаза. — Хорошо. Джеймс удовлетворен, что понадобился простой галеон, не какое-нибудь подобие дуэли. Тревожное чувство никак не покидает его, да и как может, когда они в такой ситуации. Джеймс подбрасывает галеон. На самом деле, когда Ремус только показал такой способ решения споров, Питер как-то сказал, что Сириус обязательно придумает какое-то заклинание, чтобы галеон падал так, как надо ему. Однако было принято единогласное решение, что использоваться будет честный способ решения. Галеон приземляется в другую ладонь, Джеймс накрывает его. — Покажи. Джеймс делает глубокий вдох. Им определенно надо было придумать то заклинание. Он слышит, как Регулус усмехается. — Можно было и не подбрасывать, — Джеймс делает шаг, и Регулус тут же поднимает подбородок, приковывая тяжелым взглядом. — Мы договорились, не так ли? — Просто… Просто давай сделаем все, чтобы мы оба вернулись. Регулус расслабляется, кивает и переводит взгляд на чашу. — Не дай мне выпить из озера, — обращается он к Джеймсу. — Кричер, если Джеймс не справится со своими чувствами, аппарируй его… — Ты не можешь! — возмущается он. Регулус не обращает внимания и продолжает: — Аппарируй его дальше от меня, потом вернись ко мне, забери медальон и, — достает из кармана подделку, — замени его на фальшивый, а настоящий уничтожь. — Ты должен выжить, Регулус, — твердо говорит Джеймс. — Иначе я вернусь обратно и сделаю все сам. Регулус не отвечает, поворачивается к чаше и напоследок невесомо касается костяшек пальцев Джеймса. Он ненавидит каждую секунду того, что происходит после; удерживать Регулуса рядом с чашей, помогая Кричеру поить его зельем, сжигающим легкие, принося ни с чем не сравнимую боль и ужасающую жажду, от которой разум теряется. Кожа Регулуса словно стала бледнее, болезненно бледнее. Регулус что-то говорит в бреду, неразборчиво шепчет, — это водопад слов, срывающийся с пересохших губ, и Джеймс не уверен, что может отличить слова друг от друга. Регулус пытается вырваться из хватки Джеймса, но тот держит крепко, сжимает пальцы на худых руках, оставляя синяки, и умоляет продержаться еще чуть-чуть. Это должен быть я. Это должен быть я. Это должен быть я. Это должен быть я. Это должен быть я. Слезы заполоняют взгляд. Он так хочет уйти отсюда, закрыть глаза и открыть в другом месте, где не надо бороться за жизнь, где солнце сияет над головами, а счастье кружит в воздухе, где никогда не было горя и смерти, пускай все пережитое и сделало их теми, кто они есть. В холоде пещеры Регулус ощущается обманчиво горячим. Джеймс продолжает удерживать его, пока зелье издевательски-медленно заканчивается. — Мы почти справились, дорогой, — нашептывает он. Внезапно чаша пустеет, отдавая злополучный медальон. — Мы сделали это… Но резко Регулус вырывается. Джеймс теряет равновесие, и в темноте Регулус исчезает из его поля зрения. — Рег? Кричер? — испуганно зовет он. Вместо ответа Джеймс слышит, как нечто царапает камень. Он хватает свою палочку, подсвечивает местность и ужасается, когда понимает, что с каждой стороны из озера, цепляясь костлявыми руками, вылезают инферналы. — Регулус! Джеймс посылает несколько заклинаний, к сожалению, не наносящих никакого вреда, лишь слегка задерживая их. Он пытается пробиться, пока цепкие когти инферналов хватают Регулуса у самого края воды, они царапают бледную кожу, желая забрать с собой на дно, делая одним из мертвецов, навсегда заклейменным защищать крестраж. Сердце бешено стучит в груди, Джеймс отбивается от инферналов — безуспешно, их когти также раздирают и его кожу, но он продолжает прорываться к Регулусу, тепля надежду на то, что у них получится выйти из пещеры живыми. Инферналов становится слишком много. Палочка выпадает из рук, Джеймс чувствует, как они тащат его к воде, уводя все дальше от горстки камней, утягивая все дальше и дальше от берега. По крайней мере, — думает Джеймс, — Регулус не умрет в одиночестве. — Кричер, — кричит Регулус, кашляя от попавшей в рот воды, — уведи Джеймса. — Не смей… — выдыхает он, морщась от ран, нанесенных когтями инферналов. Перед тем, как темнота пещеры сменяется пасмурным небом, Джеймс видит, что инферналы, вцепившись в тело Регулуса, утаскивают его под толщу воды. Джеймс падает на колени, судорожно хватая воздух. — Ты должен вернуться за ним! — Мастер Регулус велел… — Вернись за ним, пожалуйста, спаси его. Хоть кто-то должен спасти его. Он… Я никогда не могу спасти его… Он не заслуживает ничего из этого… — Джеймс продолжает без остановки повторять одно и тоже: У меня не получилось. Снова. Я не смог спасти его и никогда не смогу. Я должен был быть на его месте. Я должен был умереть и разорвать петлю. — Прошу тебя, вернись за ним… — вновь просит Джеймс. — Последний приказ мастера Регулуса, — говорит Кричер, и Джеймс слышит, что эльф на грани слез, — спасти мастера Поттера, забрать амулет и уничтожить его. Джеймс сминает эдельвейсы в руках, и уставившись в землю, измучено шепчет: — Он мертв. Регулус мертв. Из его горла вырывается сдавленный крик. Каждая последующая минута тянется отвратительно долго. Чайки истошно кричат, промозглый ветер подпевает бьющимся о скалы волнам. На месте вырванных эдельвейсов вырастут новые; мир продолжит существовать, но Регулус мертв. Джеймс мог бы пожертвовать всем чертовым светом, если бы Регулус вернулся к нему. Джеймс тянется к груди, сжимает кулон, и все его существо просит Регулуса услышать мольбу. Но, конечно, никто не приходит. Раны неприятно зудят, кровь окрашивает белые лепестки, траву и землю под ним, но имеет ли это какое-то значение? Он мог бы пролить океаны собственной крови, но Регулуса это не сделает менее мертвым. Джеймс закрывает глаза. Он никогда не сможет спасти его. Часть 2. Трагедия Регулуса Блэка. Yes, my love, I confess to you I’ve nothing but the means to break your heart in two Я надеюсь, — скрежет пера по пергаменту разносится по маленькой темной комнате, Регулус Блэк тяжело вздыхает, пальцы слегка подрагивают, делая буквы в некоторых местах прерывистыми, совсем не похожими на идеально отработанный почерк наследника дома Блэк, — в другой вселенной или мире мы можем сидеть за одним столом и не видеть в друг друге наших родителей, не видеть шрамы, оставленные изломанным прошлым, и, может быть, я смогу быть гораздо лучшим братом, — Регулус шумно зачеркивает последние слова, комкает пергамент, опускаясь лбом на него, сжимает край стола, цепляясь ногтями в деревянную поверхность. Так он не оставит следов-полумесяцев на ладонях, и Пандоре не придется вновь беспокоится за него, но такой боли недостаточно — она не заглушает весь вихрь эмоций, ему нужно… Регулус слышит тихий скрежет открывающейся двери — Пандора, как и всегда, заходит бесшумно, в противовес его матери, чьи шаги он распознавал, как только она наступала на первую ступень, ведущую на второй этаж. Регулус поднимает полный усталости взгляд — Пандора хмурится, заклинанием делает свет в комнате ярче, затем окидывает внимательным взглядом. В светлых глазах полно невысказанной скорби и так много любви, что Регулусу становится тошно. От самого себя. Пандора, в слабое прикосновение по темным, слегка вьющимся волосам, отдает всю нежность, на которую способна, но Регулус не уверен, что имеет права принять хотя бы малую ее часть. Он разобьет ей сердце. В конце концов, он разбил его каждому, кого когда-либо любил. — Ты мог бы, — она тут же замолкает, прекращая перебирать его волосы. Пандора замечает, как Регулус напрягается, становится похожим на прижатого к стене кота, с ощетинившейся шерстью. — Они бы могли помочь. Хотя бы кто-то из них. Регулус убирает голову от ее рук, взгляд мрачнеет, — нарастает шторм. — Нет. Мы никогда не были настоящей семьей, каждый из Блэков выживает так, как научился. — Реджи, — мягко, почти умоляюще, — хотя бы Сириус заслуживает знать. Регулус не умеет злиться на Пандору, он восхищается ее способностью видеть в людях лучшее, искать любовь там, где она была похоронена многие годы назад, оставив после себя кенотаф воспоминаний. — Сириус сражается на своей войне, я — на своей. Мы не вмешиваемся в жизни друг друга с моего четвертого курса, моя смерть для него будет временным неудобством. Голос ее ломается. — Не говори так… — Ты должна уйти. Эван хотел бы, чтобы ты была в безопасности. — Я не могу отпустить друга, идущего на верную смерть. Регулус хотел бы не разбивать ее сердце своей смертью, не хотел причинять ей боль тем, что неизбежно должно было произойти. Может быть, он был рожден только для того, чтобы умереть в попытке стать чуточку лучше. Пандора не заслуживает так быстро потерять брата и лучших друзей, но у нее все еще остается Ксено. — Я скажу Эвану, что ты в безопасности, — улыбается он, смотря на мокрые глаза Пандоры. Она вертит головой. — Вернись, пожалуйста. Эван мертв, Барти… — Регулус знает, что она хочет сказать: Барти погиб вместе с Эваном, от него осталась лишь оболочка когда-то их дорогого друга. — Я не хочу потерять и тебя. Регулус поднимается, надевает висящее на спинке стула пальто. — Ты должна забыть обо мне. Будет проще, если никто не станет скорбеть. Пандора судорожно вздыхает. — Все хорошо, — продолжает он, — моя звезда все еще будет на небе. Возвращайся к себе, пока Ксено не начал волноваться. Регулус в последний раз смотрит на Пандору, она одна из причин, почему он решился на все это. Пандора исчезает в камине, Регулус зовет Кричера. Сегодня он попытается быть храбрым, хотя бы раз за восемнадцать лет. *** Джеймс открывает глаза, жадно хватая воздух. Он резко садится, в панике осматривает комнату, но перед глазами вспыхивают только картинки проклятого озера; полчище инферналов, забирающих Регулуса на дно. В ушах все еще стоит крик чаек, морской запах продолжает витать по смутно знакомой комнате. Он опять не смог спасти Регулуса. Ему нужно было наплевать на договор и самому выпить зелье… тогда Регулус мог быть все еще жив. Джеймс расфокусированным взглядом смотрит на свои руки, кровь окрашивает ладони, растекается по ним, словно в тот раз, когда Регулус умер на его руках. Он никогда не сможет спасти его, не так ли? Тело бьет крупной дрожью, на ватных ногах он поднимается с кровати. Джеймс выходит из комнаты, оказываясь в незнакомом месте. Он так хочет все это закончить, у него не осталось никаких сил. В один момент Джеймс просто падает на колени, пока горячие слезы обжигают кожу, а сердце вырывается из груди. Он чувствует слишком много, все наваливается лавиной, от которой нельзя убежать. Джеймс так хочет избавиться от всего этого. Прекратить испытывать столько боли. — Я не могу больше… не могу… — Джеймс закрывает ладонями лицо и заливисто смеется. — Это невыносимо. — Джеймс. Это голос Ремуса? Он не может разобрать, не может сосредоточиться ни на чем, кроме продолжающихся картинок смерти Регулуса. Ремус вздыхает и садится напротив Джеймса. Отводит его руки от лица, сталкиваясь с разбитым, потерянным Джеймсом Поттером. Ремус понятия не имеет, кто или что сделало его таким, и сейчас для этого не время, поэтому он просто прижимает Джеймса к себе, пока тот продолжает захлебываться в рыданиях. Ремус не обещает, что все будет в порядке, что они справятся с этим, потому что такие вещи он обещать не в силах. Все, что он может — дать Джеймсу безопасное место. Со временем становится легче. Дыхание приходит в норму, Джеймс обнаруживает себя сидящим на коленях, сжимающим тело Ремуса. Следующее, что он понимает — это не общежитие Гриффиндора. — Где я? — голос кажется гораздо более хриплым. — Твоя и Сириуса квартира. Ремус отстраняется от него, не пряча в глазах тревоги. Он порывается что-то спросить, но Джеймс не может медлить. Что-то похожее на слабый огонек надежды вспыхивает в нем. — Какой сейчас год? — Семьдесят девятый… — Ремус кажется немного сбитым с толку. — Регулус, — тяжело сглатывает, — он ведь все еще жив? — Скорее всего… да? О нем давно никто ничего не слышал… Почему ты… Джеймс тут же поднимается, поправляет очки и говорит: — Где Сириус? Нам всем нужно срочно поговорить. *** — Ты выглядишь… немного безумно? Ремус молча соглашается с ним, что видно по тому, какие настороженные взгляды он бросает на Джеймса. — Сейчас середина ночи, мы не могли бы отложить разговор… Джеймс резко обрывает его: — Мы не можем одолжить разговор, потому что твой брат прямо сейчас может умирать на дне озера после того, как предал Волдеморта и попытался достать его крестраж. — О чем ты говоришь? Сириус становится отстраненным; так всегда, когда речь заходит о его брате. — Я попал в гребаную временную петлю, просыпался в нашем общежитии тридцать раз, смотрел, как умирают мои родители и наши друзья, не в силах ничего сделать с этим. На короткое время воцаряется молчание. Сириус и Ремус переговариваются с друг другом без слов, то и дело бросая встревоженные взгляды на Джеймса. — Но причем здесь Регулус? — осторожно спрашивает Ремус. — Потому что я возвращаюсь назад каждый раз после его смерти. Я пытаюсь удержать Регулуса, но он получает метку и становится Пожирателем Смерти, в итоге умирая, получая крестраж. В последний раз я последовал за ним… — Джеймс опускает голову, не в силах выдержать взгляды друзей. — Я убедил его взять меня с собой в пещеру, в которой находится крестраж, но не смог спасти его. Опять. Пальцы снова начинают подрагивать. Джеймс делает несколько глубоких вдохов и выдохов, становится легче, особенно ощущая руку Ремуса на спине. Джеймс боится увидеть в светло-серых глазах Сириуса разочарование, боится, что тот отвернется от него. Не так страшен гнев, как безмолвное обвинение в предательстве. Лучше пусть Сириус злиться, выплеснет злость на то, что Джеймс посмел дружить, и, что хуже, встречаться с его младшим братом у него за спиной. Он может это пережить, как не сумеет, если Сириус просто оставит его. — Я не справлюсь один, — кажется, Джеймс впервые признает это. — Ты говоришь о моем брате так, будто он тебе небезразличен. Джеймс позволяет кончикам губ приподняться в слабом подобие улыбки, ему нечего скрывать. Если ничего не выйдет — или уже не вышло — то все забудется и начнется заново. — Я люблю его, Сириус, — с отчаянием кается он, — и я не смогу выдержать еще одну смерть Регулуса. Мы должны вытащить его оттуда. Пожалуйста. — Я знал. Джеймса будто окатили холодной водой. — Карта не всегда была у тебя, — продолжает Сириус, — но я не знал, что ты любишь его… подобным образом. Я просто хотел, чтобы ты вывел его на свет, как когда-то меня. Но у меня не получилось, — хочется ответить ему. Джеймс пытался, но этого никогда не было достаточно. — Значит, ты не злишься? — О, я злюсь и еще как. Ты встречался с моим младшим братом у меня за спиной! Но это все равно не так странно как… временная петля, серьезно? Джеймс облегченно выдыхает. — Я никогда не читал о временных петлях, — подает голос Ремус. Он собирается продолжить мысль, но Джеймс перебивает его: — Давайте оставим это на потом, хорошо? Я не хочу опять проснуться в общежитии Гриффиндора на седьмом курсе, нам нужно вытащить Регулуса. Сириус все еще пребывает в сомнениях, но у Джеймса нет времени, если оно вообще осталось. Джеймс начинается метаться влево-вправо, нервно перебирая волосы, обдумывая дальнейшие действия. — Я не смогу аппарировать нас троих так далеко. На такое расстояние переместить нас может разве что магия эльфов. Он останавливается, с извинением смотря на Сириуса. Джеймс понимает, как трудно Сириусу будет вновь переступить порог того дома, но у них нет выбора. — Нам надо попасть в дом на площади Гриммо. Сириус, ты мог бы попросить Кричера помочь? Сириус устремляет на него твердый взгляд. Ему это не нравится, но он пытается сдерживать эмоции, что на самом деле совсем на него не похоже. Ремус подходит к нему, осторожно поглаживая по плечу. Сириус заметно успокаивается. — Мы не сможем разрушить защиту дома. Там использовано много древней защитной темной магии, это займет много дней, если не недель, а камин нас не пустит. — Перед тем, как попасть в петлю, мне удалось пройти. Не знаю, как. Регулус говорил, что позволил бы мне зайти, если бы знал, что умрет, — он кусает себя за губу, — может быть, он поступил так же. Во взгляде Сириуса мелькает что-то неизвестное Джеймсу, напоминающее горечь. — Тогда давайте попробуем, — говорит Ремус, — если Регулус вновь сделал это, то хотя бы ты сможешь пройти. *** Дом впускает их троих. Сириус называет это странным, потому что Ремусу тоже удается войти внутрь, но это лучше, чем если кто-то один имел доступ. Сириус зовет Кричера, но в доме — мертвая тишина. Тогда Джеймс быстро поднимается, вновь оказываясь перед дверью в комнату Регулуса. Кажется, все происходило целую вечность назад. Пока Джеймс стоит, погруженный в воспоминания, Сириус слегка толкает его и громко открывает дверь — та бьется о стену. Он с каким-то отвращением оглядывает комнату брата, что-то говорит под нос, вероятно, выражает нелюбовь к сомнительным вырезкам из газет на стене и к большому количеству зеленого. Радость наполняет Джеймса, когда он замечает те же самые тетради, разбросанные на столе, в которой Регулус, скорее всего, пытался понять, что именно спрятал Волдеморт. — В них должна быть информация о крестраже, — говорит Джеймс, беря одну из тетрадей и начиная листать. — Ты, кстати, не объяснил, что такое крестраж, — бурчит Сириус, без желания читая записи Регулуса. — О, это такая штука, созданная с помощью очень темной магии, из-за которой ты-сам-знаешь-кого, нельзя убить. Ремус в удивлении приподнимает брови. — В принципе, я не удивлен, что кто-то вроде него сделал нечто подобное. Сириус молчит, только внимательнее вглядывается в записи. *** — Это ничем нам не поможет! — Сириус швыряет последнюю тетрадь в стену. Джеймс тоже желает почувствовать злость, но вместо этого ощущает лишь глубокое разочарование, словно кто-то скреб по его сердцу когтями. Он мог бы попробовать аппарировать сам, но сможет ли? Хватит ли ему сил? Джеймс открывает рот, чтобы рассказать новый план, но от неожиданности они втроем одновременно подскакивают, когда в комнате появляется паникующий домашний эльф. Страх сворачивается в животе холодным клубком. — Мастер Сириус, — говорит Кричер, — пожалуйста, спасите молодого мастера Регулуса… *** Регулус знал, что умрет забытым, в полном одиночестве, но он никогда не искал славы, не хотел быть героем. Регулус Блэк желал умереть всеми забытым. Если бы воспоминания о нем стерлись, никому бы не пришлось его оплакивать, ничье сердце не было бы разбито. Пандора, Эван, Барти. Джеймс. Сириус. Пандора перевелась в Шармбатон после пятого курса, и, если бы не смерть Эвана, они никогда бы больше не увиделись, но, может быть, расстояние и время сумело чувства Пандоры смягчить. Регулус хочет верить, что первая и последняя встреча не позволили ей проникнуться временами Хогвартса, и она не станет скорбеть по нему. Эван и Барти следовали за ним. Они держались друг друга, и Регулус не думал, что смог бы продержаться дольше, если бы они не были рядом. Однако, через год Эван погиб на одном из рейдов, а Барти закрылся в себе. Эван удерживал Барти от пропасти, принося в его жизнь какой-никакой свет — с гибелью Эвана Барти перестал держаться, полностью отдавшись Пожирателям Смерти и служению Темному Лорду. Регулус не мог стать для него якорем, он и себя-то еле удерживал. Джеймс продолжал присылать письма пока не потерял всякую надежду. Регулус любовно складывал их в шкатулку, перечитывал каждое слово по несколько раз, будто мог снова почувствовать присутствие Джеймса рядом. Регулус ругал себя за то, что не в силах оборвать с Джеймсом связь, отказаться от его писем и сосредоточиться на миссии. Он жалел, что когда-то отдал свое сердце Джеймсу Поттеру. Оно должно было навсегда находится в темноте, в одиночестве, а не греться в лучах солнца. Если существовало более одной жизни, если ему позволят переродиться, Регулус желал найти свое солнце в другой жизни. Сириус. Его назвали в честь звезды, но для Регулуса он всегда был небом. Как дети завороженно смотрят на небо, не понимая его бескрайности, так Регулус смотрел на Сириуса. Он затеял все это по большей части из-за Сириуса. Они не разговаривали с четвертого курса, обменявшись репликами лишь раз — в день, когда Сириус сбежал из дома, но он никогда не переставал испытывать нечто подобное любви. Впрочем, окончательно разорвать отношения с братом было правильно, потому что Сириус не бросится спасать его, не станет оплакивать его смерть. И все же… внутри Регулус по-детски хотел, чтобы Сириус признал его храбрость, чтобы гордился им, видел равного себе, а не человека из семьи, которую ненавидит. Регулус смотрит на размытые дневные лучи, проникающие под воду, он тянет руку — к солнцу, к небу. Он тонет в темных водах озера, принимая судьбу. Смерть заключает его в свои объятия, проникает под кожу, забирая в пугающие лапы забвения. Сознание покидает его. Это к лучшему, — думает Регулус; у него не было никакого будущего — смерть, пускай и в восемнадцать лет, это логичный конец. Он хотя бы попытался быть храбрым. В последний раз. Сириус никогда не узнает об этом; наверное, продолжит ненавидеть до конца своей жизни, но ненависть — это тоже чувство, иногда даже построенное на основе любви. Регулус рад, что Сириус чувствовал к нему хотя бы что-то и что когда-то в далеком детстве Сириус любил его. Считал братом. Регулус цепляется за эти мысли, когда сознание угасает. Протянутая рука кажется миражом, но он хватается за нее, позволяя спасти себя. Регулус не может дышать, не может отпустить того, кто все еще обнимает его, сердце в груди колотится, он откашливается, но больше не смотрит на небо через кромку воды. Регулус видит под собой камни. — Реджи, ты слышишь? Ты в порядке, все хорошо, мы вытащим тебя отсюда. Регулус поднимает голову. Это Сириус. Он удерживает его за плечи, одновременно наставляя палочку на инферналов. Это Сириус, и это не иллюзия или недостаток кислорода. Регулус смотрит на Сириуса, словно впервые увидел небо. — Нам нужно быстрее аппарировать! До боли знакомый голос заставляет судорожно метаться взглядом, пока не находит Люпина и Джеймса, отбрасывающих инферналов заклинаниями. Где-то чуть дальше он даже замечает маленький силуэт Кричера. — Это безумие. Сириус усмехается. — Это Гриффиндор, братец. Давай, ты можешь встать? — Регулус кивает. Хотя встать получается с трудом, они не смогут сдерживать инферналов вечность. Сириус обхватывает его, помогая идти, и последнее, что Регулус слышит — встревоженную просьбу не терять сознание. *** Джеймс бесцельно водит пальцами по внутренней стороне его ладони. Грудь Регулуса медленно вздымается и опускается, он дышит, его сердце бьется, он живой, живой, живой, живой, живой, живой… Сколько раз Регулус умирал подобным образом? Из раза в раз он сжигал свои легкие, превращал кровь в бурлящий поток пламени, отдаваясь острым когтям инферналов, что сдирали кожу живьем, утаскивая на дно озера, обращая в одного из хранителей крестража. Но теперь Регулус в безопасности. Джеймс качает головой, замечая проблески темной метки на предплечье, скрытого за легким одеялом. Нет, пока что никто из них не в безопасности, но разорвало ли это петлю? Впрочем, он мог подумать об этом позже. Сейчас все его мысли витают вокруг Регулуса. Даже магия не смогла залечить большинство ран, оставленных инферналами. Джеймс цепляется взглядом за тонкую полоску шрама, заканчивающуюся только у подбородка, и таких множество по всему его телу. Он осторожно целует чужую ладонь. Несмотря на все, Регулус жив. Он взялся за протянутую руку. Может, Регулус просто ждал, когда Сириус сделает это. Может, это всегда должен был быть Сириус. — Когда ты в последний раз спал? Джеймс слышит хриплый голос и тут же поднимает глаза. Уголки губ Регулуса приподняты в слабую улыбку. Мерлин, как сильно он хочет поцеловать его. — Ты жив, — шепчет он, сжимая его ладонь, — ты жив… — Ты как всегда наблюдателен. Джеймс тихо посмеивается. — Никогда не делай так больше, пожалуйста. Ты был на грани смерти. Регулус аккуратно освобождает руку и протягивает ее, мягко касаясь его щеки. Джеймс подставляется под касание, словно под солнечные лучи глубокой зимой. — Ты пришел за мной. И Сириус. Мне было так страшно, — признается он. — Я хотел исчезнуть, но… — Регулус замолкает. Джеймс может понять его чувства, но также он знает, что лучше всего будет отложить серьезный разговор на потом. — Как вы узнали? Он объяснит ему, но не сейчас. — Я ведь обещал прийти за тобой, — может, не в этой петле, но Джеймс дал обещание не только Регулусу, но и самому себе. Джеймс видит тень недоверия, но перехватывает его ладонь, медленно наклоняется, в желании подарить поцелуй в лоб, но дверь в спальню резко открывается, являя немного раздраженного Сириуса. — Нет, нет, нет, — говорит он, подходя к кровати, отрывая Джеймса и Регулуса друг от друга. — Никаких поцелуев пока я здесь. — Секунду назад тебя здесь не было, — ворчит Регулус. — Но как хорошо, что теперь я здесь, не так ли? Регулус закатывает глаза. — Ты сторожил под дверью, чтобы ворваться в нужный момент, — Ремус ставит на рядом стоящую тумбу несколько зелий. — Твое состояние стабилизировалось, но тебе все еще придется какое-то время принимать это. — Да, я буду внимательно следить за этим, и, — Сириус показывает на Джеймса и Регулуса, — вот за этим. — Ты не высказывал ничего против наших отношений! — возмущается Джеймс. — Я просто не хочу смотреть, как мой младший брат и мой лучший друг тире названный брат, целуются. Ремус тяжело вздыхает. — Сохатый, он просто немного злится, что ты не рассказал ему раньше. — И это тоже. Немного. — Вообще-то, — начинает Регулус, — это мои отношения, я могу целовать Джеймса когда мне захочется. — Но не на моих глазах! Джеймс не может сдержать улыбки, наблюдая за начавшимися препираниями братьев Блэк, за Ремусом, который пытается отговорить Сириуса спорить и дать Регулусу отдохнуть. Джеймс уверен — впереди еще множество препятствий, но настоящее — оно блистает перед глазами, разжигая огонь надежды на светлое будущее ярче.