Карандаш и салфетка

Спустя пару месяцев пребывания в Тихом городе, у меня появилась догадка, почему он так называется. В нем сходишь с ума. Тихо. Меня в тот день опять разговорили. Многим и очень многим нравилось слушать про суровых Тайных Сыщиков, ловко выслеживающих и ловящих всяких там мятежных магистров, а ещё больше нравилось, что в стенах Дома у Моста они становились немного чокнутыми, но всё-таки людьми. К тому моменту я уже научился худо-бедно держать себя в руках и мысленно отгораживаться от тех событий. Рассказывать про какого-то левого Макса, который тоже был в числе тех героев историй. Но сегодня я, видимо, рассказал слишком личное. Увлекся и погрузился в историю с головой, снова переживая события. Выныривать оказалось очень неприятно. Сердце ныло, второе трепетно билось, голова неприятно пульсировала. Я попросил у трактирщика чего-нибудь крепкого, получил рюмку старой доброй водки, усмехнулся и осушил ее. После распрощался и отправился домой. Представляю, как я выглядел со стороны. С постной миной быстро шел по городу, так что волосы и накинутая рубашка развевались на воздухе. Не хватало дождя и какой-нибудь лирической мелодии. Но на моем пути не повстречалось музыкантов, а дождя здесь, кажется, вообще не бывает. Уже дома я сумел дотащить свою тушку до стола. Плюхнулся на стул, обхватил руками голову и уставился на стену напротив, как будто она могла помочь мне избавиться от так некстати накатившей тоски. Стена молчала, не реагируя на мой взгляд. Вздохнув, я подумал, что в моих лёгких категорически не хватает табачного дыма. На автомате проверив карман, я достал оттуда тонкий прутик и зажигалку. Щёлкнул, поднес пламя к кончику прутика, увидел дым, попытался вдохнуть. Ничего. Удивленный, поднес к глазам… Карандаш. Понятно. Экспериментальным путем мы сегодня выяснили, что карандаш курить невозможно. Полезное знание, кто поспорит. Все ещё смотря на канцелярский предмет я нервно заржал. «Вот так и сходят с ума» – подумал я. Повертел карандаш в руках и вытер подпаленый грифель об салфетку. Посмотрел на росчерк, который получился. Красивый. Как те, которые крутые поэты оставляют под своими стихами. А ведь когда-то я тоже писал стихи. В порыве чувств хватал ближайший пишущий предмет и выводил строчки на салфетках, визитках, и даже листьях, таким образом выплескивая эмоции наружу, остужая голову. Как вот сейчас. Я снова посмотрел на карандаш. Может, попробовать? Но я уже давно забросил это занятие, рассудив, что мои рифмы произведением искусства не являются и ценности не представляют. Хотя творчество свое на задворках памяти хранил. И даже рассказывал недавно, когда вез Магистра Нуфлина в Харумбу. Тот, вроде, даже остался доволен. Оба сердца опять ощутимо кольнули. Я поморщился и уверенно придвинул к себе салфетку. В конце концов попытка — не пытка. Вдохнул, прикрыл глаза и позволил чувствам превратиться в слова. Карандаш заскользил по бумаге: Тот мир, что полюбил меня когда-то, Прощается со мной. Сменились запахи полуденного сада Вечерней мостовой. Любимый мир, свой дом единственный Я должен защитить, Не дав порывам гнева и отчаяния Себя убить. *** Меламори несколько секунд молчит, смотря на помятую салфетку, потом переводит взгляд на меня. — Сильные слова. Тебе это помогло? — Да. После того, как я написал, ещё какое-то время не понимал, что со мной происходит. Хотелось плакать, было тяжело, а потом когда я мысленно перечитал написанное, все постепенно прошло. Салфетку я положил в одну из книг и забыл про нее, только изредка к ней возвращаясь, когда опять становилось плохо. Сам не помню, как взял ее перед тем, как решил идти. Но она здесь. Не шедевр поэзии, но очень значимые для меня строчки. — Сэр Шурф бы сейчас указал на все достоинства и недостатки твоего стиха, но я — не он. Поэтому я сделаю вот так. Она подошла ко мне и обняла. Нежно, уютно. Я тоже притянул к себе ее маленькую фигурку и вдохнул запах ее волос. Они пахли ягодами, пряностями, свежестью Хурона и мороженым. Пахли Ехо. Я не мог вернуться туда, но сейчас обнимал частичку, посла Города, Мира и Людей, которые мне дороги до безумия. Обнимая Меламори, я как будто обнимал их всех. Когда она вернётся, то принесет в город частичку меня… Нос предательски шмыгнул. — Ты чего? — Меламори отстранилась и посмотрела на меня. — Ничего, милая. Просто очень рад, что ты сейчас здесь, со мной, а не во снах. — Я тоже очень рада, Макс. Что тебе удалось выбраться оттуда, и что я смогла найти тебя. Я улыбнулся. Судя по всему, получилось вполне сносно, ведь моя прекрасная леди звонко засмеялась и снова накинулась на меня. Объятия на сей раз были крепкие, братские. Ее смех заразил и меня. Мы стояли и смеялись в саду Франка на границе Миров как будто только что успешно сбежали из Приюта Безумных. И, — грешные Магистры! — как же это было замечательно!