Мы.

      Майлз Моралес — классный парень и всё бы ничего, будь он немного везучее. Сейчас он по ошибке попал вообще не туда, куда ему надо было, так ещё и угодил в лапы… самого себя, только хуже — Майлза Моралеса ака Бродяги, чёрт его! Если бы не паника, он бы сразу заметил всю привлекательность самого себя в другом мире, и сейчас, когда ему удалось уговорить Бродягу на перемирие, он сидит на диване напротив и разглядывает каждую мелочь. — Хватит пялиться. Это неприлично.       Даже голос более грубый… словно этот Майлз'42 старше. Может он и правда повидал всякого? В любом случае Майлзу «младшему» приходится отвести взгляд и дождаться одежды хотя бы. В конце концов его костюм порван в клочья, а раны ноют. Тяжело вздыхая, Бродяга закатывает глаза и садится на этот же диван рядом. — Раздевайся.       Охх, опять этот властный голос… но, что? В смысле? Паук совершенно не понял его и по одному лишь взгляду он догадался, что лучше молча слушаться. Поэтому он начал стягивать костюм, и как раз заметил, что его «близнец» достаёт аптечку из ящика у дивана. Это успокаивает, значит, незачем иным мыслям развиваться в дурной подростковой голове, живот ему не собираются вспарывать. Пока что во всяком случае. Между тем, напрягало долгое отсутствие Аарона. — Не волнуйся. Я попросил его принести тебе немного еды.       Невиданная, мать его, доброта. Удивительно, как хозяин чердака чувствует и понимает без слов. Только что он был на волоске от смерти благодаря этим двоим, а теперь… — Ауч!       Шипит «младший» Майлз, когда ватка с антисептиком касается ран, и не вырывает руку только потому, что его запястье крепко держит Бродяжка. Тот поднимает на него серьёзный, сверлящий взгляд. Если честно — очень страшно такого злить, сейчас Паучок ему не угроза, его прихлопнут и не заметят, поэтому приходится притихнуть и свободной рукой сжать край дивана, чтобы как-то контролировать своё нытьё.       Майлз'42 ухмыляется, наблюдая за тем, как его гость вжимается, — ногами в пол, а спиной крепко-накрепко в спинку дивана — корчится, но не издаёт и звука, терпит. Вскоре ему пришлось сменить вату и перейти на грудь. Прежде, он руками прошёлся по краям глубоких порезов, всё также наблюдая за забавным выражением лица своего пациента: теперь он очень даже мило, прикольно прикусил губу и изредка поглядывал за действиями своего мучителя. — Ты такой жалкий и слабый. Это всё твои паутинки? Как ненадёжно и самоуверенно.       Сказал он, предварительно откашлявшись, чтобы нарушить неловкую тишину. Ему надо было делать вид такой же грозный, как и при встрече, хотя не то чтобы он врал о слабости Паука. Тот в свою очередь лишь недовольно фыркнул, потому что сразу же ему начали обрабатывать грудь, приходилось снова терпеть.       Майлз'42 очень близко расположился к гостю, лишь иногда отлепляясь от груди, чтобы вновь глянуть на лицо. В очередной такой раз зашёл Аарон, который вернулся с магазина. Он принёс все, что любит его Майлз и он сам, а Паук, мол, пусть не вредничает. — За моё отсутствие вы неплохо сблизились.       Отшучивается дядя. Видеть его живым и даже, кажется, иногда искренне радостным непривычно, но приятно и удивительно. Шутка эта повлекла за собой лишь холод со стороны лекаря — Майлз «старший» отодвинулся и теперь совсем не смотрел на Паучка. Вместо этого он достал из аптечки бинт и кинул в него. — Разберёшься.       Этот тон отличается от тех, что были ранее — до прихода Аарона. Это тот тон, когда они только встретились — грубый, полный недоверия, презрения, хотя глаза его тогда были наполнены страшным интересом. Хотя, может, Майлзу кажется… когда кем-то интересуются — не хотят убить!       В любом случае, Пауку приходится самому «зализывать» раны. Бинтов мало, надо использовать рационально. Бродяжка, видно, решил заняться едой в пакетах, заодно и переговорить со своим дядей. Были бы у Майлза силы — он бы, может, и подслушал, но сейчас любое напряжение отдаёт дикой болью. Ему приходится сосредоточиться на обработке, хотя в процессе, его мысли посетил взгляд «старшего» — то, как он ухмылялся при виде скорченного от боли лица пациента. Может он садист? Однако не похоже — за запястье он держал крепко, но нежно, как и обрабатывал раны. Хотел бы сделать больно — обязательно сделал бы. Всё что можно было забинтовано. Не очень аккуратно, зато в стиле Майлза. Теперь ему открыто три пути: сбежать, подождать и подойти узнать. Будь он беспросветным, наивным идиотом, как и до событий в паутине вселенных, наверное, сбежал бы. И плевать на боль, помехи, вызванные 34 миром, дабы показать свою недоброжелательность. Сейчас же — ему некуда бежать. Точнее есть. Он всё ещё должен вернуться, чтобы спасти отца, но как? Он в заложниках здесь, и единственный, кто может что-то знать и помочь — Майлз Моралес, тот, которого здесь называют Бродягой. Тот, который внезапно швырнул в Паука худи.       Убрав ткань с лица и изучив добрый жест, он поднял взгляд на Бродягу, тот смотрел, опять же, так холодно, что кровь застывала, нехотя продвигаясь по венам, а сердце ёкало — толи от страха, толи от чего-то непонятного, ведь было в этом что-то уникальное — смотреть на самого себя, который не ты, который не в зеркале… Его необычный выбор причёски тоже интересовал — хотелось расспросить о многом, не подвергая свою жизнь опасности, но вряд ли выйдет…       Бродяга шикнул, благодаря чему Майлз понял, что завис и снова бесцеремонно пялится на «близнеца». — Ты надевать будешь, нет?       «Старший» кивнул на кинутое ранее худи, которое Майлз умудрился до сих пор не надеть, хотя кожа уже покрылась мурашками от прохлады, а в горле собрался ком, поэтому как только одежда легла на тело — Паук откашлялся. Чувство, что ребра сейчас треснут. Не удивительно — он попал под ливень, а следом на сквозняк. Непривычное чувство — слабость, болезнь… его сильно вымотала погоня, эмоциональное напряжение, ещё и мир всеми силами пытается насолить парню своими помехами!       Аарон покидает чердак, предварительно шепнув пару слов племяннику. Тот кивает. Наблюдать за этим со стороны забавно, ровно также, как и страшно. Может его пытать будут? — Есть будешь?       Спрашивает Бродяжка сразу, как закрывает дверь и по звукам шагов убеждается, что Аарон ушёл. Единственное, что напрягает — он запер дверь за ключ. Казалось бы — обычное дело, но это чердак, к тому же очень хлипкий, для чего самому Бродяге обычный замок в таком месте? В любом случае, Майлзу не стоит зависать в мыслях, а хотя бы изредка отвечать вовремя. На умственно отсталого поздно косить для жалости.       Что он там спросил? Про еду? Вряд ли они её отравили, опять же, для убийства была куча других возможностей. Гораздо более эпичных, красочных. Равных появлению Бродяги и их знакомству. Поэтому он кивает и сразу же отводит взгляд. Ему очень хочется принять горизонтальное положение, расслабить всё тело, но обстановка, мягко говоря, совсем не располагает к такому.       Еда на вкус знакомая, словно где-то он такое пробовал. И будто читая мысли самого себя, Майлз'42 довольно хмыкает и падает рядом на диван с такой же порцией в руках, к тому же, умудряется протянуть приболевшему горячий чай. — Твой дядя должен был однажды купить и дать тебе попробовать. Оттого и знакомое ощущение. — «Ты что, мысли мои читаешь?!» — Ага.       Но Майлз не говорил это вслух. Его мордашка выражает все эмоции громче слов, а вопросы, интересующие Паука, так и мелькают бегущей строкой в его глазах. Такие вопросы не трудно угадать, когда общаешься сам с собой. — Брось. Это шутка.       Успокоил он гостя и принялся есть. Хотя «гостю» этому не очень лезет в горло, когда где-то гуляет Пятно, а в родном мире вот-вот погибнет отец… Ещё и Мигель… брр, мутный тип. Сглатывая ком в горле, он всё же продолжает трапезничать и съедает половину, запивая чаем — он сладкий, — отставляя остальное на стол рядом. Его «близнец» молчит. Он, кажется, намерен доесть всё. И правда доедает. Молча забрав недоеденную порцию вместе со своей, он встаёт и уходит вглубь чердака. — Ложись спать, Человек Паук.       А как же все проблемы? Он что, просто оставит его здесь? И как уснуть, когда только что он пережил предательство, его подростковый, по сути, детский мозг был травмирован грубыми словами, а домой попасть словно нет и шанса?! Бродяга подходит. Он берёт Майлза за плечи и укладывает насильно, видя, как участилось его дыхание и как он нервничает. — И не вздумай сбегать. Я найду тебя… даже если ты покинешь эту вселенную.       Хотелось бы ему сказать что-то на подобии «всё будет ок; утром разберемся», но нет. Это не его стиль. Он не неженка и никогда им не будет. Он сам пережил немало, повзрослел, теперь закалён и «младшему» стоит пройти тоже самое. Никто не должен нянчиться с ним.       Кажется, у него был план б, ведь Паучок действительно засыпает и очень быстро. Даже здесь он решил довериться незнакомцу, врагу… Благо, успокоительное — это не такой уж и яд. Не в этом мире и не для Человека Паука. Сам Бродяга остаётся рядом, укрывает его, рассматривает лицо. Его рука ложится на бедро, а на лице появляется неоднозначная улыбка, которая быстро пропадает. Теперь его брови нахмурены и он смотрит в одну точку. Ведь утром правда придётся что-то предлагать… Но как? Как всё ему объяснить…? Тяжёлый вздох. Ещё есть время подумать — спать Паук будет не меньше восьми часов.