Седьмой лепесток

Кунай с надписью "Убью, мразь!" вонзился в землю у ног Такеши, от следующего он увернулся. На них напали Сенджу, быть точнее — они их настигли. Напали внезапно, со всех сторон сразу. — Такеши Фуума, сегодня ты умрёшь, поплатившись за то, что посмел тронуть моих детей. Я уничтожу тебя! — направленная на Такеши катана четко выражала намерения хозяина. — О-о, сам Буцума Сенджу решил почтить нас своим присутствием. Вот только ты первым отдашь кровавый долг! — Такеши кинулся на главу Сенджу с катаной на перевес. Ударялась сталь о сталь, высекая искры, они не отводили друг от друга яростных взглядов, готовые испепелить соперника. Поляна напоминала один из кругов ада: бесконечные крики и стоны боли, лужи крови, яростью и ненавистью пропитался воздух вокруг. Сенджу побеждали. — Ты — чудовище, Сенджу! — обезумевши кричал Такеши, вновь и вновь нападая и защищаясь, но ярость сыграла с ним злую шутку: он подставился, и Буцума отрубил ему руку катаной, а затем вторую. И пришпилив катаной к земле спросил истекающего кровью врага: — Тебе заказали мою дочь? — спросила он, на что Фуума, сплюнув кровь, издал болезненный смешок. — Ты лишил меня всего! Ты забрал мою любимую, ты издевался над ней! Я просил отдать её мне, но тебе было плевать… Изанами всегда была моя! А ты... ты просто пришел и забрал её у меня, а потом убил... — О чем ты говоришь?! Изанами никогда не страдала от моей руки, я всегда уважал её. А та, про которую ты говоришь, никогда не существовала. Ты просто идиот, если повелся на историю в твоей голове, созданную ниндзюцу какого-то воина из Курам. — Нет, не может бы… — остекленевшие глаза закатилась, и Фуума испустил последний вздох. — Наши мысли, наше сознание порой может стать нам злейшим врагом, — прошептал Буцума, закрыв глаза умершему. Группа шиноби из клана Сенджу вернулась под утро, когда догорел костёр с телами павших врагов.

***

Ветер свистел в ушах. «Когда Каварама научился так быстро бегать?», — думала Итама и тут же обрывала себя. Главное, что все члены её семьи живы и целы, ведь все целы? — Да, Итама, все в полном порядке, — похоже последнюю мысль девочка произнесла вслух. А Каварама продолжил. — Вот только отец был зол, как ёкай, и мы все очень перепугались, когда Тора заорал, что тебя утаскивают. Стало ещё страшнее, когда мы поняли, что не можем сдвинуться с места. Нас держали тени представь себе — тени! В общем, доберёмся к нашим и Хаши все расскажет. — Что с Тобирамой? — Каварама немного напрягся, и Итама заметила это. — С чего ты решила, что с ним что-то случилось? Сама же знаешь, рассказчик он так себе, — подчёркнуто весёлым голосом сказал Каварама. — Нет, я знаю, с ним что-то нехорошее, я чувствую. Мы близнецы, ты меня не обманешь, — Каварама остановился и посадил сестру под дерево, начал развязывать веревки. — Итама, ты же знаешь, что отец почти всегда срывается на Тору, — он посмотрел в глаза сестре, закончив развязывать, и взял за плечи. — Прошу, только не волнуйся, с ним почти все в порядке, но отец его опять наказал... И это наказание Тора запомнит на всю жизнь — к сожалению, такие шрамы не проходят. — За что? За что, Каварама? За что папа так с ним? — кричала маленькая девочка и колотила маленькими кулачками в грудь брата, не переставая плакать. — Тора же не виноват, он никогда не виноват. Почему? Почему папа так с ним поступает? Почему папа ненавидит Тору? — последнее она уже тихо всхлипывала в объятьях старшего брата. Как только они добрались до своих Итама бросилась к Тобираме, который сидел в отдалении ото всех. — Тора! — она хотела обнять его, но тот, закутавшись в плащ поплотнее, выставил руку перед собой. — Не надо, Итама, не подходи ко мне... не смотри на меня. — Братик, мне всё равно как ты выглядишь! Я — это ты, а ты — это я. Мы с тобой одно целое, помнишь? Я буду всегда любить тебя таким, какой ты есть, ведь главное, что ты у меня есть. Ты веришь мне? — Да, всегда и всюду, — он поднял голову, и капюшон соскользнул вниз, открывая опухшее лицо. На щеках и подбородке были кровавые росчерки, с обожжённой кожей.