Дурная привычка

Эта зависимость появилась в жизни Нетейама не сразу. В детстве ему даже не приходило в голову заниматься чем-то подобным. Грызть ногти казалось так по-человечески, так неправильно и непонятно было портить то, что заложено самой Эйвой от рождения, пускай даже в таком незначительном жесте. Эта привычка у Небесных людей казалось странной, хотя юноша часто видел что-то подобное среди ученых, приходящих в их деревню. Но со временем — все изменилось. У Нетейама всегда были красивые руки, даже в далеком детстве, когда дети отличаются пухлостью. Его руки были красивыми и изящными, а пальцы — непомерно длинными даже в сравнении с остальными на`ви. И было непонятно, то ли они длинны сами по себе, то ли ногти вытягивали их визуально. Юноше и самому нравились свои руки. Нравилась их схожесть с руками горячо любимой матери. Нетейам помнил, как мама укладывая его спать, переплетала их пальцы между собой, будто неосознанно гордясь тем, как первенец похож на нее. Она поглаживала тогда еще маленькие пальцы сына у самых ногтей, напевая старую колыбельную на`ви, чтобы мальчик скорее уснул, а Нетейам тем временем засыпал, разглядывая светящиеся узоры на их руках, примечая, как они похожи. Где кончался один — начинался другой. Не это ли тайная связь матери и ее ребенка? Юноша помнил, как дразнил его брат, когда был маленький за по-женски хрупкие руки и как сам смеялся с шуток Лоака, ведь знал, какая сила была в этих руках. Знал, сколько труда было в это вложено. Он помнил, как впервые поднес пальцы к губам и больше не мог остановиться. — Не капризничай. — Строго и с напором проговорил как-то отец маленькому Нетейаму, когда он вступился за самого себя после выходки брата. — Ты старший. Нетейам усвоил урок. И больше не смел заступаться за себя. Тогда, как он помнил и появилась эта дурная привычка. От невозможности найти отдушину, поддержку или утешение — мальчик подавлял эмоции терзая собственные пальцы. Грызя ногти, обдирая кожу. Ему это не нравилось, но он был убежден, что это помогало. Не капризничай. При любой несправедливости от отца или семьи, при наказаниях и отсутствии извинений, пальцы Нетейама сами тянулись ко рту, и он сгрызал едва отросшие ногти. Сначала это было лишь поверхностно, но с возрастом и возросшей ответственностью шероховатостей и заусенцев становилось все больше. Ты старший. В особенно плохие дни, юноша мог до крови прокусить кожу возле ногтей. Только бы не жаловаться. Не терять самообладание. Быть сильным. Все стало хуже после прибытия в клан меткайина. Ссоры с местными жителями, требования родителей, новая жизнь и беспощадная реальность приводили к тому, что на пальцах юноши не оставалось живого места. Слишком много впечатлений, слишком много потрясений, много эмоций, которые подавлялись давно привычным способом. Руки истинного на`ви, которыми так гордилась его мать и он сам больше не были красивыми. Они выглядели болезненными, раненными и грубыми. Они больше не были похожи на материнские, он больше на них не смотрел и ни с кем их не сравнивал. Юноша старался от этого избавиться. Мазал пальцы горькими травами, пахучими снадобьями, тренировал силу воли. Но успехов, достигнутых им, хватало ненадолго. Любое эмоциональное потрясение, что он испытывал, неизменно приводило к сгрызенным ногтям и истерзанной коже. — Что с твоими руками? - Спросила как-то сына Нейтири, аккуратно взяв ладони сына в свои руки, осматривая поврежденную кожу вокруг пальцев. Она делала это настолько осторожно, будто снова приручала икрана. Возможно, тогда она считала старшего сына чем-то недостижимым. Далеким. — Ты поранился? В этот момент Нетейаму хотелось кричать. «Вы меня ранили» — кричал он в голове. «Это место ранило меня» — крик внутри становился все громче и от него изнутри закладывало уши. «Я хочу домой» — хотелось выкрикнуть юноше прямо в лицо матери, но он лишь беспомощно на нее смотрел, едва сдерживая себя, а потом улыбнулся и спокойно, как ни в чем не бывало проговорил слегка осипшим голосом: — Да, ma`sanuk, как оказалось — илу кусаются, если перетянуть седло на их спине. Очередная ложь.

***

— Он мой брат! Я пошел! — слышит Нетейам и подавляет в себе желание выругаться на языке Небесных людей. Хочется ударить брата. Накричать в ответ. Хотя бы замахнуться на него. Нельзя. Нужно держать себя в руках. Не капризничай. Юноша немного отходит от брата и его пальцы сами тянутся к губам. Лишь силой воли удается остановить их и вместо губ приложить к груди. — Вот как? Он твой брат? Это я твой брат. Дальше все происходит слишком стремительно, чтобы сконцентрироваться на чем-то одном, адреналин клокочет и мозг требует подчиниться инстинктам и терзать свои пальцы снова и снова. Это одержимость. Зависимость. Необходимость. Нетейам глушит это как может, но испытывает неимоверную жажду отвести душу. Сгрызть ногти до основания, если это поможет ему успокоиться. Нельзя потерять контроль. Ты старший. В конце концов успокаивает его не дурная привычка, а пуля. И больше нет жажды, есть только нестерпимая боль и желание вдохнуть соленый морской воздух полной грудью. Нетейам подчиняется порыву, но вдох не получается. И он пробует снова и снова, пока не слышит где-то сверху: — Голову ему держите! Голову! — дрожащий голос отца выдает волнение и когда Нетейама все же укладывают на холодные камни, фиксируя, он хватается дрожащими, искусанными пальцами за руки собравшейся вокруг семьи. Хочется все им сказать. Объяснить. Хочется, чтобы его услышали. Но юноша произносит лишь то, на что хватает сил: — Хочу домой, — и будто слышит понимание в отцовском голосе и сочувствие в глазах матери, а после — набирает воздуха и силится говорить дальше, но речь обрывается раньше, чем успевает начаться. Пальцы до побеления сжимаются в последний раз и отпускают руки близких, навсегда оставаясь с неровностями и шероховатостями от дурной привычки мальчика. И только спустя время, омывая тело Нетейама, Джейк обратит на это внимание, так до конца и не осознав, что явилось настоящей причиной истерзанных пальцев сына и сколько боли прятал его ребенок за янтарными глазами, оставаясь сильным до конца.