Цветные сны

Ловчая сеть, вообще-то усиленная руной, все-таки не выдержала и порвалась. Почуявший свободу попрыгунчик вытаращил и без того громадные зеленые глаза без век, но вместо того, чтобы полоснуть оказавшегося ближе к нему Сему когтистой лапой, широкими скачками понесся прочь. −Стой, зараза! – не своим голосом взвыл Сема, отбрасывая бесполезную дырявую сеть. – Держи его! Там же Летний! Федя, припустивший следом за вырвавшимся демоном, времени на крики не тратил. Но и беспокойства брата не разделял. Попрыгунчик – темно-серая, смахивающая на кузнечика тварь размером с добермана – несся через залитое ярким летним солнцем Марсово поле в сторону Летнего сада, очевидно, рассчитывая спрятаться от охотников где-нибудь в зарослях или пересидеть в пруду. Федя на бегу усмехнулся. Попрыгунчик первым доскакал до ограды, присел и оттолкнулся от земли мощными задними лапами, рассчитывая в один прыжок перелететь препятствие. Раздался смачный звук удара. Тварь благополучно налетела на невидимую стену блок-руны и, завывая от боли и досады, шлепнулась назад. Подлетевший Сема прыгнул тоже, всем весом приземляясь не успевшему подняться на лапы демону прямо на грудь. Звонко хрустнул хитиновый панцирь. Семин меч с усилием вошел в куда лучше защищенную плоскую голову. Федя рубанул наискось поперек мускулистой шеи твари, отрубая голову напрочь. −Попался, который кусался. – Сема улыбнулся и провернул в руке меч прямо с насаженной на него уродливой башкой. Туша демона стремительно рассыпалась пеплом. Сема стряхнул его ошметки с лезвия и убрал меч в ножны. Федя привычно стукнул кулаком о кулак брата и окинул глазами ограду сада. По ту сторону густо росли деревья, и все-таки в просветы между ветвями было видно гоняющую голубей детвору. Молоденькую женщину с изящной красной коляской. Женщина укачивала плачущего малыша и знать не знала, добычей какой твари едва не стала. Федя улыбнулся. −Я полагаю, этот был последним. – нефилим устало потер вспотевший лоб. Сема согласно кивнул и принялся стаскивать с себя куртку. Лето в Петербурге выдалось каким-то ненормально жарким и странно безоблачным. −Может, конечно, какой недобиток и затаился. – задумчиво проговорил брат, складывая куртку и закидывая ее себе на плечо. – Надо будет все-таки с месяцок понаблюдать. Но мне кажется, что попрыгунчиков в Петербурге мы больше не увидим. −Славная вышла охота. – Федя улыбнулся, обхватил брата за плечи и, пользуясь тем, что руна невидимости все еще действует, поцеловал в уголок губ. Сема слегка боднул его головой и подтолкнул в сторону трамвайных путей. −Пойдем домой. Жарко, как в аду. −Ты хотел сказать в Волгограде? – фыркнул Федя, и брат совершенно так же тряхнул русой челкой. Две недели, проведенные в волгоградском Институте, под началом великой и ужасной Ассы Иосифовны до сих пор вспоминались, как страшный сон. Под сводами Института было привычно прохладно и так же привычно шумно. Мимо вихрем пролетела Агата в обнимку со здоровенной охапкой свитков. Близнецам она едва кивнула, явно захваченная какой-то своей мыслью. Вернувшиеся чуть раньше Максим со Святом прямо в коридоре что-то яростно обсуждали. С куртки у Раковского капала какая-то мерзкая зеленоватая жижа. У Свята в этой дряни были вымазаны ботинки и штаны по колено. −Ай-яй! – Федя пошатнулся и едва не грохнулся, когда ему в колени влетело что-то шустрое и мелкое. – Это кто тут шкодничает? Подхваченный подмышки пятилетний Славка радостно взвизгнул и обхватил Федю за шею, звонко чмокнув в щеку. Пышные каштановые кудри торчали у него во все стороны. Сема покачал головой и потрепал мальчишку за щеку. −Опять от мамы сбежал, бандит? – поинтересовался он. – Вот зачем, а? Мама волноваться будет. −Слава! – голос Вилены пронесся по коридору стеклянной стрелой, рассыпавшись звонким, как осколки, эхом. −Я поймал! – крикнул ей в ответ Федя и закружил мальчишку по широкому коридору. – Моя добыча! Слава верещал громко и так же звонко, как мама. Вилена в привычном черном платье успокоено засмеялась и с бега перешла на шаг. Круживший мальчугана Федя шагнул в большую солнечную лужу от высокого окна, и Сема залюбовался братом, словно сотканным из этого золотого света. Ребенок у Феди на руках смеялся и крепче обхватывал старшего нефилима за шею, прижимаясь мягкой пухлой щечкой к Фединой щеке. −Держи, Вилен. – Федя аккуратно передал Славу на руки матери. Вилена привычно коснулась губами виска сына и прикрыла глаза, справляясь с собой. Сема прекрасно знал, как она ненавидела терять ребенка из вида. −Спасибо, мальчики. – улыбнулась Колпакова. – Смотрю, у вас все хорошо. −Попрыгунчиков извели. – похвастался Федя и тут же словил пинка от брата. – Ладно, думаем, что извели. На 99 процентов уверены. −Это хорошо. – Вилена кивнула и поудобнее перехватила уже тяжеловатого, чтобы держать его на руках, сына. Слава, изогнувшись, как вредный кот, ловко стек у нее с рук и встал рядом, не выпуская, однако, маминой ладони. Такой же темноглазый, как и Вилена, он был маленькой копией Ростика. −Вилен, не знаешь, Саша у себя? −Понятия не имею. – лоб Вилена прорезала привычная глубокая складка. – Вроде был у себя. Потом к нему Рома заходил. Потом не знаю, куда делся. −Ладно, найдем. – Федя усмехнулся так, что Сема на месте Саши спрятался бы в самый темный и дальний подвал Института. Правда, за наставником никогда в жизни не водилось манеры прятаться. И все-таки начать его поиски стоило с кабинета. За два поворота до заветной двери близнецы налетели на Рому, по какому-то неведомому поводу наряженного в белую рубашку, изрядно помятую и с закатанными до локтя рукавами. −Ты кто и куда Рому подевал? – выпалил Федя, с интересом разглядывая дивное явление. – Или тебе Саша чем-то угрожал? −Сейчас кто-то ушей лишится. – беззлобно погрозил Рома, закатывая начавшие было сползать рукава. – Вы погоду вообще видели? −Видели. – не стал спорить Сема. Ему самому уже мерещилось, что если через десять минут он не стащит с себя проклятую экипировку – скончается на месте от теплового удара. −А ты Сашу не видел? – спросил Федя. −Видел. – Рома дернул уголком губ в своей вечной неровной улыбке. – С Леденевой через портал ругается. −Чего это они? – Федя округлил глаза и даже руками всплеснул. – Или Саша думает, это Асса Иосифовна на нас жару напустила? −Они там в Волге какое-то чудо-юдо поймали. – мысли Ромы явно были далековато и от Леденевой, и от близнецов, и от этого коридора. – Никак не разберутся – то ли неизвестный демон, то ли какой-нибудь мутант-осетр. −А такие бывают? – в Семе привычно заговорила детская страсть к энциклопедичности. – Я читал, что в Волге и правда водились. −Демоны или осетры? – фыркнул Федя. −И те, и те. – не растерялся Сема. −Да какая разница. – махнул на них рукой Рома. – Короче говоря, Асса хочет свой улов сдать в Кунсткамеру для потомков. Саша категорически против. У вас что-то срочное? Они еще долго препираться будут. −Мы с попрыгунчиками закончили. – доложил Федя, вытянувшись в струнку. – Последнего около Летнего прищучили. −Молодцы. Рома потрепал подставленные головы и улыбнулся уже светлее. −Разиэль, ну и дылды же выросли. Идите отдыхать, я сам Саше скажу. −Скажи-скажи. – Федя котом выскользнул из-под широкой теплой ладони, подскочил ближе, наклонился, потерся щекой о Ромино плечо. – Его Светлость Глава Института нынче нефилим занятой. −Уши оборву. – по-прежнему беззлобно посулил Рома и толкнул Федю раскрытой ладонью в лоб. – Брысь отсюда. Сема перехватил развеселившегося Федю за локоть и потащил обратно к главной лестнице. Рома улыбнулся им вслед и подставил лицо щедро лившемуся из окна солнцу. Разиэль, Котята и правда молодцы. Неужели, теперь в Летнем станет спокойно? Наверняка, станет. Рома улыбнулся, не открывая глаз, и привычно коснулся кончиками пальцев левой ключицы. Там, где под рубашкой пряталась руна брака.

***

Федя, в общем, ожидал, что брат свернет с лестницы совсем не в ту сторону, где была их комната. Только покрепче сжал тонкие прохладные пальцы Семы и подстроился под его ставшие медленнее шаги. В этой галерее всегда было немного сумрачно. Но темно не было никогда. И лица на портретах казались живыми и светлыми. Совершенно так же, как обычно, склонял голову к плечу и весело усмехался Ростик. Хмурил брови Кир Борисыч. Саня с Яриком – неразлучные что в жизни, что на холсте. И другие. Много других. Федя никогда не опускал глаза, проходя здесь. А они будто улыбались ему вслед. Им с братом. Галерея выводила в прямоугольный Белый зал с одним высоким витражным окном. Густо-синие, с едва заметными сиреневыми всполохами тучи кружились вокруг тонкой фигуры сумеречного охотника в распахнутой куртке и с опущенным клинком серафима в руке. Солнце било в этот витраж и дробилось в нем, заливая весь зал синевой – чистой и пронзительной, как вечно печальные глаза Верховного Мага Петербурга. В дни без солнца витраж светился собственным мягким светом. Феде чудилось, что это не из-за чар Верховного Мага, а из-за улыбки нефилима. Широкой и светлой-светлой, как все золото Петропавловки. Невидимый ветер нимбом развевал вокруг головы длинные и пышные кудрявые волосы. Сема замер, во все глаза глядя на витраж и отчаянно кусая губы. Федя крепче сжал руку брата, прекрасно зная, о чем тот думает. Поднял голову, разглядывая светлое улыбчивое лицо. −Женька. – беззвучно позвал он, едва шевельнув губами. – Мы попрыгунчиков извели, представляешь? И остальных тоже изведем, честное слово. Раз они больше не лезут к нам. Слышишь, Женька, мы справимся. Обязательно справимся. Женя улыбался близнецам, лукаво щуря светлые глаза. Сема первым опустил голову и потянул брата за собой сквозь залитый синевой и похожий теперь на дно моря зал.

***

Открывшейся двери душевой кабины Федя совсем не удивился. Отшагнул в сторону, давая место змеей скользнувшему внутрь брату. Теплые сильные руки обхватили его вокруг пояса. На плечо лег подбородок. Сема замер, прижимаясь к брату со спины. Федя провел ладонью по мутному от пара зеркалу и увидел в отражении лицо близнеца с глубокой складкой между бровями и зажмуренными глазами. Теплая вода лилась сверху водопадом. Зеркало снова помутнело. Федя тихонько позвал: −Сем?.. Объятья сделались крепче. К плечу прижались теперь губы. Переползли на шею, заставив вздрогнуть от щекотки и протяжно выдохнуть. Все-таки Сема знал тело брата, как свое собственное. Федя извернулся в крепкой хватке, прижался спиной к зеркалу и дотянулся до крана, уменьшая напор воды. В полумраке глаза Семы казались почти черными от расширившихся зрачков. Тонкие изящные пальцы легли Феде на щеки, погладили, заставив фыркнуть от смеха и качнуться вперед. Поцелуй вышел торопливым, немного смазанным, но сводящим с ума хлеще любых ласк. Феде всегда казалось, что только так, только теперь они по-настоящему становятся одним целым. Будто встают на место два кусочка мозаики. Или соединяется ненадолго по-дурацки разделенная на два тела одна душа. Сема целовался так отчаянно, словно год голодал. Зарывался руками брату в мокрые волосы, вцеплялся в плечи, спускался ниже, оглаживая бока. Притирался всем твердым от мышц, горячим телом. Поцелуй отдавал льющейся сверху водопроводной водой. Федя коснулся кончиками пальцев рваной линии широкого шрама у брата на спине. Вздрогнул и рвано выдохнул Семе в рот, когда тот задел по-прежнему чувствительный рубец на боку. Отстранился глотнуть горячего воздуха вперемежку с паром. Мутные непрозрачные стекла неширокой кабинки, льющаяся сверху вода, их собственные сплетенные тела. Мелькнула где-то далеко мысль, что так, наверно, они и пришли в этот мир – еще не Сема и Федя Немцевы. Просто двое. Близнецы. Чтобы всегда быть друг у друга. Ладонь Семы пробрались между ними, огладив на ходу линию руны любви на груди, спустилась по напряженному животу ниже. Федя все-таки застонал, чувствуя, как прижимается к его плоти возбужденный член брата, накрыл рукой Семины пальцы. Расставил устойчивее ноги, чтобы не поскользнуться, прикрыл глаза и глухо выдохнул от коротко прострелившей вспышки удовольствия. Ему чудилось, что он растворяется в этом мареве, плывет где-то по теплым ласкающим все тело волнам. Тяжелое прерывистое дыхание брата с короткими полустонами-полувсхлипами над ухом звучало в унисон его собственному. Мерещилось даже, что сердце у них бьется одно на двоих. И не понять, где чьи руки, где чьи губы, чье удовольствие. Тоже одно. На двоих. Сема вздрогнул всем телом, прижимаясь лбом ко лбу брата и всхлипывая как-то коротко и беспомощно. Федя свободной рукой обнял его за плечи, позволяя почти завалиться на себя. Накрыло почему-то не удовольствием даже, а каким-то безмерным облегчением. Словно окончена была долгая и трудная работа, после которой можно немного отдохнуть. А вода сверху все лилась и лилась. Сема устроил подбородок у брата на плече и прижался всем телом, пережидая последние отголоски, от которых подкашивались колени. Федя вжимался щекой в его щеку и никак не мог понять, отчего у него слезятся глаза. Наверно, от пара.

***

Ночью Сема дернулся в кровати так сильно, что разбудил совсем потерявшегося в каком-то путаном сне Федю. Близнецы спросонья вцепились друг в друга, запутались в одном на двоих большом одеяле и застыли, глядя друг другу в глаза – одинаково широко распахнутые и перепуганные. −Чего ты, Сем? – прошептал Федя, касаясь губами влажного лба брата. В комнате не было темно. Над Петербургом царили белые ночи, а спать братья завалились преступно рано. Сема вместо ответа вцепился крепче, обхватил руками и ногами, словно совсем слиться решил. Прижался губами к Фединой шее, впитывая пульс. И только после этого выдохнул, успокоенный. −Мне мы приснились. – невнятно выговорил он Феде в шею. – То есть, я. А тебя не было, Федь. Совсем не было. Вместо тебя была какая-то тварь. Лицом вроде ты, но совсем не ты. А я это знал и все равно хотел… Сема осекся, дыша тяжело и загнанно, и совсем тихо закончил: −Хотел, чтобы это был ты. Федя тихо выдохнул от скользнувшего вдоль позвоночника холодка, крепче обнял брата и вздрогнул вдруг всем телом от его следующих слов: −Вдруг это не сон, Федь? – прошептал Сема. – Вдруг это правда мы? Другие мы. Как Асса рассказывала. −Балда кукушкинская. – ласково выдохнул Федя в еще влажные волосы брата. – Напридумывал себе ужасов. Я не я, ты не ты. Слушай меня, Семка. Сема все-таки разжал мертвой хваткой сцепленные вокруг брата руки и слегка отстранился, жадно заглядывая Феде в лицо. −Мы всегда вместе, Сем. В любом мире. – тихо проговорил Федя, накрывая ладонью щеку брата. – И даже если вдруг перестанем быть рядом, мы вместе все равно. И ты у меня самый сильный и самый родной на свете. Ты с любой тварью справишься, как бы она ни выглядела. −Я просто… − Сема прикрыл глаза, укладывая свою ладонь поверх руки брата. – Там, во сне, все было таким настоящим. Мир, где тебя нет… Это чудовищно. −Так ведь не бывает, Сем. – прошептал Федя. – Чтобы совсем не было. Федя перекатился на спину, на ощупь отыскал руку брата и кивнул на подвешенные к потолку стеклянные звездочки. Звезды сияли золотистым, голубым, белым и даже причудливым лиловым светом. В темноте от них всегда шло ровное и мягкое сияние, лучше любого ночника. Если в их сторону дунуть, они принимались звенеть – весело и звонко, будто радостно смеялись. Совсем как тот, кто их зачаровывал. −Помнишь, Мелисов говорил, что когда умирает маг, его чары рассыпаются? – тихо спросил Федя. −Помню. – отозвался Сема. – Женьки нет, а они все светятся. Федя повернул голову на брата. У Семы в глазах отражались крохотные разноцветные огоньки. −Конечно, светятся. – упрямо проговорил Федя. – Потому что Женька не умер. И нефилимы не умирают. Мы всегда остаемся. Слышишь, Сем? Всегда. Федя прижался ближе, устроив ладонь у брата на обнаженной, исчерченной рунами и шрамами груди. Там, где колотилось сердце. Так же быстро, как его собственное. Сема обнял его, оплел собой и тихо выдохнул, успокаиваясь. Рома все их детство шутил, что они, как котята, жмутся друг к дружке, чтоб теплее стало. Теплее. Спокойнее. Ближе. Сема молчал. Федя тоже не говорил ничего, вслушиваясь в дыхание и стук сердца брата. Под закрытыми веками мягким золотым светом разливалось воспоминание. Женька тогда улыбнулся. Наверно, своему Юре, а показалось, что всем сразу. И голос его стал светом. И он тоже, вплетая в ткань бытия свою силу, свой голос, себя самого. И ткань дрогнула, прочная и целая. Теперь всегда целая. Федя спал, чувствуя сквозь сон руку брата на собственном плече. Снилось почему-то море. Синее-синее, как витраж в Белом зале. До самого дна пронизанное лучами солнца.