***
Лишь у книжной лавки Келус понимает, насколько сложно будет осуществить задуманное. Удивительно, но там, где обычно ищут информацию, нет абсолютно ничего. Иньшу задумчиво потирает предплечье, пытаясь вспомнить хоть что-то, пока наконец не выдаёт: — Нет, прости. Легенды есть, есть рецепты, сказки, романы о видьядхара, но чтобы прямо справочники. Это не ко мне. — Так где вы узнаёте о них? Она наклоняет голову и спокойно отвечает: — Нигде. Безумие! Они живут бок о бок, но ничего не знают о своих соседях?! Как такое возможно?! Неужели никто не интересовался, не влюблялся, в конце-концов? Чем больше времени Келус проводит на Сяньчжоу, тем сильнее удивляется местному безразличию. — Неужели совсем ничего не знаете? Иньшу кладёт руки на прилавок, опирается о него неожиданно сильно, слегка придвигается, шепчет едва слышно, будто говорит большую тайну Вселенной: — Видьядхара — самые таинственные жители Лофу. Они редко покидают ущелье, мало общаются и рассказывают о себе. О них знают не так много. Мне известно только, что у них есть какой-то ритуал. — Что за ритуал? — Келус и сам понижает голос, проникнувшись атмосферой таинственности и недозволенности. — Не знаю. Нигде не говорят прямо, но в романах и легендах видьядхары пишут о нём, как о чём-то само собой разумеющемся. Да… Не самая ценная информация. Впрочем, могло быть и хуже. Келус вздыхает, прощается и медленно бредёт по Возвышающему святилищу. Куда теперь? Он спросил многих знакомых, облазил весь книжный, даже базу данных экспресса. Ничего! Дань Хэн! Неужели не мог хотя бы в архиве оставить информацию о своём виде?! Хотя, если подумать… кто может рассказать о видьядхаре, если не другой видьядхара?! Байлу!!! Келус едва сдерживает широкую улыбку. Да! У него ещё есть шанс разобраться. Немного неловко просить о помощи ребёнка, но она производила впечатление действительно знающего человека. Всю дорогу он старательно формулирует вопрос настолько нейтрально, насколько это возможно. В конце-концов, имеет же он право на простое любопытство без причины?! Но всё равно неловко. Будто, стоит сделать лишь шаг в Чешуйчатое ущелье, и его вывернут наизнанку, обнажив все чувства. Иррациональный страх сковывает изнутри, двигаться всё сложнее. Но пустить дело на самотёк — отвратительное решение, им нужно во всём разобраться. Наконец-то перед глазами появляются закрытые ворота. Стражник смотрит пристально, но совершенно без интереса. Длинные витиеватые рога в сочетании со шлемом делают его лицо жутковатым. Совершенно не Облачные стражи. Ну ни капли. Чешуйчатое ущелье — будто отдельное государство. Всё здесь не так, как на остальном Лофу. — Куда? — басисто спрашивает он. — Мне нужна Байлу. Стражник кивает, указывает кончиком копья на закрытые ворота. — Она в Святилище. Иди через двадцать врат, и будешь на месте. Келус смотрит по сторонам. Почему двадцать? Что там? За всё время пребывания здесь, он никогда не был в святилище. Это место, словно последний оплот спокойствия, всегда закрыт для посещений. Неужели сегодня получится на него посмотреть? В руки пихают большой красный фонарь. — Пока не дойдёшь до Святилища, не говори и не оборачивайся. Иди только вперёд. Байлу уже ждёт тебя. — А…Ага. Келус сжимает фонарь. Что за ерунда?! Его будто вновь в ученики Санктус Медикус посвящают. С чего столько таинственности? И зачем ему фонарь?! Да, здесь далеко не солнечно, но не настолько же, чтобы не увидеть громадное святилище! Ворота отворяются, а за ними лишь полная чернота. Стражник подталкивает в спину, бросает странный взгляд и шепчет: — Удачи. Келус делает несколько шагов в темноту, за ним с шумом закрываются ворота. По спине ползёт холодок. Лишь пляшущий свет фонаря освещает бесконечно длинный коридор, погрязший во тьме. Для чего видьядхара он нужен? Кто вообще ходит такими странными путями? Стук собственной обуви наполняет коридор шумом. Звук отскакивает от высоких стен, проникает прямо в уши, сводит с ума. Каждый шаг даётся невероятным усилием. Тело будто не желает двигаться, оно совершенно деревянное. Свет фонаря неровный, рваными кусками выхватывает части стены. От этого кажется, что темнота давит на макушку, разрывает изнутри. Келус замедляет шаг. По туннелю будто разливается приглушенный шепот. Здесь есть ещё кто-то?! Прислушивается, пытаясь уловить едва различимые колебания спёртого воздуха. Внезапно раздаётся вполне отчётливый голос: — Я не обещаю, что всё получится, но всё же… — Дань Хэн?! — Келус оборачивается, но не видит ничего, кроме темноты. — Дань Хэн, ты здесь?! Ответа нет. Но вокруг летит продолжение диалога, наполняя пустынный туннель голосами. — Будто у нас есть выбор. Келус сглатывает, касается горла руками. Вокруг летит его собственный голос, но он даже не открывал рта! Здесь как будто реальность исказилась до неузнаваемости, оставляя отголоски чужих жизней. Или же он просто сходит с ума? — В отличие от меня, ты ещё можешь передумать. — Никогда! Если решили вместе, то и до конца пойдём тоже вместе! В тоннеле повисает молчание. Ни звука. Лишь тихий треск фонаря. Келус прислоняется к стене. По позвоночнику ползёт холодок. Руки вспотели, во рту пересохло. Он несколько раз оглянулся, но не увидел ничего. Это ведь… их голоса? Сознание противится такому, подначивает придумать другое объяснение. Может, просто послышалось, может, здесь есть ещё кто-то, может… объяснения затыкаются, как только Келус поднимает голову. Всюду лишь беспросветный коридор. А… в какую сторону ему вообще нужно идти? Потеряв концентрацию, он сбился с пути. В глотке ком, а в голове полный бардак. Да что за место такое?! Внутренности сковывает от бесконечного напряжения, даже Стелларон в груди начинает беспокойно переливаться, вызывая волну дрожи и лёгкой боли во всех мышцах. Абсолютная тишина давит, как и темнота. Они, словно хищники, кружат над головой. Келус глубоко и медленно дышит, пытаясь унять непонятное волнение. Вновь разносятся голоса, в этот раз приглушённые. Слышать свой разговор с Дань Хэном со стороны не то, что странно, — это безумно! Тем более разговор, которого никогда не было! — Ты заявляешься ко мне посреди ночи с такой просьбой?! Ты в своём уме?! — привычный голос Дань Хэна наполняется чистыми эмоциями. Он возмущён, и в то же время проскальзывает едва различимое волнение. — Я не знаю, к кому ещё можно обратиться! Предлагаешь пойти к Облачным Рыцарям? Может, сразу и наручники надеть, чтобы им возиться не пришлось?! Мне, в самом деле, нужна помощь! По тоннелю проносится тяжёлый вздох. Такой же, какой Келус часто слышал на экспрессе. Такой же, к какому привык. Родной, знакомый. Этот голос точно принадлежит Дань Хэну, но как такое может быть? — Я этого не говорил. Ну хорошо, давай, думай, кому выгодна твоя смерть? — Да откуда мне знать?! Я ничего нигде не успел сделать! — Келус! Просто так ничего не бывает! Кто хочет тебя убить?! Дыхание перехватывает. Это… Мысли разбегаются, а вопрос Дань Хэна чётко стоит в голове. И не забыть его. Что-то неприятно сжимается в груди, оставляет болезненный след. Келус делает резкий вдох и бросается вправо. Плевать, попадёт он в дурацкое святилище или нет! Плевать на всё! Ему хочется всего лишь выбраться из тоннеля! Собственное тяжёлое дыхание стоит в ушах. Келус не видит даже дороги: качающийся фонарь не освещает ничего. Бежит, не глядя, подчиняясь только внутренним ощущениям. Каждый шаг даётся невероятным усилием, будто пол превратился в чёрную жижу, затягивающую всё глубже и глубже. Вопрос стоит в голове. Келус до сих пор ощущает холодок и нажим, с которым тот задали. Мимо воли хочется ответить, слова так и рвутся из груди. И он, одновременно с голосом из тоннеля почти что кричит: — Я не знаю! Я вообще не понимаю, что на этом безумном Сяньчжоу происходит!!! Перед глазами появляется слабый свет. Келус изо всех сил бросается к нему. Мышцы ноют, но он отбрасывает неприятные чувства, бежит дальше. Бежит, пока его с головой не окутывает приглушённый свет фонарей. Останавливается, часто-часто вдыхает. Долгий бег совершенно вымотал. — О, а вот и ты! Чего так долго? Я уже устала ждать! Голос Байлу звучит будто через толщу воды, Келус плотно закрывает глаза. В лицо с силой летят брызги. Плеск повторяется, и вся одежда пропитывается холодной водой. …Знакомое чувство… — И почему людей так пугает этот коридор? Байлу бьёт хвостом по водной глади. Небольшой пруд идёт рябью, снова поднимается волна брызг. Келус едва успевает закрыть лицо руками. Его с чувством едва ли не обливают с ног до головы. Мокро. Отвратительно мокро и холодно! — Хватит! Байлу останавливается. Наконец-то! Келус разлепляет глаза, вода течёт за шиворот. Крайне неприятно. Это действительно единственный путь в Драконье Святилище? Если да, то совершенно непродуманная архитектура. Ну ни капли. — А что это за место? — Коридор двадцати врат? — Байлу пожимает плечами, ведёт его за собой. Святилище изнутри выглядит всё же чудесно. Узкие каменные дорожки между рекой и мелкими озёрами. Келус даже прикрывает глаза, вдыхает с наслаждением восхитительный запах. Забавно, от Дань Хэна пахнет так же, он давно это заметил. — Старики называют это Вратами Воспоминаний. Постоянно всех гоняют через них. — Воспоминаний? — Ага. Якобы там все проходят своеобразное очищение от переживаний, а наградой за это служат забытые воспоминания. Как по мне, простая сказка. Они придумали, а потом каждый третий то в обморок падает, то кричит. Сплошная морока. Келус прокручивает сказанное в голове. Вот значит как… Действительно больше похоже на местную страшилку, чем что-то серьёзное. И какие могут быть воспоминания? Наверняка измученное недосыпом и постоянными опасностями сознание скрутило всё в безумную кашу, вот и вышло. Байлу заводит его в большой нефритовый зал. Всё такое… зелёное. Аж в глазах рябит, но что-то в груди беспокойно трепещет. Будто… Келус отмахивается, быстро заводит разговор, чтобы не позволять себе слишком много думать. — Ждала меня? Зачем? — На самом деле, не тебя. Я думала, что придёт ко мне кое-кто другой. Но, видно, он всё ещё не хочет? — Дань Хэн не говорил ничего, но, кажется, не особо рад тому, что случилось. — Эх-х, — Байлу убирает книги в другой угол, — я так и знала: он больше не вернётся. Нет, ну посмотри! Снова притащили эти скучные книги! Терпеть не могу столько читать! Что за издевательство! На лице Байлу появляется недовольство. Она брезгливо отодвигает от себя несколько томов хвостом. Да уж, они совершенно разные. Отчего-то эта мысль вызывает улыбку. Келус и сам не понимает, почему. Характер Дань Хэна такой уютный и приятный, с ним просто комфортно. И от воспоминаний об этом по груди расползается тепло. — А ты почему меня искал? — А… я хотел спросить. — Что? Байлу аж подходит ближе, смотрит с нескрываемым интересом. Ну, похоже, она рада поговорить. А вот сам Келус никак слов связать не может. Как сказать ей, что нужно? И что ему искать? — Ну… я бы хотел больше узнать о видьядхарах. Удивление в её глазах кажется таким искренним, что становится неловко. Как же стыдно говорить обо всём этом! А, главное, с чего вдруг? Будто он делает что-то плохое. Обычные вопросы. Такие же, как у всех. Ведь так? — Начнём с того, о каких именно? — Что ты имеешь ввиду? Байлу вздыхает, неожиданно быстро забирается на стул, а потом и на стол с ногами, усаживается, слегка покачивается из стороны в сторону. В это мгновение она кажется куда взрослее, чем обычно. Келус пытается унять бушующее беспокойство. — Ну ты ведь слышал, что есть разные видьядхара. Полагаю, тебя интересуют только с драконьим сердцем, я ведь права? — Быстро же ты меня раскусила. — Хах! Я, может, и ребёнок, но не дурочка. Так в чём дело? Что именно тебе нужно? — Ну, я хочу понять, кто такие видьядхара, какая у них физиология, как думают, чем отличаются от людей. Ну и всё в таком духе. Хочу понять, как себя вести. Байлу разочарованно отмахивается, спрыгивает со стола. Её расстройство кажется странным, но Келус ничего не спрашивает. Только смотрит, как она копошится в горе книг. — Я думала, что вопросы будут интересные, а ты… Она выуживает толстенную книгу в бирюзовой обложке и суёт её прямо в руки. — …учебник по биологии просить пришёл. Ну почему вы такие скучные! Кому вообще нужны эти книги? На. Старик этой писаниной мне голову морочит каждый день. Может, если она пропадёт, он наконец-то отстанет? Келус аккуратно проводит пальцами по обложке. Красивая. Оформлена как чешуйки на драконьем хвосте, так и хочется пощупать, рассмотреть её поближе. Но книга выглядит абсолютно новой, будто её никто не открывал. Видно, Байлу всё же не смогли заставить её прочесть. Келус всматривается в содержание, пытаясь понять, насколько она будет полезной. И от одного лишь взгляда удивлённо ахает. Здесь есть всего по немногу. Физиология, психология, советы по уходу за зубами, советы для тех, у кого прорезаются рога, отношения. Это что? Справочник на все случаи жизни? Полезно, конечно, но чтобы вот так детально? Байлу вздыхает, снова забирается на стол и грустно тянет: — Всем дают это читать. Правда, унылая книга? — Не назвал бы её унылой. А зачем заставляют читать? — Видьядхар мало. Мы не размножаемся и очень сильно отличаемся и в физиологии, и в психологии от других жителей Альянса. Такие книжки должны объяснить нам, кто мы, чтобы в будущем мы спокойно относились к различиям и принимали их. Как-то так. — Я правда могу это взять? — Да забирай, сказала же. Келус прижимает к себе книгу. Подумать только: какая удача! Судя по содержанию, он сможет во всём разобраться и понять, как подступиться к расстроенному Дань Хэну. Ну и вообще понять, что он такое и чего от него можно ждать. — Байлу, ты моя спасительница! — Пф, — она отмахивается, указывает на книгу, — лучше посмотри, всё ли там есть. Не хочу больше к этому возвращаться. Келус снова открывает содержание, внимательно его изучает. В самом конце замечает пункт «Ритуал». И здесь он! Но почему только одна страница? Побороть любопытство не выходит, уж очень хочется посмотреть, что там.Ритуал
Помните, что видьядхара могут связать свою жизнь Ритуалом.
Это очень ответственное и важное решение, с последствиями которого вы будете жить все оставшиеся циклы.
Подходить к нему нужно со всей ответственностью и трезвой головой.
Для получения детальной информации спросите в Святилище.
Ещё раз ради вашего блага напоминаем: не связывайтесь с людьми!
Всё. Больше ни слова. Да что там за таинственный Ритуал, который так оберегают? Все только о нём и твердят! Это что, издевательство какое-то? Подсунуть загадку под нос и не дать возможности её разгадать? Келус чувствует, как внутри всё закипает. Ну нет! Он не может просто закрыть глаза на плетущуюся у лица интригу! — Байлу, а что такое Ритуал? — Почему ты спрашиваешь? Кажется, или в её глазах на мгновение мелькнуло напряжение? От осознания этого становится даже страшно. Настолько от неё веет враждебностью и осторожностью. Впервые чувствуется опасность, цепляющая чувство самосохранения и вопящая заткнуться. Келус захлопывает книгу, но всё же отвечает. — Просто интересно. — Интересно? Хмм, что же… я не могу раскрыть всего, но кое-то всё же скажу, если пообещаешь, что услышанное останется только между нами. Келус кивает. Отказываться от такого? Да никогда! Ему буквально предлагают тайны Вселенной в обмен на молчание. Не такая уж страшная цена, когда на кону понимание того, кто же такие видьядхара. Байлу вздыхает, болтает ногами, стуча ими по ножкам стола, задумчиво смотрит в потолок. Келус и сам поднимает голову. Так вот почему здесь такой полумрак! Стеклянный купол будто большое одеяло накрывает Святилище, сквозь него проглядываются пушистые тёмно-синие облака. Там, где они разрываются, длинными тонкими линиями соединяясь друг с другом, блестят звёзды. Жёлтые, яркие, наполненные жизнью. Отчего-то по телу ползёт чёткое ощущение ностальгии, и Келус, всматриваясь в такое знакомое, но чужое небо, не может заставить себя отвести взгляд. — Видьядхара связаны постоянством, — тихо начинает Байлу, — хоть Эона больше нет, мы… были созданы постоянством и для постоянства. Слышно, как тяжело ей даются слова. Она запинается, словно тщательно обдумывает всё, что прозвучит дальше, но Келус просто не может заставить себя слушать в полную силу. Всё внимание приковывают звёзды над головой. Воздух в Святилище будто становится свежее, а к голосу Байлу примешивается что-то ещё. Какой-то отголосок, будоражащий то ли то, что видьядхара называют душой, то ли Стелларон. — Это то, что отличает нас от других. Мы проживаем бесконечное обновление и долгую жизнь. Иногда случается так, что видьядхара находит себе партнёра. Не стоит путать с тем, что у многих видов считается любовью. Это… другое. Этим процессом тоже руководит постоянство, если понимаешь, к чему я веду. Когда такое происходит, мы можем… связать свою судьбу с партнёром. Байлу замолкает. Кажется, что слышно, с каким шумом она думает, пытаясь очистить историю от лишней информации. Келус не решается задавать вопросы. Ему кажется, что он не сможет даже рот открыть: атмосфера, заполонившая зал, одновременно давящая и умиротворяющая… знакомая. — Тогда и нужен Ритуал. На самом деле, его проводят очень редко, он сопряжён с большими рисками. Обычные видьядхары вместе с памятью теряют и чувства, начинают заново. Редко кто решается на Ритуал, чтобы пронести за собой свои чувства, но… те… кто обладают драконьим сердцем… Просторный зал наполняет печальный вздох. Он эхом отскакивает от нефритовых колонн, поддерживающих купол, и падает безмолвной тяжестью к ногам. По телу ползёт дрожь, скатываясь всё ниже и ниже, немеют пальцы на руках. Слегка затекает шея, но Келус не может заставить себя опустить голову, оторваться от неба. — …они крайне редко и долго влюбляются, но… — Байлу запинается, — у дракона только одно сердце, и никакие циклы от этого не спасут… Тогда проводят Ритуал. В историях и легендах его называют связыванием душ, но технически, это просто… Слова долетают словно сквозь толщу воды, Келус слышит не трепет Байлу, а шелест страниц, наполняющий Святилище. Звёзды над головой будто шепчут знакомым голосом и сдержать себя не получается. Язык сам собой повторяет сказанные ими слова: — Вмешательство в теорию вероятности. — Забавно, — голос Байлу едва различимый, тихий, — эти слова показались тебе настолько важными, что ты пронёс их с собой? Сколько ещё запретов тогда было нарушено? Келус не может ответить, не может даже открыть рот. Облака заботливо закрывают его, толкают в уши до боли знакомый голос, проговаривающий всё медленно и чётко, настолько спокойно, что становится неловко от сквозящего всюду доверия. — Будущее предрешено с момента зарождения этого мира, но, в то же время, оно полностью подчинено теории вероятности. — Разве это не взаимоисключающие вещи? — Келус открывает рот вслед за своим голосом, но с губ не срывается ни звука. — Нет. Всё куда проще, чем многие думают, и куда сложнее. — Мне кажется, или вы знаете больше, чем Комиссия по Предсказаниям? — Им не стоит этого знать, ты так не думаешь? — в голосе звучит нотка игривости и вызова. Уши заполоняет будто вата, становится сложно дышать. Келус делает глубокий глоток воздуха через рот, и тут же наваждение пропадает. Зал наполняется неспокойным постукиванием ног и хвоста по столу, а над головой вовсе не звёздная, а облачная ночь. Что это было? — Эй! — недовольно дуется Байлу, сильнее хлопая хвостом. — Ты меня вообще слушаешь?! — Я… прости? — Пф, раз не интересно, то зачем спрашивать?! — Мне интересно! Просто… здесь происходит что-то странное. Байлу пожимает плечами, вопросительно смотрит на него, будто требуя объяснений. А Келус и не может ничего сказать. Просто не знает, что с ним творится. Странные наваждения от Святилища. Лучше сюда больше не соваться, иначе он оставит остатки разума где-то под колонной. — На чём ты остановилась? Байлу хмурится, но всё же нехотя продолжает: — Тогда происходит связывание. И в будущей жизни такие души имеют высокую вероятность встретиться вновь. Но и цена за такое чудо довольно высока. — И у вас проходили такие ритуалы? — Да, но за всё время существования Лофу Сяньчжоу их было только три. Первые два самые обычные, а вот последний запомнился хорошо. — Он был нестандартным? — Хм, не сказала бы. Неправильным — да, нелогичным — да, безумным — да и ещё раз да, но чтобы нестандартным — нет. Запомнился, наверное, потому, что я его проводила. — Это твой ритуал?! С Келуса аж спала дымка сонливости. Он весь обратился в слух. Вот это открытие! Интересно ведь! У Байлу на предположение аж хвост подскочил. Кажется, и кисточка на нём встопорщилась. Она быстро замотала головой. — Что?! Нет! Я не настолько сумасшедшая, чтобы влюбляться! Ещё и так! Он был полным идиотом, раз допустил такое! Вот как. Видно, история была поразительной, раз даже спокойная Байлу реагирует на неё настолько ярко. Что там за любовь такая, на которую ругаются? Впрочем, не до неё сейчас. Тут бы со своей разобраться. А то всё грозит обернуться катастрофой. Но один момент всё же вызывает живой интерес. Келус снова открывает книгу на последней странице, присматривается к выделенной строчке. — За что вы так людей ненавидите? — Что? А, ты об этом. Не ненавидим, просто плохо сочетаемся. Люди малость… непостоянные. Заводить с ними отношения, тем более, обладателям драконьего сердца… своими руками разрушить себе жизнь. Есть исключения, но на себе проверять, я бы не советовала. Да и смерть человека и видьядхары разные. Связывание душ вмешивается в саму суть человеческой природы, меняет её. Если Комиссия по Предсказаниям о таком узнает, нас на шкуру пустят. И это не преувеличение. Келус опускает голову. Звучит крайне печально. И разбираться детальнее в этом не хочется. Может, когда-то со временем. Во всяком случае, стало понятно, что видьядхара очень сложные. И с какой стороны подступиться к Дань Хэну — тот ещё вопрос. Понятно, что он нервничает, но это нужно решить. Келус поспешно благодарит Байлу. Та только качает ногами и указывает, что слушатель из него так себе. И вообще ему бы следовало быть внимательнее к окружающим, тогда и глупых вопросов не пришлось бы задавать. С её рассуждениями сложно не согласиться. Байлу спрыгивает со стола, ловко приземляется на ноги. Хвост плюхается на зеленоватый пол. В громадном, будто воздушном Святилище, она выглядит совсем крохотной. Келус мотает головой, прижимает к себе книгу. — Спасибо! Ты очень помогла! — Не стоит. Но думай хоть иногда! Подсказка: душа. То, что ты пытаешься сказать, решается таким простым словом. Используй его почаще. Для нас это важно, потому что душа не меняется. Келус замирает. Это ведь… она знает? Откуда? Как? Но не успевает задать вопросы. Зал наполняет возмущённое кряхтение, и Байлу поспешно хватает книги, взваливает их обратно на стол, и с выражением лица большой мученицы, начинает перелистывать страницы, кончиком хвоста указывая на дверь. Келус кивает, ещё раз благодарит, и выскальзывает из зала.***
Святилище медленно погружается в темноту. Зажигаются лампы. Их мягкий свет едва заметно тянется по книжным страницам, обволакивает задумчивую фигуру. Байлу наклоняет голову, смотрит будто сквозь книгу, не в силах сосредоточиться на ней. — Этот парень… — старый видьядхара медленно идёт к столу, шаркая ногами. — Мне показалось, или у него знакомое лицо? — Не показалось. — Отдала ему ту книгу? — Ага. Надеюсь, на этот раз, всё закончится не так печально. Я не хочу, чтобы подобное происходило ещё когда-либо. Это… было ужасно! Я не забуду, даже если захочу. До сих пор не верю, что такой величественный Ритуал, я проводила вот так… Старик опирается о книжный шкаф, задумчиво смотрит в окно. На несколько мгновений в зале повисает молчание. — Тогда ничего не могло закончиться иначе. Байлу хлопает хвостом, возмущённо вскакивает на стуле, смотрит с вызовом ему в глаза. — Я никогда не откажусь от тех слов. Сколько бы я не перерождалась, сказанное в тот раз, останется со мной до конца. Можете хоть убить меня, я не перестану считать Лофу — обителью лжи, и те слова буду повторять снова и снова! — Ну хватит, нам нужно двигаться дальше. Вон до чего докатились: людей в Святилище зовём. Байлу кладёт голову на книгу, зевает, но игриво машет хвостом со стороны в сторону. — Дедушка, целитель советует вам переродиться. Совсем с нюхом плохо стало. — Что? — От Келуса даже не пахнет человеком. Я не знаю, что он такое, но точно не человек. Старик только устало отмахивается. Байлу заливается смехом. Всего на несколько мгновений Святилище наполняется непринуждённой атмосферой, которая так же стремительно гаснет, как и зародилась.***
Келус останавливается перед дверью в архив, нервно теребит край книги. Ну вот: собирался, готовился, думал, а теперь и двух слов связать не может. Но оставлять всё как есть, навряд ли следует. Слишком уж между ними большая пропасть. Не замечать её — плохая идея. И чем больше времени проходит, тем больше Дань Хэн отдаляется, словно принимая тот факт, что он не подходит, хоть это и близко не так. Нет! Заносит руку, стучит. Около минуты из комнаты не доносится никаких звуков. Спит уже? Келус разочарованно смотрит на дверь, прижимает к себе книгу, нехотя делает первый шаг в сторону. Неужели придётся провести ещё одну ночь в нервозности? Поймать его утром? Дверь открывается. Дань Хэн не выходит в коридор, смотрит из полутёмной комнаты на него яркими голубыми глазами. Келус открывает рот, чтобы сказать продуманный и отрепетированный с десяток раз текст, но не может выдавить ни звука. Просто смотрит. Смотрит на длинные волосы, красиво обрамляющие лицо, на бирюзовые рога. Выглядит так… непривычно. Интересно, они холодные или тёплые? А какие на ощупь? На лице напротив появляется полная подавленность. Снова всё пошло не так. Снова он понял по-своему! — Ты что-то хотел? — Думаю, нам нужно поговорить. Дань Хэн молча смотрит. Ждёт слов? Прямо здесь? Он настолько не хочет иметь с ним дел, что даже за порог не пустит? — В коридоре? — удручённо спрашивает Келус, настрой сбивается, размазывается лепёшкой по хрупкой надежде решить проблему. В ответ молчаливое приглашение. От двери отходят, освобождая проход. Ну, хоть так. Келус осторожно входит, словно от одного неловкого шага его сожрут. Дань Хэн подмечает это, отходит чуть дальше. Ну что за?! Опять не так! Не сказать, что архив изменился с прошлого раза. Всё точно такое же. Даже пахнет так же. Что ж. Нужно разобраться с этим. — Ты меня избегаешь? — в лоб спрашивает. — Нет. — В таком случае, что происходит? Дань Хэн вздыхает, подходит к перилам, опирается на них, долго смотрит на книжные полки прежде, чем ответить: — Ты уже знаешь, что я из себя представляю. Мне бы хотелось, чтобы ты хорошо обдумал всё, что слышал за последние дни и решил для себя, стоит ли оно того. — Дань Хэн… ты даёшь мне выбор понимая, что для себя ничего изменить не можешь? — Так ты уже знаешь? У Келуса всё это в голове не укладывается. Ему просто предлагают подумать? О чём? Как тут вообще можно думать?! Дань Хэн очень болезненно относится к своему прошлому, внешности, ещё и это странное восприятие людей… всё скручивается в безумный микс. — Да, Байлу дала эту книгу. Дань Хэн мягко забирает её из рук, едва касаясь кожи, проводит пальцами по обложке, с тенью печали смотрит на неё. По руке расползается приятное тепло, от которого хочется закрыть глаза и забыться полностью. Отказаться от всего: от прошлого, от воспоминаний, от всех дней на Лофу. Никогда не сходить здесь с Экспресса! — Рановато ты в это полез. Я не хотел, чтобы понимание того, как мы функционируем, давило на тебя. Не смотри на то, что узнал. Какое бы решение ты ни принял, я пойму. Моё прошлое всегда будет бросать на тебя тень. — Дурак! — Келус едва сдерживает рвущиеся наружу эмоции. — С чего мне вообще выбирать? Будто что-то изменилось! Ты всё тот же Дань Хэн, которого я знал! С тем же характером, увлечениями, вы ведь не меняетесь! И с тем же прошлым, в конце-концов! Вот что изменилось? Длина волос? Рога? Разве это критично? Слова даются с большим трудом, но Келус честно говорит всё, что думает. Очень хочется правильно донести свои мысли, показать, что всё не так плохо, что он готов слушать и смотреть. Что там советовала Байлу? — Мне всё равно, какое у тебя было прошлое. Его уже нет. Да и не так уж ты был не прав, если подумать. Но не это важно! Я люблю не тело, не образ или что-то типа того, я люблю тебя не в конкретный промежуток времени, а вообще. Душу, вот! Дань Хэн удивлённо разглядывает лицо, но в его глазах отчётливо читается намёк на благодарность. И Келус, чувствуя, что идёт в верном направлении, говорит увереннее. — В конце концов, я сам не знаю своего прошлого. Может, завтра окажется, что я когда-то уничтожил с десяток планет. Ты от меня откажешься после такого? — Нет. Это неважно, — он даже не мешкает. — Вот и мне неважно. Ты мне дорог такой, какой есть. С этим прошлым, с этой болью, со всем, понимаешь? — Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Дань Хэн мягко ведёт пальцами по его ладони, медленно вырисовывая странные узоры. Келус следит за лёгкими размашистыми движениями, пытается собрать остатки мыслей во что-то логичное и правильное, чтобы нормально закрыть эту тему. — И ещё вот что: тебе не нужно взваливать на себя всю ответственность за отношения. Всё же это обоюдный процесс. Да, я не знал об особенностях вашего… вида. И, как я понял, люди не особо постоянны, но решение мы приняли вместе. Давай и ответственность за него будем нести вместе. Теперь я понимаю, что для вас значат отношения, и, оставаясь с тобой, я принимаю такие правила. — Я тебя понял. Дань Хэн крепко сжимает его ладони, проникновенно смотрит в глаза. И от такого взгляда по позвоночнику бежит дрожь, заставляя неловко замолчать. Келус не может больше выдавить из себя ни слова. Он вообще удивлён, что смог наговорить так много. Лёгкий поцелуй в щеку. Почти что невесомый, невинный. Хочется отвести взгляд. — Тебе неприятно? — нервно спрашивает Дань Хэн. — Нет. Мне нравятся обе формы, просто непривычно. Вот, именно то, что следовало сказать ещё тогда, когда ситуация начала закручиваться. Непривычно. Келусу просто нужно было время, чтобы привыкнуть к новой внешности и понять, что отличий практически нет. Хотя, с другой стороны, такую возможность ему дали. Он тянется к чужим губам, нежно целует. Знакомый запах обволакивает, расслабляет. Руки сжимают чуть сильнее. Дань Хэн отстраняется, наклоняется. Чужое лицо совсем близко, почти что у самого уха. — В таком случае, я могу оставить обещание? Он выпрямляется, подносит указательный палец к губам. Такой бесцеремонный вопрос бросает в жар. Действительно хочет сделать это? Келус смотрит на лицо, не в силах ответить. В книге говорилось, что видьядхара проявляют чувства к партнёру через укусы. Они все разные и выступают вместо слов. Но и представить было сложно, что Дань Хэн предложит такое. С трудом получается кивнуть в знак согласия. Это несколько неожиданно. — Ты уверен? Ты ведь понимаешь, что для меня это значит? — Ты идиот? Зачем переспрашивать? Я ведь говорю, что да! Дань Хэн сжимает его ладонь, покрывает её мягкими, почти что невесомыми поцелуями. Медлит. Келус и сам едва сдерживается, чтобы отчаянно не броситься назад. Идя сюда, он знал, что разговор будет тяжёлым и многое изменит. Как раньше не могло оставаться. Но что всё произойдёт так быстро — не ожидал. И теперь немного… страшно что ли? Дань Хэн проникновенно смотрит в глаза, и становится совсем неловко. Сложно даже вдохнуть на полную грудь. Келус чувствует, как дрожат его пальцы, но ничего не может сделать. Он не знает, как себя вести. И, похоже, не он один. Чужие пальцы неуверенно касаются шеи. Холодные… Или так кажется из-за нервов? Он слегка наклоняет голову, отводит взгляд. Смотрит в окно, не в силах заставить себя думать о происходящем. Дань Хэн мягко поглаживает кожу, убирает мешающие волосы, внимательно смотрит. По шее мажет чужое дыхание. Такое сбившееся, неровное, нервное. Он совсем близко. Почти что прижимается грудью. И слышно, как колотится его сердце. Келус вздрагивает, таращится на безмолвные звёзды. Кажется, если это продолжится ещё хотя бы мгновение, он растает лужицей Стелларона. Внутри всё скручивается от предвкушения и волнения. Кожи касаются зубы. Холодные, острые, нечеловеческие. Осторожно прокусывают. Келус зажмуривается, фокусируясь на ощущениях. Но, вопреки ожиданиям, не чувствует боли, лишь лёгкую дрожь. По шее разливается приятное покалывание, оно медленно окутывает всё тело, словно мягкое одеяло, закручивает в свои объятия. Это… не так, как обычно. Дань Хэн часто кусался, и многие укусы оставляли разные ощущения, но этот… Вообще ни на что не похож. Дрожат руки. Келус обнимает за плечи, перебирает длинные волосы. Такие мягкие, приятные на ощупь. Хочется зарыться в них пальцами. В груди что-то вспыхивает, будто звенит маленький колокольчик, наполняя странным ощущением. Всё внутри скручивается, Стелларон мечется из стороны в сторону, волнами захлёстывая звенящее нечто. Дань Хэн вздрагивает, отстраняется. Дрожащими руками касается своей груди. — Что это? — шепчет Келус, прислушиваясь к странным ощущениям. — Так должно быть? Дань Хэн заторможенно мотает головой, касается груди, прислушивается. На его лице столько эмоций, сколько за всё время видеть не приходилось. Самых разных, ярких, непонятных. В одно мгновение он будто стал пучком оголённых нервов. — Поверить не могу… я в самом деле сделал что-то настолько безумное в прошлой жизни? В уголках его глаз блестит влага. Он резко наклоняется, прижимает к себе, утыкается лицом в плечо. Звон внутри становится отчётливее, обволакивая сознание необъяснимой грустью. Медленное и глубокое дыхание кажется таким громким. — Что это? — голос Келуса отчего-то срывается. Дань Хэн молчит, сжимает крепче. Так, словно хочет впечатать его в себя. Отвечает не сразу и очень медленно, поглаживая спину. — Резонанс жемчужины. Келус ничего не понимает, но в то же время ему кажется, что предельно ясно всё. Будто и не нужно никаких объяснений. Всё так, как должно быть. Он перебирает чёрные пряди, привычно ведёт по ним пальцами, чувствуя удивительную лёгкость во всём теле и клубящуюся приглушённую грусть. Дань Хэн отстраняется, мягко улыбается и едва слышно говорит: — Я рад встретить тебя… снова. Для него это явно очень много значит. Келус прикрывает глаза, обнимает. Звон постепенно проходит, оставляя после себя лишь лёгкое покалывание во всём теле. Приятно. Приятно просто вот так стоять, перебирая пряди, и чувствовать лёгкую прохладу, идущую от него. Дань Хэн утыкается лбом в плечо, мягко целует выпирающие ключицы. Любит же он так делать… До слуха доносится тяжёлое дыхание, а затем и слабый шепот: — Хочу тебя. Касается недавнего укуса языком, легонько ведёт по следу от зубов. Келус ощущает это неожиданно ярко, неловко. Поцелуй. Медленный, игривый, словно намекающий. Кожа будто горит. — С чего так внезапно? — Почему внезапно? — Дань Хэн откровенно поглаживает его спину через футболку. — Вполне закономерный результат. — Я не против. Дань Хэн кусает плечо. Совсем легонько, будто пробуя. Но острые клыки ощущаются куда отчетливее, чем хотелось бы. Верно… Келус переводит взгляд на рога. Он ведь не человек, у него и не человеческие зубы. На дне сознания клубится волнение, но хочется только отмахнуться. Пускай так. И что с того? Нежная улыбка на его лице кажется такой привлекательной. Келус внимательно рассматривает новые черты, выуживая из них что-то знакомое, пока не понимает, что так-то отличия минимальные. Это действительно тот же человек. Осознание приятно мажет приступами нежности. Хочется прижаться к нему, почувствовать его как можно ближе. Дань Хэн мягко трётся подбородком о плечо. Такой мягкий, приятный. Постоянно ластится. Он стал куда тактильнее, но Келус не может понять, в чём причина. То ли в резонансе жемчужины, то ли в его истинной форме. Дань Хэн тянет за руку к матрасу. Келус с удовольствием поддаётся его движениям. Садится на постель, смотрит в глаза. Такой красивый. Невольно взгляд приковывают лазурные рога. Их плавные изгибы притягательные, удивительные. Хочется… — Можно потрогать? — заторможенно спрашивает Келус. — Что? Удивление в голосе яркое и чистое, по-настоящему уютное. Всё происходящее вызывает улыбку. Чувствуется какая-то правильность что ли. Правильность того, что происходит. И плевать на всё: на прошлое и будущее, на проблемы и других людей. На всё. — Рога. — Хм? Ну… Дань Хэн неуверенно косится на его руки, словно переживает о чём-то. Затем кивает и всё же немного наклоняет голову. Рога совсем близко. Такой цвет восхитительный. Как летняя водная гладь. Келус тянется к ним, касается пальцем, ведёт вдоль. Прохладные. Спокойное дыхание Дань Хэна становится чуть тяжелее, он плотно зажмуривает глаза, издаёт странный звук. Он… урчит? Или Келусу кажется? Но звук не прекращается, мягко обволакивает, подначивая трогать ещё. И сдержаться не получается. Пальцем нежно ведёт вверх, плавно обводит изгибы, тянется к самому кончику. Подушечку обволакивает лёгким холодком. Подумать только: у них не одинаковая температура! Интерес так и подхлёстывает. Келус усаживается удобнее, опускает руку к волосам, обводит пальцами то место, откуда растут рога. И правда, здесь они чуть теплее. Снова ведёт вверх, гладит. Забавно, отчего-то казалось, что они будут твёрдыми как камень. Не то, чтобы Келус сильно ошибся в предположениях, только вот это совершенно не похоже на зубы, как думалось сначала. Тактильно они больше напоминают… экран новенького смартфона. Прохладный, приятный, стеклянный. Щеки обдаёт жаром. Келус обхватывает рог у основания, ведёт уже всей ладонью по нему вверх-вниз. Дань Хэн заметно напрягается, но молчит. Наверное, всё в порядке? Келус не может об этом думать. Его полностью поглощает мнимая хрупкость под пальцами. Интересно, а если… Сознание даже не успевает толком осмыслить идею, как тело касается губами холодного кончика. Вау! Они будто стеклянные даже на вкус! Дань Хэн резко вздрагивает. Внезапный толчок. Келус зажмуривается от неожиданности. Падает на подушку. Ну, может, он и сделал что-то странное, но можно ведь было просто сказать! — Прости… Дань Хэн нависает над ним, разглядывает с такой непередаваемой эмоцией, что по загривку ползёт холодок. Длинные волосы касаются щёк, нежно щекочут, руки напряжены настолько, что чётко видно каждую мышцу. Келус ловит себя на том, что такое положение раззадоривает. Игриво щурится и спрашивает с нажимом: — Эй, о чём ты таком думаешь? Дань Хэн молчит, слегка наклоняет голову. Прекрасно чувствуется, как он отчаянно пытается держать себя в руках, но противоречивые эмоции и желания так отчётливо видны на его лице. Может быть? Ну совсем чуточку? Келус не может сдержать язык за зубами. Так и хочется немного поддеть. Интересно, что будет, если так сделать? Улыбка на собственном лице ощущается странно. Что-то внутри едва ли не кричит: не нужно, но слова всё же вырываются вместе с подчёркнуто-томным взглядом. — Я только погладил, а ты уже напредставлял себе непойми что? Келус игриво тянет слова, рассматривая лицо напротив. Дань Хэн бросает на него короткий взгляд, и видно, как напрочь срывает всю выдержку, оставляя только искрящее желание. Он напористо целует, едва ли не кусает губы, вжимает своим весом в матрас. — Издеваешься? — хрипловато спрашивает, и, не дожидаясь ответа, снова целует. Кусает дрожащие губы, настойчиво ласкает языком. Келусу кажется, что он просто расплавится в его руках. Всё так… горячо. Цепляется пальцами за предплечье, сминает одежду, отвечает. Дань Хэн перехватывает ладони, укладывает их на подушку, крепко держит. Укус в шею. Зубы вжимаются в кожу, и под ней тут же вспыхивает яркое ощущение. Тепло скручивается под мышцами и кляксой расползается по ним, мелко покалывая изнутри. Глаза широко распахиваются от неожиданности, с губ слетает стон. Хочется прикрыть рот рукой, но цепкие пальцы сильно сжимают запястья, не давая даже пошевелиться. — Тебе это нравится, — даже не спрашивает Дань Хэн. — Хватит комментировать! Внезапно он отпускает руки и тихо смеётся. Смотрит ласково, будто и не было никакой настойчивости и нетерпеливости. Прижимается лбом ко лбу. Келус вздыхает. Теперь он всё понимает. Дань Хэн не то, чтобы грубый, скорее напористый и слишком уж собственник с желанием кусаться. Хотя этого стоило ожидать. В голове вспыхивает идея. Келус тянется к нему, хватает за руку, проникновенно смотрит в глаза. В ответ полное непонимание. Что же. Он отводит взгляд, ёрзает и наконец-то предлагает: — Может быть, на этот раз всё же попробуем, ну… с проникновением? Келусу кажется, что ещё секунда, и его просто размажет по постели от неловкости. С чего вообще об этом нужно говорить? Дань Хэн прикладывает пальцы к своим губам, смотрит в сторону, но даже так видно, как его тянет. Ну ведь хочет же! Очень! — Держать язык за зубами — не твоя сильная сторона. Он мученически закатывает глаза. Кончики его пальцев подрагивают, Келус накрывает их своей рукой. Как можно нежнее улыбается, хоть и понимает, что самому сейчас сведёт скулы от происходящего. Это всё слишком! Дань Хэн смотрит сквозь растопыренные пальцы. Мерцающая лазурная радужка наполнена плохо скрываемым желанием. И этот взгляд невероятен! Келус сглатывает, разглядывая с одной стороны знакомое, а с другой — совершенно чужое лицо. Красивый. Он будто чувствует себя свободнее в таком теле. — Я хочу, а когда ты сам предлагаешь, не могу думать ни о чём больше. Дань Хэн сжимает его штанину, придвигается ближе. Ускоренное сердцебиение стоит в ушах. Своё? Чужое? Уже не разобрать. Келус не может отвести взгляда от мерцающих глаз. Есть в них что-то манящее, будто привязывающее. И он смотрит, отмечая, как по телу ползёт мелкая дрожь. Протягивает руки вперёд, скрещивает кисти. — Свяжи? — вроде и предлагает, но чувствует в своём голосе нотку скорее наставления, чем просьбы. На лице напротив явно читается искрящаяся страсть. Дань Хэна желание захлёстывает с головой. И с драконьими чертами это видно до смущающего отчётливо. От него так и веет непередаваемой жаждой. Длинные пальцы игриво обводят выступающие косточки на скрещенных руках. — Я себе так не доверяю, как ты мне. Уверен, что не пожалеешь? Сейчас меня не ограничивает человеческое тело, я могу перестараться. — Всё в порядке. Не сожрёшь же ты меня. Дань Хэн наклоняет голову, чёрные волосы легко соскальзывают с плеча, красиво обрамляют его лицо. Келус внимательно наблюдает за прядками. Хочется потрогать. Они выглядят такими мягкими и прохладными. Интересно, на самом деле такие? Несмотря на сказанное, он спокоен. В голове чётко стоят прочитанные страницы, которые явно утверждали: «Видьядхары обычно не чувствуют потребности в сексе, воспринимая его как способ быть ближе к партнёру. Потому значение придаётся не столько самому процессу, сколько партнёру». Да даже если бы этого не было! Рядом с ним чувствуется удивительная вовлечённость. Келус уверен, что грань допустимого в его голове есть, и даже полностью расслабившись, чувствует её. Запястья нежно сковывает бирюзовая лента. Дань Хэн ловко обвязывает их, не сильно крепко, но достаточно ощутимо. Лицо бросает в жар. Длинные волосы касаются дрожащих рук, и Келус чувствует, как перехватывает дыхание от такого. Откровенно. Очень. Мягкий поцелуй совершенно кружит голову. Хочется действительно что растаять. Дань Хэн своим весом наваливается, вынуждая отклониться назад, нежно придерживает шею, поглаживая подушечками пальцев кожу, перебирая спутавшиеся волосы. Укладывает, тянет связанные руки вверх, прижимает к постели над головой. Нависает, легонько касаясь волосами лица. Сердце беспокойно трепещет. Келус едва-едва успевает осмыслить его движения. Смотрит в глаза, и не может понять, чего в них больше: желания, нежности или же любви. Разные чувства смешались, напоминая о себе блеском радужки. Дань Хэн расстёгивает ремень, тянет за штанину. Ноги обхватывает прохлада. Келус переводит взгляд на потолок. Привычно. Он уже так делал. И от понимания этого становится чуть спокойнее. Хоть неловкость сковывает, повторение знакомых действий бальзамом ложится на душу. — Всё нормально? Келус только кивает, не в силах разлепить губы. Ну что тут можно сказать, когда Дань Хэна даже представить невнимательным сложно? Влажные пальцы осторожно вклиниваются между тугими мышцами, растягивают. Смазка течёт по коже, заставляя краснеть. Кажется, что лицо сейчас треснет от высокой температуры. Холодно. Келус зажмуривается, хватает воздух ртом. Движения внутри медленные, плавные. Не то, что в одиночку. Мысли разбегаются, ускользают, плавятся под напором приятных ощущений. Пальцы прохладные, смазка тоже — всё сплетается странным покалыванием в напряжённых мышцах. Дань Хэн наклоняется; тёплое дыхание касается шеи. Поцелуй. Келус ахает. Так хочется зарыться пальцами в его волосы, но лента обездвиживает, трётся о чувствительную кожу, заводит сильнее. Желание выгнуться искрой бежит по позвоночнику, опускаясь до самых пяток. Почему с ним вот так? Келус ёрзает, льнёт к чужому телу, стонет. Когда он пытался сам это сделать, выходило и вполовину не так. Его ведёт от двух растягивающих пальцев так, что напряжённые нервы искрят, настолько, что ещё немного, и он кончит. Просто потому что Дань Хэн делает это. Укус в плечо. Болезненный, яркий. От него сердце колотится с невероятным шумом, щёки обдаёт жаром. Желание закрыть лицо руками, вцепиться зубами в пальцы, едва ли не кричать под любимыми руками захлёстывает с головой. Нет сил ему сопротивляться. Келус фокусируется на мерцающих искорках удовольствия, тянет руки вниз. Сильные ладони сжимают запястья, не дают сдвинуть их ни на миллиметр. Вдавливают в подушку сильнее, вызывая сдавленный стон. Между тугими мышцами вклинивается ещё один влажный палец, быстро трётся, скользя туда-обратно. Келус вздрагивает, протяжно стонет. Это слишком! Нет! Он сейчас точно кончит от рук. В мыслях яркой вспышкой появляется осознание того, на чьих пальцах, и с губ срывается жалобный стон. Дань Хэн будто чувствует это, немного замедляет движения, отрывается от шеи, жадно рассматривает его. Глаза лазурные, чистые, поддёрнутые дымкой желания. Келус ёрзает, о кожу трётся лента, не дотянуться. Ему, пожалуй, тоже не помешало бы сделать хоть что-то приятное. — А ты? — едва выдавливает он из себя. Дань Хэн отпускает запястья, нежно касается щеки рукой, убирает мешающие волосы, коротко целует. Отвечает нехотя, отводя взгляд в сторону. — Ты меня переоцениваешь, — прижимает голову ко лбу, слышно как тяжело он дышит. — Будешь ласкать — кончу, я и так едва держусь, глядя на это всё. Будет печально не довести до конца. Келус закрывает глаза, не находится с ответом. По сознанию приятно растекается понимание того, что Дань Хэн хочет. Действительно хочет его. Непонятно почему, но мысль внезапно вызывает мелкую дрожь в кончиках пальцев. До уха долетает тихий шепот вперемешку с тяжёлым дыханием: — Я могу?.. Келус кивает. Ну наконец-то! Пальцы выскальзывают из тела. На мгновение становится неуютно. Ощущения странные, смазанные, неприятные. Хочется ещё. Но внимание тут же привлекает чужое тело. Дань Хэн расстёгивает ремень, пуговицы. Обнажённое плечо притягивает взгляд. Он весь такой родной и красивый, что тонкая нить возбуждения скручивается сильнее. Мысли предательски рисуют смущающее продолжение, и Келус не сразу замечает повисшее молчание. На него внимательно смотрят, но совсем ничего не делают. Он неловко шевелит связанными руками, уточняет: — В чём дело? — Думаю. Думает?! В такой момент?! — О чём? — Как он ни старался, звучит с ноткой обиды. — Как тебя повернуть. Келус закрывает руками лицо, едва выдавливает из себя: — Ещё хоть слово, и я тебе врежу. До слуха доносится лёгкий смешок. Дань Хэн мягко оглаживает бёдра, разводит ноги в стороны. Пальцы почти что невесомо скользят по коже. Чужое тело совсем близко. И Келус чувствует это как никогда ярко. Косится на член, отводит взгляд. Может, он поспешил? Всё же это явно не два пальца… Возможно, стоило как-то более постепенно? Противоречия закрадываются в голову, заставляя беспокойно ёрзать. Липкий страх от одной мысли о том, что будет, не даёт расслабиться. Дань Хэн чувствует это, и нервозность словно передаётся ему. Смотрит неуверенно, осторожно поглаживает, но в глазах читается беспокойство. Келус готов провалиться сквозь землю, только бы переступить эту черту. Он хочет, до безумия хочет ощутить, каково это. И в то же время не может унять предательскую дрожь. Пытаясь хоть как-то совладать с собой, переводит взгляд на чужие руки и замирает. Мысли разом выветриваются из головы. Дань Хэн неловко раскатывает презерватив. И отвести взгляд от происходящего не получается. Пальцы медленно, чуть неуверенно скользят по латексу. О, Эоны! Эти руки! Лицо обдаёт жаром. Как плавно они двигаются, какие мысли вызывают! Выглядит горячо. Лазурь в глазах кажется светлее и насыщеннее, а длинные чёрные ресницы притягивают взгляд. Келус ловит странную мысль: красиво. И тут же отбрасывает её. Тело опаляет сильной волной возбуждения. Забывается всё. Остаётся только одно: он хочет. Тянется связанными руками, неловко цепляется за съехавший рукав, тянет к себе. Дань Хэн переводит на него взгляд. И лазурь в его глазах сметает остатки здравого смысла. Его понимают без слов, оглаживают колено, оставляют на нём алый укус. Пальцы Дань Хэна мягко и скользко протискиваются внутрь. — Ах… Вязкая смазка почему-то чувствуется слишком отчётливо. Хлюпает, течёт. Похоже, слишком много. От этого становится слегка неуютно. — Кажется, ты переборщил, — заплетающимся языком проговаривает Келус. Дань Хэн пожимает плечами. Придвигается ближе, ещё ближе. Чувствуется лёгкое тепло его тела. Подхватывает ноги, разводит их в стороны. Замирает на мгновение, а затем гладит внутреннюю часть бедра. Келус косится вниз, пытаясь разглядеть, что там происходит. Прикосновения будто выводят из неуверенности, расслабляют. Головка осторожно мажет по коже, прижимается к тугим мышцам, слегка давит. Становится тесно от одной только мысли об этом. Келус вдыхает поглубже, закрывает глаза. — Если что-то пойдёт не так, скажешь? — голос Дань Хэна кажется таким мягким и заботливым, что невольно хочется улыбнуться. — Угу. Член давит чуть сильнее. Щёки горят. Мысли мечутся от одной крайности в другую настолько быстро, что не получается ни за одну зацепиться. Тело сковывает тягучее томительное ожидание, даже предвкушение. Мозг упорно напоминает, как Келус забывался от пальцев, распаляя желание. И в то же время по нервам мажет напряжение. Всё же… страшно. Очень. Дань Хэн медлит. Долго смотрит, будто лихорадочно что-то обдумывает. И от этого становится ещё страннее. Легонько наклоняется, цепляет пальцами ленту, тянет за край. Руки обволакивает приятное трение развязывающейся ткани. Какое же прикосновение нежное! Головка давит на мышцы, Дань Хэн переплетает их пальцы, делает глубокий вдох, пытаясь восстановить сбившийся ритм дыхания, осторожно толкается. Келус запрокидывает голову, насколько позволяет подушка, слегка прогибается в спине. Тесно. Жарко. Резко сжимает чужую руку. Взволнованный взгляд трудно не заметить, но видеть его так неловко. Непонятно, отчего хочется отвернуться. — Всё нормально? — Да… Головка протискивается дальше. Дань Хэн смотрит вниз, лицо привычно бледное, лишь с лёгкой тенью румянца. Если бы не эта мелочь, ничто бы не выдало его смущения. Келус сжимает руку, смотрит на сосредоточенное лицо. Волосы растрепались, губы чуть напряжены. Мелькает мысль, что он невероятно красивый. Член до безобразия медленно входит, ощутимо растягивает, трётся. По нервам катятся отголоски удовольствия. Ещё не чёткие, но постепенно нарастающие. Пальцы на ногах подгибаются будто сами собой. Тело к телу. Совсем близко. — О, Эоны! Дань Хэн тихо стонет, подаётся вперёд, переносит вес на руки, плотно зажмуривается. Келус чувствует его. Так странно. Совсем не как с пальцами. Это куда ощутимее, отчётливее, ярче. — Не сжимайся так, — Дань Хэн хмурится, закусывает губу. — Не могу… Едва получается связывать слова. Член давит, и по нервам током пробегает возбуждение. Искорками пронизывает каждую клетку. Говорить... Да даже думать, нет сил. Дань Хэн едва ли не заваливается на него, утыкается в плечо. От такого движения член проскальзывает дальше, между телами совсем нет места. — Это… слишком… Дань Хэн не договаривает. Медленно и глубоко дышит. От него веет прохладой. Кажется, даже запах стал чуть отчётливее и ярче. Келус понимает: он на грани. Расслабляется, насколько позволяет тело, тоже прикрывает глаза, фокусируется на ощущениях, на растягивающем члене. Это не больно, скорее странно. Как бы Келус ни старался, не мог понять, что именно дрожью мажет по нервам. Ничего конкретного и в то же время нечто особенное. Слух улавливает слабый вздох. Дань Хэн приподнимается, нависает над ним, мягко, даже с какой-то благодарностью смотрит в глаза. Нежно касается губ. Поцелуй ленивый, медленный, спокойный. Он приятно тушит искрящие в нетерпении нервы, оставляя лишь слабый огонёк в груди. — Вроде, как-то так? Дань Хэн выпрямляется, вновь цепляет его ноги, устраивая их удобнее. Похоже, он в порядке. Келус смотрит по сторонам, неловко подгибает пальцы. Отвечает скорее механически: — Да вроде… — Значит… Дань Хэн осторожно двигает бёдрами. Нервы вспыхивают тысячами искринок, вырывая из груди сдавленный стон. Толчки равномерные, неглубокие, но Келуса уже выносит. Вспышки удовольствия то и дело покалывают плывущее сознание. Член скользит по обилию смазки, давит, растягивает. И каждый толчок оседает яркой кляксой в мозгу, собираясь в искрящий ком. Хочется стонать, не затыкаясь, двигаться ему навстречу. Да что угодно делать, лишь бы оно разом вспыхнуло, снеся напрочь всё! Но Дань Хэн осторожен, напряжён. Двигается плавно, а на шее выступают капельки пота, выдавая его с головой. Толчок. В глотке всё сворачивается клубком и вырывается громким стоном. Келус выгибается, поспешно, не заботясь ни о чём, дрочит, пытаясь хоть так догнать ускользающую вспышку. Глубоко. Горячо. Это он! Подумать только: он! Не самостоятельные неловкие попытки доставить себе удовольствие руками, даже не его пальцы. Дань Хэн. Нависает над ним. Двигается… От одной мысли Келусу отбивает всю осторожность. Он затуманено смотрит на любимое лицо, и теряет все нити реальности. Стонет его имя. Громко. Отчётливо. Лазурные глаза смотрят прямо на него. И мелькает в них что-то жёсткое, яркое, неконтролируемое. Мышцы на его руках напрягаются, пальцы судорожно мнут простынь. Открывает рот и едва слышно извиняется: — Не могу… Прости… Он с силой хватает за руку, двигается быстро, бездумно вколачиваясь в тело. Келус постанывает, ловя вспышки удовольствия. Спина трётся о сбившуюся простынь, да его всего мотает по постели вслед за толчками, но, черт возьми, ему это нравится! Нравится полный желания взгляд напротив, сильные руки, упирающиеся в постель по бокам! Нравятся хаотичные толчки, инерция, таскающая по матрасу. Нравится ощущать его! Келус не может заткнуться. С любовью смотрит в глаза и чувствует, как глотку едва ли не давит желанием стонать. И полностью подчиняется ему. Дань Хэн даже совершенно расфокусированным соображает лучше. Поспешно тянется, закрывает рот ладонью. — Ш-ш-ш… Где-то на краю сознания мелькает мысль, что они вообще на экспрессе, и неплохо бы сбавить обороты, но как же плевать! Келусу просто хорошо, и никакой разум в чистый восторг не вписывается. Ладонь давит на губы, мысль мелькает сама собой. Осторожно коснуться длинных пальцев языком, укусить, поцеловать. Всё смешивается в одно удовлетворение. Быстрые толчки, дрочка, пальцы во рту — всё разом зажигается искрами и ярко вспыхивает, накатывая мощным наслаждением. Совершенно не таким, как от рук. Куда более ярким, чётким и многогранным. Келус обмякает, мелко подрагивает. Ещё несколько быстрых толчков, и Дань Хэн сжимает его в объятиях, протяжно стонет. Двигается скорее механически, очень-очень медленно. Целует нежно и лениво, словно вальсируя. Выскальзывает из разомлевшего тела, наваливается сверху. Рога прислоняются к коже на шее, бросая в дрожь от разницы температур. Келус тянет руку к ним, но в последний момент опускает на волосы, поглаживает. До слуха доносится что-то отдалённо напоминающее довольное урчание. Гладит длинные пряди, перебирает их. Волосы чуть влажные. Тоже вымотался? У Келуса сердце стучит так громко, что, кажется, стоит где-то в ушах. Но как же это всё неважно! Он с удовольствием копошится в волосах, ловя умиротворение. А руки так и тянет к рогам. Но… — Они такие чувствительные? — едва-едва выровняв дыхание спрашивает. — Вообще нет, на них ни кожи, ни нервов, — куда-то в ключицы отвечает Дань Хэн, опаляя дыханием нежную искусанную кожу. — Но почему тогда?.. — А, ты об этом… Эмоции. Дань Хэн поворачивает голову, ведёт пальцами по укусам на ключицах, нажимает на них, обводит, и по телу скользит лёгкая приятная дрожь. — Когда я кусаю, по логике, должно быть больно, но тебя это заводит. — Ну да, это ведь твои укусы. — С рогами так же. Я их чувствую, ощущаю прикосновения, пусть и слабо, силу нажима. Но думать могу только о том, что касаешься ты. Вот оно как. Даже приятно слышать непрямое признание. Рука выпускает чёрные пряди, легонько давит на прохладные рога. Такие красивые. Лазурь кажется притягательной, умиротворящей, водить по ней пальцами — само удовольствие. Дань Хэн расслабляется, лениво кусает. — Ну всё, слезь с меня, — Келус тычет пальцем в плечо. — Не-а, — лениво отвечает Дань Хэн, нежно прихватывая кожу у ключицы зубами. Снова. Вот же ж! Внезапно прорывается слабый смешок. Нет, ну лежит, прямо как дракон на груде сокровищ. И кусает так же. Был бы хвост, точно бы им довольно помахивал. Келус вновь запускает руку в волосы, щупает чёрные мягкие пряди, бездумно собирает их в неаккуратную растрёпанную косу. Плеча касаются зубы, кусают. Внутри что-то мягко вспыхивает теплом, как распускающийся цветок. Под кожей такое притягательное ощущение. Этот укус оставляет приятный осадок и отличается от всех других. Хоть Келус весьма посредственно их различает, значение этого знает наверняка. Чувственно обнимает за плечи, отвечает на молчаливое признание: — Люблю. Дань Хэн приподнимается, нависает над ним. Коса соскальзывает с плеча, приятно щекоча кожу. Поцелуй. Такой мягкий и чувственный, что совершенно срывает остатки выдержки, и Келус шепчет: — Ты ведь останешься? — Ну куда я денусь? Дань Хэн поглаживает щеку, смотрит с такой щенячьей преданностью, что хочется его обнять. И Келус закрывает глаза, сцепляет руки на его спине, проваливаясь в восхитительное чувство спокойствия. Наконец-то он понимает, куда идёт и зачем. Наконец-то ничего больше неважно. Келус прикрывает глаза, ловит кожей лёгкую прохладу, сквозящую по комнате. Она, словно приятными волнами, окутывает уставшее тело, ползёт по лицу, плечам. Дань Хэн восхитительно прохладный. И от той близости, которая между ними, покалывает кожу. Холод собирается на шее кольцом, и медленно ползёт вниз. По кадыку, к ключицам, расползается по мышцам. Плечи в холоде. И он удивительно странный. Не уютный, но и не противный. Скорее немного неприятный, но настолько чуточку, что глаза слипаются. Под равномерное дыхание Дань Хэна разбиваются последние осколки реальности. Келус почти физически чувствует, как засыпает, пока плечи лижет холод. Разлепить глаза не получается, приходится отдаться ощущениям на полную. — Ты дрожишь? — Дань Хэн приподнимается. Келус не открывает глаза, зарывает пальцы в волосы и лениво отмечает: — Мне хорошо с тобой.***
Байлу перелистывает очередную страницу, в полутьме пытаясь разглядеть текст. Она знает каждое слово наизусть, и может повторить один в один, но всё равно читает. Комнату обволакивает слабая розоватая дымка. Она медленно просачивается сквозь пальцы, оседая неприятным тёрпким запахом во рту. Байлу закрывает книгу, поднимает голову. Смотрит прямо на шкаф со свитками перед собой. Такой жалкий трюк. На него не купится даже младенец. — Что тебе нужно, Кафка? Сзади доносится смешок. Дымка слегка рассеивается, уступая дорогу женщине. Она медленно шагает, отстукивая каблуками по мраморному полу, садится на край стола, закидывает ногу на ногу и с удовольствием подмечает: — Что, даже не повернёшься лицом к гостям? — Не имеет смысла, — холодно отвечает Байлу. — С чего мне смотреть на преступницу? — Как грубо, — Кафка пропускает смешок. — Мне казалось, что манией величия страдают только лисы. Хэй, я пришла поговорить с госпожой первой видьядхара. Байлу бьёт хвостом о пол так сильно, что дрожат свитки в книжном шкафу. Тишина, последовавшая за оглушительным звуком, наполняет звёздную ночь напряжением. — Я лишь вторая. И никто не смеет называть меня первой. — Хм? — Кафка наклоняет голову, вглядывается в прямую спину Байлу, усмехается. — Вот как. Странная драконья природа. Ты на его месте, ты лучше… — Довольно, — Байлу одним взмахом хвоста прерывает сладкие речи. — Нам это не нужно. В отличие от некоторых, мы не гонимся за пустыми словами и не меряемся силой. Я — вторая. И это моё почётное место. — Забавная драконья душа. Блэйдик, подожди на улице, госпожа Вторая не желает тебя видеть. — Но… — он косится на спокойно лежащий хвост Байлу. — Я сказала: оставь нас, — с нажимом повторяет Кафка. Дверь хлопает. Байлу слышит это, однако не двигается. Всё так же смотрит на свитки, полностью полагаясь лишь на слух. В комнате становится прохладно. Сквозь открытое окно проникает леденящий ночной ветер, но есть в нём примесь странного запаха. Байлу знает, что это. Так пахнут великие перемены. — Повторюсь ещё раз: зачем ты пришла? Кафка пожимает плечами, потягивается и как бы невзначай спрашивает: — Они уже знают? — Возможно. Байлу не требуется уточнения, вопрос сам собой намекает на конкретные души. И так же понимает, что всё это представление затеяли не просто так. Но незванные гости в таком месте и в такое время раздражают, как и непонятность их мотивов. — Как недружелюбно. А я ведь действительно хотела просто поболтать по душам. — Какие цели ты преследуешь, Кафка? — О, никаких. Можешь влезть в мои воспоминания и убедиться. Байлу ухмыляется на бессмысленную попытку. Было бы на что смотреть. Там всё вычищено до блеска и тошнотворной правильности. Кафка прекрасно знает, какое впечатление производят её слова, но нарочно держится в образе. — Это ведь ты вернула ту душу из Зала Забвения. Ты воссоздала это тело. Ты столкнула их нос к носу, инициировала совместное путешествие. И ты же бросила их в ад на Лофу. Думаешь, я поверю в счастливую случайность? — Ба-а-айлу, — сладко тянет имя Кафка, — я всего лишь простой смертный человек, и мне попался идеальный сосуд, не больше. Кажется, ты переоцениваешь мои возможности. Если ищешь виновного, он всё время был под носом. Кафка ласково улыбается, её голос мягкий, проникновенный, почти что гипнотический. Только вот Байлу не различает этого. Она совершенно не восприимчива к сладким речам, вгоняющим в дезориетацию. — Если бы не он, ничего не случилось бы. И мир пошёл по тому сценарию, который ты предрекала. Через два часа Лофу Сяньчжоу должен был пасть. Но… — Кафка продолжает почти что шёпотом, — теперь всё иначе. — Я хочу знать лишь одно: какой эон руководит твоими действиями? — Кто знает? — Этот видьядхара действительно смог подчинить себе теорию вероятности и переписать будущее Вселенной? Или же всё было подстроено заранее? Кафка заливается смехом, спускается со стола. По комнате разносится равномерный стук её каблуков. Байлу слышит, как плавно двигается незваная гостья, но даже не поворачивается. Ей не нужно зрение, чтобы видеть её насквозь. Только вот мотивы покрыты мраком… — Брось, Вторая. Тебе ведь вовсе не нужны ответы. Ты лишь ищешь доказательства его возвращения, не так ли? — Будущее Вселенной катится в пропасть. То, что эта пара воссоединилась может быть началом необратимого. — Но ты ведь рада, что Дань Хэн вернул прошлое. Хоть это и самое глупое, что можно было сделать. Ради любви пойти на такие риски — безумие. — Я тоже так думала. Но в ночь перед ритуалом снова подошла поговорить. Меня поразило, с какой уверенностью он приносил самую большую жертву, на которую только способен видьядхара. С какой незыблемостью верил во взаимные глубокие чувства и в то, что Вселенная станет на его сторону. В тот момент я поняла, что даже без ритуала эти отношения стали частью его души. У них просто не было другого выхода. — Что же, — Кафка нарочито медленно направляется к двери, — я услышала всё, что хотела. Спасибо, Байлу. Она пришла только ради подтверждения чувств? Искала доказательства разделённой жемчужины? Но ведь это было очевидно. Ну что за глупость! Неужели такая мелочь может кого-то волновать? И зачем ей нужна эта информация? — И всё же я не понимаю, кому ты служишь. Кто стоит за всем этим? Кому так хочется разрушить их руками этот мир? У самой двери Кафка останавливается. Раздаётся приглушённый скрип, а за ним мягкий и вкрадчивый голос: — «Лофу погрязло в слепом высокомерии, и это высокомерие станет ключом к его гибели». Не твои ли это слова? За разрушением мира лучше смотреть с первых рядов, не так ли, госпожа видьядхара? Дверь закрывается. Комната погружается в тишину. Байлу нервно хлопает по полу хвостом. Она знала, что этой встречи не избежать, но всё прошло не так, как ожидалось. Сделав последние заметки, задувает свечи. В полной темноте подходит к небольшому подобию алтаря. Долго разглядывает фигурки. — У них был лишь один шанс на миллион исполнить то глупое обещание, но он всё равно с улыбкой сказал: «Мы встретимся вновь… в другом мире». Он до последнего верил, как оказалось, не зря. Я рада, что все жертвы не были напрасными, что их услышали, но… На небольшую доску с фигурами Байлу ставит ещё одну, лежавшую в отдалении. Проводит пальцами по резным волосам, внимательно рассматривает, будто ища любые несоответствия. Вздыхает. — Без вмешательства Луна все эти ритуалы — просто глупая игра. Так кто ответил на их просьбу? Что же ты задумал, — Байлу утирает катящиеся по щекам слёзы, закрывает одной из фигурок глаза ладонью, смотрит с живым интересом, — свергнутое божество?..