Моя тихая гавань

      Тепло.       Безумно тепло и уютно.       Покрепче прижимаясь к тому, от чего исходит комфорт и мягкость, Джеймс постепенно открывает глаза, делая глубокий вдох. Это был первый за несколько дней крепкий сон, в котором не приходилось бежать и спасаться от хозяина леса. Но вчера… Стоп! — М-м-м-м… — потягиваясь, Супамон приподнимает голову, сталкиваясь со спящим и таким спокойным Нэтом. Чуть отодвинувшись, ещё немного сонно, Джеймс с благодарностью смотрит на объективно измотанного Сирапхопа. Вот только насладиться томным чувством влюблённости не получается, так как события вчерашнего вечера начинают чётко мелькать перед глазами. Хотя чётко… это сильно сказано. Джеймс помнит весь день, учитывая, что большую часть он проспал, но отчётливо помнит, как принимал душ, как одевался, как Нэт сушил ему волосы, как они пришли на кухню, как накинул плед, а потом… Паника зазвенела в голове. Ведомый ледяным страхом, что увязался за ним из тёмного леса, Супамон оказался в комнате с котацу, и только теперь он с ужасом и раздражением не понимает, какого чёрта он один куда-то попёрся?! Вместо того, чтобы спрятаться где-то под одеялом в комнате, ну или, на крайний случай, поделиться с Нэтом, пошёл посмотреть, а правда ли за ним увязался несчастный ёкай! Уму непостижимо. Но…       Было ли всё это на самом деле? Вчера, Джеймс помнит ясно, казалось всё настоящим, но теперь, пытаясь вспомнить, создаётся впечатление, что фантазия на фоне паники нарисовала необходимые силуэты. — Выспался?.. — голос Сирапхопа чуть хрипит, а ладонь, лежащая на спине Джеймса, начинает вновь поглаживать его.       Точно. Вчера Нэт нашёл его и на руках понёс в комнату. Джеймс помнит, как они легли на кровать, как его укрыли тёплым одеялом. А ещё он помнит, как жадно и нуждающиеся жался к Нэту, и как сильно и желанно он обнимал его в ответ, пока Супамон не уснул. — Вроде бы да… — Нужно померять температуру.       Нэт аккуратно встаёт, перекладывая Джеймса на подушки, и пока Сирапхоп начинает суетиться по комнате, Супамон замечает, что находится не в своей спальне. Незнакомое помещение, оформленное в похожем стиле, но более нежных тонах, видимо, является комнатой Нэта. — Давай, — Нэт вновь садится рядом, помогая Джеймсу с градусником. — А теперь мы можем поговорить? — убедившись, что Супамону удобно, Нэт подпирает ладонью голову, локтём упираясь но согнутую ногу. Если Джеймс вчера быстро уснул из-за усталости, болезни и стресса, то Нэт, ёшкин кот, уснуть долго не мог. Мысли метались между безумными вариантами от преступника, до демона, что живёт в лесу. Но стараясь не вестись на поводу паники, Нэт пытался не нагнетать себя. Было сложно. Честно, невероятно тяжело. — Можем, — тяжело вздыхает Джеймс, готовясь к долгому и непростому диалогу. Возможно, ему придётся извиниться за то, что он убежал с купален молча, но парень не думает о том, что Нэта сейчас волнует нечто другое. — Что ты видел вчера в окне? Кого? — внешний вид выражает спокойствие, но внутри сердце колотится как бешеное. И это ужасно неприятное чувство, жгучее.       Супамон уже подбирал слова, чтобы более верно истолковать свою позицию по случившемуся, ведь он не настолько уж и виноват, но почему-то Джеймс и не подумал о том, что им придётся обсудить вчерашнее происшествие, оставившее негативное впечатление у них двоих. — Ни…чего… — Джеймс, прошу!.. — Нэт нервно вздрагивает, запуская пальцы в волосы. — Скажи мне… Я должен знать.       Джеймс взволнованно и, почему-то, виновато смотрит на Нэта. Человек, которому всё равно, человек, который сам решил отказаться от всего, не может так выглядеть. Глаза отражают всё чувства, что таятся в сердце, и стоит Джеймсу взглянуть в глаза Нэта, обида начинает таять. Просто… столько боли и волнение, но с тем же нежности и нужды отражаются в карих глазах, что всё остальное, негативное, кажется таким несущественным. — Мне просто показалось, Нэт, — вздыхает Джеймс, прежде всего, пытаясь убедить себя. — Я не могу сказать тебе, что видел, поскольку сам не знаю… — он смотрит на брюнета так искренне и откровенно, но по Сирапхопу сразу видно, что такой ответ его нисколько не удовлетворяет. Но суть ещё и в том, что Джеймсу тоже тяжело говорить об этом. Знаете, там, психологическая травма, потрясение, шок — всё подобное, можно было бы походить два месяца, а может, и три к психологу, но тут всё намного проще. Вот перед тобой человек, олицетворяющий безопасность, комфорт, тепло, любовь. Просто озвучь.       Нэт забирается на постель, беря Супамона за руку, а заодно и забирает градусник. Тридцать шесть и девять — самая низкая за все эти дни. Несомненно хорошая новость. — Чуть позже выпьешь ещё таблетки, а пока расскажи мне.       Нэту тревожно. Если не за психологическое состояние Джеймса, так за их безопасность. В конце концов, если кто-то или что-то бродит возле дома, то Сирапхопу необходимо это знать. На острове люди живут набожные, верующие, а трагичная история древней Окиношимы каждому жителю известна. — В лесу, — тяжело вздыхает Джеймс, плавно переплетая свои пальцы с пальцами брюнета, — я… Я не помню, как я туда попал, — глядя прямо в глаза Нэта, ища в них поддержку и понимания. — Но когда бродил там, то сквозь завывания ветра я начал слышать, — нервно смеясь, — вымученные, тяжёлые стоны. Как ты мне и говорил… Он ходит там, бродит, ужасно страдая.       Губы Нэта судорожно дёргаются в подобие улыбки. Страшно ли такое слушать? Да. Верит ли он в подобные вещи? Не знает. — Я не думал. Ни о чём уже не думал. Просто хотел немного отдохнуть… Ещё и ноготь сорвал, — снова смеётся Джеймс, показывая перебинтованный палец, всё это время тянущий и поднывающий. — Я сел возле дерева какого-то… — чуть хмурится Джеймс, опуская задумчивый взгляд на их руки. — Очень устал идти, — и снова смотрит на Нэта, который, кажется, даже двинуться боится. — Я помню босые ноги, покрытые расписной тканью, оказавшиеся передо мной. И вчера в окне я снова видел. Силуэт… Того, кому эти босые ноги принадлежат. Но Нэт, — Джеймс спешит отогнать все эти домыслы и ужасы, — я был не в себе. Напуган, у меня был жар… Мне просто показалось…       Нэт лишь коротко покачивает головой, нежно поглаживая тыльную сторону ладони своей рукой. Он мягко, с каким-то сомнением улыбается, о чём-то думая. А Супамон внимательно смотрит за ним, пытаясь уловить хотя бы намёк на ход мысли брюнета, направление, настрой. — …и предали люди своих Богов, и разразили они свой гнев и ярость на Землю. Но Божеству, нашедшему пристанище на острове средь воды, отныне не суждено было вернуться домой, не суждено было обрести покой. Проклятием отравлено чистое и великое сердце, лишённый дома, имени и величия, Божество отныне стало Демоном, в тоске бродящим по землям, которые он когда-то уничтожил. — Это… что?.. — ошарашено спрашивает Джеймс. — Полная версия местной легенды? Так он убил их всех? Да? — сердце быстро забилось. — Говорят, — Нэт с теплом и печалью смотрит на Джеймса, — что люди, которые жили здесь, почитали и поклонялись Божеству, выстроив храм для него на вершине горы. По писаниям, что сохранились с древних времён, этот храм являлся… проводником для Бога в мир людей, — Джеймс весь замер и навострил уши, внимательно слушая полную версию ставшей такой важной историей. — Люди предали Бога, окрасив свои руки в кровь, очернив свои сердца тщеславием, жадностью и смертью. И Бог впал в неистовство, опоясав всю Землю в бедствия, пока самолично казнил каждого жителя этого острова. И после сжёг всю землю и строения, что были тут когда-то. — Они… — Джеймс неуверенно произносит. — Убили человека, которого он полюбил?..       Нэт коротко кивает. — Так написано. В разных источниках, странах, расах свои истории и легенды, но все сходятся на том, что ни Демоническим существам, ни Божественным нельзя любить человека. Разные причины, правила, но… Нельзя, потому что это является гибелью для… — Он обречён страдать только потому, что любил?.. — Потому что любовь его мертва, — поправляет Сирапхоп. — Бог, чьё сердце пронзило проклятие, Бог, что запачкал руки в людской крови, никогда не вернётся в свой храм… На одной из гор стоит новый храм, там сохранены писания, что остались на этом острове. Люди верят в их подлинность, и верят в то, что в лесах бродит Демон, когда-то бывший Богом. Мы часто ходим в храм, чтобы замаливать грехи наших предков, взывая в другим Богам с мольбами о жалости и прощению к нему… — Это несправедливо! — вскрикивает Джеймс. — Что за бред вообще?! Если это всё правда, они должны были сделать всё, чтобы спасти его! Это несправедливо…       Нэт снисходительно усмехается. — Говоришь, возле дерева сел?       Супамон активно кивает, отлично припоминая тот момент. — Но я нашёл тебя возле каменного изваяния, что стоит возле входа в лес с западной стороны горы, — чуть слышно произносит Сирапхоп. — Никак не возле дерева.       Но Джеймс отрицательно качает головой. — Там точно камней не было, Нэт. Одни деревья. Толстые стволы… Высокие и их много. Очень много. — Чудеса, — вздыхает Сирапхоп, нервно облизывая губы. — Даже не знаю, как реагировать на такое. — А представляешь, как мне страшно? — хрипит в усмешке Супамон. — Мы можем сделать вид, что всё это… просто плод страха и усталости? — Отказаться от всех совпадений, вставших в картину, доказывающую подлинность местной легенды? — саркастично уточняет Сирапхоп, но, на самом деле, вовсе не против такого поворота событий. Вязаться с такой чертовщиной — слишком… проблематично. — Да, — уверенно кивает Джеймс, — я не справлюсь ещё и с этим… — уже тише. — Между мной и той девушкой ничего нет.       Как гром среди ясного неба. Джеймса аж передёргивает. — Может, лучше про ёкая?       Но Сирапхоп игнорирует ироничную просьбу, решая, наконец-таки, объясниться с Супамоном. — Она испытывает ко мне своеобразный интерес. Пытается… любыми способами получить моё внимание, но это безрезультатно.       От пронзительного взгляда некомфортно. И не сбежишь, и не спрячешься, но что важнее, на сердце становится легче, когда Джеймс слышит эти слова. Ничего нет. Ничего… — Это не моё дело, — как можно равнодушнее отвечает Супамон, смотря на Нэта в ответ. Как можно холоднее, закрытее, чтобы тот не смог ничего понять, чтобы не смог прочитать в его глазах правды. Говорить о чём угодно, но не о них… Страшно, непонятно, ведь озвучено уже было столько… — Джеймс, — Нэт машет головой, беря вторую руку в свою ладонь, но Супамон стремится избавиться от этого контакта. Это лишнее. Это ни к чему. — Послушай меня… — Мы уже поговорили, — строго произносит Джеймс, возбуждённо смотря на брюнета. Его не прельщает перспектива вновь услышать слова об их несовместимости, но в более вежливом виде. — Зачем повторять? — Ты всё неправильно понял… — Нет, Нэт, — перебивает его Джеймс, сейчас, как никогда, уверенный в собственных словах. — Это не важно, понимаешь. Куча лирики и нежности этого не упростит. Суть одна — мы друг другу не подходим. — Я так не считаю! — Нэт, — раздражённо цокает Джеймс, выдёргивая руки из ладоней Нэта. Таких приятных, надёжных… А-а-а-а! — Что ты ещё хочешь от меня? Ты сам сказал, что между нами ничего не может быть. Так? — Так. — Тогда к чему этот разговор? Стоп, — останавливает он парня жестом. — Я вспылил, был на эмоциях, признаю. Прости меня, что создал такую опасную ситуацию. Но теперь, когда я в порядке, за что тебе спасибо, давай не будем вновь всё портить и усложнять. По крайней мере, теперь мы можем попробовать находиться в нейтральных отношениях.       В такие моменты сердце Джеймса привычно покрывается оборонительной коркой льда, но потом, несомненно, оно будет ныть и маяться. Ведь чувства никуда не денутся. — Я не хочу тебя отпускать… — полушёпотом произносит Нэт, прикрывая глаза. Он же тоже человек, и выводы, к которым он приходит, также на чём-то основываются. Джеймсу может это казаться жестокостью и издевательством, но это не так. Эти слова приятным шлейфом касаются Джеймса, но он не знает, что ответить. — Давай мы поговорим чуть позже, — голос Нэта дрожит, хотя парень и пытается это скрыть, а вот Джеймс, заметив это, удивлённо смотрит на брюнета. Казалось бы, что Сирапхопу плевать на всё, что не касается семьи, но вот оно как… — Как ты окончательно поправишься, — Нэт бегает взглядом из стороны в сторону, и это такая безумно редкая картина, когда Джеймс уверенно смотрит на брюнета, а тот не находит в себе сил поднять глаза. — Мы с тобой спокойно поговорим. — Хорошо…       А ведь обещал себе, что не поддастся влиянию этого хама! Зачем Нэт вновь разжигает в нём надежду. — На, — усмехается Сирапхоп, протягивая Джеймсу салфетку, — у тебя из носа течёт.       Вспыхнув, Джеймс, цокая, вырывает из рук парня салфетку, начиная сморкаться. — Я есть хочу… — Конечно, — с облегчением вздыхает Нэт, вставая с постели. — Пойдём? — и тянет руку Супамону. Посмотрев сначала на парня, затем на ладонь, Джеймс коротко кивает, запихивая грязную салфетку в руку Нэта. Тот нервно усмехается, закатывая глаза, а Джеймс сам поднимается, невинно смотря на парня. — Пойдём.       Ощущая привычный прилив задористой неги, Джеймс нежно улыбается, поднимаясь по лестнице. Как бы было хорошо, заключи его Нэт в объятия, прошепчи слова о любви, позволь он остаться рядом… Как бы было здорово, если бы Джеймс получил возможность остаться рядом с Нэтом навсегда.       А с каким аппетитом Супамон уплетает пищу, что приготовил для него Нэт! Ни рисинки, ни овоща, ни кусочка рыбы не оставляет, как хомяк, набивая щёки. За столько дней он не на шутку оголодал, а тут ещё Нэт сидит напротив, без конца подшучивая над ним, зачем-то фотографируя его. Отшучиваясь в ответ, пытаясь скрыться от вспышки камеры, Супамон вдруг осознаёт столь простую истину: что нравится ему и вот такой простой, чувственный Нэт, и нравится ему Нэт с тараканами, страхами и загонами — любой, потому что Сирапхоп именно такой, и, являясь именно таким человеком, Нэт украл сердце Джеймса.       Из-за плохой погоды, которая никак не улучшается, Нэт и Джеймс оказываются взаперти только наедине. Огромный дом, искристое напряжение и множество недосказанностей. Но зато Супамон чувствует себя лучше. Они с Нэтом к вечеру ближе созваниваются с Аризу-сан — она с Икари-саном там от скуки не страдает, ходит по театрам, ресторанам и прочим культурным досугам. В городе такой метели нет, но на остров вернуться они пока никак не смогут. Нэт рассказывает, что на острове всё более-менее нормально. Три раза в день выезжают машины, чтобы чистить основные дороги, также горят красные огни-ориентиры, чтобы, в случае чего, помочь заблудившемся во вьюге. О случившемся с Джеймсом оба решают не упоминать, хотя Аризу-сан всё же замечает, что парень простужен. — Я напросился погулять, — отшучивается Джеймс, — вот и простыл! — а сам пихает Сирапхопа в бок.       А ещё они позвонили Соре! Ну, вернее, его бабушке, а вот уже она отдала телефон ребёнку. Джеймс искоса наблюдал за сдержанной реакцией Сирапхопа с женщиной — видна была и её скованность, и его напряжение. Джеймс машинально, желая помочь Нэту, начал поглаживать его по спине, в такой простой манере пытаясь дать понять, что он больше не один, что рядом с ним есть человек, способный поддержать его в тяжёлую минуту. Ну а как же рад был Сора! Сколько нежных слов любви он сказал папе, сколько радости было при виде Джеймса — замечательный ребёнок, такой мягкий, такой открытый, внезапно попросился остаться на новый год там. Лицо Нэта надо было видеть — он аж в панике повернулся к Супамону, ища поддержки. Но Джеймс шепнул, что было бы полезно Соре побыть с ними подольше. Как бы это… плохо не звучало, но всё же они уже пожилые люди… Им необходимо это время. Нэт обещался подумать.       На следующий день Джеймс просыпается вообще без температуры. Весь потный, но наконец-то здоровый, он с особым блаженством принимает душ, так как ванну ещё нельзя, ведь только-только жар окончательно спал, а затем, одевшись, довольный и свежий, поднимается к Нэту. Застав того в зале, читающего книгу, Супамон неловко мнётся, прежде чем сесть рядом. — Надо померять… — уже заучено. — Нет её, — перебивает Джеймс, — тридцать шесть и шесть.       Закрыв книгу, Сирапхоп недоверчиво щурится, прикладывая ладонь к чужому лбу. Убедившись, что жара нет, Нэт смягчает взгляд. — Чем хочешь заняться?       Сердце затрепетало. — Ну… Я думал, фильмы посмотреть. Сегодня «Звонки» все части показывать будут, — уголки губ так и подрываются вверх. А чего он сидит тут такой весь расслабленный, такой привлекательный? Казалось бы, всего-то домашние шорты и разношенные свитер, но до чего же сексуально Нэт в них смотрится. — Не хотел мешать тебе.       Брюнет широко улыбается, мягко и тягуче смотря в глаза Супамона. Ой. Похоже, кто-то сейчас в лужицу превратится. Да что за ерунда?! — «Звонки», значит… Можем посмотреть вместе? — склоняет голову Нэт, с ожиданием смотря на Джеймса. — В комнате с котацу, м? Я приготовлю горячие темпура, окономияки. Может, хочешь что-то конкретное? — Это! — кивает Супамон, уже мысленно представляя вкус названных блюд. — А ещё хочу лапшичный бульон с яйцом…       Нэт тепло и умилённо улыбается, протягивая руку к лицу Джеймса. Идя на поводу эмоций, он скользит ребром ладони по чужой щеке, большим пальцев бережно проводя по подбородку. От этих манипуляций у Супамона голова кругом. И как ему злиться? Как ему мириться с отказом? Как?! — Пошли, — внезапно подрывается с места Сирапхоп, — будешь помогать.       Супамон послушно поднимается, странным образом пьянея от растущей томной истомы в груди. Сердце вновь широко раскрывается, выпуская неизмеримое количество трепетных чувств, принимая взаимность в ответ. Если Нэт не влюблён в Джеймса, то Джеймс тогда отказывается признавать, что Земля круглая. Может быть, причина в Соре? Сложно, наверное, растить ребёнка в нетрадиционной семье… Люди бы не поняли.       Отмахиваясь от душных мыслей, Джеймс решает сосредоточиться на каждой секунде, что они с Нэтом проводят вместе. У них ещё впереди полно времени, в которое можно вписать размышления, тяжёлые решение и непростые моменты — сейчас же, когда всё хорошо, когда настолько всё замечательно, нужно быть полнейшим психом, чтобы всё это испортить.       Как настоящая женатая парочка, Нэт и Джеймс вместе хозяйничают на кухне. Без конца подшучивая друг над другом, оба, в какой-то степени, признают странное родственное тепло, которое исходит от души каждого — их тянет друг к другу, словно магнитом, они настолько гармоничны, настолько слаженны, что чувство комфорта буквально обволакивает каждый дюйм в этом доме. Супамон даже устанавливает камеру на столе, подперев смартфон солонкой, сообщая «зрителям», что это новая серия их кулинарного блога, и сегодня они продемонстрируют им приготовление «самой замечательной лапши с яйцом в бульоне».       Нэт никогда не был с Джеймсом так расслаблен, как сегодня. То, что шло постепенно, развиваясь именно в том направлении, от которого он старался сбежать, сегодня Сирапхоп отказывается сопротивляться собственным чувствам. Приняв неверное решение, возможно, немного эгоистичное, Нэт ошибся. И дело не в том, что Джеймс мог погибнуть, да и та ситуация оказалась весьма… щепетильной, дело в том, что Нэту сложно бороться с собственным сердцем. Но в нём, к сожалению не только нежное чувство любви к Джеймсу. Горе и боль потери никуда не исчезли. Это парня и тянет. Это его и страшит.       По просьбе Супамона, Нэт занавешивает окно в комнате. Пусть они и договорились, что всё произошедшее — неудачно стечение обстоятельств, у Джеймса осталась небольшая травма, и смотреть в окна, в принципе, он теперь побаивается. Зато после они преспокойно накрывают стол котацу свежей, горячей пищей, удобно усаживаются под котацу, и начинается великий марафон. Потушив в комнате свет, с аппетитом уплетая такую вкусную еду, парни замечательно проводят этот день и вечер тоже. Они непрерывно смотрят одну часть фильма за другой, отвлекаясь лишь на поход в туалет. Но до чего же смешно реагирует Супамон на каждый шорох.       Вернувшись в комнату, плотно сжимая губы, Супамон забирается под котацу, вытягивая ноги вперёд. На экране как раз начинается весьма напряжённая сцена с убийством, как вдруг Джеймс чувствует тонкое скольжение вдоль линии позвоночника. — А-а! — взвизгивает Супамон, подпрыгивая на месте, а Нэт заливается хохотом, буквально до слёз. — Блять! — злобно смотрит на провокатора парень. — Сирапхоп! — Ха-ха-ха! — но Нэт никак не может успокоиться. — Прости! Ха-ха-ха!       Закатив глаза, раздражённо выдыхая, Супамон демонстративно отодвигается от Нэта как можно дальше, прижав ноги к груди. На самом деле, ему тоже забавно, но нечего так делать! Но Джеймс, вроде бы, уже упоминал, что злиться на брюнета задача не из лёгких. Стоит чужим ладоням скользнуть по талии, а мощной груди прижаться к спине Супамона, тот моментально расслабляется в чужих объятиях, позволяя себе обмякнуть в них. Нэт облокачивается о шкаф, сильнее прижимая к себе Джеймса, и так они лежат, совсем не сосредоточенные на фильме. Каждый из них поглощён моментом близости и чувственности: они словно стали единым целым, и достаточно для этого оказалось самых простых объятий, и рук, что скользят друг по другу.