Как огонь

Легкий мандраж — иначе не бывает. Если перестаешь волноваться, значит, выгорел. Больше всего на свете Кевин боится выгореть. Погаснуть. Перестать упиваться каждым звуком публики, дышащей, как единый организм. Сэми сидит на матах, молчит, даже ногами не болтает. Сэми огонь — не только потому что рыжий, словно языки пламени. Сэми огонь, потому что полыхает в душе, в нем неукротимое желание жить, освещать, согревать. Но сейчас он молчит, и кончики пальцев Кевина мерзнут, сжимаясь на поясах, переброшенных через плечо. – Ты какой-то притихший, – наконец, не выдерживает Кевин. – Я думаю, – отвечает Сэми. Губы Кевина кривятся в ехидной усмешке. – О чем? – спрашивает он, изогнув бровь. – Ты разве умеешь думать? Сэми пропускает подачу. Легко, как увернуться, когда тебя пытаются сбить с ног и повалить на маты. Кевин видел Сэми в лучшей форме и худшей. Он знает, что уворачиваться для него — всё равно что дышать. – Думаю о том, как скоро ты ударишь меня стулом, – улыбается Зейн. Не только губами, но и глазами — всем своим лицом. У него самые яркие глаза на свете, Кевин заметил это ещё тогда, когда выступал под реальной фамилией. Его сердце недоверчиво замирает. – Я люблю тебя, – невозмутимо продолжает Сэми, чуть склонив голову. – Ты мой брат. Он говорит это безмятежно. Со всей любовью, которая есть в его сердце. Кевин знает, что эти слова — не пустой звук. Их дороги навеки переплетены. Их путь — это один путь. Их команда — это не название, а биение двух сердец в унисон. – Для меня ты не брат, – решительно отвечает Кевин. – Почему? – спрашивает Сэми с искренним удивлением. – Потому что братьев не целуют украдкой за кулисами, – бурчит Кевин себе под нос. Сэми заразительно смеется. – Ты никогда не целовал меня украдкой за кулисами, Кевин, – серьезно замечает он. И это настолько досадная оплошность, что Кевин в ту же секунду её исправляет. И загорается. Как пламя. Как Сэми.