Лисий дом

      Капли тёплого дождя отбивали непонятный ритм по деревянной крыше храма. Люди могут радоваться—засуха закончилась также внезапно, как и началась. Жители деревни по несколько раз на дню ходили молиться о плодородии и были услышаны. Ещё недавно ясное голубое небо затянули серые тучи. Мир, кажется, поблек без ярких солнечных лучей.       Чуя, как только услышал хаотичный стук, вышел посмотреть, остановившись на энагаве. Парень застыл, словно не веря, что спустя месяц мучений пошёл самый желанный дождь в этом сезоне. Уголки губ сами приподнялись, а от сердца отлегло. От засухи страдал небольшой огород Накахары, что находится неподалёку от храма. Теперь-то ростки здорово взрастут.       На удивление нет сильного ветра и резкого понижения температуры, что радовало ещё больше. Взгляд голубых глаз скользнул к полу, примечая мягкий рыжий спящий комок. Лисёнок ещё совсем маленький, но уже успевает сбегать от матери. Чуя тихо хихикнул, прикрывая рот краем синей юкаты. Моммо, так назвали лисицу, всегда фыркает, шипит на своё чадо, а потом сидит хвост ему вылизывает. Момоко только и жмётся к матери, потягиваясь.       Лисы спокойно живут в храме. Никто их не выгоняет, а если прихожане чем-то недовольны, то их просто не слушают. Накахара любит каждое животное, что приходит к ним. Он жалеет только об одном—лисы не умеют говорить. Хотя Чуя готов поклясться, что они его понимают без слов. Тем не менее приходится самому придумывать им клички. Нэтсуко—пожилая лисица, что предпочитает обитать внутри храма. Она пришла летом четыре года назад и отказалась уходить, поэтому и получила своё имя. Каждую ночь она считает своим долгом залезть к Накахаре на футом, путаясь в его ногах. Хикару уже родился в храме. Парень ещё никогда не видел таких активных животных. Он словно святился изнутри, заставляя всех улыбаться и играться вместе с ним. Мэдока, что родился вместе с Хикару, являлся его противоположностью. Чаще всего он спит, а если нет, то слоняется по храму, ища новое удобное место для отдыха. Моммо получила своё имя в честь своей страсти к персикам. Раньше любимое лакомство лисица крала со стола, а потом Чуя стал отдельно ей чистить фрукты и приносить. Парень уверен, что Момоко перенимает это. Остальные лисы то приходят, то уходят, но всем им рады.       Накахара не тревожит чуткий сон лисёнка, присаживаясь на краю энагавы. Стойкий запах влаги ударил в нос, заставляя слегка поморщиться. Его ноги не доставали до земли, а болтались в воздухе. Да, Чуя счастлив, что с дождём, что без. Он снова почувствовал себя ребёнком, который радуется каждой мелочи в жизни. Всё такое удивительное, неизведанное и манящее. Накахара не жалеет, что ушёл в храм и вряд ли когда-то пожалеет.       Всё началось пять лет назад. Жители деревни были напуганы из-за глупого слуха о кицунэ—пожирателе. Мол в соседней деревушке нашли мужчину с перегрызенным горлом. Чуя не знал правда это или ложь, ведь никто даже не знает с кого пошёл слух. Парень отмахнулся, не веря, а вот женщина, которой Накахара помогал с хозяйством, всполошилась не на шутку. Она сразу велела парню проверять по три раза нет ли каких-либо щелей и делать обход хотя бы раз за ночь.       Он не знает своих родителей. Коё Озаки приютила мальчика, когда ему было три года. До этого Чуя ничего не помнит. Взамен на еду и образование, он хлопотал по дому. Обременять женщину не хочется, а она только и отмахивалась, говоря, что одна тут совсем зачахнет. Коё-сан рано овдовела, но до конца хранила верность своему супругу, молясь каждую ночь воссоединиться с ним в другой жизни. Накахара тоже за это молился—самое малое, что он мог сделать для неё.       Чуя привык вставать с рассветом и сразу приступать к своим обязанностям. В самом начале дня ему надо к реке-набрать воды на домашние нужды, а потом уже всё остальное. За время прибывание в доме Озаки парень научился тихо ходить, ведь он знал, что женщину часто мучает бессонница и засыпает она только к утру, а сон у неё очень чуткий. Подходя к выходу, парень не кинул даже взгляд на деревянное ведро, просто взял и пошёл дальше.       Накахара изрядно испугался, когда что-то начало шевелится в ведре. Пальцы сами отпустили деревянную рукоятку. Раздался глухой звук стука о землю. Парень стоял, боясь шевелится. Он понимал, что должен поднять ведро и пойти дальше, но тело не слушалось. Удивление только усилилось, когда из ведра показался серый пушистый хвост. Губы Чуи приоткрылись в немом крике, а сам он попятился назад. Соседи наверняка ещё спят, так что даже о помощи просить некого. Да и кто поверит в то, что у ведра вырос хвост.       Существо в ведре перевернулась, высовывая морду. Накахара даже выдохнул, понимая, что это лис. Голубые глаза всё ещё испуганно расширены, но стало намного легче. Животное вылезло из ведра, виляя пушистым хвостом. Он всё ближе и ближе подходил к парню, пока не потёрся о его ноги. Чуя присел рядом с лисом, гладя его. Совсем безобидный.       —Доброе утро, тебя отвести в лес?—задаёт риторический вопрос Накахара, не сводя глаз с довольного животного. Будто надеется, что тот ответит, что да, ему пора вернутся в родной лес. Парень готов поклясться, что его тёмные глаза уж слишком осознано на него смотрят. Лис покрутился вокруг своей оси, демонстрируя себя с разных сторон. Чуя улыбнулся, нашёл его поведение уж очень чудным. Парень аккуратно поднял лиса, кладя того снова в ведро. Надо поспешить, пока кто-то из деревни его не увидел. Сейчас и так все нервничают по поводу кицунэ, даже простого животного испугаются.       Всю дорогу четырехлапый сидел смирно, кажется не шевелясь. До реки путь не такой уж и дальний, но лис высунул язык, видимо, хочет пить. Накахара не знает сколько времени провёл его новый знакомый дома у Озаки, как он туда проник. Наверное, парень просто не доглядел и не плотно закрыл двери. Даже Коё-сан признаваться стыдно. Ещё, что удивляет, парень не подозревал, что ведро для воды настолько большое, что там может поместится взрослое животное.       Ветер неприятно дул в лицо, заставляя убирать волосы за уши. Путь к реке лежит рядом с лесом, куда часто приходят соседи за дровами, так что надо смотреть в обе стороны. Только зайдя в лес, ведро опустилось на землю. Лис выполз из своеобразной клетки, снова подбегая к Накахаре. Шершавый язык оставил пару “поцелуев” на чужой ноге в знак благодарности. Не успел парень опуститься на колени, как животное уже скрылось в тени деревьев. И правда чудной.       Чуя взял ведро и продолжил свой путь. До конца дня мысли о странном лисе не покидали его голову. Ему казалось, что он видит эту серую шёрстку за каждым углом в доме. Коё-сан только подметила рассеянное состояние сожителя, но заострять на этом внимание не стала. В деревне не утихал шум о призрачном кицунэ, что вот-вот придёт и найдёт себе жертву. Правда, нашлись ещё люди, что не верили слухам.       Неделю спустя начался хаос. Один из мужчин заявил, что видел того самого кицунэ ночью в своём доме. Тогда и собралась кучка, что решили истреблять лис, думая, что один из них—кровожадный убийца. У Накахары сердце кровью обливалось, смотря как они шли с луками и катанами в лес. Тогда он и решил сбежать. Конечно, дом Озаки бросать парень не спешил, просто ночью сбегает в лес и вернётся. Дождавшись, когда женщина заснёт, Чуя вышел из дома, накинув чёрную ткань на голову. Рыжие волосы уж больно приметны даже ночью.       Дойти до леса не составило труда. Никого из деревни по пути не встретил, видно страшно им ночью в лес ходить. Парень шёл с целью найти ловушки, что установили недоброжелатели, и обезвредить их. Правда, Накахара уж больно беспечно не взял ничего в качестве источника света. Ночью-то хоть глаз выколи. Бродя по многообразным тропинкам, он вышел на каменную лестницу, что находятся рядом с храмами. Чуя не подозревал, что тут есть храм.       Накахара испуганно вскрикнул, закрывая рот ладонями. Брови вскинуты, рот приоткрыт, а голубые глаза изучает всё до малейшее детали. Огонь просто висел в воздухе, освещая дорогу с стволы деревьев. Кицунэ и правда существует, сомнений нет. Первая мысль—бежать как можно быстрее и не оглядываться, но любопытство не дало это сделать. Хотелось прикоснутся к чему-то ненормальному, к чему-то неземному. Трясясь от страха, Чуя начал подниматься по лестнице. Огонь последовал за ним, словно спутник.       Подниматься трудно: ступеньки неровные, крошащиеся, а идея сбежать всё ещё не покидало его мысли. Ворота-вход в храм—грязные. За ними никто не ухаживал несколько десятков лет так точно. Заброшенный. Территория сама пугающе пустая, несколько деревьев не спасало положение. На ватных ногах Накахара пошёл к главному храму. Огонёк летел поодаль, но не слишком близко.       —Нельзя ходить в лес ночью одному,—Чуя испуганно повернулся, услышав голос за спиной. Низкий, бархатный, мужской. В мысли лезли не самые приятные мысли, что его объявят пропавшим без вести. Может кто-то из деревни? Нет, парень бы узнал голос. Перед ним вырос высокий силуэт. Всё вокруг залил свет, как только огоньков стало больше. Тогда Накахара смог лучше разглядеть незнакомца. Шатен, кареглазый, с повязкой на голове, наглая ухмылка и уши?       Парень боялся пошевелится, не сводя глаз с чужих лисьих ушей. Они двигаются. Чуя хотел закричать, но взявшийся из ниоткуда ком в горле не позволил это сделать. Незнакомец, кажется, не удивлён видеть человека. Карие глаза смотрели с добротой и неким весельем. Накахара перевёл взгляд вниз и снова удивился. Девять длинных пушистых серых хвостов. Кицунэ-кицунэ-кицунэ. Единственное, что крутилось в рыжей голове.       —Ты меня не помнишь?—расстроено произносит шатен, топчась на месте. Он не выглядит опасно, не считая длинных когтей, которыми явно можно вспороть брюхо Чуе. Парень невольно сглотнул, вспоминая, где это он уже успел познакомится с ёкаем. Осознание пришло резко—лис, что прятался в ведре. Голубые глаза снова посмотрели на чужое лицо, не веря. Цвет шерсти идентичен.       —Я... да,—промямлил Накахара, пятясь назад. Парень пытался не робеть, чувствуя, что ему не причинят вреда. Собеседник не давил, давая время принять всё. Дыхание сбилось, а сердце бешено колотилось. Чуя уверен, что был на грани обморока, но цепкие руки кицунэ придержали его. Тактильный контакт—рискованный шаг, ведь первая мысль Накахары—зашипеть, но это же провокация, да?       Сейчас Накахара вспоминает историю с улыбкой на лице, но тогда был готов умереть от страха. Дазай навязался проводить его до выхода, потом заявился в его дом, втёрся в доверие, а в конце предложил вместе жить. Чуя согласился, но при условии того, что они устроят уборку в храме. Здание преобразилось после этого, не отличить от обычного храма. Люди стали посещать его, но думали, что парень живёт там один. Осаму прятался, чтобы опять охоту не открыли. Он, вообще-то, никого не убивал и не знает, кто совершил подобное с мужчиной из другой деревни. Охота закончилась, когда люди поняли, что никакой пользы от неё нет,точнее Чуя посодействовал этому. Рыжеволосый опустился, чувствуя босыми ногами мокрую землю.       Ладони сами потянулись к небу, а ноги пошли вперёд. Тёплые капли попадали на всё, но это не волнует Накахару. Он счастлив стоять под дождём. Казалось, что парень пытается поймать ладонями каждую капельку, качаясь из стороны в сторону. Волосы стали намокать, как и одежда. Синяя юката его любимая, он практически не снимает её. Хотя расстраивает тот факт, что за пять лет Чуя не вырос и всё ещё носит старые вещи, но память важнее.       Капли перестали попадать на лицо, а небо перед глазами заволокло чем-то красным. Повернув голову в сторону, парень заметил Осаму, что всё также любит подкрадываться. Видимо, ему не понравилось, что Накахара стоит под дождём и принёс красный зонт. Рыжеволосый придвинулся ближе, кладя голову на чужое плечо. Широкая ладонь легла на его талию, поглаживая. Чуя смотрел вдаль на лес, что раньше его так пугал, а теперь, как родной дом. Дазай смотрит на него. Не только сейчас, всё время. Просто не может отвести взгляд, словно тот может исчезнуть.       —Если заболеешь, сам виноват,—язвительно добавил шатен, трясь подбородком о рыжую макушку. Парень усмехнулся, накрывая чужую ладонь на своей талии своей. Когти уже не так пугают, правда, они очень не практичны в хозяйстве. Осаму испортил столько одежды по неосторожности, что Накахара не успевает штопать. Он взял его ладонь в свою, крепко сжимая. Теперь и правда это—его дом, ведь один вредный кицунэ его больше не выпустит. Счастливая улыбка снова украсила лицо Чуи. В такие моменты он правда светится, привлекая к себе внимание, только внимание Дазая и так полностью его.       Рыжеволосый выпутался из тёплых объятий, но руку не отпускает. Голубые глаза смотрят ровно в карие, нет, даже янтарные. От них так и исходит тепло, что словно физически окутывает Накахару. Словами объяснить, как он любит Дазая невозможно. Таких слов попросту человечество ещё не придумало, но это и не нужно. Осаму знает это. Было бы неловко, будь чувства не взаимными. Привстав на носочки, пухлые губы Чуи соприкоснулись с бледными, потрескавшимися губами кицунэ. Ничего серьёзного, просто лёгкий поцелуй, потому что тяжело смотреть на красивое лицо любимого и ничего не делать. Осаму хочется зацеловать, обнять, погладить, приласкать. Накахара так и делает.       Вскоре поцелуй переместился на кончик лисьего носа, потом на щёки, подбородок и конечно лоб. Шатен лишь подставлялся под ласки, слегка улыбаясь. Ему нравятся поцелуи, поцелуи от Чуи тем более. Свободная рука парня забралась в копну пушистых тёмных волос, играясь с ними, пропуская сквозь пальцы и накручивая. Затем Накахара отстранился от кицунэ, тяня за собой к храму. Неторопливо, но настойчиво, поворачиваясь спиной. Дазай хмыкнул, не сопротивляясь.       —Да, ты прав, пора домой,—старый храм, полный животных, такой родной, что Чуя готов признаться, что искал это место годами. Близиться ужин, а значит их ждёт куча работы, а потом заслуженный отдых. И поцелуи, без них никак.