Июньская ночь

Это была необычно ясная ночь. Арсений сидел в излюбленном кресле на кухне, смотря в окно то на проезжающие далеко внизу машины, то на желтый круг луны. Было удивительно тихо. Сергей устроился напротив, привычно залипая в своем телефоне. На кухне царил полумрак — Матвиенко всегда выключал верхний свет, предпочитая тусклое освещение боковых светильников. И теперь на его лице мелькали блики от постоянно сменяющихся картинок. Арс тихо вздохнул и снова перевел взгляд на улицу. Он никогда не мог уследить, в какой момент начинал рассматривать друга вместо того, что делал до этого. Стоило на секунду расслабиться и отпустить контроль, как его взгляд неизменно приковывался к Сереже. Это было привычно, хотя порядком раздражало — Арсений любил контролировать все, тем более свой разум и свое тело. Он даже на сцене умудрялся иногда отвлекаться и откровенно залипать на Матвиенко. Вот уж что точно было непростительно для профессионала. Внезапно Сергей шумно кинул телефон на другой конец дивана, на котором сидел, хлопнул себя по коленям и чуть улыбнулся. — Ну что, расскажешь, какой черт тебя покусал в последнее время? Арсений удивленно приподнял брови. — Ты о чем? Матвиенко провел рукой по голове — привычка, появившаяся после того, как он подстригся — и чуть наклонился вперед, упираясь локтями в колени. — Арс, давай серьезно. Ты которые съемки, да и концерты подряд отвратительно ведешь себя с залом. И дело явно не в том, что импровизация тебя достала. — Неправда, — Арсений состроил на лице искреннее возмущение, но он знал, о чем хочет поговорить Сергей, а эту тему он поднимать не хотел ни в каком случае. Устал уже ее перемывать в мысленных диалогах. А еще он прекрасно знал, что обмануть Сережу было не в его силах. Оставалось только надеяться, что тот, как всегда безошибочно поймет, что Арс еще не готов говорить, и оставит его в покое. Но, увы, в этот раз Матвиенко отчего-то решил давить до конца. — Арс, послушай, — начал он своим тихим размеренным голосом. — Я уверен, что ты прекрасно можешь разобраться со всеми личными проблемами сам, но тут уже вопрос, который касается нас всех. Шаст с Позом тоже не слепые, между прочим. И оправдывать твое поведение, которое начало выходить за рамки… — И часто вы меня за спиной обсуждаете? — Арс, — укоризненно посмотрел на него Сергей, и Арсений моментально — впрочем, как и всегда — сдулся. — Да в жопу вас всех. — Вот именно об этом я и хотел поговорить. Ты скоро так зрителей со сцены посылать будешь. Повезет, если не благим матом, стоит им помедлить дольше, чем ты выделил для них времени. — Зато вы любители пообщаться со всеми подряд на посторонние темы. Другие зрители пришли смотреть не на то, как мы берем интервью у всех подряд. — Раньше тебя это так не бесило. — Раньше никто не пытался на сцене строить нам глазки и другие части тела. — Так тебя это раздражает? — удивился Сергей. — И у тебя ничего не случилось, и ты не пытаешься выместить свое раздражение на людях, которые, между прочим, откладывают деньги ради того, чтобы увидеть тебя вживую? — Не только меня, — ответил Арсений и снова посмотрел в окно. Сергей молчал, явно давая ему время подумать. — Ладно, я понял. — Значит, не расскажешь, что тебя тревожит так, что решил это вытащить на сцену? Я думал, у нас только Антоха может из-за плохого настроения завалить игру. И, кстати, он это понимает сразу и берет себя в руки до того, как зрители начинают что-то замечать. — Серег, а с каких пор ты у нас психологом стал? — Лет пятнадцать назад, когда пришел к тебе в ТЦ предлагать работу, — хмыкнул в ответ Матвиенко и удобно развалился на диване. — И не психологом, а другом. Я волнуюсь. Это на тебя не похоже. Арсений закинул ногу на ногу и скрестил руки. Чертов Матвиенко со своими чертовыми глазами, даже в темноте было видно, сколько в них таилось тепла и заботы. И еще эта короткая стрижка, которая делала его более серьезным, просто бесила. Да весь Матвиенко его, честно говоря, бесил. — Уходим в молчанку, значит? — сощурился тот, когда пауза затянулась. Арсений собирался уже ответить что-то более грубое, как Сергей встал, пожал плечами и слегка потянулся. — Ладно. Чай будешь? И весь судорожно наращенный внутри Арсения гнев на себя, на Сергея, на ситуацию в целом, внезапно вышел через край от невозможности просто послать, потому что посылать было уже некого. — Ладно? Просто ладно? А если бы тут сидела девочка с вырезом до жопы, ты бы ее наверняка по коленочке полночи гладил, пока она бы не… — Блять, Арс, так тебя по коленке гладить надо? — Сергей затормозил на полпути и потянулся рукой к его торчащей вверх острой коленке, явно ожидая, что его руку оттолкнут, но Арсений вдруг замер и завороженно наблюдал, как рука Сережи касается его ноги и мягко начинает поглаживать. — Арсюш, что с тобой? — Иди на хуй, — отмер наконец Арсений и резко отдернулся, чуть не покачнув огромное кресло. Но Сергей уже внимательно всматривался в него и, кажется, что-то находил, и это пугало до потери пульса, но в то же время, что-то внутри Арсения трепетало и пело, и хотелось, чтобы все уже закончилось. Хотелось, чтобы это непонятное многолетнее ожидание казни наконец подошло к своему концу, и его отпустило бы. Сердце вдруг забилось где-то в горле, в ушах зазвенело за секунду до того, как Арсений понял, что собирается сделать. А может, так действительно всем будет лучше… Арсений резко дернул Сережу за руку, заставив его покачнуться и почти упасть на себя, но вовремя придержал за плечо, а через секунду накрыл его рот поцелуем. Сначала в голове была блаженная пустота, он только и мог, что осознавать наполнившую его разум какофонию ощущений. Потом он глупо подумал, что правильно представлял, какая колючая у Сережи борода и сладкие губы. Арсений перестал понимать, где он, кто он, были только щекочущие ощущения короткого ежика волос под ладонью, терпкий, с легким оттенком чая аромат, которого всегда было мало, и пухлые, невозможно вкусные губы. Их хотелось целовать, вылизывать часами, но у него было всего пару мгновений до того, как Сережа придет в себя и отдернется. И когда эти мгновения прошли, Сережа стоял уже в несколько шагах от него, отшатнувшийся, он смотрел на Арсения так, будто у него сломался весь мир, и он теперь пытается построить его заново. — Ты… — Сергей провел рукой по голове, задержавшись на том месте, где всего секунду назад была рука Арсения. А потом скривился, закрыв глаза, и проводя ладонью по лицу. — Ну какого хрена, Арс? И вылетел из кухни. Хлопнула дверь в его спальню, тяжелые шаги прогрохотали к окну, и все снова затихло. Арсений слабо улыбнулся. С одной стороны, его колотило, он даже поднял руку, чтобы посмотреть, как сильно она дрожит, а с другой — внутри отчего-то было спокойно. Может, это его тот самый темный час перед рассветом? Конечно, его утро не принесет пения птиц и солнечных лучей, но, может, оно хотя бы наступит. Арсений, на самом деле, очень устал хранить все в себе, плескаться в безответных чувствах, каждый раз смертельно пугаясь, когда Сергей замечал его внимание. Арс никогда не был уверен, когда произойдет что-то, что подорвет их отношения. Когда он сам подорвет их дружбу. Так что, может, это и к лучшему. Правда, искать гостиницу в три часа ночи в Москве — не самое приятное занятие, но он хотя бы сможет найти там выпивку — в доме Сережи не было даже пива для часто бывающих здесь коллег. — Ладно, — тихо сказал он и встал. Пора было зайти в комнату к Сереже, забрать оттуда свои вещи и пойти куда-нибудь, пока его не выставили в более грубой форме. Перед дверью Арс задержался, руки все еще дрожали, и он какое-то время смотрел на свои ходящие ходуном пальцы, поднесенные к ручке, а после, глубоко вздохнув, зашел в спальню. Сергей стоял у окна, сгорбившись и опершись на подоконник. На шум он никак не отреагировал, даже не шелохнулся. — Я пойду, наверное, — тихо произнес Арсений, прислонившись плечом к косяку и смотря на молчаливую спину друга. — Что? Куда? — Сергей явно удивился — он даже повернулся к Арсу, окинув его непонимающим взглядом. — Не знаю, — тот неловко пожал плечами, все еще опираясь на косяк, а потом чуть оттолкнулся и пошел к огромной кровати, чтобы присесть. — В гостиницу. — Зачем? — в глазах и голосе Сергея было столько неподдельного удивления, что Арсений даже улыбнулся. — Ты правда не понимаешь? Обычно, когда Серегу спрашивали что-то подобное, он корчил смешные рожи, будто утрируя ту глупость, на которую намекали. Но сейчас он был настолько серьезным, что Арс почувствовал, как внутри все еще больше сжалось. Вокруг Сережи всегда была будто аура спокойствия и безопасности, вся безумная неудержимая энергия Арсения обычно гармонизировалась, когда он находился рядом. Это было сродни чуду, и необъяснимая природа этого явления сначала поражала Арса, а потом он просто начинал впадать в зависимость. Он правда обожал был рядом с Серегой. Он мог быть собой в той мере, в которой другие ему отказывали — просто не выдерживали его занудство, или безбашенность, или желание встать в пять утра и пойти на пешую прогулку в минус сорок. Сережа в это же время изучал все то же спокойствие и полное принятие. Он был как скала, вокруг которой плескался океан эмоций и энергии Арса. А сейчас в этой скале, кажется, появилась огромная трещина, и весь выстроенный за последние полтора десятка лет мир грозил разрушиться вместе с ней. — Блять, Арс, если хочешь, чтобы я больше понимал, не… — тут Сергей внезапно запнулся и изобразил рукой что-то, что в его вселенной, должно быть, означало поцелуй — Арсений это понял скорее интуитивно, чем логически. — И это все, что ты мне хочешь сказать? У тебя нет желания, ну там, к примеру, — Арсений чувствовал, что снова заводится, — уточнить, что это для меня значит? Или поговорить о том, как мы дальше будем… общаться? Или хотя бы… хотя бы, — голос Арса внезапно сел и заканчивал он, сипя, — ответить, что это значит для тебя. Матвиенко смачно выматерился и снова провел рукой по короткому ежику волос. Он прошелся по комнате вперед-назад, а потом яростно посмотрел на Арсения. — Блять, ну нахуя ты все это начал, Арс? — воскликнул он, в его голосе явно сквозило отчаяние. А потом вдруг на лице проступила решимость. — Я сделаю это один раз, понял? И он внезапно подошел к сидящему на кровати Арсу, мягко обнял его лицо ладонями и сделал то, чего онемевший Арсений не предугадал бы никогда в жизни — мечтал, да, но ни секунды не верил, что Сергей — со всем своим воспитанием и нетерпимостью к геям — может сделать. Сережа решительно наклонился к нему и яростно поцеловал. Жестко, будто вымещая и гнев, и желание, и отчаяние, а потом вдруг отстранился на мгновение, открыл глаза, встретился взглядом с Арсом, мягко улыбнулся и вдруг очень нежно коснулся поцелуями уголков губ Арсения. Так мягко, что по всему телу Арса побежали бесчисленные толпы мурашек, его дыхание сперло и в голове пронеслась только одна мысль: «Еще». Но Сережа уже отстранился и снова подошел к своему подоконнику, мрачно смотреть на летящие внизу машины. Арсений закрыл глаза и улыбнулся. Где-то внутри начала складываться картинка нового мира, его бушующие чувства вновь были укрощены Сережей, но теперь это чувствовалось как-то по-другому. Его сердце почти выпрыгивало из груди, и он был убежден, что его руки все еще танцевали безумный танец, но при этом всем он чувствовал столь поглощающее, всеобъемлющее облегчение, уверенность и принятие, что ему казалось, он познал дзен и воспарил на землей. — Я не смогу, Арс, — вдруг тихо сказал Сережа. — Это все, блять, так неправильно. Арсений открыл глаза, продолжая улыбаться. — Окей. — Я серьезно. Ничего не изменится, — с нажимом произнес Матвиенко. Арс закинул ногу на ногу, опершись на расставленные сзади руки, чуть склонил голову вбок и расплылся в широкой, чуть ехидной улыбке. Сережа не мог выбрать более удачного момента, чтобы обернуться. — Даже не думай, — твердо сказал он, мгновенно считав настроение друга. Арсений чуть поджал нижнюю губу и покачал головой. — Никогда, Сереж. — Я серьезно, Арс. — Я знаю. Матвиенко глубоко вздохнул и махнул на него рукой. Было заметно, как его собственное напряжение таяло, когда он видел такого счастливого Арсения. — Иди ты в жопу. Арсений на это улыбнулся так, что Сережа произнес долгую нецензурную тираду и ушел ставить чайник. Арс, как привязанный, пошел за ним. — Никогда не говори никогда, — промурлыкал себе под нос он. Сережа только вздохнул.