***
Постоянное скопление шприцов и иголок на полу, меняющееся с каждой секундой в расположении не перестает удивлять. «И на том спасибо Чес, что иглы меняешь. Ведь даже при потреблении твоего дерьма в организм не забывай о большом шансе заразится всякой дрянью вроде ВИЧа благодаря «нездоровым иголкам», прошу тебя!»- проговорил единожды под крики родной матери Чеснока Глэм, стараясь привести в чувство недавно позорно ширнувшегося любимого человека. В последнее время стало таким привычным делом всматриваться в чужие глаза и напросто улыбаться как идиоту- первая влюблённость дело такое. Особенно под сигаретный дым вишневого харвеста это вообще потрясающе. Если бы отец увидел его с сигаретой даже, может, торчащей из кармана куртки или на расстоянии километра — был бы расстрелян из револьвера 34 калибра. Ясное дело, первое время ощущать в горле небольшую горечь было непривычно. Но что-то заставило Глэма послушать «Чеснока», и стать никотинозависимым. Благо через его очень худые запястья в вену пока не проходит игла заветным шприцом. Однако, в сознании всё мерещатся необычные воспоминания. Та самая ночная пьяная прогулка, которую, казалось, светловолосый уже давно позабыл. Но интересный факт. В тот день Чес пытался спьяну описать того человека который был ему, кажется, небезразличен. И стоило только Глэму услышать описание похожее на него самого, то моментально впилось ему в голову словно мерцающая неоновая вывеска дешевого борделя. Да бред, мать вашу, чистой воды, что вы несёте?! Себастьян — самый типичный пример «синдрома отличника» и постоянный лидер музыкальной академии в одном лице. Смешно, да? А Чес? Лишь человек, всю свою нелёгкую жизнь следующий железобетонному принципу: «Живи один раз — бери, что захочешь!» Это обстоятельство первое время бесило извечно идеального Глэма. Но стоило всмотреться в измотанного судьбой парнишку, в вечно поникшие глаза, скрытые постоянным счастьем и безумными выходками... Невольно думалось: а правда ли это? Никто не знает. Даже Глэм... Является ли шуткой тот факт, что этот черт тогда прикоснулся губами к его растрепанной макушке?! — А теперь слушай меня внимательно, моя радость. – этот обдолбанный шёпот парнишки, с тёмными волосами и неизменным ёжиком на голове, он узнает даже из семи миллиардов человек, существующих одновременно с ними. — Я знаю о том, что ты сейчас думаешь. Что снова этот мерзкий Чес под кайфом, снова пойдёт искать себе шлюх и шиши на новую дозу. Лишь бы не влюбляться в твои грёбанные ледянные глаза, особенно когда так тепло улыбаешься… Цвета самого спокойного океана - слово «любимый» подчёркивается словно жирным шрифтом в диалоге. Странно ли принимать Чеса как человека... Который, оказывается, не такой, каким виделся раньше. Не тот самый парнишка из музыкальной академии поступивший по чистой случайности и занявший первое место? Не лидер коллектива «Чёзауродынасцене», подаривший свободу блондину, кажется, навсегда? Не тот самый смысл показывать себя настоящего, хоть и в тайне прятав от него кучи царапин от отца? — Хорошо Чес, а теперь включи очень тусклый свет. Ты обязан это увидеть, мною любимый к сожалению как мой отец сказал бы «недостойный жизни», но наркошенька. – свет включатся через пару секунд после просьбы. И как только его отголоски появляются в комнате, виднеются закатанные рукава Себастьяна. И напросто потерянность в глазах смотрящего на… Самые настоящие следы побоев. — Всю жизнь отец воспитывал во мне не только лидера, лучшего как мою сестру. Но и, такое ощущение, что самого настоящего солдата не достойного искренних человеческих чувств. Правда, порой, стоило мне только лечь спать, как в моей комнате мама появлялась с плиткой шоколада в руках, кружкой с чаем. Она глядела тёплыми глазами, одаривала меня самой светлой улыбкой. Она меня принимала. И знала о том, что тот самый парень с которым я познакомился возле помойки... То, ради чего я старался держаться на плаву. Стараюсь... Очень больно всё это было ему говорить, это понятно и самому настоящему дураку, пока первый раз в жизни... Из глаз Глэма идут самые настоящие слёзы. Он не смотрит в сторону Чеса, нет. Он не смеет. Он ведь уже почти мужчина, обязан сохранять честь и отвагу, отказывать себе в таких эмоциях! Но стоит только ощутить на своих пальцах прикосновение чужих, объятия со спины самые крепкие, чистые и родные за всю его, точнее… Их жизнь! Как ощущение времени просто уходит куда подальше. Когда-нибудь они это обсудят, но точно не сегодня. Не сейчас, когда так великолепно спокойно. И по-родному тепло.***
But you’re hiding somewhere in the shadows I can’t see my hands Only my smell power solve that issue And help me get your pants А сейчас Глэм сидел на крыше одного из бараков в до боли знакомом райончике, где прежде жил Чес и судорожно вдыхал дым своего любимого вишневого харвеста. Источником света до сих пор оставался слабый огонек сигареты. Холодрыга была жуткая, а Глэм, по своему обыкновению слишком самоуверенный, накинул на себя лишь легкую кожанку. Кожанку из кожзама, ага. А ноябрь, тем временем, никого не щадит… Вдруг, рядом с ним кто-то смачно плюхнулся, перед этим набросив на продрогшее тело Глэма теплую куртку. Ах-да! Группы больше не существовало, а Чес пару дней назад выписался из наркологички. Казалось, теперь-то наступил счастливый поворотный этап в их жизнях. — Простынешь же, идиотина. – ласково улыбнулся непомерно заботливый Чеснок. — Это ты верно заметил. – своим привычным, хоть и подрагивающим, непринужденным тоном пролепетал Глэм. Парень навалился на до невозможности теплого Чеса и прикрыл глаза. Однако, вскоре сигарета неприятно обожгла бледные пальцы, поэтому он выбросил ее прямиком на землю. Он с минуту глядел на потухший бычок, а затем догадался спросить. — Стоп, а как ты меня нашел? – Глэм достал новую сижку и не мешкая зажег ее. Ядреный запах вишни распространился повсюду, впитываясь и в одежду. Чес на это лишь выхватил из губ, еле успевшего затянуться парня, сигарету и коротко поцеловал его. Затем уже Глэм взял инициативу на себя и углубил поцелуй. Однако-ж, заданный раннее вопрос в воздухе не повис. Чеснок, еще более вдохновлено, чем прежде, просипел: — Дак от тебя за версту этой вишневой дрянью несет. I remembеr how you tasty And I know how sweet your lips No man love you just like I do Let mе in, I want to eat